— Впечатляет! А как удар держит?
— Получше старых, милорд! А если поверх вашего поддоспешника надевать — то еще больше это видно. Мы свинью в этой кольчуге на полном серьезе мечом рубили!
— И?
— Померла, конечно… Но в старой кольчуге такой же боров вообще с первого удара скопытился. Так что, не сомневайтесь, милорд, завтра же всех подмастерьев за работу усажу. Начнем с баронских солдат, потом и за остальных примемся.
Идею амортизирующего поддоспешника я самым нахальным образом скоммуниздил у изобретателей бронежилета «Грань». Довелось мне его в свое время отстреливать. Вот и поговорил с изобретателями… А однажды — так на собственном горбу испытал. Выезжал вот как-то на задержание. В этом самом бронежилете. Я тогда видеокамеру на плече таскал. Была у нас одно время такая вот мода — криминалистов на совместные задержания высылать, чтобы все на видео фиксировали. Так же быстро она и закончилась, ибо толку от этих съемок оказалось немного. А уж когда помимо моего случая еще пара-тройка ребят свое огребла… и вовсе на нет сошла.
В этот же раз, забегая следом за ворвавшимся в здание ОМОНом, я совершено закономерно зевнул уцелевшего бандюка. Закономерно оттого, что здоровенный «Панасоник М7» полностью перекрывал весь обзор справа. А в видоискатель камеры, да еще и в полумраке, ни хрена видно не было. Что уж там подумал бандюган, увидев забегающего с какой-то здоровенной хренью на плече мужика, неизвестно. Но со страху он выпустил по мне остаток магазина. Попал тремя пулями. В грудь. Вот и полетел я кубарем назад. Причем гораздо быстрее, чем входил. Порвал на заднице брюки (новые, блин, только купил!). И все. В смысле что только этим и ограничилось. Бронежилет пули не пробили. Синяк, понятное дело, остался. Поперхал я недельку, на сем это и завершилось. Даже ребра не треснули, что было вообще удивительно. Спецы-конструкторы мне тогда объяснили, что все дело в особой конструкции бронежилета, которая распределяет удар по большей площади, чем это обычно бывает.
Вот и предложил я недавно Ганту наряду с некоторыми мыслями относительно закалки и качественного воронения поверхностей, еще и такой вот поддоспешник сварганить.
И теперь смотрю на результат…
— Ну, что? Могу тебя поздравить, мастер!
Есть с чем! Если все у нас закончится нормально, то ему теперь до конца жизни работы хватит. Подобные вещи тут еще не скоро делать станут. Стало быть, один монополист уже появился. Так сказать, местный Крупп. Ну и ладно, Гант дядька правильный и серьезный. Уважаю таких специалистов.
— Барон видел?
— С утра еще заходил. Бочонок вина прислал, от себя. Сказал, что окажет любую помощь, лишь бы мы скорее работали.
Ну, главнокомандующего понять можно. Лэн далеко не новичок в военном деле и понимает, что значит хороший доспех. Ну, и ладно. Здесь уже и без меня все на мази, пусть кузнецы работают. Помощь им барон окажет, какую потребно, глядишь — и уменьшим свои потери. Хоть на чуток, так и это уже хорошо. Чуток здесь, чуток там… С миру по нитке — нищему на «мерс»! Каждый бы день такие вот новости!
Нетерпеливо ожидаемый нами епископ прибыл через четыре дня.
Заранее предупрежденные охраной, мы все вышли к воротам, чтобы его встретить.
Даже на первый взгляд прибывшему было… старый он, а по местным меркам — так вообще уже патриарх. Судя по тому уважению, которое выказывали при общении с ним епископ и его сослуживцы, авторитет у деда и вовсе заоблачный. На моей памяти так даже и президента не приветствовали. Причем было видно, что это уважение отнюдь не дань возрасту или должности. Формально так они с Эрлихом и вовсе равны. Но… это формально. Насколько я уже успел уяснить, кого-то вроде папы или патриарха тут не имелось. Все серьезные вопросы решало собрание епископов и архиепископов. Но последних было всего трое. И находились они вообще где-то в недосягаемой дали. Да и собраний за всю историю Церкви насчитывалось не так уж и много. Созывы их, даже и по чрезвычайным обстоятельствам, являлись делом весьма хлопотным и долгим. А в этом королевстве самым авторитетным церковным деятелем был как раз наш гость.
Эрлих и прочие служители Церкви подходят под благословение старика. На удивление, он оказывается весьма живым и расторопным. Скупые движения его очень точны и выверены.
Ну, вот и моя очередь подошла.
Вежливо приветствую почтенного гостя. Благословив меня, он неожиданно кладет мне руку на плечо.
— Сын мой… надеюсь, дела твои могут обождать хоть немного?
