Такая щедрость меня удивила. С чего бы? Ведь это его заработок. Поэтому опять промолчала, чувствуя, что Костолом еще не все сказал. И точно:
– Но с одним условием… – снова затянувшаяся пауза, после которой Вельш хохотнул. – В искусстве переговоров тебе нет равных. Условие таково: после окончания школы ты пойдешь служить к тому, на кого укажу я сам.
Странное требование. С одной стороны, вроде бы оно мне ничем не угрожало. Наоборот, я и сама надеялась, что после обучения хозяин школы замолвит за меня словечко. Он в городе, как я поняла, личность известная и уважаемая. Его даже стражники на улицах знают. Так что плохого в том, что он сам выберет мне работу? С другой стороны, именно то и настораживало, что Костолом выделил это отдельным условием. Зачем ему? Понятно было бы, если бы он, обучая меня бесплатно – в долг, скажем так – потом потребовал отдавать часть заработка. В первый год службы, например. Что там за работа такая? Может, на нее никто идти не хочет? Почему?
– Ты ничего не подумай, – пояснил мой будущий наставник, – кстати, служба телохранителя не так опасна, как принято считать. Чаще всего она сводится к защите подопечного от мелких грабителей, воров и перепившихся бродяг. Сама понимаешь, если человека захотят устранить серьезные люди, они наймут мага. Некроманта, например. И никакой телохранитель не спасет. Поэтому в домах богатых торговцев обязательно живет чародей, распознающий враждебную волшбу и изготавливающий охранные амулеты. А нашими услугами пользуются больше для солидности. Или тогда, когда угроза невелика, чтобы не беспокоить по пустякам мага. Поняла? Я спокойно кивнула.
– Хорошо. Часто к нам обращаются наниматели, у которых свои, особые требования. Я стараюсь подыскать им подходящего телохранителя. В разумных пределах, конечно. К примеру, в прошлый раз один купец заблажил: хочу, мол, чтобы охранник был немой! Я попытался объяснить ему, что у нас все ребята не из болтливых, но тот уперся – не сдвинешь. Нашел я. Такие наниматели платят больше, лишь бы их условия были выполнены. Случается, что торговцы желают, чтобы у телохранителя не было ни семьи, ни родственников в Мизаре. Им кажется, что тогда он будет лучше нести службу. Я не спорю, зачем отказывать уважаемым людям?
Костолом замолчал. Я раздумывала над его словами. Вернее, над тем, чего он мне не сказал. А не сказал он, как я решила, следующее. Дело не в том, конечно, что у меня нет родственников в городе, и не в моем умении молчать. Просто орки в империи – большая редкость. Они наезжают раз в году, выменивают коней на оружие, необходимые вещи и еду и возвращаются в свои родные степи. С людьми не общаются, не дружат, держатся особняком. Так что наверняка найдется какой-нибудь торговец, которому покажется забавным нанять в телохранители здоровенную орку. Хотя бы для того, чтобы похвастаться перед другими. А за редкий «товар» хозяин школы получит неплохое вознаграждение. Ну, а мне-то что до этого? Главное, я получу работу. Дальше подумаю. В конце концов, если мне не понравится, уйду, да и все. И никто не сумеет меня остановить.
– Я согласна.
Мне показалось или нет, что Вельш излишне напряженно ждал моего ответа? Конечно, он ничем не выдал своего волнения, но после моих слов его взгляд неуловимо изменился. В нем читалось облегчение. Вот мне и новая пища для размышлений…
– Срок обучения три месяца. После этого – экзамен. Рукопашный бой и бой с оружием по твоему выбору. Ну да об этом я расскажу позже. Кстати, где ты остановилась, Мара?
– Постоялый двор «Приграничный весельчак».
