— Да-а… — тихо произнесла она. — Я и не представляла, что насилие так возбуждает.
Ликоэль улыбнулся и прикрыл глаза. Бедная девочка, что она может знать о насилии? О том, что насилие никогда не может остаться односторонним. И каково это, только что вогнав боевой нож в горло противника, в следующую секунду почувствовать, как другое лезвие пробивает тебе печень, или сердце, или легкое… Нет, их учителя были совершенно правы в том, что сразу же показали им, что же такое насилие по отношению к тебе самому. Причем, не слабенькое, ограниченное, некие шлепки, щипки или, там, хлопки, или даже удары, но лишь до синяка или юшки из носа, а вот такое, предельное, смертельное… Поэтому, сейчас они, руигат, были единственными на Киоле, кто знал о насилии столько, сколько не знал более ни один другой киолец. Да что там другой, — столько, сколько о насилии знали они, руигат, не знала вся цивилизация Киолы вместе взятая!
— Скажи, а что ты сделаешь, если он и правда попадется нам на пути?
Мастер усмехнулся:
— Ничего.
— Как? — Интенель так резко выпрямилась, что ей на лицо упал распрямившийся завиток волос. — Ты что, солгал? Ты солгал?
Ликоэль озадаченно посмотрел на нее. Нет, в принципе, он всегда был честен, даже болезненно честен, но она что, считала, что он действительно что-то сделает с человеком всего лишь за один взгляд? Пусть даже этот человек, если уж быть честным, носил статус Деятельного разумного из очень большого аванса. И явно за свою жизнь попортил немало нервов множеству себе подобных, большинство из которых, скорее всего, ничего подобного совершенно не заслуживали. Ибо та презрительная гримаска на его личике явно была стандартным его выражением, а к Ликоэлю он подошел в абсолютной уверенности, что имеет полное право поступить с другим так, как ему заблагорассудится.
— Ну… это можно назвать и так, — осторожно ответил он. Интенель до сих пор часто ставила его в тупик тем, что он никак не мог понять мотивов некоторых ее поступков, и из какой логической цепочки следовали некоторые ее выводы. Впрочем, когда он попытался разобраться в этом с помощью человека, который как-то незаметно для него самого стал неким экспертом в области взаимоотношений мужчин и женщин — старшего инструктора сержанта Банга, тот в ответ на вопрос только махнул рукой:
— Э-э, парень, не забивай себе голову. Бабы, они такие, ну… понимаешь, они не башкой думают. Ну, совершенно. Нет у них логики напрочь. Они эмоцией живут. В том-то нам мужикам с ними и сложно. Чтобы ты не говорил, как бы не доказывал — если ты с ними в… ну… о, в унисон попал, в волну, так сказать эмоциональную, какую она в этот момент испытывает — все отлично! Можно любую пургу нести, она тебе поверит и согласится. А если нет — кранты. Хоть сто железных доказательств приводи — все равно ничего не получится. Этим все бабы страдают, даже лучшие из них. Просто кто-то меньше, кто-то больше. А твоя, судя по тому, что ты мне тут рассказывал, — в самой тяжкой форме. Так что ничего тут не поделаешь…
И сейчас, похоже, мастеру очередной раз пришлось столкнуться с этим во всей красе.
— Значит, — угрожающе начала Интенель, — если бы он снова начал так на меня смотреть, то ты бы ничего не стал делать?
Ликоэль усмехнулся и, протянув руку, попытался притянуть девушку к себе, но она сердито отбросила его руку, продолжая сверлить его требовательным взглядом.
— Ну что ты, конечно же, сделал бы, — успокоил ее мастер. Взгляд Интенель на мгновение стал недоверчивым, а затем, похоже, ей что-то пришло в голову, и она грациозно вскочила на ноги.
— Так, хватит разлеживаться, пошли!
— Куда?
— Куда-куда — погуляем!
Ликоэль озадаченно поднялся. Да уж, очередной выверт женской логики. Совершенно непонятная логическая цепочка от его отказа публично применить насилие в ответ на явно не заслуживающий этого повод до желания снова пойти погулять. Но никакие намеки на то, что сейчас идти как-то не с руки, потому что свидетелей их столкновения было достаточно, и что кто-нибудь их точно узнает. Если не его, то уж ее — точно. На каждого мужчину, кто хоть раз, хотя бы мельком, увидел Интенель, ее красота производила неизгладимое впечатление. Ну а потом понять, что рядом с ней именно тот, кто произвел такой фурор на террасе у водопада, не составит никакого труда.
