– Ну и что? – нетерпеливо спросила я.
– А то, что у всех прозвища были женского рода! – возвестила Галина. – Блудов – «Кассандра», Уваров – «Старушка», Жуковский – «Светлана», один Александр Сергеевич – «Сверчок»…
– И это все? – удивилась я. – Ну какая разница, что были за прозвища?
– Они собирались на заседания, заканчивавшиеся попойками…
– Это всем известно. А после часто ездили в… Ну, в общем, к девкам.
– Не только к девкам! – Галина округлила глаза, ну совсем как Надя. – Некоторые там были вовсе не по девочкам!
– Ну просто диву даюсь! – не выдержала я. – Как только род людской не вымер! Бедные светские дамы – такие красавицы, а мужики через одного – голубые. И только Поэт – ну просто луч света. Понятно, почему они прощали ему и невысокий рост, и не слишком привлекательную внешность.
Галка от души рассмеялась:
– Вот почитаешь мои записи и сама решишь!
Время мы провели хорошо. Как выяснилось, мы обе не любим фаст-фуд, и Галя предложила заехать к ней на городскую квартиру.
Хорошая просторная квартира с евроремонтом, длинный широкий коридор, ковровая дорожка по сто баксов за погонный метр была вся усыпана щепками.
– Это еще что? – удивилась я.
Галя недоуменно пожала плечами.
Дверь в комнату Анны Федоровны была распахнута настежь. Кто-то устроил там настоящий погром: от дорогого секретера остались лишь щепки. Та же участь постигла прикроватную тумбочку. Полки платяного шкафа были безжалостно вырваны. Документы, семейные фотографии разбросаны на полу.
– Ничего себе! – выдохнула я.
Галя молчала. Есть такое выражение: глаза как пять копеек. Это когда пять копеек еще были размером больше, чем нынешние металлические десять рублей. Теперь я узнала, что оно обозначает.
В других комнатах беспорядка было меньше. Там тоже проводили обыск, но уже не так… стихийно. С тихим вздохом Галя опустилась прямо на пол. Мне показалось, что у нее просто подкосились ноги.
– Галь, – спросила я, – милицию будем вызывать?
– Ты с ума сошла! Это же папа!
– Андрей?! – Я вспомнила его бурный разговор с Анной Федоровной, его обещание перейти от слов к делу. – Интересно, он нашел письмо?
Галя говорила, что письмо было в секретере. Логично предположить, что Андрей первым делом полез туда. Но зачем тогда было ломать тумбочки? И шкаф? И все остальное?
– Галя, – выдохнула я, – отец его не нашел!
Она растерянно посмотрела на меня:
– Я, наверно, когда копию снимала, бумаги переворошила. Анна Федоровна потом намекала. Вот письмо, видимо, и перепрятала.
– А если он его не нашел, – я стала развивать мысль, – то он помчался на дачу… в таком состоянии… чтобы добиться ответа у Аннушки…
– Поехали! – почти выкрикнула Галина. – Немедленно. Черт знает, что он может еще учинить!
Я огляделась: секретер был явно порублен чем-то острым и тяжелым, вроде топора. Самого орудия нигде видно не было.
– Поехали, – согласилась я. – И как можно быстрее. Только, ради бога, не волнуйся!
Мы бы все равно не успели. А если бы и успели, то что бы мы могли поделать против спятившего от сознания упущенной прибыли здорового рослого мужика?
Галка два раза проскочила на красный свет. Сидя рядом, я набирала на мобильнике поочередно номера то Нади, то Анны Федоровны, но ни одна из них не брала трубку. Это заставляло Галину еще сильнее жать на газ. Как нас только не остановили!
– Галя, успокойся, – твердила я, – он же не психически больной! Все обойдется.
– Ты не представляешь, каким он может быть, – причитала она.
Когда мы ворвались в дом, там царила тишина.
– Все! – У Галки побелели губы.
У меня упало сердце. Я забормотала что-то утешительное, одновременно представляя два окровавленных трупа на дорогом шерстяном ковре.
– Надя! – тихонько позвала я, на всякий случай проверив, не захлопнули ли мы за собой дверь: в случае чего – рванем назад и в машину.
Из кухни показалась Надя. Выглядела она немного бледной.
– А, девочки, это вы… – нетвердым голосом произнесла она.
– Надька! – воскликнула Галина. – Ты жива! Папа приезжал?
– Да, – кивнула Надежда. – Мы с мамой так испугались вначале. Он был вне себя. Не знаю, что бы мы делали, если бы не Карина. Он так орал! Я никогда прежде не видела Андрея в таком состоянии. Только Карина сумела его успокоить.
– Как? – выдохнули мы в один голос.
– Я видела, что он в квартире устроил. Там все порублено, – сообщила я.