– Хм… знаю. То еще местечко. Но тебе придется подыскать что-нибудь поближе. Учти: занятия и тренировки будут отнимать все свободное время. Понимаю, конечно, ты и без того хороший воин. Но я никаких послаблений своим ученикам не делаю. Пришла в школу – значит, занимайся как все. Так что советую пансион тетушки Хильды. Не дворец, конечно, но зато близко. Прямо здесь, на Бархатной.
Не дворец… я усмехнулась про себя. Мне-то каждое людское жилище после наших шатров кажется излишне удобным. К примеру, зачем нужны кровати, когда можно спать на теплом деревянном полу? И сидеть на нем гораздо удобнее, чем на скамьях, которые еще и называются все по-разному. Приходилось привыкать, конечно. Но меня забавляла человеческая изнеженность. Подушки, теплые одеяла, множество тряпок на постели, стоящие на окнах странные посудины, из которых торчат мертвые цветы, и множество других непонятных вещей. Но какими бы бесполезными я ни считала все эти штуки – мне приходилось запоминать их названия, назначение, учиться пользоваться, дабы не попасть впросак. Костолом поднялся, давая понять, что разговор окончен.
– Если мы договорились, жду тебя завтра в семь утра.
Еще одно человеческое приспособление для измерения времени – часы – пока было мне непривычно.
– С первыми лучами Атика, – поправился Вельш.
– Хорошо.
Мы обменялись рукопожатиями, и я вышла из кабинета. На лестнице столкнулась с Ником, который смотрел на меня уже не так враждебно. Проходя мимо, даже ухмыльнулся уголком рта. Это хорошо, потому что в мои планы не входило обзаведение врагами. Лучше найти друзей, а враги сами появятся.
Пансион тетушки Хильды находился через два дома от школы Костолома. Ладное двухэтажное строение, выкрашенное в зеленый цвет, было обнесено высоким забором. Во дворе, покрытом жидкой травкой, среди которой торчали редкие чахлые цветы, важно расхаживали белые и черные птицы. Чем-то они напоминали куропаток, только были гораздо крупнее и жирнее. Птицы рылись в траве, время от времени что-то из нее выклевывая. При виде их я вспомнила, что с самого утра ничего не ела. В животе заурчало. Вот бы подстрелить такую птичку на обед!
– Ты что это на моих кур уставилась? – раздался со стороны дома визгливый женский голос.
На крыльце стояла пожилая, худощавая женщина. В руках она держала гладкую деревянную дубинку интересной формы. Странное оружие, что-то оно мне напомнило.
– Ну, чего пялишься, зеленая? – старушка воинственно взмахнула дубинкой. – Сейчас как дам скалкой между глаз!
Скалка, ну конечно! На всеобщем языке это обозначает деревяшку для раскатывания теста. Наши женщины тоже пользуются такими штуками, когда пекут лепешки. Только хлеб – редкость в Холодных степях, даже лакомство. Орки не занимаются земледелием, а муку для лепешек выменивают у людей на шкурки пушного зверя.
– Так что хотела-то? – грозно вопросила старушка.
Я с любопытством рассматривала бесстрашную женщину. Маленькая, щуплая, с ехидной остроносой физиономией и пучком редких седых волос, она мне не очень понравилась. Я оскалилась, но, к моему удивлению, никакого впечатления не произвела. Она даже не шелохнулась, только многозначительно похлопала скалкой по ладони. Да у нее душа воина! Я приступила к переговорам:
– Жилье у вас хочу снять.
– А деньги-то у тебя есть? – недоверчиво прищурилась старушка. – У меня комнаты не дешевые. Если без стола, так двадцать крионов в месяц. Крион – такая серебряная монета, понимаешь? А если со столом – тридцать.
– Мне не нужен стол, – поторопилась я ответить. В самом деле, зачем мне лишняя мебель?
Хозяйка (если это была она) некоторое время смотрела на меня, что-то соображая, потом визгливо рассмеялась:
– Ну, ты и темнота! Стол – это еда. Завтрак, обед и ужин.