— Да, ваше преосвященство. Не волки, в лес не убегут.
Он удивленно приподнимает кустистые брови.
— Как это?
Поясняю ему смысл старой пословицы.
Гройнен поджимает губы.
— Да… тот, кто это придумал… явно не относился к образцам трудолюбия.
— Это вы, ваше преосвященство, еще и других таких пословиц не слыхивали! Представляю себе, как бы вы охарактеризовали тогда тот мир, откуда я к вам попал!
— Уж лучше и не пробовать, — соглашается епископ. — Проводишь старика?
— Охотно, ваше преосвященство. Что хотите посмотреть?
— Ну… в тот подвал я сейчас не пойду. Стар я… так сразу на это решиться трудно. Мне надо укрепить свою душу и сердце. А вот поговорить с тобой, сын мой, хотелось давно.
Повелительным жестом он останавливает прочих встречающих, и мы с ним вдвоем неторопливо идем по двору замка.
— Расскажи о себе, — говорит епископ. — Разумеется, я читал то, что мне присылали. Но одно дело — читать чьи-то отчеты и совсем другое — говорить с живым человеком.
— Что же вы хотите обо мне услышать, ваше преосвященство?
— Но ведь ты не упал с небес сразу таким, каким я тебя вижу? Где-то же родился, жил, что-то при этом делал?
— Хм… ну да, это так. Но в моей жизни нет ничего особенного… Служил в армии, воевал, потом ловил убийц и воров… Обычная жизнь.
— Ткни пальцем в любого здешнего крестьянина и убедишься, что он и за всю свою жизнь не только не испытал ничего похожего, но о большинстве таких вещей даже и не слыхивал! Говори, я тебя слушаю…
Свита епископа и все встречающие их лица уже давно ушли в замок. А мы с ним все еще прохаживались по двору. Даже на стену поднялись. Тут уже старик присел на лавку, все-таки возраст давал себя знать. По моему знаку часовой сбегал на кухню и притащил оттуда баклагу с квасом. Опробовав его, Гройнен удовлетворенно кивает — понравилось!
— …ну вот, как-то так все и происходило… — заканчиваю я, наконец, свое повествование. — Утомил я вас такими подробностями, святой отец?
— Не скажи! — неожиданно живо возражает он. — Твоя жизнь… знаешь, это только на первый взгляд неинтересно! Тебе неинтересно, ибо ты ее прожил. А вот для меня, для всех нас! Тут много чего можно полезного понять. Не принципы устройства каких либо машин и механизмов, это хоть и важно, но далеко не самое главное. Вот то, как вы жили… и почему именно так, а не иначе? Тут есть над чем подумать… Многое из того, что ты рассказал, я принять не могу! Даже и мысленно!
— Ну, ваше преосвященство, я тоже здесь не всему был рад!
— Например? — Он вопросительно наклоняет голову набок.
— Да хоть эти ваши порядки относительно розыска преступников! Думаете, приятно сидеть в камере, сознавая то, что ты сидишь тут абсолютно несправедливо?
— Согласен с тобой, неприятно. И очень тяжело.
— Ну, можно подумать, вам самому так приходилось отсиживать!
— Приходилось.
— Да ну?!
— Пять лет.
— Э-э-э…
— Дед нынешнего короля заточил меня в крепость. Официальная причина — участие в заговоре против короны. Твои же Коты меня туда и привезли.
— И Церковь смолчала?!
— Я был тогда молодым человеком. Наследником древнего рода. И позволял себе многие высказывания, которые не нравились королевским чиновникам. Хотя, по правде сказать, заговора не было. Были глупые речи молодых сорванцов, ненужная бравада и фанфаронство… А тогдашний король был жестким и бескомпромиссным властителем. Вот нас всех и упрятали… на некоторое время. Кому-то хватило года.
— А вам?
— Видимо, меня сочли слишком упрямым… Тогда я и пришел к своему служению. Многое осознал и понял…
— И простили своего обидчика?
— Я короновал его внука, теперешнего короля.
— Однако! — чешу затылок. — Вот уж не ожидал! Мне бы ваше терпение… А то вот рублю сплеча, даже и не задумываясь. Наверное, как-то иначе можно…
— Можно. Только надо понимать, когда и как именно.
— И вы понимаете?
— Увы… — разводит руками епископ. — Тоже далеко не всегда.
— Но как же вот так вышло, что вы стали епископом? Я-то думал, что к этому надо всю жизнь идти.
— Так я и сейчас на месте не стою. Учиться, сын мой, никогда не поздно.
— Блин, но не сидя же пять лет в тюряге! Наверное, как-то иначе можно?
— Блин, но не сидя же пять лет в тюряге! Наверное, как-то иначе можно?
