– Здравствуй, Серафим! – проговорил Сургуч с самого порога.
– Ну, здорово, – отозвался хозяин кабинета, выложив на стол как убедительный аргумент огромные кулаки в перстнях-наколках. – С чем пожаловал? Если на бой – так опоздал, дело уже к концу идет…
– Нет, я по другому делу. – Сургуч положил на стол плоский ключ. – Вещички кое-какие я у тебя оставлял…
– Не ты оставлял, – процедил Серафим, сверля Сургуча маленькими глазками из-под косматых бровей.
– Не я, – согласился Сургуч, – но то, что там лежит, – мое. У меня украли…
– Ну, это меня не касается. – Серафим медленно, тяжело поднялся из-за стола. – Ключ есть – значит, получишь свои вещи!
Он встал из-за стола и вышел из кабинета через другую дверь. Нам он не сказал ни слова, но все послушно двинулись вслед за авторитетом. Мы прошли еще одним коридором и оказались в самой обычной спортивной раздевалке, все стены которой были заставлены металлическими шкафчиками. Серафим подошел к одному из них, вставил ключ в замочную скважину. Дверца распахнулась, и мы увидели большую, битком набитую спортивную сумку.
– Твоя? – спросил Серафим, повернувшись к Сургучу.
– Вроде, моя! – отозвался тот и дернул «молнию».
Сумка открылась, как усмехающийся рот, и все присутствующие увидели, что она полна плотными банковскими пачками.
– Моя! – оживленно проговорил Сургуч, застегивая «молнию».
– Такие деньги хранились в обычной раздевалке?! – изумленно прошептала я.
– Это не обычная раздевалка, – вполголоса отозвался Стасик. – У Серафима надежнее, чем в государственном казначействе!
Сургуч взглядом отдал приказ, и Стасик подхватил сумку с деньгами.
В прежнем порядке мы двинулись к выходу из клуба.
Выйдя на улицу, Евгений Павлович на мгновение задержался.
– Ты что это задумал? – прошипела Маруся, не сводившая с него глаз. – В машину!
– А мне? – спросила я, с надеждой взглянув на Стасика, в котором просматривалось что-то человеческое. Он пожал плечами, показав взглядом на своего шефа.
– Все в машину! – отчеканил Сургуч. – Там разберемся!
Этот ответ мне очень не понравился, но выбора не было. Я подошла к огромному черному джипу. Стасик взялся одной рукой за ручку двери…
И тут же, откуда ни возьмись, на улицу высыпали человек десять в черных комбинезонах, с короткими десантными автоматами.
– Руки за голову! Ноги в стороны! – рявкнул один из них, наведя ствол на Сургуча. – Любое движение расцениваем как сопротивление, стреляем на поражение!
Стасик, закинув руки за голову, вполголоса ругался, пока человек в комбинезоне профессионально обшаривал его одежду. Сургуч держался более сдержанно.
– Кто такие? – сквозь зубы процедил он, скосив глаза на обыскивавших его людей. – Свяжитесь с полковником Сергачевым из управления МВД, он вам разъяснит…
– Боевые пловцы Военно-морского флота никакому твоему Сергачеву не подчиняются! – отозвался человек, стоявший чуть в стороне. Я взглянула на него… и узнала майора Белугина!
– Здрассте! – проговорила я, удивленно моргая.
– Здравствуйте, Дуся! – ответил майор. – Руки можете опустить!
Этот приказ я выполнила с большим удовольствием.
Опустив руки, я покачнулась, похоже, последние силы оставили меня.
Ко мне тут же подскочил один из моих старых знакомых, одинаковых, как близнецы, людей в черном. Сейчас у него не было ни усов, ни бакенбард, поэтому я не узнала, кто он – Дроздов или Голубев. Да мне, честно говоря, это было без разницы. Важно было, что он заботливо подхватил меня под руку, довел до черной «БМВ» и усадил на заднее сиденье. Я только было хотела поблагодарить его за такую неожиданную заботу, как он поднял воротник моей куртки и что-то от него осторожно отцепил. Скосив глаза, я увидела какую-то маленькую темную горошину на его ладони.
– Дроздов, что это вы делаете? Что это за штучка?
– Во-первых, я Голубев. Дроздов на задании в Африке. Во-вторых, я возвращаю СВЧПДД…
– Чего-о?! – обалдев, переспросила я, широко открывая глаза. – Какое еще ПДД?
– Скрытный высокочастотный передатчик дальнего действия, по-простому – «жучок». Казенное устройство, стоит дорого, я за него отвечаю. Должен сегодня же сдать его в техотдел…
– Это вы его мне тогда, на конспиративной квартире, прицепили?!
– Ну, допустим…
Вот почему он тогда полез ко мне обниматься! А я-то удивлялась…
– Так, выходит, все это время вы меня слышали?
– Ну да. А как вы думали, почему мы так своевременно подоспели?
– Значит, вы слышали, как муж Виктории собирался меня пытать?
– Ну да…
– И пальцем не пошевелили, чтобы меня спасти?! – И с этими словами я вцепилась в его волосы. В отличие от усов (или бакенбард?) волосы оказались родными, натуральными.
– Мы бы вмешались! – возопил он, безуспешно пытаясь заслониться локтем. – Если бы возникла непосредственная угроза…
– Ага, значит, пытка – это еще не угроза? – прошипела я и с новыми силами набросилась на него.
– Ну, я смотрю, вы уже подружились? – проговорил, подойдя к нам, майор Белугин.
– Подружились?! – переспросила я, пыхтя от ярости. – Ну уж нет!
– Так точно! – с трудом выговорил Голубев (или Дроздов), пытаясь встать по стойке смирно.
Я выдохлась и опустила руки. А также глаза. И увидела у ног майора ту самую спортивную сумку с миллионами.
– О! – воскликнула я с интересом. – Так эти денежки теперь у вас?
– А ты как думала? – Белугин бережно поставил сумку на сиденье, сел рядом и проговорил: – Ты, Дуся, к этому делу имеешь прямое отношение и уже достаточно много знаешь, так что можешь узнать и остальное. Эти деньги американская фирма «Посейдон», специализирующаяся на подъеме затонувших ценностей, перевела Сургучу за право провести работы по подъему «Вепря». Сургуч сумел убедить американцев в том, что он является весьма влиятельным лицом и обеспечит изыскателям административные ресурсы и полную поддержку властей. А также, что он имеет на руках точные координаты корабля и доказательства того, что ценный груз на месте. Как ты понимаешь, по всем позициям он их надул. Никакого административного ресурса за ним нет, и доказательств получить он тоже не смог. Так что мы взяли дело в свои руки. Как раз по этому вопросу меня и вызывал адмирал. Деньги американцам мы вернем, но от их участия в работе не откажемся: у них большой опыт подобных работ и специальная техника имеется. Конечно, условия теперь будут совсем другими, гораздо более выгодными для нас. В настоящий момент мое начальство обсуждает детали договора с руководством «Посейдона», так что эти деньги появились очень своевременно.
– А как же Леонид Борисович?
– За него не беспокойтесь. Леонид фактически отыскал корабль, провел предварительную разведку, так что его интересы будут учтены. Кроме того, он настоял, чтобы приличные деньги заплатили семьям погибших моряков. Тем, у кого они имелись. Там такие деньги лежат – всем хватит! В общем, можно сказать, дело выходит на финишную прямую. А тебя-то куда подвезти?
– Домой!!!
Леонид Борисович позвонил мне вскоре, как-то утром, и был очень мил. Сказал, что он совершенно закрутился с делами, но обо мне все время помнит и хочет отблагодарить меня за свое спасение. И вообще надо бы побеседовать в спокойной обстановке, так что не соглашусь ли я поужинать с ним сегодня в ресторане? И назвал очень приличный ресторан, куда понимающие люди ходят именно ужинать и проводить время за приятной неторопливой беседой. Я немного помедлила с ответом, и умница Леонид Борисович тут же присовокупил, что, разумеется, он приглашает нас вместе с Родионом – он тоже много сделал для его спасения и вообще очень приятный молодой человек. Очень кстати он это сказал, а то я уж начала думать, что старикан возомнил о себе невесть что – раз он теперь будет обеспеченным человеком, то может возыметь на меня какие-то виды.
Условились на семь вечера, и я занялась приятным делом: стала перебирать свои шмотки. Однако платяной шкаф как-то ничем меня не порадовал. Все, что раньше я выбирала и покупала, руководствуясь собственными вкусами, теперь мне совершенно не нравилось. Очевидно, после всей этой истории я стала совершенно другим человеком. Слон, кстати, утверждает, что все случившееся пошло мне на пользу, я стала гораздо серьезнее и приятнее в общении: меньше хамлю, почти не ругаюсь, бросила курить, не говоря уж о коксе. Этим я, правда, и раньше не слишком-то увлекалась. Если так дальше пойдет, продолжает Слон, отойдя на всякий случай от меня подальше, я научусь готовить грибной суп и картофельные котлеты, стану по утрам делать зарядку и запишусь на курсы макраме при нашем ЖЭКе.
То был такой положительный и молчаливый, а теперь совершенно распоясался и научился говорить гадости!
Я мучительно раздумывала, сидя над ворохом одежды, и тут позвонила Ира, чтобы сообщить мне последние новости.
Я мучительно раздумывала, сидя над ворохом одежды, и тут позвонила Ира, чтобы сообщить мне последние новости.
Димыч улетел на Мальдивы – один. Эта новость, надо сказать, меня нисколько не потрясла. Лизка Веселова примирилась с потерей и уже окучивает какого-то типа из Нефтеюганска, где уж она его подцепила – не говорит. И вообще в нашей бывшей компании никому кавалера не показывает, боится, что отобьют. А кому отбивать-то? Тамарку родители показали наркологу, и он забил тревогу: дескать, у вашей дочери алкоголизм, и уже не в начальной стадии, раз она так круто реагирует на спиртное. Родители всполошились и определили Тамарку в клинику. Надька Булкина доигралась-таки: ревнивый хахаль поймал ее с другим и крепко побил, руку сломал и глаз едва не выбил. Хахаля загребла милиция, а тот, другой, под шумок ускользнул. Надька сама виновата – хахаль ее честно предупреждал: поймает – изувечит, так что еще радоваться надо, что она легко отделалась, все жизненно важные органы в целости остались.
А у нее, Иры, все просто замечательно, потому что приехали Генкины родители, и его мама пришла в полный восторг от порядка в квартире и от Генкиного цветущего вида. Она подарила Ире очень миленький джемперочек и еще много всего, и дала понять, что именно ее хотела бы видеть рядом со своим сыном, потому что все другие девушки неряхи, разгильдяйки и ни на что не годятся.
– А Генка-то к тебе как? – не утерпела я.
– И Генка хорошо, пить бросил и даже – можешь себе представить? – собирается устроиться на работу!
Последнему я не поверила, очевидно, Ира выдает желаемое за действительное. Тем не менее я вполне искренне пожелала ей счастья. Мы отключились, дав друг другу слово непременно встретиться в ближайшее время и поболтать.
Я снова взглянула на кучу одежды и решила пойти в душ, авось в ванной комнате придет в голову что-нибудь дельное.
В ванной я провела достаточно времени, а когда вернулась, в комнате надрывался мобильник.
– О, мам! – Я даже обрадовалась, увидев, кто обо мне вспомнил. – Как поживаешь? Что-то ты давно не звонила…
– Дуся… – раздался на том конце незнакомый хриплый голос. – Дусечка…
– Господи, мама! – До меня с трудом дошло, что голос принадлежит моей матери. – Что случилось?! Ты заболела?!
– Доченька, мне так плохо… – На том конце раздались булькающие звуки, в которых я опознала рыдания.
Телефон едва не выпал у меня из рук, ибо плачущей свою мать я не видела ни разу в жизни.
– Что у тебя болит, мама?! – вскричала я. – Сердце?
– Ох, Дуся, милая, приезжай скорее! – прошептал снова незнакомый, хриплый, не ее голос.
Телефон замолчал. Трясущимися руками я потыкала в кнопки, потом опомнилась – что я делаю? Тяну время? Надо срочно ехать к матери, она же просила – скорее! Может, сразу вызвать «Скорую»?
Я схватилась за телефон, потом отбросила его и кинулась одеваться. Мое собственное сердце билось где-то у горла, когда я пыталась застегнуть куртку.
На площадке отдыхала Зинаида, она вечно таскается по лестнице туда-сюда.
– Что с тобой, Евдокия? – непритворно испугалась она.
– Маме плохо, – помертвевшими губами ответила я, – сейчас туда еду…
Зинаида неожиданно резвой бегемотицей скакнула к лестничному окну, высунулась чуть ли не по пояс и заорала:
– Виталик! Виталик!
Оказалось, ее сын, привезя мать из магазина, еще не успел отъехать и теперь согласился довезти меня до места – Зинаида ему приказала.
В машине я молчала, бросилась к знакомому подъезду, даже не поблагодарив Виталика. Мать долго не открывала, так что я прикидывала уже, кто из соседей дома, чтобы попросить их помочь с дверью. Наконец раздались шаркающие шаги, и дверь распахнулась.
Я окаменела на пороге, потому что в жизни не представляла, что когда-нибудь увижу свою мать в таком виде. На ней был халат – это в два часа дня! Мало того, халат был старым, застиранным и без пуговиц. Сколько себя помню, мать в жизни не ходила в халате, были у нее какие-то полупрозрачные пеньюарчики, либо купальный халатик, белый, с капюшоном. Мать была бледна, не накрашена, что тоже дело немыслимое, неубранные волосы висели безжизненными прядями, но меня поразили ее глаза. В них плескалось самое настоящее страдание. Увидев меня, она заплакала – не напоказ, а тихо и горько. Видно было, что плачет она давно и не получает от слез никакого облегчения.
– Мама! – Я бросилась к ней. – Что у тебя болит? Пойдем, я тебя уложу, вызовем врача!
– Какого врача? – Она отвела мою руку и рассмеялась желчно. – Мне, Дуська, уже никакой врач не поможет!
– Что, все так плохо? – В голове всплыло самое страшное – у нее обнаружили опухоль или какую-нибудь другую неизлечимую болезнь.
Однако рука у матери оказалась достаточно твердой и нисколько не дрожала, так что я не то чтобы успокоилась, но поняла, что в данную минуту срочная медицинская помощь ей не требуется. Я сбросила куртку и потащила мать в спальню. Там был жуткий беспорядок, дико воняло валерианкой, но меня уже ничто не удивляло. Зеркальные дверцы шкафа были распахнуты, вещи вывалены на пол. Я вдохнула спертый воздух и выволокла мать в гостиную.
Там было поприличнее и форточка приоткрыта. Мать внезапно опустилась на диван, словно ноги ее не держали. Я примостилась рядом и обняла ее.
– Что, мама, что? Скажи же, наконец, тебе будет легче!
– Он меня бросил! – ответила она, глядя в угол.
– Кто? – Я сначала не поняла, о чем речь.
– Муж мой, Валерий Степанович, – покорно объяснила она. – Он пришел сегодня под утро и заявил с порога, что уходит к другой, представляешь?
– Что? – До меня наконец дошло, из-за чего сыр-бор. – Ты хочешь сказать, что у тебя нет никакой неизлечимой болезни и что ты в таком виде из-за этого урода, твоего муженька?! Мама, я тебя не узнаю! Ты ли это – женщина, умеющая устроиться в жизни, та, у которой было пять мужей (или шесть)…
– Ох, Дуся, ты не представляешь, что он мне наговорил… – Губы ее задрожали. – Что я – не женщина.
– Ты? – удивилась я. – А кто же ты?
– Старуха. – Мать горько усмехнулась. – Потому что в его представлении женщины после двадцати пяти вообще никто. Что у меня морщины тут и тут…
– Да нет у тебя никаких морщин!
– Что у меня дряблая кожа, от которой его тошнит, и что я никого не могу обмануть своими подтяжками и искусственными зубами! Как будто сам только что не вставлял зубы, я же его и пристроила к Модесту Семеновичу, по знакомству! И еще много всего, уж такие гадости, что и повторить стыдно! – Мать всхлипнула и приникла ко мне.
– Да он просто придурок, твой Валерий Степанович! – возмутилась я. – Назвать тебя старухой! Да ты выглядишь моложе меня!.. Конечно, когда приведешь себя в порядок…
– Да я и старше его всего на три года, – продолжала мать, скорбно опустив уголки губ, – ему сорок, а мне – сорок три… Ну, сорок пять, – поправилась она, поглядев на меня.
«Сорок шесть», – вспомнила я, но решила не уточнять.
– И главное, я сама сколько раз разводилась! – вздыхала мать. – Но мы всегда расставались, как разумные люди, зачем же так-то? Я же его не держала!
– Скотина он! Выбрось его из головы! – Я еще крепче обняла мать.
– Да нет, – она мягко отстранилась, не глядя на меня, – то есть он, конечно, скотина. Но, наверное, он прав и у меня нет больше шансов. Все, поезд ушел…
Мне было ее так жалко – оскорбленную, несчастную, в этом халате без пуговиц.
– Мам, ну хочешь, у меня один знакомый есть, очень здоровый, – я вспомнила про Кирилла, – он твоего Валерия Степановича так отметелит – мало не покажется!
– Что ты! – испугалась мать. – У него там охрана, да и вообще – что толку? Ой, Дуська! – Она неожиданно прижалась ко мне. – Хорошо, что ты у меня есть! Один разумный поступок я в своей жизни совершила – тебя родила! Вот теперь хоть будет мне опора… в старости…
– Глупости! – Я вскочила с дивана. – При чем тут старость? Тебе до нее еще далеко! А хочешь, – меня неожиданно осенило, – я познакомлю тебя с приличным мужчиной? Умный, интеллигентный и старше тебя, так что старухой не назовет никогда!
– Да что ты! – Она слабо махнула рукой. – Куда мне!
– Мам, пойдем! – Я загорелась этой идеей. – Сегодня как раз он в ресторан нас позвал!
– Но не могу же я… без приглашения… – Я-то видела, что мамочка уже дала слабину. – Это неприлично…
– Сейчас все устроим! – Я ринулась к телефону. – А ты пока начинай наводить красоту!
Она взглянула на себя в зеркало и схватилась за голову.
– Нет, с таким лицом мне нечего и делать в ресторане, рядом с приличным мужчиной! Он примет меня за твою прабабушку!
– Слушай, давай поспорим, что ты сможешь его увлечь примерно минут за сорок! – азартно предложила я. – И если я выиграю, ты подаришь мне свое серое вечернее платье!
– Да я же покупала его в Милане! – ахнула мать. – Ну… ну ладно…
– А пока дай надеть его на вечер, – заканючила я. – Хочется же произвести впечатление…