Я пожала плечами. Откуда мне знать здешние порядки? Так, прикинем… Стражник на заставе дал с золотой монеты сдачу, произнеся при этом: «Ровно девяносто семь, леди, можете проверить». Пересчитывать я, конечно, не стала, но на заметку себе взяла. Значит, в одном золотом сто крионов. Я порылась в мешочке, выудила из него желтый кружочек, после некоторого раздумья добавила к нему еще десяток серебряных монеток, и, подойдя к подозрительно наблюдавшей за мной тетке, ссыпала деньги ей в ладонь.
– Это за три месяца вперед, с едой и содержанием моего коня.
Хозяйка на миг замерла, разглядывая свалившееся на нее богатство, зачем-то укусила золотой, потом шустро спрятала монеты куда-то в складки своей юбки. Затем лицо ее чудесным образом изменилось: на нем расцвела сладчайшая улыбка. Выглядела при этом старуха так, словно к ней из дальнего путешествия вернулась единственная и любимая дочь. Каждая морщинка выражала гостеприимство и доброжелательность.
– Конечно, леди. Лучшая комната для леди… – тут она проделала нечто странное. Левой рукой слегка приподняла подол платья, так что стал виден кончик грубого башмака, правую руку, со скалкой, отставила в сторону, отклячила зад и, растопырившись, присела, рискуя свалиться с крыльца. – Я Хильда, леди. Для лучших постояльцев – тетушка Хильда.
Озадаченно понаблюдав за ней, я сообразила, что ее поза означает уважительное приветствие. Ну, дела! Мне так ни в жизнь не раскорячиться. Впрочем, для этого нужно носить платье. Поэтому я только слегка наклонила голову:
– Мара.
– Очень приятно, леди Мара! – хозяйка прямо лучилась счастьем. – Позвольте показать вашу комнату.
– Не нужно, я вам доверяю. Сейчас приведу своего коня, а вы приготовьте обед к моему приходу.
– Не извольте беспокоиться, леди Мара! У нас на заднем дворе прекрасная конюшня, – сладким голоском пропела тетушка Хильда. – Я вижу, вам курочки мои приглянулись? Какую зажарить? Пеструшку? Или белую?
Я махнула рукой в знак того, что и это оставляю на ее усмотрение, и отправилась на постоялый двор, где меня уже заждался Зверь. По дороге размышляла о том, что будет со мной в человеческой стране. Люди любят деньги. Это я уже поняла. Немного золота или серебра – и они станут называть леди хоть орку, хоть ятуна, хоть самого морта лысого. Среди орков больше всего ценится умение хорошо охотиться и воевать. Или владение каким-нибудь мастерством. Например, старый Гунвальд, делающий лучшие луки – один из самых уважаемых членов племени. А здесь любого оценивают по количеству монет. Интересно, что такого люди находят в золоте? Ведь мягкий же металл! Меньше всего ценятся медные деньги – риттоны. По-моему, это несправедливо. Медь обладает гораздо большим количеством полезных свойств. Ну, да, как говорится, не ходи в чужое племя со своими законами. Нужно лишь сделать так, чтобы у меня водилось достаточно монет. И тогда все будет в порядке.
Добравшись до постоялого двора, я тут же пошла за конем. Зверь смотрел укоризненно, словно говоря: «На кого ж ты меня оставила?» Я вывела его, и, держа в поводу, зашагала к пансиону тетушки Хильды. Там действительно имелась удобная конюшня. Поручив жеребца заботам конюха, прошла в дом. Меня встретила хозяйка и с поклонами проводила в комнату, а сама убежала хлопотать с обедом. Я осмотрелась. Не знаю, хорошо это жилье или плохо. Вроде бы здесь было чище, чем на постоялом дворе, а комната просторней и светлее. И больше ненужных вещей, которым люди придают значение. Широкая кровать с двумя подушками, стол, скамейки. Или как они называются? На окне болтались розовые тряпки, такие же зачем-то висели на стене. На полу лежал ковер. Но больше всего меня удивила стоящая посреди комнаты огромная бочка, полная горячей воды. Она-то что здесь делает? В дверь постучали, и в комнату вошла девушка с большим кувшином в руке. Она присела передо мной в нелепом поклоне.