— У всех по-разному. Каждый из нас приходит к служению по-своему. Больше половины наших епископов пришли в Церковь уже вполне сложившимися личностями. Да взять хотя бы и молодого барона Ройгена!
— Кого?
— Епископа Эрлиха. Он пришел в Церковь с военной службы. Тогда он был капитаном, причем одним из самых молодых! Мало кому удавалось продвинуться по службе так быстро!
— Так он бывший военный?
— Тяжелая панцирная конница. Командовал там отрядом всадников.
— Ничего себе! Боевой мужик, оказывается!
— Как и половина высших иерархов нашей Церкви. Видишь ли, сын мой, от слова военачальника зависит жизнь его отряда. А от слова священника… иногда зависит гораздо больше. Не только жизни людей! Не научившись подчиняться — не станешь командиром. Не можешь командовать сотней — не берись за тысячу!
Да… под таким углом зрения я на здешних попов как-то и не смотрел. Теперь некоторые непонятные мне ранее вещи становятся более объяснимыми. Ясно теперь, откуда в Церкви появились спецмонахи с их жесткой дисциплиной и иерархией. Хм, а вот воинских подразделений у них нет! Хотя, вполне могу себе представить, какими они были бы!
— Да уж, ваше преосвященство, озадачили вы меня! Не знал я таких вот подробностей!
— Отчего ж не спросил?
— А рассказали бы?
— Ты на одной стороне с нами. Один у нас враг, стало быть, нет причин чего-то от тебя скрывать. Церковь как организация рискует меньше. Не раз уже терпели мы поражения, но всякий раз снова поднимали голову. А у тебя жизнь одна… и не очень-то она легкая и приятная. Есть что терять.
— Спасибо за откровенность, ваше преосвященство. При случае спрошу кого-нибудь. Если увижу что-то непонятное.
— Спрашивай. А сейчас… наверное, надо идти к тем, кто нас давно уже ожидает. Ты прав, сын мой, времени у нас мало, а дел много. Да и к дождю дело идет, лучше уйти под крышу.
— К дождю?
— Посмотри на зубцы «каменной вдовы», видишь — они подернулись дымкой? Значит, скоро будет дождь.
— «Каменная вдова»? Кто это?
— Ты не знаешь? — удивляется Гройнен. — Да вот же она — перед тобой!
Его сухая рука указывает на старую башню.
— Э-м-м… А я и не знал, что у нее есть свое имя!
— Так что же тебе не рассказали об этом прошлые жители зам… прости старика, совсем запамятовал! — Он совершенно по-стариковски качает головой. — Все верно, кому было рассказывать-то?
— И что, рассказ был бы интересным?
— Да как тебе сказать… Про эту башню сложено множество легенд. Как ты думаешь, давно ли она здесь стоит?
— Ну… она старше других построек замка. Лет на пятьдесят, я полагаю.
— На сто.
— Ого!
— Ты заметил, что она отделена от остальных построек?
— Разумеется! Стена и ворота в ней. Даже под землей двери есть.
— И что, все они запираются снаружи?
Опаньки, а вот этого-то я и не усек! Вернее, не совсем так. Увидел, но внимания особого не обратил. А сейчас выходит, что обитатели замка отгораживались от башни? Да… никакого другого объяснения такому расположению запоров просто больше не найти. И эта система затопления коридоров… тоже ведь не просто так придумана, надо полагать.
— Ваше преосвященство, а для чего такие сложности? Башня эта, что, кому-то другому принадлежала? Не хозяину замка?
Епископ встает и начинает спускаться вниз по лестнице.
— Видишь ли… я и сам, признаться, немного об этом знаю. Но башня простояла запечатанной шестьдесят лет! Тогдашний епископ наложил запрет на ее посещение, и надо думать, что у него были для того причины. Были заперты и опечатаны все ворота и двери, перекрыты коридоры, ведущие к ней под землей. Некоторые — так и вовсе засыпали.
— Но почему? Эта башня — отличная оборонительная позиция!
— Знаю. Но на замок никто уже не нападал более ста лет. Те, кто хотел это сделать, отчего-то быстро отказывались от такой мысли. Если успевали до этого дожить.
И неудивительно, если вспомнить про то, что находится в его подвалах. Уж силенок на то, чтобы отвести превратности войны от своего святилища, Молчащие точно не пожалели бы. Скорее всего — и не жалели.
— Так отчего же башня открыта сейчас?
— Предок графа Дарена обратился к епископу с такой просьбой. Прибыл священник, отслужил службу, и печати сняли.
— Ну, вот, видите? Ничего же не произошло!
