— Наша галера — только первая ласточка, — важно заверил Кормак угрюмого хозяина таверны, весьма озадаченного странным появлением судна бронзового века. — Речь идет о новом туристическом мероприятии. Отныне каждую неделю сюда будут приходить такие корабли, только еще больших размеров, с полусотней пассажиров на каждом, и все эти люди будут мучиться жаждой. На вашем месте я заготовил бы для них побольше пива и продуктов. Не прогадаете.
Судя по тому, как загорелись глаза кабатчика, когда он слушал перевод Костаса, маниот готов был поверить словам серьезного тучного ирландца.
Глава 8. Дворец царя Нестора
На расписанном мелкой рябью белом песке под водой резко очерченным черным пятном отпечаталась тень «Арго». Подповерхностные волны так бережно гладили дно, что даже стебли умершей морской травы лежали совсем неподвижно сомкнутыми бурыми рядами. И вода была так чиста, что казалось — галера покоится на прозрачной пленке в метре над песчаным грунтом. Идеальное место для очистки корпуса от тонкого покрова водорослей, и я попросил членов команды вооружиться щетками и скребками и прыгать за борт. Весьма довольные таким заданием, они весело плескались в теплой воде, обрабатывая каждый свой участок обшивки.
Белый песок на дне под «Арго» объясняет, почему Гомер называл эти места «Пилос песчаный», и теперь нам известно, что здесь помещался порт старого царя Нестора, третьего в ряду наиболее могущественных правителей, объединившихся для осады Трои. Сейчас мы на время расстанемся с Улиссом, возвращающимся на свой родной остров, ибо как раз ко двору царя Нестора направился сын Улисса, Телемах, за сведениями о пропавшем отце. Исследователи давно определили, что в «Одиссее» соединены по меньшей мере четыре различных, некогда самостоятельных сказа. Это сказ о поисках отца Телемахом, история посещения царем Менелаем Египта, сага о возвращении Улисса в Итаку и эпизоды морского путешествия, известного как «великое странствие» — собственно «Одиссея». Однако я постараюсь показать, что поэма содержит еще и пятый компонент, отражающий фольклор Ионических островов и особо важный для дальнейшего рассказа, поскольку тот описывает наиболее эффектные приключения Улисса.
Соединяя в одном повествовании все эти отдельные нити, Гомер не очень заботился о том, чтобы тщательно загладить стыки, и его явно не смущали противоречия в композиции. Так, посещение Пилоса Телемахом в самом начале «Одиссеи» описано отдельно от странствий Улисса. Это объясняет, почему в поэме не говорится о заходе в Пилос самого Улисса, хотя этот город находился на его пути домой после встречи с кровожадными лестригонами. Посещение Пилоса не вписывалось в сагу о «великом странствии», повествующую о приключениях у рубежей известного микенцам мира.
Нестор вышел из «Пилоса песчаного» на девяноста кораблях, чтобы присоединиться к греческому флоту для участия в войне против Трои, и в «Пилос песчаный» он возвратился, когда кончилась эта война, совершив плавание, безмятежности которого могли позавидовать остальные герои. Ибо царю Нестору очень везло с погодой, как и во всем остальном. Он был богат, почитаем и прожил долгую жизнь. Больше того: обратясь через века к наследию Нестора, археология очень милостиво обошлась с ним.
В полутора часах ходьбы от идиллической серповидной бухты, где бросил якорь «Арго», находятся в горах развалины дворца, образцово раскопанные со скрупулезным соблюдением правил «новой археологии», которая отнеслась к памяти Нестора куда милосерднее, чем «старые» археологи, так безжалостно разрушавшие саму Трою. Правда, и Пилос едва не постигла та же участь. Еще до того, как заняться Троей, Шлиман присматривался к местности вокруг песчаного залива, ища обитель Нестора, и четырнадцать лет спустя энергичный немец снова прибыл сюда, влекомый догадкой, что где-то здесь помещалась резиденция царя. Будь Шлиман малость удачливее или потрать он на поиск чуть больше дней, раскопать Пилос, пользуясь опустошительной методикой тех времен, возможно, довелось бы ему, а не спокойному, учтивому американскому профессору, чей отряд в конце концов так тонко и аккуратно выполнил эту работу.
Карл Блеген, замыкающий нашу троицу выдающихся археологов-гомероведов, весьма отличался от своих предшественников — Шлимана и Дерпфельда. Если первым двум был свойствен цветистый и назидательный стиль, то Блеген отличался сдержанностью и немногословием. Тем не менее он еще раз блестяще преуспел в исследовании изображенного Гомером исчезнувшего мира, когда открыл и описал жемчужину дворцовой архитектуры, предоставляющую уникальную возможность проверить точность — и неточности — текста «Одиссеи». Раскопанный Блегеном «дворец Нестора» позволяет нам сверить Гомеровы картины придворной жизни с физическими свидетельствами, добытыми лопатой археолога, и это сопоставление может сказать нам, в какой степени вообще следует доверять данным о странствии Улисса.
Блеген рос в небогатой американской семье и изучал античную литературу под руководством отца, преподававшего латынь и греческий язык в маленьком лютеранском колледже. Став профессором Цинциннатского университета, Карл Блеген, опираясь на финансовую поддержку богатого семейства Тафтов, возглавил третье основательное исследование развалин Трои. Продолжая труд обоих немцев, он применил новую систематическую методику, чтобы разгадать загадку — который из слоев Трои представляет город, опустошенный, по преданию, греками. К тому времени, когда Блеген прибыл на место, объект исследований был так разворочен предыдущими раскопками, что ему пришлось старательно разбирать обломки, критически анализировать объемистые немецкие полевые дневники и подтверждать собственные выводы кропотливым изучением немногих клочков, не тронутых кирками, лопатами и драглайнами предшественников, посчитавших эти участки не заслуживающими внимания. Скрупулезный анализ и щедрое по нашим временам привлечение рабочей силы и снаряжения на средства Тафтов позволили Блегену, как говорилось выше, внести поправки в выводы Дерпфельда, выявив более сложный комплекс слоев Трои. В итоге он заявил, что столицей царя Приама был относительно невзрачный город, известный теперь среди археологов под названием Трои VIIa. Это заключение, тщательно документированное и изложенное в сдержанных тонах, получило широкое признание среди коллег Блегена и сохраняет силу по сей день, потеснив версию Дерпфельда, будто город, описанный у Гомера, — более впечатляющая Троя VI.
Однако еще до того, как Блеген завершил свои работы в Трое, его внимание привлекла неувядающая проблема Несторова «Пилоса песчаного». Сдается даже, что эта задача прельщала Блегена куда больше, чем загадки Трои. Его Троянская экспедиция привела к весьма важному для гомероведов, смелому и доказательному пересмотру прежних выводов. Но там он рылся в уже раскопанном другими. «Пилос песчаный», сумей он его обнаружить, явился бы личным триумфом ученого, археологически девственным объектом.
К середине 1930-х годов давно были опознаны и находились в стадии раскопок две царских резиденции — Микены Агамемнона и Спарта Менелая. Оставались неразыгранными два больших приза — «Пилос песчаный» и резиденция Улисса на острове Итака. Поиски обители Улисса успеха не сулили, хотя ее настойчиво искали около ста лет; к тому же и здесь Блеген только шел бы по следам предшественников. Иное дело «Пилос песчаный», ставший своего рода химерой. Можно сказать, что он, по существу, исчез с карты Греции, а вернее, размножился, подобно делящейся клетке, так что звание «подлинного» Пилоса оспаривали три кандидата. Дерпфельд, занимавшийся, как и Шлиман, поисками резиденции Нестора, привязал ее к развалинам примерно посередине западного побережья Пелопоннеса, возле маленького городка Каковатоса. Главным его аргументом было наличие по соседству трех толосов — круглых в плане гробниц. Воззрение Дерпфельда совпадало с часто цитируемым мнением Страбона, чье толкование Гомера, появившееся две тысячи лет назад, стало для ученых чем-то вроде Священного Писания. Второй вариант помещал «Пилос песчаный» еще дальше на север, возле города Элиса, на том основании, что остров Итака расположен гораздо ближе к этому месту; однако оно находится слишком далеко от моря, чтобы признать в нем описанное Гомером приморское поселение. Третий вариант — тот, который уже проверял Шлиман.
Травянистый гребень высокого южного мыса у бухты Оксбелли (так называют серповидный заливчик, где теперь остановился «Арго») казался идеальным местом для древнего города. К тому же местное предание гласило, что именно тут жил Нестор, и одна из здешних пещер носит его имя. Окрыленный надеждой, Шлиман провел в ней раскопки, но нашел только горсть черепков; из них одни были слишком древними, чтобы отнести их ко временам Троянской войны, другие датировались гораздо более поздней порой. А потому Шлиман с присущей ему торопливостью покинул этот объект и поспешил обратно в Трою, чтобы упрочить свою вполне заслуженную славу.
Неразбериха вокруг Гомерова «Пилоса песчаного» возникла из-за столь частых в «Одиссее» противоречий. В начальных песнях Гомер повествует, как Телемаху опостылели осаждавшие дворец Улисса в Итаке женихи Пенелопы, которая двадцатый год блюла верность отсутствующему супругу. Поклонники с соседних островов Ионического архипелага рассчитывали сочетаться брачными узами с богатой вдовой и бессовестно злоупотребляли законами гостеприимства. Ежедневно они помногу часов проводили в доме Улисса, приударяя за служанками и ретиво истребляя дворцовые запасы пиши и напитков. Желая положить конец этому налету саранчи в человеческом облике, Телемах решает отправиться в Пилос и расспросить царя Нестора, что могло приключиться с Улиссом. Галера, на которой плыл Телемах, во всем была подобна нашему «Арго», и на своем двадцативесельном «черном корабле» он прошел все расстояние менее чем за сутки, покинув Итаку после заката и достигнув на другой день Пилоса задолго до прихода темноты.
Согласно Гомеру, Афина, покровительствовавшая Телемаху, «даровала… ветер попутный… зефир, ошумляющий темное море». При благоприятных условиях Телемах за указанное время мог покрыть сотню миль и очутиться вблизи того места, которому отдавал предпочтение Дерпфельд. Но ведь Гомер сообщает, что после беседы с Нестором сын Улисса отправился на колеснице к царю Менелаю в Спарту. На первый участок пути, от «Пилоса песчаного» до города Фера, ушло всего полдня. Фера находился поблизости от нынешнего административного центра Месинии — Каламаты; маловероятно, чтобы расстояние от Дерпфельдова Пилоса до Феры можно было так быстро преодолеть на колеснице. Да и двадцативесельная галера тоже должна была развить небывалую скорость, особенно с учетом опасностей ночного плавания, чтобы за неполные сутки пройти 130 миль до расположенного южнее настоящего Пилоса. Короче говоря, приводимые в «Одиссее» дистанции плохо стыкуются, и со временем что-то явно не так. Лишь одно можно было заключить с уверенностью: дворец Нестора находился где-то на западе Пелопоннеса и недалеко от моря.
Блеген убедил спонсоров, финансировавших его раскопки Трои, выделить средства на поиски Пилоса. В 1927 году он организовал совместную греко-американскую Микенскую экспедицию и направился в Месинию, полагая, что, скорее всего, там мог находиться дворец Нестора. Приступая к полевым исследованиям, Блеген руководствовался весьма простым соображением: в районе бухты Оксбелли, где местное предание помещало цитадель Нестора, обнаружено на редкость много толосов, которые считали гробницами микенских царей. Если здесь так много гробниц, рассуждал Блеген, где-то поблизости должен быть царский дворец, пусть даже Шлиман и Дерпфельд безуспешно искали его. В конце 1920-х и в 1938 годах Карл Блеген вместе с одним своим греческим коллегой, Константином Куруниотесом, несколько раз наведывался в эти места, опрашивая любителей старины и крестьян, случайно находивших древние изделия. К 1939 году поиск сосредоточился на трех наиболее вероятных точках. Самой многообещающей был гребень расположенной в трех милях от бухты Оксбелли невысокой горы Эпано-Энглианос. Среди оливковой рощи исследователи обратили внимание на груды торчащих из земли обломков древних строений. Но вот незадача: кругом не было видно следов каких-либо укреплений, что никак не вязалось с известными до тех пор местоположениями дворцов. Ничего похожего на толстые стены, защищавшие Микены, или на оборонительные сооружения Трои. Вершина окруженной низкими холмами Эпано-Энглианос была совершенно открытой — приятный уголок сельской природы с красивым видом на бухту. И когда отряд Блегена весной 1939 года приступил к раскопкам, главной заботой было не повредить оливковые деревья среди мирного буколического ландшафта.
Вопрос о компенсации землевладельцу еще не был решен, и археологи постарались проложить первый разведочный шурф в обход деревьев. Им повезло: они сразу вышли на дворец Нестора, притом на помещение, которое назвали «Архивным залом». Пожалуй, это была важнейшая находка всей экспедиции. В первый же день, 4 апреля 1939 года, Блеген и его люди раскопали пять образцов дворцовых бухгалтерских книг — глиняные плитки с микенскими текстами, выполненными линейным письмом Б. Расшифровка этих текстов изменила все бытовавшие представления о придворной жизни во времена Улисса. Систематическое изучение находок Блегена пришлось отложить до конца Второй мировой войны, зато, когда его провели, выявилось подлинное устройство общества, которое Гомер, отделенный от описанных им событий шестью веками, пытался изобразить, пользуясь дошедшими до него рассказами. Плитки с линейным письмом Б из «Пилоса песчаного» явились источником подлинных сведений о мире Улисса; в этом смысле профессор из Цинциннати и его коллеги узнали о царе Несторе больше, чем было известно самому Гомеру.
Примечательно, сколь точно некоторые детали в «Одиссее» совпадали о тем, что выявило великое открытие Блегена. Берег «Пилоса песчаного», к которому пристала двадцативесельная галера Телемаха, — это либо белая дуга песчаного пляжа у нынешней бухты Оксбелли, либо край заиленной лагуны сразу за бухтой. Телемах застал Нестора и его подданных на берегу, когда те приносили черных быков в жертву богу морей Посейдону. На девяти скамьях (опять эта подозрительная цифра) сидело по пятисот человек, и перед каждой скамьей было девять быков. Жертвоприношение только что свершилось, и пилийцы жарили мясо, предвкушая обильную трапезу, когда появился корабль Телемаха и команда, взяв парус на гитовы, ступила на землю. Сын Нестора, Писистрат, встретил странников и пригласил их занять места для почетных гостей. Телемах учтиво объяснил Нестору, что он — сын Улисса и надеется узнать что-нибудь об отце.
Здесь же, на берегу, Нестор поведал Телемаху, что после взятия Трои Менелай и Агамемнон повздорили, греческий флот разделился на две части, а Улисс откололся от всех со своими двенадцатью кораблями, и с тех пор его никто не видел. Корабли самого Нестора, вместе с отрядом царя Менелая, благополучно пересекли просторы Эгейского моря. Нестор затем продолжал путь прямо в Пилос, пользуясь попутным ветром, который ни разу ему не изменил. Он слышал, что отряды с Крита, из Мелибеи и Фессалии также благополучно вернулись домой. Что же до Агамемнона, то он по возвращении в Микены был убит возлюбленным своей жены, а царь Менелай — с ним Нестор расстался у мыса Сунион — был настигнут у Малеи бурей, отбросившей половину его кораблей к Криту. Остальные суда пристали к берегу в Египте, и после долгих скитаний «между народов иного языка» Менелай недавно вернулся в свой дворец в Спарте. Возможно, предположил Нестор, Менелай во время своих странствий что-то слышал об Улиссе; и правитель Пилоса посоветовал Телемаху посетить царя Спарты. Для этого он предоставил ему колесницу и назначил в провожатые Писистрата, чтобы тот представил Телемаха Менелаю. Пока же гостю было предложено остаться на ночлег во дворце, ибо, сказал Нестор: «Можно ль, чтоб сын столь великого мужа, чтоб сын Одиссеев выбрал себе корабельную палубу спальней, пока я жив и мои сыновья обитают со мной под одной кровлей, чтоб всех, кто пожалует к нам, угощать дружелюбно?» С этими словами царь пошел «впереди сыновей и зятьев благородных в дом свой, богато украшенный».
Дорога, по которой они шли, очевидно, поднималась по крутым склонам к ровной площадке среди оливковых деревьев, где три тысячи лет спустя Блеген производил свои раскопки. Здесь предшественники Нестора построили дворец, избрав место более безопасное, нежели казавшийся весьма подходящим для царской резиденции мыс, где потерпел неудачу в своих поисках Шлиман. Приведя молодого гостя в свой дом, Нестор вручил ему кубок с выдержанным вином, как говорит Гомер, «чрез одиннадцать лет налитым ключницей, снявшей впервые с заветной той амфоры кровлю». После того «каждый к себе возвратился, о ложе и сне помышляя». Сам Нестор удалился «во внутренний царского дома покой», указав Телемаху «в звонко-пространном покое кровать… прорезную». Встав на другое утро с постели, царь сел на белой мраморной скамье перед высокой дверью дворца, где происходил дневной прием. Вызвав своих шестерых сыновей, он послал одного из них на берег за членами команда Телемаха. Другому сыну царь сказал, чтобы он отправился в поле и велел пастуху пригнать ко дворцу телку. Третий сын должен был сходить за золотых дел мастером Лаэркосом, чтобы тот пришел со своим инструментом и оковал золотом рога телки, предназначенной для жертвоприношения. Тем временем придворным надлежало приготовить все для пира — принести дрова и воду, расставить стулья.
Все это, по словам Гомера, было быстро исполнено. Явился золотых дел мастер с молотом, наковальней и клещами «драгоценной отделки». Получив от Нестора золотой слиток из царской сокровищницы, Лаэркос расплющил его и оковал рога. Один из сыновей царя, Аретос, вынес из дома короб с ячменем, телку вывели туда, где с топором наготове стоял еще один сын Нестора, Фрасимед; Персей держал в руках чашу, чтобы собрать в нее жертвенную кровь. Телку осыпали ячменем и, прочтя молитву, зарезали. Разделав тушу, часть мяса бросили в огонь, остальное поджарили на вертелах и съели.