— Что вы собираетесь делать? — странным мышиным голосом спросила она.
— Собираюсь прикончить вас, я же сказал.
— Но мы ведь на работе! Куда вы денете мой труп?
— Да никуда не дену. Оставлю лежать прямо здесь.
— Да?
— Угу. Позову врачей на помощь, стану кричать и ахать. Может быть, даже заплачу. Скажу: Глаша разлила кофе… — Он поднял чашку и, глядя ей прямо в глаза, медленно пролил кофе на паркет, — поскользнулась и ударилась виском о край стола.
Глаша непроизвольно начала отступать в сторону кладовки. Может быть, ее все-таки услышат эти кретины, которые называют себя законниками?
— Какая трагедия! — покачал головой Нежный, делая первый мягкий шаг в ее сторону. — Умереть в расцвете лет! Так нелепо, так.., бессмысленно!
Он протянул руку и ласково коснулся пальцами ее щеки. Раиса Тимуровна, презрев боль, наклонилась вперед и лбом нажала на дверцу кладовки, приоткрыв щелку. Щелка получилась больше, чем она рассчитывала, но Нежный ничего не заметил. Его зрачки превратились в две булавочные головки. Глаша всей кожей чувствовала его позыв к убийству. Сейчас. Сейчас он схватит ее за волосы и одним движением рванет к себе, а потом вниз, к углу стола, который неожиданно стал выглядеть так страшно, что Глаша зажмурилась.
Раиса Тимуровна тоже поняла, что настал момент истины и действовать нужно прямо сейчас.
— Э-э-эх! — во всю глотку завопила она, распахнув дверцу кладовки одним ударом плеча.
Нежный не успел даже сказать «мама», когда Раиса Тимуровна прыгнула на него, точно овчарка на преступника. Из своего укрытия она вылетела вместе с несколькими полками, которые вырвала из стены с мясом. Полки с грохотом посыпались на пол, а Раиса Тимуровна всей тушей навалилась на большого босса и обняла его руками и ногами, словно паук желанную добычу.
Ее внезапное появление напугало Глашу ничуть не меньше, чем самого преступника. Она присела, зажмурилась и завизжала так, что на окнах затрепетали ребрышки жалюзи. В ту же секунду в дверь кабинета начали биться со стороны приемной. Несколько хороших ударов, и комната стремительно наполнилась людьми.
Несколько человек попытались оторвать Подвойскую от поверженного врага, который не подавал признаков жизни. Вызванный на помощь Лева Бабушкин заявил, что Раиса Тимуровна слишком сильно сдавила тому грудь. Стрельников возразил, что тот просто упал в обморок.
— Некоторые убийцы, — сказал он, — чрезвычайно нервны. У нас, вероятно, тот самый случай.
— Знаете, если бы на меня кинулась такая тетка, — вполголоса сказал кто-то из представителей закона, — я бы тоже лишился сознания.
Раису Тимуровну между тем удалось общими усилиями поставить на ноги. Она все не хотела отпускать своего врага и дергалась в его направлении, бурно вздымая грудь. Когда ее взяли под руки и повели прочь, она вырвалась и, стащив с головы шапочку, в сердцах швырнула ею в поверженного босса.
— На тебе! — крикнула она, заметив, что тот открыл глаза и смотрит на нее диким взглядом. — На зоне носить будешь!
Потом смачно плюнула на пол, как матрос, и позволила наконец увести себя с места событий.
Глаша, на которую ровным счетом никто не обращал внимания, самостоятельно добралась до ближайшего стула и осторожно села на него. Потом поймала за полу пиджака проходившего мимо Стрельникова и, когда он обернулся, выплюнула:
— Если бы не Раиса Тимуровна, я была бы просто телом!
Стрельников невнимательно посмотрел ни нее и сказал:
— Ты преувеличиваешь, сладенькая. Я бы не допустил, чтобы из тебя сделали труп.
Глаша мрачно спросила:
— Ты отвезешь меня домой?
— Еще бы! Конечно, отвезу, — пробормотал тот. — Только чуть позже.
Глаша пошла прочь, волоча ноги по полу. Постояла на пороге, повернулась и двинулась обратно.
— Спросите у этого, — сказала она и кивнула на все еще лежащего Нежного, — зачем он меня похитил.
— Спросим, — пообещал Стрельников, ласково глядя на пойманного убийцу сверху вниз. — Обязательно спросим. Дай только срок.
Глаша кивнула и выползла в приемную. Вся докторская братия столпилась сейчас вокруг Раисы Тимуровны. Та сидела на своем королевском стуле и с большим чувством повторяла диалог, который прослушала в кладовке, словно радиоспектакль. Глаша с ухмылкой прошаркала мимо и закрылась в своем кабинете. Едва она устроилась за столом, зазвонил телефон.