Так что спустя несколько минут они вышли на улицу и довольно быстрым шагом двинулись по аллее. И прошли только десяток шагов, как до Ликоэля донеслись возбужденные голоса. Он инстинктивно замедлил шаг. Интенель, державшая его за руку, недовольно оглянулась. Но мастер замедлялся все больше и больше, пока совершенно не остановился, напряженно прислушиваясь к речи:
— … не смеешь так говорить мне! Или я отвечу насилием!
Ликоэль удивленно качнул головой. Ну надо же, как грозно. В этот момент Интенель сердито дернула его за руку, и они двигались дальше.
Поселение напоминало растревоженный улей. Пока Интенель, крутя головой по сторонам, тащила его куда-то весьма причудливым маршрутом, Ликоэль во все глаза рассматривал возбужденных людей, напоминающих сейчас пчел в период роения. И доносившиеся до него возбужденные фразы его отнюдь не радовали. Везде спорили о насилии. И не только спорили. Когда они проходили мимо одной достаточно возбужденной группы людей, мастер явственно услышал хлесткий хлопок, а затем взвизг, почти сразу же перешедший в утробное рычание. Но оно тут же было заглушено многоголосым гамом.
Наконец бессмысленные метания по взбудораженному поселению Интенель окончательно надоели, и она остановилась и, устало вздохнув, сообщила:
— Я хочу есть.
Ликоэль молча кивнул, а затем, покосившись по сторонам, спросил:
— Ты сильно устала?
— Ну, в общем… — И не закончив фразу тут же переспросила: — А что?
— Да я бы не хотел устраивать нам обед где-то в поселении. Тут все как-то излишне возбуждены.
Интенель наморщила лобик и огляделась:
— Да, действительно, а я и не заметила. С чего бы это?
У мастера по этому поводу уже сложились кое-какие версии, но он не стал их озвучивать, а лишь пожал плечами. А затем поднял руку и, указав на нависающие над городом величественные горные пики, предложил:
— В горы?
Интенель раздраженно взмахнула рукой.
— Нет, я устала… — Но затем, бросив пару взглядов по сторонам, изменила решение: — Хорошо, но только недалеко.
До ближайшей террасы, до которой гарантировано не доносились возбужденные голоса, они добрались довольно быстро. Интенель тут же разлеглась на широком ложе и с легкой страдальческой гримасой на лице вытянула ноги, явно демонстрируя, что возлагает все заботы по организации процесса питания на мужчину. Впрочем, Ликоэля это совершенно не удивило. Скорее его удивляло то, что за последние десять дней Интенель несколько раз сама вставала к «кубу» и даже делала нечто кроме этого. Так что он привычно набрал на панели «куба» несколько комбинаций блюд, которые, как он знал, нравятся Интенель, и, вытащив их из зоны доставки, двинулся к девушке.
Когда он подошел, та сидела, опершись на руку, а на ее лице застыло недовольное выражение. Ликоэль молча присел рядом. По старым временам он помнил, что когда Интенель недовольна, лучше просто промолчать, нежели с обеспокоенным видом начать выяснять у нее, что случилось, да в чем дело, да чем он может помочь… Так что он просто поставил около нее тарелку с ее любимым теннсо касиери и присел рядом, приступив к еде и глядя на горы. Интенель еще некоторое время не шевелилась, а потом шумно вздохнула и потянулась за своей тарелкой.
После того, как девушка поела, ее настроение заметно улучшилось. Она грациозно развернулась на ложе, ловко ввернувшись под руку мастера, прижалась к нему всем телом и замерла. Ликоэль осторожно обнял ее за плечи.
— А все-таки жаль… — мечтательно произнесла девушка.
— Чего? — невольно поддавшись этой послеобеденной расслабленности безмятежно произнес мастер.
— Ну, что я его не нашла, — все так же мечтательно произнесла Интенель.
Ликоэль замер, а затем спокойно, пряча напряжение, задал вопрос, ответ на который уже знал:
— Кого?
— Ну, этого, — в общем, ласково, но с легким оттенком легкого раздражения от его непонятливости пояснила Интенель, — курчавого. Ну которого ты бросил передо мной на колени.
— А зачем ты его искала? — спокойно спросил мастер. — Ведь я же сказал, что не буду применять к нему никакого насилия.
— Куда бы ты делся, — усмехнулась Интенель. — Я бы сделала так, что ты не смог бы иначе.
Ликоэль стиснул зубы. О, Боги, да что же это творится?! Эти люди нашли себе новую игрушку! Они даже не понимают, насколько она опасна. И что за ней стоит боль, кровь и смерть. Причем не та, что приходит во Дворцах прощания, а другая — гораздо более грязная, кровавая и совершенно неприглядная. Мастер зябко повел плечами.
— Что? — удивленно вскинулась Интенель, уютно устроившаяся у него под рукой. Ликоэль повернулся к ней и улыбнулся. Да, пора…
— Завтра я улечу, — тихо произнес он. Интенель тут же выпрямилась и с удивлением уставилась на него.
— Но… ты же… они же… тебя же никто не вызывал! — недоуменно начала она. — Мы же все это время были вместе! Я бы услышала! — Интенель скинула ноги с ложа и уперла в него требовательный взгляд. — Что произошло?
— Просто пора. — Мастер улыбнулся и провел рукой по ее волосам. — Я найду тебя, как смогу.
Интенель смотрела на него, прикусив губу. Ее глаза заблестели.
— Ты бросаешь меня?
Ликоэль молча покачал головой:
— Нет, я тебя не брошу. Никогда. Просто… ну, я понял, что не могу вот так, ничего не делая, ждать, пока все сделают без меня, а потом позовут. На все готовое. Я должен, понимаешь, должен тоже подставить плечо. Наравне с другими. Я… — И он замолчал.
Нет, мастер не сказал ей ни слова неправды. Все так и было. Он часто думал об этом все эти дни. Но как-то… лениво, что ли. Мол, пожалуй, было бы правильным, если бы он в ближайшее время… Другое дело, что это была не вся правда.
* * *Когда-то давно, много-много дней назад, когда он впервые решился поговорить о взаимоотношениях мужчины и женщины со старшим инструктором Бангом, тот сказал ему, что у них с Интенель никогда не будет спокойной жизни. И что им на роду написано то расставаться, то вновь бросаться навстречу друг к другу. Правда, обосновывал он это немного по-другому, но Ликоэль внезапно понял, что сейчас он должен уйти. Сам. Не дожидаясь, пока Интенель устанет быть такой, какой она была все эти счастливые десять дней, и уйдет от него сама. А она начала уставать. И эта ее реакция на насилие, ее желание вновь почувствовать вызываемое им возбуждение, были не только проявлением ее бурной, эмоциональной натуры, но и симптомом того, что она уже пресыщена простым и безмятежным «быть рядом». Однако надо быть полным идиотом, чтобы попытаться рассказать Интенель эту правду…
Последняя ночь была для них бессонной. Интенель набрасывалась на него с уже давно не испытываемой жадностью. Пожалуй, так в эту ночь до этого они любили друг друга всего три раза. В тот день, когда она прилетела к нему после первого тренировочного лагеря, затем, когда пробралась к нему в изолятор, и днем, после того как он взял на болевой того красавчика. И это было еще одним подтверждением того, что мастер точно угадал с расставанием. Когда расстаются так — больше шансов на то, что тебе обрадуются при встрече.
А утром, она пошла проводить его на стоянку «ковшей».
— Куда ты летишь? — спросила она.
Мастер пожал плечами:
— Пока не знаю. — При расставании адмирал коротко проинструктировал его, каким образом он может связаться с ними в случае чего. И одним из пунктов этого инструктажа было требование выходить на связь по указанному ему номеру только в полете. Причем адмирал предупредил, что в любом ином случае связь просто не будет установлена. И Ликоэль догадывался, что одной из причин этого требования было создание таких условий, при которых в момент установления этой связи рядом с абонентом гарантированно никого не будет. Поэтому исключалась даже малейшая возможность перехвата контакта случайным соседом. Старшие инструкторы любили задавать такие условия, при которых ты как бы сам по себе все делаешь так, как нужно, и это не зависит ни от твоей добросовестности, ни даже от твоего желания.
— Ты найдешь меня? — спросила Интенель, когда он уже запрыгнул в «ковш». Ликоэль не ответил, а просто притянул к себе девушку и крепко поцеловал ее. А в следующее мгновение «ковш» рванул в небо…
Глава 3
— Ты видел, что творится на улице?
Иван повернул голову и посмотрел на Банга, который зашел в полуосвобожденный контейнер, вытирая руки куском ветоши.
— По морде дали? — спокойно спросил он.
— Ага, щас! — ехидно скривился сержант. — Обломаются. Чтобы мне по морде дать — нужен целый «Студебекер» этих сосунков.
— Тогда что же ты такой возбужденный? — делано удивился русский.
— Да ты только посмотри, что они творят, — сплюнул американец, — как с цепи сорвались. А я-то думал, у них тут прямо рай на земле. Только с выпивкой проблема, а с остальным все в порядке.
— И давно ты так думал? — усмехнувшись, поинтересовался подошедший немец.
— Это — да, — кивнул головой сержант. — Так — давно. Но такого я от них точно не ожидал.
Иван усмехнулся. На этом терминале они торчали уже шестой день. Сразу после приземления «капсулы» они распрощались со своими вольными и не совсем попутчиками и легкой рысью часов за шесть добежали до соседнего поселения. Вернее, даже не до соседнего, ближайшее из располагавшегося на той же тропе, по которой они двинулись, земляне миновали, сразу после поселения сменив тропу и приняв влево, ближе к горам, и лишь добравшись до следующего, рискнули воспользоваться «ковшами». Заказав сначала два, а затем, с некоторым перерывом, еще по одному. Да и на этих «ковшах» они не сразу отправились к подготовленному адмиралом укрытию, а сделали несколько несвязанных прыжков из одного поселения в другое, в процессе этого выкинув те личные терминалы, которые адмирал вручил им еще на острове, и активировав новые, каковых у Ямамото оказался целый запас. Ну да никаких особых проблем с заведением нового личного терминала, как и с новой регистрацией в Сети, на этой планете не существовало. Прямо земля непуганых идиотов. А с другой стороны — зачем? Любые правила и приемы имеют место быть, пока в них имеется хоть какая-нибудь польза, а как только она исчезает — они довольно быстро перестают соблюдаться. Даже если их никто никогда официально и не отменяет. Вон, Банг рассказывал, что у них в Штатах туча всяких забавных законов, например, в городе Юрика, в их американском штате Иллинойсе, мужчинам, носящим усы, запрещается целовать женщин, а в Мичигане женщина не может постричь волосы без предварительного согласия мужа. И что, кто-то эти законы соблюдает, что ли? Ага, щас! Попробуй, найди женщину, которая будет спрашивать мужика, какую ей прическу носить. Нет, где-то, наверное, и такие имеются. Жизнь, она куда как многообразна и удивительна. Одно то, что с ними четырьмя случилось, уже ни в какие ворота не лезет… Однако Ивану такие пока нигде не встречались. Да и Банг говорит, что все эти законы уже давно никого не волнуют.
Так и здесь, с этой жизнью — никакой необходимости в неких мерах, поддерживающих хотя бы минимальный режим секретности, не существовало. Отдельных государств, тем или иным способом шпионящих друг за другом, или хотя бы крупных корпораций, занимающихся промышленным шпионажем в целях обретения неких конкурентных преимуществ, не существовало уже тысячелетия. А непременно образующиеся вследствие обязательного наличия в любой человеческой популяции некоторого количества особей, отягощенных личными амбициями, конкурирующие между собой творческие, научные и властные группки и союзы, по причине отсутствия профессионально занимающегося разведкой, диверсиями и саботажем, а также контрразведкой и противодействием саботажу слоя людей, в этой области были абсолютными дилетантами.
Так что, возможно, и все предложенные адмиралом меры типа смены личных терминалов и такого «рваного», с пересадкой, выдвижения к месту новой дислокации, тоже были излишни. Но с адмиралом никто не спорил. Если командир считал, что так надо — сделаем, не развалимся. Все земляне были старыми солдатами, и в их головы накрепко было забито непременное солдатское правило: чем больше будешь беречь руки или ноги — тем вернее потеряешь голову. Сколько уже бестолковых рядом с ними, пожалев себя и недооборудовав позицию после долгого и тяжелого ночного марша, сложили голову при первом же утреннем налете или артобстреле… Тем более что пробежка в пару десятков километров для их сегодняшнего физического состояния нынче было если и не легкой разминкой, то уж никак не более, чем средней нагрузкой. Перебросив сюда, на Киолу, их сущности, Алый Беноль сотворил им тела, построенные с использованием всех достижений местной медицины и биологии. А все они и у себя дома отнюдь не относились к слабакам. Ну а два года интенсивных тренировок на грани физических и психических возможностей развили эти полученные тела до верхнего предела их возможных способностей. И довольно короткий «отдых» в медицинском изоляторе никого из них сильно не расслабил. Так что когда все четверо, ритмично дыша, вскарабкались по весьма крутой горной тропке, ведущей к дверям довольно большого, но на первый взгляд изрядно обветшавшего дома, никто из них не ощущал себя таким уж уставшим.
— Стой! — коротко скомандовал бежавший впереди Исороку. И куцая колонна тут же остановилась.