— Угу. Если не считать того, что это место не рекомендуется посещать женщинам. Она ревнует…
— Да ладно…
— Ни одна из жен графов не могла родить дитя в этом замке. И никакая другая женщина тоже не смогла это сделать. В другом месте — пожалуйста. Те же, кто попробовали, очень об этом пожалели. Принести сюда новорожденного… тут тоже не все понятно. Кто-то считает, что это хорошо, другие говорят обратное.
Так! А вот это — звоночек! И весьма настораживающий! Заходила ли Мирна в башню? Нет. И это я помню совершенно точно! Ей всегда было не по душе это строение. Даже кровать нашу перевернули так, чтобы не видеть башню из окна. Однако же… ей вскоре рожать!
Делюсь с епископом своими сомнениями. Он молчит, только перебирает губами, словно бы что-то читает про себя.
— Даже и не знаю, сын мой. Возможно, имело бы смысл ей куда-то отъехать на это время, как ты сам думаешь? Я не уверен, но… лучше не рисковать. Спроси у нее… у них обеих.
У Мирны? «…у них обеих…»
— Это у башни-то?! Ваше преосвященство, вы серьезно? Это же… колдовство!
Епископ похлопывает меня по ножнам Рунного клинка.
— Это — тоже. Допуская одно, как ты можешь отрицать другое?
— Но Церковь…
— Ты — Серый. Надо ли мне напоминать, что обычные мерки к тебе неприменимы?
— И… как вы к этому отнесетесь?
— Не заметим. Этого достаточно?
Мы пересекаем двор замка, проходим под аркой ворот внутренней стены. Гройнен поднимает голову и, подслеповато прищурившись, оглядывает башню. Вернее — не саму башню, а ее входную дверь.
— Вот… — он протягивает руку. — Видишь, над дверью?
— Плита?
— Это не плита. Глина, ею замазали надпись над дверью. Она вырублена в камне, и кто-то распорядился замазать ее глиной.
— Зачем?
Вместо ответа епископ разводит руками в стороны.
Оглядываюсь по сторонам и вижу обрубок бревна невдалеке. Упираясь руками, подкатываю его к двери и, поставив на торец, прислоняю к стене. Вытаскиваю из ножен Рунный клинок и, встав на бревно, ковыряю острием замазку. То ли я удачно попал, то ли еще что — но вся эта маскировка внезапно осыпается вниз, запорошив мне глаза сухой и мелкой пылью.
Отплевываясь, спрыгиваю на землю и, протирая глаза, отхожу в сторону. Гройнен сидит на камне, с интересом наблюдая за моими действиями.
— Ну, ваше преосвященство, что там?
— Почитай…
— Да не разбираю я… и глаза пылью запорошило.
— «Тот, кто рискнет разбудить „каменную вдову“ будет навеки заключен в ее объятия. Участь сия не минует и всех тех, кто дерзнет быть свидетелем этого события».
— Фигасе, какие тут губернские страсти! И как сие понимать, ваше преосвященство? Разбудить — это как? Стену поцеловать?
— Не знаю. Но, как ты понимаешь, желающих до сих пор не находилось.
— Думаю, что и сейчас их немного будет. Однако ж пост тут дополнительный поставлю! И надпись эту… Пожалуй, зря я ее расковырял. Надо будет сызнова замазать. Ночью, чтобы никто не прочитал.
— Эту башню изучал еще мой предшественник. Если хочешь, я прикажу доставить тебе его записи.
— Буду премного благодарен, ваше преосвященство! И, вы правы, с Мирной поговорю! А что до башни… пускай себе стоит… в одиночестве, как и раньше.
К моему удивлению, встреча Гройнена с сероглазкой прошла очень даже задушевно и без напрягов. Это было тем более удивительно, ибо Мирна впоследствии рассказала мне о том, что он относился к числу наиболее стойких противников целителей и всей их деятельности. Епископ представлял собой наиболее консервативное церковное крыло. Понятно, отчего Эрлих пригласил именно его. Если уж такой консерватор обвенчает Серого и целительницу… многое может поменяться. Так что коллеги сероглазки должны будут ей нехило проставиться!
Отдохнув денек, неугомонный старик полез-таки в подземелье. После этого он совместно с Эрлихом употребил немалую дозу «трупоподъемника». Даже его закаленное сердце с трудом вынесло это зрелище. Отец Варшани, рассказывая о посещении, был краток и серьезен:
— Епископ пообещал сделать все, что от него зависит, чтобы раз и навсегда покончить с Молчащими.
Да, учитывая вес старика в королевстве… такое обещание многого стоило.
Незаметные монашки тихой тенью следовали теперь за сероглазкой, аккуратно фиксируя в памяти все то, что, по их мнению, представляло хоть какой-то интерес. Так мы и обратили внимание на неприметный ранее постоялый двор, расположенный чуть в стороне от дороги к городу.