— Глашка! — сказала трубка голосом ее брата Коли. — Как у тебя дела?
— Шикарно, — ответила она светским тоном и, положив ноги на соседний стул, принялась их разглядывать.
— Ты что Денису будешь на день рождения дарить?
— Тайна! — ответила Глаша, вспомнив, что она так ничего и не решила с курсами.
— А то я могу подсказать, Ему ветровка нужна на осень. Наташка подумала, может, ты не знаешь, что купить…
— Коль, я знаю, что купить, но ветровку тоже буду иметь в виду.
— А что это голос у тебя такой, будто бы только что поле вспахала?
— Голова болит.
— Ты, Глашка, стареешь, — попенял ей Коля. — Как погода меняется, так у тебя голова болит, я уже заметил. Замуж тебе надо, пока не развалилась, как спичечная коробочка. Муж, Глашка, это физиологическая необходимость, имей в виду.
— Это я работаю в профилактическом центре, а не ты, — напомнила она. — И практика показывает, что замужество вовсе не улучшает здоровья. Просто замужние женщины чаще злятся, а злость, как известно, придает силы. Отсюда все иллюзии.
Положив трубку, Глаша достала из сумочки газету с обведенными фломастером объявлениями и принялась названивать по всем телефонам подряд.
— А преподаватель там кто, — придирчиво интересовалась она, — китаец? А с ним можно встретиться лично и поговорить? Он понимает по-русски?
В самый разгар переговоров в комнату заглянул Лева Бабушкин.
— Ты как тут?
Глаша показала ему рукой, чтобы он подождал, пока она договорит.
Лева вошел и сел на краешек стола, пытливо глядя на нее.
— Выглядишь паршиво, — сделал он заключение, когда Глаша наконец положила трубку. — Мы там чайник вскипятили, думаю, от чашки горячего чая ты не откажешься?
— Не откажусь.
— Глаш, а ты правда была у Кайгородцева, когда его убили?
— Правда, — кивнула Глаша и потерла лоб. — Это Раиса Тимуровна вещает?
— Ну! — сказал Лева и, кашлянув, спросил:
— Глаш, а, когда все закончится, ты что будешь делать?
— Не знаю, — растерялась та. — Показания давать. Я так думаю.
— А после показаний?
— Не знаю, — снова сказала она, чувствуя, что выглядит полной дурой.
— Я подумал, что тебе нужно сиять стресс. Давай сходим куда-нибудь?
— Не знаю… — в третий раз повторила Глаша, мельком глянув на дверь.
— Этому типу нет до тебя никакого дела! — с неожиданной злостью заорал Лева. — Он схватил своего убийцу, и выделившейся дозы адреналина ему хватит до завтрашнего утра. Вот увидишь, он о тебе даже не вспомнит!
— Ну, ладно, — согласилась удивленная Глаша. — Давай снимем стресс вместе.
— Я пойду отменю пациентов, — заторопился Лева. — Сегодня все равно не работа.
— Это уж точно, — промямлила та.
— Слушай, — никак не мог расстаться с ней Лева, — ты совсем никакая. Может, ну их — показания? Завтра дашь? В конце концов, я как врач заявляю — тебе нужно отдохнуть.
Глаша попробовала подвинуть ногу, но та казалась тяжелой, словно гантель.
— Твоя правда, — промямлила она. — Мне нужно отдохнуть.
— Иди-ка ты в мою машину, — неожиданно решил Лева, — и жди меня внутри. Она, знаешь, там, в скверике под деревьями стоит. Укромненько так. Сядь, заведи мотор, включи музыку и расслабься. А то, когда этот тип спохватится, ты тут же разнюнишься, поддашься на уговоры…
— Не поддамся.
— Знаю я вас!
— Нас? — спросила Глаша сама себя, когда Лева вышел. — Знает он нас? Кого — нас?
Она подержала перед своим носом ключи от машины, которые всучил ей Бабушкин, и вздохнула. Что это — забота врача и коллеги или подбивание клиньев? Неужели многодетного и правильного Леву потянуло на сторону? А, да ладно! Все равно ей сейчас не до любви, и кому, как не терапевту широкого профиля, это понимать?
Раиса Тимуровна в приемной по-прежнему была окружена толпой жадных до сенсаций сотрудников. Вероятно, история пошла по второму кругу, сдобренная личными переживаниями рассказчицы и подробностями ее мученического пребывания в кладовке.
Стрельникова нигде видно не было, и Глаша дала себе обещание, что с этого момента между ними установятся только деловые отношения. Только.
Выйдя на улицу, она закинула сумочку на плечо и зажмурилась, чтобы не дать ни одной распроклятой слезинке выкатиться из глаз. Лида сказала бы, что ей срочно нужно посетить казино. Она верила в приметы и была убеждена, что за хроническое отсутствие любви господь должен выплачивать своим заблудшим овцам материальную компенсацию. Хотя бы время от времени.