– Мы сюда рванули, – добавила Галка. – Я боялась, отец вас убьет.
– Мог, – подтвердила Надя, – но Карина его в кабинет уволокла. После Андрей вышел уже спокойный.
– А теперь где твой муж?
– На работу поехал.
Тогда я подумала, что, наверное, зря так плохо думала о Куляревой. И вдруг поняла, что жутко хочу есть. Мы ведь так и не успели перекусить. По дороге об этом не думали, а теперь желудок так и сводило судорогами. А дома шаром покати. Пока картошки начищу, пока пожарю…
– Надь, сделай мне бутербродик, пожалуйста, – попросила я.
Надя вздрогнула, словно испугалась. Потом кивнула:
– Пошли на кухню… У нас обед есть.
Как я уже говорила, запасы в моем крошечном «ЗИЛе» истощились. Поэтому на следующий день с утра, сразу после ставшего уже традиционным купания, я составила список покупок и отправилась в магазин. На небольшой стояночке было припарковано несколько машин. Мне пришлось протискиваться между здоровенным тускло-серым джипом и ржавыми «Жигулями». А при моих габаритах это не так просто.
У самой двери в магазин я остановилась и обернулась: где-то я уже видела эту махину. Серый джип с большим багажником… Зайдя в магазин, я огляделась: небольшая очередь: мамаша с трехлетним ребенком. Двое рабочих, один из них явно хозяин «Жигулей»… Но никого, кому мог бы принадлежать этот джип, видно не было.
Суп с лапшой – самое простое блюдо. Варишь кусок курицы, отделяешь мясо от костей и добавляешь в кипящий бульон лапшу. Для фигуры не слишком полезно, зато просто и сытно.
Фигурой я похвастаться не могла: талии нет, живот выпирает, ляжки толстые. Я оглядела свое отражение в полированной дверце гардероба: наверное, поверхность искажала изображение, но я показалась себе не такой безобразной, как месяц назад. Самообман, конечно. Если бы на месте дверцы было зеркало, оно бы мне не польстило.
В доме из-за постоянно моросящих дождей стало сыро. Нужно было бы протопить печку, а мне было лень. Надо будет купить обогреватель. Пока же решила вышибить клин клином: раскрыла окна пошире и оставила дверь нараспашку. Одно дело – застоявшийся запах подпревающего дерева, другое – свежий, хоть и влажный аромат листвы.
Выйдя в сад, я разложила на столе распечатки двух статей, которые всучила мне Галя, ее же «экспертизу» и принялась читать. Галка старательно собрала все материалы об окружении Шарля-Луи и его любовника Жоржа. Странная выходила история: никому эта злосчастная дуэль не была нужна, кроме самого Поэта. Он, единственный, неудержимо стремился к собственной гибели. Что же его влекло? Неужели исключительно неприязнь к «нетрадиционной ориентации»?
Я в юности наивно полагала, что «жопа» – это вполне невинно, чтоб сидеть, а оказалось, совсем для другого дела. Протежировал Дундуку министр просвещения и президент Академии наук. Почему протежировал? А вы еще не поняли?
Действительно, очень хлестко написано. И этот «Дундук» на самом деле был премерзкий тип: он мстил Поэту даже мертвому: запретил студентам увольнение от занятий в день отпевания, преследовал издателя, опубликовавшего некролог…
А вот министр вел себя по-другому: пришел в церковь, простоял все отпевание. Ну конечно, ведь они с Поэтом были близко знакомы: тридцать лет назад оба являлись членами «Арзамаса». Да, эпиграмма его тоже обидела, но не настолько, чтобы сводить счеты с покойником. К тому же они довольно быстро помирились, Поэт даже извинился за чересчур злые эпиграммы.
Это Поэт о своем близком приятеле написал, губернаторе Бессарабии и остром на язык литературном критике, а еще – гомосексуалисте. Поэт хорошо знал о наклонностях своего друга, которые его ничуть не смущали. Он даже ему иногда советовал, кого из дворовых мальчиков легче соблазнить. Вот, например, отрывок из письма: «…Из трех знакомцев годен на употребление в пользу собственно самый меньшой: NB. Он спит в одной комнате с братом Михаилом и трясутся они по ночам немилосердно – из этого вы можете вывести важные заключения, предоставляю их вашей опытности…»
Бедный Поэт! Как он устоял в таком окружении? Подумала я и тут же наткнулась на фразу: «Часто говорят о ревности Поэта. Мне кажется, что тут есть недоразумение. Александр Сергеевич вовсе не ревновал Жоржа к своей жене и не имел к тому повода». Это писал А. В. Трубецкой, приятель и сослуживец Жоржа по Кавалергардскому полку, по общему мнению – малопорядочный тип.
Я еще раз перечитала фразу, сначала решив, что ошиблась. Нет, именно так: не ревновал Жоржа к жене. Не наоборот. Не жену к Жоржу, а именно так.
Ой, что же это делается!
Я отложила распечатку. Надо же! И в голову не могло бы прийти. По тому, как выстроена фраза, было видно, что с русским языком Трубецкой был, мягко говоря, не в ладах. Да и, судя по приведенным в этой же книге отзывам, мразью он был той еще.
В памяти всплыла хрестоматийная сцена: морозный январский день, сани, несчастного Поэта, закутанного в шубу, несут на руках в дом. Красавица жена заламывает руки, шаль соскальзывает на землю, обнажая скульптурные декольтированные плечи. Агония длится несколько дней, и все это время ее не пускают к мужу, якобы чтобы не пугать. Она не хозяйка в собственном доме. Умирающий ни в чем не винит ее и пытается передать эту уверенность окружающим, но все же… Самое меньшее, в чем ее упрекают, – это в преступном легкомыслии. А на самом деле…
– Катька!
Я так и подскочила: ко мне приближалась Карина. Вот уж мне совсем не хотелось, чтобы она увидела, о чем я здесь читаю. Я быстро собрала листы и спрятала их в папочку.
– Насилу тебя нашла. – Она шла быстро и немного запыхалась. – Ну ты и спряталась!
– Да, мой дом вторым рядом, надо через тетю Нюру пройти. Садись, пожалуйста.
Она опустилась на стул.
– А что ты читаешь?
– Да так… Просто статьи. Это по работе, – соврала я. – Чем тебя угостить?
– Ты мне лучше свои хоромы покажи, – попросила Карина.
Я улыбнулась и встала. В дверях мы столкнулись, я сделала шаг назад, освобождая ей дорогу. Коридор у меня узкий, пришлось чуть ли не в стену вжаться. Хорошо хоть, Карина как была тощей, так и осталась.
– А это что будет? – Она сразу же обратила внимание на начатую Володей расчистку.
– Да… это так… – Мне не очень-то хотелось объяснять свои художественные изыскания. – В общем, хочу посмотреть, что там под слоями обоев скрывается. Видишь, нижние как хороши?
– Да, розочки милые, – равнодушно кивнула она, внимательно осматривая мои хоромы. – Тут, значит, кухня. А это твоя комната… Ух ты! – Карина увидела обмотанные нитками скелеты будущих дракончиков. – А это что за кости динозавров?
Эх, ничего-то от нее не скроешь!
– Я подрабатываю тем, что делаю на заказ игрушки. Эксклюзивные. После того как вышел Гарри Поттер, мир помешался на драконах.
– Так это драконы? – взметнула брови Карина.
– Они… Одного я обещала твоей дочке.
– Это обязательно, – кивнула она. – Только я тебе заплачу. Сколько он стоит?
– Вообще-то платить не обязательно, – начала я. – Я просто хочу сделать подарок Верочке…
– Нет, нет, так сколько?
– Ну, это зависит от размера… – Я пожала плечами. – От материала, от фантазии клиента. Тысячи четыре-пять – за небольшого. Не слишком дорого?
Карина рассмеялась:
– Думаю, что смогу себе это позволить.
«Ты или Надя?» – чуть не спросила я, но вовремя сдержалась.
– Чаю попьешь?
Я думала, что она откажется.
– С удовольствием! – заулыбалась Карина. – А можно я посмотрю дракончиков? У тебя есть готовые?
Наверное, я тщеславна, но мне всегда приятно, когда кто-то интересуется моими поделками. Поэтому я встала на табуретку и достала со шкафа альбом с фотографиями. Естественно, тут же мне на голову свалился мешок.
– Он тебе шею не сломал? – деловито поинтересовалась Карина.
– Да нет, он мягкий и нетяжелый, – успокоила я ее, запихивая мешок на место. – Это лоскуты для обтяжки. До них дело еще не скоро дойдет. Сначала зубы, когти… Потом шкура…
– А шкура не из тех лоскутов?
– На шкуру я уже приготовила. – Я кивнула на скомканный бархат. – Вот посмотри альбом. Тут почти все мои достижения.
Карина осталась рассматривать альбом, а я пошла заваривать чай и резать колбасу и сыр. Периодически до меня доносились ее восклицания:
– Ах, какая прелесть! Ух ты, клыкастенький!
Потом она появилась в дверях, оживленная, с порозовевшими щеками. В руках у нее был крошечный зверек: так называемый «браслетный» дракончик.
– Какая прелесть! – Она восхищенно вертела его в руках.
– Это носится на запястье, как браслет, – объяснила я, – видишь, какое у него гибкое тело? Там внутри – крученая проволока. Обкручиваешь вокруг руки, и ты – королева дискотеки!
– Замечательные ты вещи творишь! Прямо художница. – Карина примерила дракона на свою руку, мне немного маловат.
– Спасибо на добром слове. – Я пододвинула ей стул. – Чайник сейчас вскипит.
Карина присела, продолжая играть дракончиком. Казалось, она думала о чем-то постороннем.
– Ну, как поживает конторка? – спросила я – интересно, что у нее на самом деле с тем антикваром?
– Какая конторка? – вздрогнула моя бывшая одноклассница.
– Галя говорила, что вы конторку присматриваете для кабинета и что Артем Сергеевич подобрал что-то подходящее.
– А-а-а… – протянула Карина. – Нет, она не подошла.
И замолчала.
– Наверное, интересно ходить по всяким лавкам, где продают старинную мебель… – не сдавалась я.
Карина подозрительно посмотрела на меня:
– Ты это к чему?
– Просто интересуюсь! Вот, думаю, смогла бы я себе что-нибудь купить.
Я постаралась придать своему лицу самое простодушное выражение. Это было нетрудно: полнота всегда придает физиономии наивное и даже глуповатое выражение.
– Смогла бы, – коротко кивнула Карина, – не слишком старое, не слишком оригинальное и неотреставрированное.
Я разлила чай, пододвинула ей плетеную корзинку с сушками и принялась рассказывать о своем участке.
– Яблоки на них бывают? – Карина посмотрела на ближайшее дерево.
– Вообще-то это слива, – поправила я, – но деревья уже давно не плодоносят.
Разговор у нас явно не клеился. Она то и дело замолкала, задумчиво глядя в сторону. Слегка оживилась, когда спросила ее о Верочке.
– Очаровательный ребенок. Ты так одна ее и растишь? А где отец?
– Лучше б этого папаши вообще не было, – отмахнулась Карина. – Таких, как он, стрелять надо.
– Ты была замужем?
– Была, – скривилась она. – А лучше б не была. Скотина еще та. – Она передернула плечами. – Ненавижу мужиков! Хотя знаешь, жаль, что я сама не мужик.
– А почему так?
Она снова скривилась:
– А… не бери в голову.
– Зачем же ты за него тогда вышла? – поинтересовалась я.
– А зачем тебе? – Она снова насторожилась.
– Ну так… Статистику веду: зачем бабы замуж выходят, – на ходу придумала я.
– И давно ведешь?
– Довольно давно. И все больше убеждаюсь: мало что потеряла, оставшись незамужней.
Карина кивнула, видимо, соглашаясь со мной.
– Я могу себе представить, как оно обычно случается, – стала фантазировать я. – Сначала он красиво ухаживает. А потом прошла любовь, завяли помидоры…
– Да какие там помидоры! Поначалу он был классный деловой партнер. У нас был торгово-закупочный кооператив. Все дела с таможней он вел. Хорошо умел договариваться. Ну а потом, через эти самые договоренности… Оно и пошло-поехало.
– У моей соседки сын таможенник, – неизвестно зачем сообщила я.
– Ну и что? – недоуменно спросила Карина.
– Да нет. Ничего… – Я смутилась. – Просто так сказала. Ты не была с ним знакома?
– Во-первых, таможенных терминалов вокруг Москвы пруд пруди, – сообщила Карина. – А во-вторых, если даже он один из тех, кто пил с моим экс-супругом, то я его и знать не хочу. – Она отодвинула чашку и встала. – Ты извини, мне пора.
– Да, конечно, – поддакнула я, не понимая, чего она вдруг разозлилась.
Карина пошла к выходу. Браслетный дракончик так и остался обвитым вокруг ее запястья.
– Эй, Карина! – окликнула я. – Дракончик. – И указала на него пальцем.
– Ах да, извини. – Она принялась за его длинный витой хвост.
– Да нет, не стоит, – остановила я нежданную гостью. – Возьми его для Веры. Уверена, ей понравится.
Карина смущенно улыбнулась:
– Спасибо. Ты извини, что я так вот ухожу. Просто не выношу разговоров о своем экс-супруге. Всегда начинаю беситься.
Надя навестила меня через несколько дней. Выглядела она ужасно: светлые волосы висели лохмами, лицо опухшее.
– Катя! – с порога заревела она. – Со мной муж разводится!!!
– Вот те на! Ты же говорила, что он успокоился. Даже вроде перед твоей мамой извинился. Опять, что ли, началось?
– Нет, совсем нет. Мама тут ни при чем. Они даже не разговаривают. Она вещи собрала и в Москву уехала. Все спокойно было, а тут Андрей вдруг приходит с работы и говорит: «Нам нужно разойтись».