Набрав известный каждому номер милиции, Зинаида торопливо сообщила:
– По адресу такому-то происходит разбойное нападение на квартиру! С применением огнестрельного оружия, отравляющих газов, взрывчатых веществ и специально обученных боевых собак!
Сообщение произвело на дежурного сильное впечатление, и он отправил на вызов усиленный наряд.
После этого Зинаида вызвала пожарных и аварийку.
Правда, в аварийной службе к ее вызову отнеслись с прохладцей и не обещали ничего раньше понедельника.
Первыми, через пять минут, появились пожарные.
Огромная красная машина подкатила, завывая сиреной, остановилась перед подъездом, из нее вышли несколько рослых мужчин в жаропрочных доспехах и размотали длинный брезентовый шланг. Затем двое из них – самые рослые и жаропрочные – отправились на разведку.
Еще через минуту подъехали две скромные машины с милицейскими мигалками. Из них высыпали бравые парни в бронежилетах и тоже втянулись в подъезд.
Тем временем вернулись пожарные и сказали, что квартира и так залита водой, так что их помощь не требуется. Весь дружный коллектив пожарного расчета, смотав шланг, погрузился в красную машину, но пока никуда не уезжал, ожидая распоряжений от своего непосредственного начальства.
Тут подъехала машина аварийной службы, которую никто не ждал. Двое мрачных мужиков в засаленных комбинезонах сообщили, ни к кому не обращаясь, что у них девяносто вызовов и приехали они сюда только по доброте душевной. Не обращая ни малейшего внимания на пожарных и милицию, они вошли в подъезд, спустились в подвал, отключили во всем доме воду и отопление и уехали, пообещав вернуться на следующей неделе.
Пока возле подъезда происходили все эти волнующие события, усиленный наряд милиции в составе восьми человек медленно и планомерно поднимался по лестнице, скрытно перебегая с площадки на площадку и принимая все необходимые меры предосторожности.
Когда первый из милиционеров поднялся до третьего этажа и увидел поле боя, ситуация там выглядела следующим образом.
Тощий сутулый тип явно криминального вида подпрыгивал на одной ноге, безуспешно пытаясь оторвать от другой маленькую злобную собачонку. Собачонка намертво сжала челюсти и висела на ноге бандита, как озабоченный пассажир висит на поручне переполненного пригородного автобуса.
Подозрительный человек в коротком черном пальто, без бакенбард и в треснувших черных очках, пытался увернуться от полной приземистой тетки с малиновыми волосами, лупившей его хозяйственной сумкой. На полу боролись еще два персонажа – один здоровенный, толстый, с маленькой бритой головой, и один в таком же черном пальто и таких же черных очках, как и тип, отбивавшийся от малинововолосой тетки. Только вместо отсутствующих бакенбард у него был один полуотклеившийся ус.
Оценив обстановку и сообразив, что серьезного сопротивления никто им сейчас не окажет, передовой милиционер подал знак своим коллегам и бросился вперед с грозным криком:
– Всем стоять! Лечь на пол! Руки вверх! Руки за голову!
Хотя это звучало несколько противоречиво, большинство участников потасовки замерло. Большинство, но не все.
Дворняжка Тоша, не испытывая никакого почтения перед правоохранительными органами, продолжала грызть ногу сутулого бандита. И Тошина хозяйка, бравая пенсионерка Марья Тихоновна, в пылу сражения, не раздумывая, обернулась и приложила ближайшего милиционера по голове своей сумкой.
В сумке у нее было полтора килограмма свеклы, кило морковки и шесть килограммов картофеля. Поэтому милиционер, получив такой удар, беззвучно рухнул на лестничную площадку.
Его коллеги подтянулись к месту происшествия и первым делом, естественно, скрутили агрессивную Марью Тихоновну, как личность, напавшую на милиционера при исполнении. Песик Тоша, увидев угрожающую хозяйке опасность, выплюнул ногу сутулого бандита и вцепился в конечность ближайшего милиционера.
Через несколько минут ситуация стабилизировалась.
На Марью Тихоновну, как на самого опасного из правонарушителей, надели наручники. Тошу завернули в байковое одеяло, из свертка доносился его приглушенный яростный лай. Все остальные участники побоища стояли с поднятыми руками.
Впрочем, человек с потерянными бакенбардами что-то шепнул на ухо старшему наряда, капитану Сверчкову. Капитан залез во внутренний карман черного пальто, достал оттуда какое-то удостоверение, почесал в затылке и отпустил обоих людей в черном.
– А кто это такие? – вполголоса спросил Сверчкова лейтенант Огуречный.
– Черт их знает, – отмахнулся капитан. – Какая-то серьезная контора… я решил, от греха, не связываться…
После этого бравый капитан оглядел задержанных, остановился перед тощим сутулым бандитом и радостно проговорил, словно встретив старого школьного друга:
– Кого я вижу! Это же Константин Заслонов! Он же у нас второй год в розыске! Здорово, Костян!