– Хозяйка прислала меня помочь вам, леди.
– Помочь? – я даже немного растерялась.
– Да… совершить омовение. Ведь вы с дороги. Сейчас я принесу мыло и полотенца.
Девушка вышла. Так вот для чего эта бочка! До чего же изнежены люди! Мы купаемся в озере. Даже летом его вода почти ледяная. А зимой не до омовений. Мы даже спим, не раздеваясь. Что ж, меня сюда никто не звал. А раз собралась жить среди людей, надо привыкать к их правилам. Только вот как надо совершать это самое омовение? Выручила подоспевшая служанка. Она принесла какие-то маленькие посудинки и большие куски мягкой толстой ткани.
– Помочь вам раздеться, леди?
– Я сама.
Скинув одежду, я погрузилась в горячую воду, в которую служанка вылила какую-то тягучую жидкость. Напрасно она это сделала. Запахло цветами, и я тут же принялась чихать. Надо отдать должное девушке: возможно, она и считала странную постоялицу дикаркой, но, получив серебряную монетку, старалась вовсю.
– Какие у леди прекрасные волосы, – щебетала она, намывая мою несчастную голову. – Такие густые, черные, длинные. Если их поднять и завить, выйдет очень красивая прическа.
Представив себя с таким же, как у здешних женщин, сооружением на голове, я фыркнула, о чем тут же пожалела. В нос попала пена, что вызвало новый приступ чихания. Между тем служанка наконец оставила в покое мои волосы и принялась за тело.
– К вашей оливковой коже, леди, очень пойдет платье сиреневого цвета, – говорила она, натирая меня чем-то жестким и колючим.
С платьем она, конечно, погорячилась, а вот новые штаны и рубаху придется купить. Только в какой же лавке я найду одежду на свой рост?
Наконец омовение завершилось. Закутав меня в полотенца – тоже новое слово – девушка подала мне гребенки.
– Зеркало здесь, леди, – она раздернула розовые тряпки на стене, обнажив большое, во весь рост, отражающее стекло.
– А зачем оно закрыто тканью? – заинтересовалась я.
– Как, леди не знает? – служанка испуганно округлила глаза и таинственно прошептала. – Говорят, в зеркалах живет Лак'ха. И если долго смотреть в глаза своему отражению, можно увидеть судьбу. Особенно опасно поворачиваться к зеркалам спиной, богиня может обидеться. Поэтому и принято закрывать зеркало занавесками.
Я недоверчиво хмыкнула. Делать больше нечего Лак'хе, как пялиться из зеркала на кого попало.
– Я расчешусь сама, можешь идти.