Беленькая и чистенькая Левина машина спряталась за жасминовым кустом, подставив один бок солнцу. Солнце висело над парком и казалось желтым, как маргарин. Глаша вытянула вперед руку с брелком, и машина весело «бикнула», открывая для нее дверцы.
Глаша решила занять водительское место и уже наклонилась вперед. Уже дохнуло на нее из салона особым запахом кожи, бензина и освежителя воздуха, какие водители вешают на зеркальце, как вдруг она догадалась, что сзади кто-то есть. Она хотела обернуться, но не успела, почувствовав холод за ухом. Что-то острое ужалило ее в шею, и Глаша поняла, что мир валится в тартарары. Она глубоко вдохнула воздух и провалилась в пропасть.
ГЛАВА 9
Возвращение к реальности происходило поэтапно. Сначала Глаша ощутила ужасный гнилостный запах, потом почувствовала спиной холодный пол и в последнюю очередь осознала, что сидит в помещении без света. Было совсем темно, только где-то над головой расчерчивала темноту белая полоска — вероятно, это была щель, через которую до нее добирался дневной свет.
— Отлично, — сказала Глаша вслух и села.
Потом попробовала встать. Ей ничто не мешало — потолок оказался высоким. Даже слишком высоким. Ощупав руками пол и стены, она пришла к выводу, что находится в бункере или подвале и до выхода никак не добраться.
— Эй! — крикнула Глаша осторожно.
Никто не отозвался. Тогда она крикнула громче:
— Есть кто-нибудь?
Безрезультатно. Полчаса спустя она орала во всю глотку, но сверху не доносилось ни звука. «Вдруг я на кладбище? — помертвела она. — В каком-нибудь склепе времён отмены крепостного права?» Сюда месяцами никто не наведывается. А если кто и забредет ненароком, она не услышит. А если ее услышат, испугаются. Еще бы — услышать вопли из-под земли! Добрые люди могут еще сверху землицы накидать от греха. Или зальют яму керосином и подожгут. Добро — оно всегда с выдумкой.
Мысль о кладбище заставила ее вспомнить о Прямоходове, о его убийстве и обо всем, что ему предшествовало. Глаша перестала скакать по своей возможной могиле и задалась вопросом — а кто, собственно, посадил ее сюда? И с какой целью? Может быть, это Антон мстит за своего братца? Да нет, он просто не мог узнать, что случилось в центре. Или мог? Может быть, он позвонил как раз, когда Нежного повязали, и кто-то проболтался?
Подумав еще немного, Глаша все же отвергла кандидатуру Клютова. Для того чтобы сработать так быстро и ловко, нужно обладать умом и смелостью. Клютов же показался ей недалеким и истеричным типом. Достаточно было вспомнить, сколько времени он рыдал, прежде чем смог внятно рассказать братцу, что случилось.
Значит, оставался — кто? Глаша не знала. Если бы еще понять, с какой целью ее сюда засунули! Чтобы спрятать? Чтобы вернуться в удобное время и вытрясти из нее какую-нибудь информацию? Чтобы убить?
Все это как-то связано с Петей Кайгородцевым. Наверняка. Глаша вспомнила б темно-синих «Жигулях» без номеров. Когда появились «Жигули», на нее напали в первый раз. Что-то такое она узнала. Или высказала какое-то предположение. Она начала вспоминать все события одно за другим и не находила ничего — ничего! — что могло бы сделать ее опасной для кого бы то ни было.
Может быть, она недостаточно внимания уделила Сусанне Кайгородцевой? «С чего я вообще взяла, что Сусанна рассказала мне правду? — неожиданно подумала Глаша. — Может быть, у них с Нежным был бордель и они делили доходы поровну? Впрочем, все это одни догадки. Наверняка я ничего не знаю. Ни-че-го».
На руке у Глаши были часы, но разглядеть, сколько времени, она не могла. Тот, кто засунул ее сюда, не озаботился тем, чтобы она ни в чем не нуждалась. Ни питья, ни еды, ни свежего воздуха. Благодаря щелке наверху она, возможно, не задохнется… Глаша содрогнулась. Но как быть со всем остальным? В кармане юбки нашлась пачка жевательной резинки, и это было все.
Если похититель вернется, чтобы расправиться с ней, то ей хотелось бы знать, с кем она имеет дело. Ему не нужно даже особо напрягаться. Стоит просто замазать чем-нибудь щель, вот и все убийство. Чистенькое, необременительное..
Глаша прикусила губу. Скорее всего, ее оставили тут умирать. В ином случае убийца расправился бы с ней сразу, пока она была без сознания. Необременительное убийство!
В этом определенно что-то есть. Петю ударили по голове, Прямоходова задушили, а ее посадили в склеп. Почему?