Костян пробурчал что-то невразумительное и покосился на остервенело гавкающее байковое одеяло.
– А это кто у нас? – капитан повернулся к Марье Тихоновне.
– Соседка я! – всхлипнула та. – Это вы меня по ошибке задержали! Я с Тошенькой из магазина шла, а тут, значит, эти дерутся…
– Из магазина, значит? – капитан насупился, как будто что-то припоминая. – Соседка, значит? А что-то мне ваша личность смутно знакома…
Он обошел Марью Тихоновну сбоку, посмотрел на нее в профиль и радостно воскликнул:
– Опаньки! Это мы хорошо сегодня поработали! Это ведь знаменитая мошенница и аферистка Глафира Оконечная, она же – Машка Костяная Нога, она же – Рыжая Сонька, она же – Люська Клофелинщица, она же – Варька Чемодан, она же…
– Бог с вами, гражданин начальник! – взвыла Марья Тихоновна. – Вы меня с кем-то путаете! Я этих никого не знаю! Ни Соньки этой, ни Глафиры! Только Люську знаю, с пятого этажа… Вы кого угодно спросите! Я всю жизнь в районной поликлинике процедурной сестрой… от начальства четыре благодарности…
– Разберемся! – сурово произнес капитан. – И с поликлиникой, и с благодарностями от начальства! Всех – в отделение!
Через несколько минут из подъезда вывели двух бандитов и Марью Тихоновну в наручниках. Один из бандитов сильно хромал на левую ногу, Марья Тихоновна всхлипывала.
– Это ошибка! – взвыла несчастная пенсионерка, увидев Анну с Зинаидой. – Меня с кем-то перепутали! Это недоразумение! Все непременно разъяснится!
– Ага, ага! – сочувственно закивали подруги. – Непременно разъяснится!
Проводив соседку взглядом, они переглянулись.
– Дыма без огня не бывает, – проговорила Зинаида.
– Твоя правда, Зинаида Михална! – поддержала ее Анна. – Зря у нас никого не арестовывают! Вот так живешь рядом с человеком, каждый, можно сказать, день встречаешься, о погоде говоришь или, допустим, о ценах на сметану и прочие мясопродукты, и в голову не приходит, что это, к примеру, маньяк-убийца. Или, допустим, воровка-домушница с большим стажем.
– Ох, с большим! – вздохнула Зинаида – и тут же спохватилась: – А ведь я ее как-то раз в квартиру к себе впустила! Надо бы вещички проверить – не пропало ли что!
– Проверь, Зинаида Михална, проверь!
– А ведь я ее и раньше подозревала! – проговорила Зинаида со значением. – Я к ней как-то зашла, когда по телевизору «Аншлаг» показывали, а она раз – и на канал «Культура» переключила!
– Да что ты говоришь?! – ужаснулась Анна. – Быть не может!
– Вот чесслово! Потом она, конечно, оправдывалась: мол, там старый фильм показывали, с Раневской…
В машине я клевала носом: ничего не могла с собой поделать, несмотря на две чашки крепкого кофе. Слон припарковался чуть в стороне от моего подъезда, поскольку там наблюдалась невиданная раньше в нашем захолустье активность.
Прямо перед подъездом стояла небольшая толпа соседей и две милицейские машины. Вот из дверей вывели в наручниках какую-то тетку, в которой я с изумлением узнала соседку сверху. Следом здоровенный милиционер тащил завернутую в одеяло собачку – симпатичную дворняжку Тошу, наверное, как свидетеля или как вещественное доказательство? Я высунула голову из окна, хотя Слон настоятельно советовал мне этого не делать, и увидела своих знакомцев – Лимона и Костяна, которых как раз запихивали в машину. И старший мент что-то такое им говорил. Я рассмотрела его довольное лицо и поняла, что Костян с Лимоном с этого времени в надежных руках и свободу они теперь увидят не скоро.
Настроение сразу улучшилось – можно считать, от двоих из четырех я избавилась! Тех двух типов в черном тоже не было видно – то ли успели удрать, то ли сговориться с милицией.
Машины уехали, соседи разошлись, остались только две кумушки, что вечно торчат на лавочке у подъезда.
– Надо идти, – тяжело вздохнув, сказала я, – хоть узнать, что там случилось…
– Я с тобой! – строго сказал Слон. – И не вздумай мне противоречить!
– Надо идти, – тяжело вздохнув, сказала я, – хоть узнать, что там случилось…
– Я с тобой! – строго сказал Слон. – И не вздумай мне противоречить!
Да у меня и в мыслях не было!
Слон запер машину и взял меня под руку. Я сделала беззаботное лицо, и мы двинулись к дому, делая вид, что заняты приятной беседой. Когда мы свернули к дверям подъезда, краем глаза я заметила, что две тетки сидят, поддерживая друг друга и вылупив глаза, причем одна очень похожа на весеннюю лягушку, а вторая – на сову. Точнее, пожалуй, на чучело совы, какое в моей школе стояло на шкафу в кабинете биологии.
– Ду… ик! Евдокия! – наконец очухалась «лягушка». – Это, никак, ты?
– Здрассте, Зинаида Михална! – бодро вскричала я. – И вам, Анна Лукинична, тоже здрассте!
– День добрый! – расплылся в улыбке Слон. – С хорошей погодой вас!
Тетки очухались, отлепились от скамейки и быстренько в два голоса ввели меня в курс дела. Заварушка получилась что надо, однако вызов аварийки и пожарных – пожалуй, уже лишнее. Но я не стала журить вездесущих соседок – они ведь хотели как лучше.
Но действительность превзошла все мои ожидания! Дверь моей квартиры на третьем этаже стояла, аккуратно прислоненная к стене, а пустой проем был затянут полосатой милицейской ленточкой. Из квартиры на площадку натекла лужа грязной воды и теперь потихоньку сочилась по ступенькам вниз.
– Дверь – это имя существительное или прилагательное? – задумчиво спросил Слон. – По классификации Митрофанушки, твоя дверь теперь точно существительная: она сама по себе существует. А вот та, соседская, – прилагательная, поскольку к стенке прилагается.
– Какой еще Митрофанушка? – В голосе моем, помимо воли, прозвучали слезы. – Мне жить негде, а он тут классику цитирует!
Я рванула полосатую ленту и вошла в квартиру. Лучше бы я этого не делала!
Прихожая напоминала пейзаж после битвы. С той только разницей, что пейзажа не было – лишь были какие-то мелкие клочки, обломки и осколки, не поддающиеся определению. Комнате тоже досталось – прихожая у меня два с половиной метра, где уж тут поместиться четырем здоровым мужикам! Один Лимон небось все место занял, и то голова наружу торчала!
В ванную я решила не заходить. После того как отключили воду, там теперь нечего делать. В комнате диван был продран, у стола подломилась ножка, из шкафа была вывалена зачем-то вся одежда, ее истоптали и помяли. Я расстроилась только из-за одежды, поскольку мебель у меня была немудреная и завалящая.
– Не расстраивайся, – Слон погладил меня по плечу, – все уберем, почистим…
– А дверь? – спросила я голосом капризной плаксы. Отчего-то со Слоном мне хотелось разговаривать именно таким тоном.
Слон неторопливо вышел в прихожую, которая теперь совместилась с лестничной площадкой.
– Слушай, а дверь можно на место поставить! – донеслось оттуда. – Но вообще-то, Евдокия, дверь нужно ставить железную, в наше время только так можно быть спокойным за свое имущество!
Какое там имущество, мне бы жизнь свою спасти! Отчего-то стало себя ужасно жалко, и я посидела немножко на диване, пальцами размазывая слезы по щекам. Когда же я явилась в прихожую, оказалось, что Слон уже все там убрал и подтер лужу на лестнице.
По лестнице ползли дорогие соседки. Толстая Зинаида, пыхтя, остановилась на нашей площадке.
– Это кто ж тебя так не любит? – не утерпела Анна. – Кому ты так насолить успела?
– Понятия не имею! – соврала я на голубом глазу. – Наверное, квартирой ошиблись!
– Дуся, у тебя молоток есть? – выглянул Слон. – А отвертка?
Узнав, что ничего у меня нет, он покачал головой и обратился к соседкам с таким же вопросом. И можете себе представить, что две выжиги не поджали губы и не бросились тотчас наутек, а просияли. Тут же выяснилось, что у покойного мужа Анны была куча инструментов, есть там и молоток, и отвертки разные, и гвоздодер, и стамеска, и винтики-шпунтики. Они с Анной ушли наверх, а Зинаида сказала мне весьма одобрительно:
– Хороший парень, хозяйственный! От такого в доме одна польза!
– Угу, – пробурчала я.
– Где он работает-то? – не отставала Зинаида.
– Он-то? – Тут я осознала, что понятия не имею, где Слон работает, где живет и с кем, и вообще, имя-то его я узнала только недавно, и то случайно, а фамилию до сих пор не знаю.
Но Зинаида ожидала ответа.
– Он… на мясокомбинате работает, разделочником! – ляпнула я. – Работа сменная, зато получает прилично!
– Да уж наверно, – оживилась Зинаида, – опять же, при продуктах. Случись что – всегда сыта будешь! Держись за него, девонька, не пропадешь!
Я замешкалась с ответом, потому что говорить вообще-то было нечего. Тут спустился Слон с ящиком инструментов, а приободрившаяся Зинаида заковыляла наверх, сообщить приятельнице волнующую новость про мясокомбинат.
Под стук молотка я тоскливо оглядела руины своей квартиры.
Тут и прежде-то был не рай и не номер пятизвездочного отеля, но хотя бы относительный уют и возможность на несколько часов отгородиться от внешнего мира. Теперь же, после разыгравшегося здесь мамаева побоища, моя квартирка напоминала что-то среднее между филиалом городской свалки и палатой для буйнопомешанных.
Дом, милый дом…
Нет, оставаться здесь нельзя! Тем более что аварийщики отключили воду, и я не могу сделать то, о чем больше всего мечтала со вчерашнего вечера: принять горячий душ…
Я тяжело вздохнула. Оставался один-единственный выход.
Как ни противно было это делать, я достала мобильник и набрала номер своей милой мамочки.
В конце концов, для чего существует мать, если не для того, чтобы дочь могла обратиться к ней в трудную минуту?
Сначала я услышала длинные гудки.
Они длились и длились, и я уже решила, что мамочка отправилась в многочасовой поход по магазинам, забыв телефон дома, и хотела нажать кнопку отбоя, но тут гудки прекратились, и мне ответил до боли знакомый раздраженный голос:
– Ты очень не вовремя! Я в парикмахерской…
Ну да. Я всегда все делаю не вовремя. Не вовремя звоню, не вовремя прихожу… сильно подозреваю: когда я появилась на свет божий, моя мамочка тоже поморщилась и раздраженно проговорила: «Ну как же ты не вовремя!»
И это вполне может быть правдой, поскольку, как я уже говорила, побывав в браке пять раз (или шесть), мамочка упустила возможность немного побыть замужем за моим отцом. Как-то в порыве откровенности она проговорилась, что я была ошибкой ее молодости. Но тут же поправилась, что на ошибках учатся. После моего рождения она больше никогда не совершала подобных ошибок, уж это точно.
Моя милая мамочка находит время для парикмахеров, массажистов, маникюрш, косметологов, тренеров по фитнесу и, разумеется, для мужчин – для многочисленных мужчин, которые могут представлять для нее интерес в настоящем и будущем. Только для единственной дочери времени у нее никогда не хватает.
Такое славное начало разговора разом лишило меня последних остатков оптимизма. Я почувствовала, как голова наливается свинцом. Язык с трудом слушался меня, когда я проговорила:
– Мама, у меня неприятности…
– Что – опять деньги? Но ведь я дала тебе денег только на прошлой неделе! Сколько можно? В конце концов, ты должна как-то устроить свою жизнь! Неужели вокруг тебя совершенно нет приличных мужчин? Я ведь уже научила тебя всему, что требуется, чтобы преуспеть в этой жизни! Что-то ты должна сделать и сама!
Интересно, чему это она меня научила? И когда она успела это сделать, если почти никогда не проводила со мной больше часа! Разве что на собственном блестящем примере показала, как женщина должна устраиваться при помощи мужчин…
– Нет, мама, дело не в деньгах! – прервала я ее «воспитательный» монолог. – Дело в том… можно мне немножко пожить у тебя?
– Что?! – Моя просьба настолько потрясла мамочку, что она на целую минуту лишилась дара речи. Я даже подумала, что нас разъединили. Но наконец она очухалась от моей наглости и снова заговорила: – Знаешь ли, дорогая, всему есть предел! У тебя своя жизнь, и я в нее не вмешиваюсь. Но и у меня может быть своя собственная жизнь, не правда ли? Или ты считаешь, что я уже не имею право на свою жизнь? Ты считаешь, что я свое отжила и мне пора на кладбище?
На такие провокационные заявления я не поддаюсь, поэтому отвечать не стала. Да, впрочем, мамочка, похоже, и не ждала от меня ответа. Ей вполне хватало в качестве собеседника себя самой.
– Так вот, дорогая, – продолжила она после тщательно выверенной паузы, за время которой я должна была полностью оценить всю безграничную наглость своей просьбы. – Так вот, дорогая, я обеспечила тебя жилой площадью и надеялась, что этот вопрос закрыт раз и навсегда…
Как вам это понравится? Она обеспечила меня жилой площадью! Да эта жалкая квартирка, жить в которой может только индийский йог, забывший все земные интересы, привыкший спать на гвоздях и питаться воздухом, эта квартирка с картонными стенами, дырявыми трубами и сквозняками, которые дуют отовсюду, включая сливное отверстие ванны и газовую духовку, так вот, даже эта совершенно непригодная для жизни площадь досталась мне по наследству от какой-то троюродной тетки, которую я в жизни не видела, так что мамочка к этому счастью не имеет никакого отношения.