Девушка вручила мне два гребня и вышла. Я подошла к зеркалу. Вот еще одно бесполезное человеческое изобретение. Некоторые наши мужчины, желая порадовать жен, привозили из людских земель маленькие кусочки отражающего стекла. Я никогда в них не смотрелась. Какой смысл бесцельно любоваться на себя? Но сейчас мне неожиданно стало интересно. Захотелось понять, как я выгляжу в глазах людей. Я уставилась на свое отражение. Да… конечно, я резко отличаюсь от окружающих. В общем-то, понятно, почему на меня так реагируют. Смоляные, как грива Зверя, волосы, черные, недобро поблескивающие глаза, густые брови, прямой нос, высокие скулы. Если улыбнуться, то из-под верхней губы будут видны острые белые клыки. Кожа… как сказала девчонка? Оливковая? Не знаю, что это значит. Но почему орков называют зелеными? Зеленые листья на деревьях, трава под ногами. А моя кожа просто очень смуглая, с зеленоватым отливом. Тело, хм, почти как у человеческой женщины, только вот самая высокая из них вряд ли достанет мне до плеча. И еще у них нет таких мышц, как у меня. А так…
Вдруг я ощутила, что не могу оторвать глаз от своего отражения. Не то чтобы оно мне очень нравилось, но сверкающее стекло притягивало взгляд, завораживало, не отпускало. Я внимательно вглядывалась в его глубины, и постепенно мое лицо в зеркале бледнело, растворялось, подергивалось туманом, из которого появилась движущаяся картинка. Всадница в блестящем доспехе, на гнедом коне, стремительно неслась ко мне из странного зеркального мира. За ней скакал целый отряд… нет, войско. Огромное, бесконечное, могучее. В странном безмолвии оно летело в мою сторону. Женщина приблизилась настолько, что я могла разглядеть ее черные глаза и зеленоватую кожу. Это была я. Во главе человеческого войска. Неужели служанка права, и Лак'ха действительно являет в зеркале свой лик, указывая нашу судьбу? Мне захотелось отойти от серебристого стекла, не испытывать всесильную богиню, но ноги перестали слушаться. Так я и стояла, в странном оцепенении, глядя на новую себя. Вдруг сквозь эту картину проступили два бледных зеленых пятна. Они становились все ярче, приобретали блеск, и наконец я поняла, что смотрю в чьи-то глаза. Сияющие, ярко-зеленые, они не могли принадлежать ни человеку, ни тем более орку. Это были глаза эльфа. И в них читалось изумление, смешанное с ужасом. Мне и самой стало жутко. Я никогда не испытывала подобного чувства. Всадница исчезла, и я осталась наедине с чужим взглядом. Не знаю, сколько прошло времени, когда я сумела поднять онемевшие, словно неживые, руки, и прикрыть лицо ладонями. Когда рискнула снова взглянуть в зеркало, увидела только свое отражение. Тело снова начало меня слушаться. С хриплым стоном, в котором сама не узнала бы собственный голос, я поспешно задернула розовую занавеску и рухнула на кровать. Что это было? Вправду мое будущее, показанное великой богиней? Видение? Чье-то колдовство? А может, померещилось с голоду? Так или иначе, а я больше в зеркало смотреться не стану! Всегда подозревала, что эта штука до добра не доведет!
Глава 3
Лэй
Прошло уже почти три месяца с того дня, как я поступил в академию. Первые пару недель в холле нашу группу встречал тот преподаватель, чей предмет шел первым. Казалось бы, мы и сами могли найти кабинеты, в которых проходили занятия – в расписании были указаны их номера. Вот только имелось одно но: двери помещений были пронумерованы не обычной краской, а такой, которую можно увидеть только с помощью магического зрения. Самое обидное, что в храме Листвы не уделяли должного внимания элементарной работе с пространством, потому никто из нашей группы наблюдать магические потоки не умел. По этой причине в академии некоторое время нам преподавали в основном теорию магии и техники работ с пространством. Когда же все более-менее научились использовать волшебное зрение и начали ориентироваться в здании, встречать нас перестали.
По теории магии нечего существенно нового я не узнал: все, что нам рассказывали, мне уже было известно и вкратце сводилось к следующему. Прикасаться к источникам стихий могут только люди и кроверы, потому из представителей этих рас получаются боевые волшебники. Но они не в состоянии познать саму природу. На это способны только эльфы: лишь нам известны секреты чар жизни – именно эти способности мои предки назвали магией Листвы. Наши чародеи способны напрямую обращаться к природе, повелевать флорой и фауной, заключать союзы с лесными духами. На территории родного леса хороший эльфийский волшебник не уступит даже по-настоящему талантливому и сильному повелителю стихий. Ну, еще из нас выходят неплохие помощники крестьянам. Конечно, последнее относится скорее к наименее способным выходцам из Даллирии. Истинный маг, избранный лесом, прошедший все ступени обучения, никогда не станет марать рук земледелием.