Существует только одно объяснение. «Допустим, мне чем-то страшно мешает Лида, — лихорадочно размышляла Глаша. — Она знает что-то такое, что может мне навредить. Стать причиной моего долгого тюремного заключения. Я понимаю, что мне надо ее убить. Но ведь это Лида! Лида, с которой съеден вместе не пуд соли, а целый самосвал. Разве я смогу ударить ее или задушить? А вот отвезти в укромное место и забыть, где оно находится, — это совсем другое дело. Совсем, совсем другое».
Про Лиду Глаша подумала просто так. Не потому, что она ее в чем-то там подозревала. «Интересно, как она отнесется к известию о том, что я пропала? — подумала Глаша. — Еще одно, третье исчезновение, которое так и останется неразгаданным. Конечно, если не случится чудо».
Чуда не случилось. Глаша хотела пить, есть, спать — хотела жить! К тому же, в яме было холодно. Глаша сняла с себя кофту и подложила под себя. Кроме того, время от времени она растирала себя снизу доверху и махала руками. По ее примерным подсчетам, сделать которые помогла то темнеющая, то светлеющая полоска над головой, она просидела в своем карцере остаток дня, ночь и еще один день. Ужасно болела голова, а недавно приобретенный гастрит грыз желудок, словно голодная крыса. «Скоро я начну отключаться, — горестно подумала она. — А потом вырублюсь окончательно».
Ей стало так жалко себя! Глаша вспомнила, как она, дура, зачем-то обиделась на Стрельникова. Она даже чувствовала себя несчастной, хотя у нее вся жизнь была впереди — прекрасная и удивительная жизнь! Глаша положила голову на колени и заплакала. Все это время она не разрешала себе плакать. А тут ну ничего не смогла с собой поделать.
Через некоторое время она поняла, что ее всхлипам кто-то вторит. «Может быть, здесь подземная тюрьма? — ахнула про себя пленница. — И я, как граф Монте-Кристо, обнаружу за стеной своего собственного аббата Фариа?»
Однако вскоре стало ясно, что вторит ей не человек. Сверху доносилось тихое поскуливание. «Собака! — осенило Глашу. — Собака скулит наверху и скребет лапой крышку люка».
— Песик, песик! — ласково позвала она, дрожа от возбуждения. — Песик, ко мне!
Песик очень внятно гавкнул и удвоил усилия — лапы заскребли быстро-быстро. По звуку Глаша поняла, что крышка металлическая, и сколько бы собачка ни старалась, ей не удастся проделать в ней дыру. Но даже если бы и удалось — яма была такая глубокая, что без помощи человека из нее ни за что не выбраться.
И все-таки пока собака была там, наверху, Глаша чувствовала необыкновенный душевный подъем. Потом собака ушла, и снова наступила тишина. Глаша лежала в этой абсолютной тишине и думала о том, что завтра у Дениса день рождения. Ее исчезновение испортит ребенку праздник, Кроме того, она так и не заплатила за языковые курсы. В сумочке остались объявления и еще вкладыши, которые она припасла для племянника. Те самые, что дала ей Лида.
Глаша отчетливо представила эти вкладыши — разноцветные, красивые, с нарисованным в углу красным драконом. Представила и медленно села. Точно такой же вкладыш она достала из пузырька, который выпал из стола Раисы Тимуровны. Она тогда еще подумала, что они похожи, но теперь сообразила, что ничего подобного. Они не просто похожи! Это были два одинаковых вкладыша. С красным драконом в верхнем правом углу. Скорее всего, дракон — это фирменный знак.
Глаша шаг за шагом восстановила тот день, когда ей в руки попал пузырек с белыми таблетками. Слабая догадка забрезжила в ее мозгу. Факты, события, разговоры — все стало с бешеной скоростью прокручиваться в ее голове. Догадка крепла, превращаясь в уверенность.
Черт возьми, кажется, она знает, кто напал на нее и почему! И этот человек не вернется сюда за ней. Он хочет, чтобы она умерла. Вернее, не то чтобы хочет, но рассчитывает на это.
— Но я не хочу умирать! — громко сказала Глаша.
И именно в этот самый момент услышала голоса. Сердце сделало медленный кувырок и зависло где-то в гортани, отчаянно трепеща.
— Нет, смотри, он идет прямо на пустырь! — произнес незнакомый голос, который Глаша слышала, словно сквозь слой ваты, но все-таки совершенно отчетливо.
— Никогда не видел ничего подобного!
— Смотри, возвращается! — воскликнул другой голос. Он был гораздо ближе первого, и тоже незнакомый.
И тут прямо у нее над головой раздалось знакомое поскребывание и громкое звонкое:
— Гав!
Сначала пес гавкал коротко, но потом зашелся отчаянным лаем.
Глаша, у которой пересохло в горле, затряслась и, собрав все силы, закричала: