– Да, – задумчиво произнес Алексей Иванович, – точно вы сказали. Можно сказать – прямое попадание. – И тут же попытался затянуть свою песню: – Я, к примеру, с народом…
Но был моментально прерван Эльвирой:
– Да что вы с этим народом носитесь, как курица с яйцом, – она была явно на взводе, – надоело даже слушать, честное слово. Сам бурдюк с вином, да еще эта ваша галоша – Мария Ивановна, прости меня, Господи, – вот ваш и имидж весь.
Алексея Ивановича как в прорубь окунули.
– Да как вы смеете, да я вас… – угрожающе взревел он. – Я вам не позволю так разговаривать с депутатом.
Но и Эльвира совсем не думала уступать ему.
– А не позволите, так и будете по-пустому скакать по регионам, как кастрированный козел во время спарки.
Она замолчала, понимая, что явно перебрала в своей поучительной беседе и поэтому продолжила ее уже в более мягких тонах:
– Алексей Иванович, я специально, можно сказать, довожу вас до экстаза, чтоб вы поняли, что в этой жизни нужно жить раскованно, и главное, уметь рисковать. Хвататься за любой шанс, который она вам дает, и использовать его в своих целях. Иначе… Ну, а что иначе, я вам уже все сказала. Если вы этого не сделаете, вы проиграете, и потом уже себе никогда не простите. Вот, смотрите, я – Эльвира, и этим все сказано.
Она встала, как бы невзначай расстегнула две верхние пуговки на кофточке, надела одну туфлю на ногу, проскакала в ней до стола, достала из блюда с рыбой вторую, показала ему измазанный икрой носок, заявила:
– А за это, папик, ответишь. Сразу же удерживаю у тебя из зарплаты энную сумму на новые итальянские туфли на высоком каблуке.
Нужно сказать, Алексей Иванович после Эльвириного выступления сидел, как потерянный, – тихо, не встревая и никак не комментируя то, о чем она говорила. А здесь он еще и засмущался, очевидно, вспомнив что-то нехорошее из вчерашнего. Поэтому на ее последнюю фразу он, как провинившийся школьник, сразу же тихо пролепетал:
– Да, да, конечно, сегодня же, непременно.
Эльвира же, надев вторую туфлю, стала в позу красивой женщины, увлекающей мужчину, и, сделав книксен в сторону Алексея Ивановича, произнесла:
– Смотри, Алеша, – и стала, как манекенщица, расхаживать между столом и дверью, профессионально вертя теми местами, которые так увлекают нашего брата. – Ну, как, тебе нравится так, Алешенька?
Алексей Иванович вскочил, тут же опять плюхнулся на место и пролепетал с восхищением:
– Д-а-а-а, здорово! Красавица! Королева! – Эльвира продолжала дефилировать по комнате. Наконец она остановилась перед Алексеем Ивановичем.
– Я была, Алешенька, на твоем выступлении перед народом и внимательно слушала тебя, но, главное, как они тебя слушали, это поразительно.
– Да, народ любит меня, потому что я сам из народа, – опять заканючил он свое. – Я могу и коня подковать, и корову подоить, и отёл произвести…
– Надеюсь, речь идет только о помощи животному, – сыронизировала Эльвира.
– Ну да, а то нету, – как автомат, ответил тот.
Похоже, что Эльвирины чары совсем его сделали плохим.
– Это все, конечно, хорошо, Алешенька, не сейчас другой век и нужны новые герои. Вот, представь себе, что мы с тобой, – она подняла его с пола, взяла под руку, – идем вместе, и все видят, что это идет настоящий депутат с красивой женщиной, их современник, ну, в общем, свой парень, и еще больше верят ему, ведь так же, Алешенька?
Похоже, что Алексей Иванович полностью попал под влияние Эльвиры, абсолютно утратив способность критически оценивать ситуацию. Сейчас он больше напоминал известное животное, которое водили напоказ. Эльвира подвела его к столу, слегка подтолкнула, как бы желая посадить его, но он промазал и чтобы не упасть, обнял ее, и они вместе вынужденно приземлились на пол. Эльвира громко рассмеялась:
– Вот видишь, что значит настоящая поддержка. Ты уже сейчас не можешь без меня, а ты говоришь – Аграфена. Не надо бояться в жизни изменений. Они только на пользу тем, кто их не боится. Ты посмотри, даже Давид Копперфильд развелся с Клаудией Шиффер. А казалось бы, это была пара навеки. Мы с тобою начнем новую жизнь, и ты быстро достигнешь тех высот, которые действительно заслуживаешь.
Она обняла его. Алексей Иванович еще пытался как-то вырваться из пелены объятий, которыми окутала его Эльвира, лопоча:
– Нет, нет, только не это. Я люблю свою Машу, прошу тебя, не надо.
Но все было тщетно. Эльвира крепко держала ситуацию в руках, да заодно, похоже, и Алексея Ивановича. Ну, а слушать подобный бред, вы сами понимаете, Эльвира не могла, поэтому обрушилась на него с удвоенной энергией:
– Ты любишь? Да ты вчера такое про нее порассказывал, что я даже ни на секунду не задумываясь, бросила все и ринулась за тобой, готовая пожертвовать всем, прежде всего собой, ради тебя, ради твоей карьеры. Я приношу всю себя на алтарь нашей любви! – патетически произнесла она, широко разбросав руки по Алексею Ивановичу.
Чего здесь было больше – действительно искренности чувств человека, бросившего все ради любимого, или практический расчет, сказать было трудно. Хотя по выражению лица Марка Семеновича, который с иронией наблюдал эту сцену через полуоткрытую дверь, конечно же, было больше второго. Эльвира между тем продолжала обнимать и крепко прижиматься к Алексею Ивановичу. Она все говорила и говорила какие-то, очевидно, ласковые слова ему прямо на ухо.
– Позвольте, это как же, – пытался еще освободиться Алексей Иванович из окутавшего его дурмана и вырваться из объятий Эльвиры. Он даже закричал: – Марк Семенович, Марк, где ты? Иди сюда быстрее, меня здесь без меня…
Но Эльвира обняла его покрепче, прикрыв ему ладошкой рот, прошептала:
– Дорогой! Зачем нам Марк Семенович, не понимаю, разве нам плохо вдвоем?
На шум в гостиной из спальни вышел озабоченный Марк Семенович. Увидев на полу сидящих воркующих голубков, он, тяжело вздохнув, недовольно вполголоса проговорил:
– Опять все по-новому. Весь день насмарку.
Эльвира продолжала зажимать рот своему визави, что-то ласково нашептывая ему. А Алексей Иванович только мычал, да еще дико вращал глазами, но…
Марк Семенович тяжело вздохнул, флегматично раскрыл журнал, медленно развернулся и ушел в спальню, продолжая ворчать по дороге:
– И не надоест же ему, одно и то же, одно и то же…
Эльвира убрала ладошку, поцеловала его в губы, горячо зашептала:
– Ах ты, мой лапочка? Не возражай, именно лапочка, – Эльвира продолжала его целовать. – Как тебя вчера называли на митинге? Да, вспомнила, глубокоуважаемый Алексей Иванович. Это тебе не хухры-мухры. Это признание, милый, твоих заслуг. Да-да, не спорь со мной. А мне все-таки больше нравится Алешенька. Можно и тебя так буду называть?
Алексей Иванович, кажется, полностью разопрел и разомлел в объятиях и под действием чар Эльвиры, и уже не пытался вырываться, а смиренно, положив голову ей не грудь, пробулькал:
– Тебе можно и Алешенька, но только в интиме, а так, на людях, лучше все-таки Алексей Иванович.
Она еще крепче прижала его к себе и с нотками игривости в голосе прошептала:
– Сейчас, по-моему, можно, еще пока не интим, но уже… что-то…
Страсть, похоже, незаметно подобралась к Алексею Ивановичу и охватила его полностью. Он, отвечая на ее ласки, стал страстно целовать ее, был слышен его хриплый от волнения голос:
– Дорогая моя, божественная, ты бесподобная, очень сексуальная и даже, я не боюсь этого слова (с придыханием), чуть-чуть сексапильная.
При этом он довольно энергично стал ласкать ее. Она же слегка защищалась, приговаривая:
– Ой, не надо так, глубокоуважаемый Алексей Иванович, а то это будет как вчера…
– В самолетике? – игриво произнес Алексей Иванович.
– Да, там, подожди, – теперь уже Эльвира пыталась высвободиться из его страстных объятий.
– Подожди, Алешенька, вначале я хочу немного выпить.
– Да? И я хочу с тобою тоже, – он тяжело дышал, – немного водки.
– Нет, ни в коем случае, – запротестовала Эльвира, – только шампанское. Я боюсь, что ты опять начнешь делать глупости, как вчера.
– В «Tу»? – шутливо спросил Алексей Иванович.
– Да, именно там, – ответила она, поддерживая интонации его голоса.
Они громко засмеялись. Алексей Иванович вытянул руки, изображая ими и голосом шум летящего самолета. Неверное, он делал это слишком громко, поскольку в дверь заглянул Марк Семенович и обеспокоенно спросил:
– У вас все в порядке?
Увидев, что они целуются, он осуждающе покачал головой и проворчал себе под нос:
– И не подхватит ведь никакой заразы, толстожопый боров. Всё, день пропал. – Он, как и раньше, махнул рукой и вернулся в спальню.
Марк Семенович слышал, как в гостиной выстрелила бутылка шампанского. Ему уже порядком надоела вся эта кутерьма. Он тоже сам налил полстакана спирта.
– А, пропади оно все пропадом. – Помощник депутата поискал бутылку с водой, и, не обнаружив ее, крикнул:
– У вас все в порядке?
Увидев, что они целуются, он осуждающе покачал головой и проворчал себе под нос:
– И не подхватит ведь никакой заразы, толстожопый боров. Всё, день пропал. – Он, как и раньше, махнул рукой и вернулся в спальню.
Марк Семенович слышал, как в гостиной выстрелила бутылка шампанского. Ему уже порядком надоела вся эта кутерьма. Он тоже сам налил полстакана спирта.
– А, пропади оно все пропадом. – Помощник депутата поискал бутылку с водой, и, не обнаружив ее, крикнул:
– Алексей Иванович! Куда вы задевали бутылку с водой?
Голос Алексея Ивановича с придыханием сообщил:
– Ко мне нельзя, я занят, зайдите попозже.
Марк Семенович, подняв стакан спирта в руке, философски заметил: – Он жe не откинул копыта, чего же я должен? Пропади пропадом все эти депутаты, демократы, с капиталистами и коммунистами в придачу. – Чуть подумал и добавил: – Хай живе вильня Украйина.
Он поднес стакан ко рту, собираясь выпить, но в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Марк Семенович отставил стакан в сторону и тихо сказал сам себе: – Хм, кажется, вовремя. – Чуть подумав, добавил: – И вильную туда же. Алло. Помощник депутата Расшумелова вас слушает. Здравствуйте, господин Бабарыкин.
– Здравствуй, ты что это так торжественно? Надепутатились, что ли, с утра?
– Нет, все в порядке.
– Тогда зови меня по имени и отчеству, а то как не родной.
– Хорошо, Виктор Андреевич.
– А где твой бугор? Дрыхнет, наверное, видать, утомился от своей депутатской деятельности. Мне уже порассказывали о вашей, так сказать, предвыборной кампании. Хотя это не к тебе. Ну-ка, зови его.
– Сейчас, подождите секунду.
Он на цыпочках вошел в гостиную и увидел не совсем приличную сцену на полу. Оторвавшись от предмета своей страсти, Алексей Иванович крайне удивленно и одновременно возмущенно, шепотом спросил:
– Вам чего?
И тут же, не сдерживаясь, сорвался:
– Да как не стыдно подглядывать, черт вас побери…
– Тсс… Тише, пожалуйста. – Марк Семенович приложил палец к губам. – Я не подглядывал (шепотом), а вернее, нагляделся уже.
– Вы о чем это? – продолжал возмущенным голосом Алексей Иванович.
Марк Семенович махнул рукой:
– Тут, – показывая на телефон, крепко сжатый в руке, – Бабарыкин.
Алексея Ивановича прямо перекосило от злобы, он прошипел:
– Какой, к чертовой матери, Бабарыкин, в такой момент, вы в своем уме?
Марк Семенович сделал устрашающие глаза:
– Алексей Иванович, надо ответить, иначе будет скандал.
Алексей Иванович раздраженно зашипел:
– Этот твой Бабарыкин, как всегда, не вовремя. Скажи ему, что я в ванной комнате… или… лучше, что я принимаю людей из региона.
– Да вы понимаете, – шепчет Марк Семенович, усиленно прикрывая рукой трубку, – он уже все знает.
– Что знает? Что мы победили?
– Не-е-ет, – проблеял Марк Семенович, – о вашем поведении во время поездки.
– Уже успел нажаловаться твой Шмыерович?
– Шпеерович, Алексей Иванович, я вас прошу, возьмите трубку.
Депутат со злобой попытался отмахнуться:
– Достали вы своим Шпееровичем, да с этим, иже с ним, козлом Бабарыкиным.
Дама, видя напряжение в обстановке, предусмотрительно залезла под покрывало, которое стащила с дивана.
Алексей Иванович развел руками, сделал большие глаза и прошептал:
– Сам видишь, сейчас не могу, хотя… давай, – и вдруг заорал решительно: – Я этого Шмуеловича…
– Шпееровича, – в очередной раз поправил его помощник, передавая телефон.
– Алло, – правильно поставленным голосом начал разговор Алексей Иванович, – депутат четвертого созыва Расшумелов слушает.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Виктор Андреевич.
– Ну, как поездочка? Не притомились? – с явной ехидцей спросил Бабарыкин.
Алексей Иванович довольно энергично сообщил:
– Все в порядке, наш регион, хотя и трудно было. Ты же знаешь, этот народец – рыбаки, шахтеры, заготовители, не простая публика. Хотя и люди неплохие, но уж того… слишком прямолинейные. Так что пришлось и нам с ними по-прямому и тоже по-простому.
– Ну, и что же? – опять с ехидцей осведомился Бабарыкин.
– Ничего, где лаской, обещаниями, а где пришлось и поприжать немного, сам понимаешь, все было не так просто. – Ой-ой, – неожиданно протяжно вздохнул он.
– Что вы там? – забеспокоился Бабарыкин, – плохо чувствуете себя?
– Нет, нет, как раз наоборот… все в порядке, не беспокойтесь. О-о-о, – опять на вздохе потянул он, – просто здесь люди из региона. Ой, Боже мой! Ай, осторожно!
– Что у вас там происходит? – забеспокоился Бабарыкин.
– Все в порядке, – успокоил его Алексей Иванович, – прикусили.
– Не понял.
– То есть, приступили, тьфу ты, – поправился Алексей Иванович, – наступили на ногу люди из региона. Ох, кажется, кончил…
– Как вас понимать? – спросил вконец встревоженный Бабарыкин.
– Прием кончил, идите, идите, товарищи, вас мой помощник проводит. – Депутат стал делать знаки Эльвире, чтобы не мешала.
– Ну, вот, теперь можно и спокойно поговорить.
– Так, и что вы там устроили, рассказывайте.
Голос Бабарыкина звучал строго, как и подобает начальнику.
– Вы это о чем, товарищ Бабарыкин, не понимаю? – Алексей Иванович явно почувствовал железные нотки в голосе начальника.
– Что вы не понимаете? – чувствовалось, что он уже был на взводе. – Мне уже оттуда звонили, те же рыбаки, шахтеры, наши представители на местах. Устроили, понимаете, комедию какую-то. На носу – выборы, а вам весело.
– Да что вы? Какую комедию? Так надо было по обстановке. Зато народ пошел, и пошел за нами, а не за этим Шмыеровичем, понимаете.
– Вот, вот, хорошо, что напомнили. Сегодня как раз приходил этот депутат, правда, несколько с другой фамилией, кажется, Шпеерович, порассказывал он про вас, как вы там себя вели, стыд просто один и срам.
– Я такого не знаю и знать не хочу, – тут же, как заведенный, отрубил Алексей Иванович.
– А зря. Это вы не хотите, зато он вас прекрасно знает и уже написал на вас жалобу в комиссию по депутатской этике. Имейте в виду, я за вас больше слова не скажу, сами выкручивайтесь, как хотите. Надоело вас вечно из всякого, простите, дерьма вытягивать. Не ждите больше от меня никакой помощи.
– Меня вытягивать? Ну, знаете, это я вытягиваю весь воз нашей партии отовсюду и в том числе и из дерьма, тоже простите. По всей периферии только я и скачу, не переводя дух.
– Вот именно, что скачете, да еще пьете, как сапожник, да еще устраиваете черт-те что с девицами легкого поведения… понимаете. И так про нас на каждом углу сплетни плетут, хоть косы заплетай. И это все из-за таких, как вы, нас клянут, а пародисты, Мишин, да там, всякие Задорновы за счет нас живут, и неплохо, заметьте. Вон, Задорнов новый дом в Прибалтике купил. Вам партия и государство какую дачу дали задарма, а почему? А потому, чтобы вы наш строй защищали. А вы? Да что с вами говорить, бесполезно. Сегодня же иду к самому и все, как есть, расскажу, хватит, надоело.
Помолчали. Затем мягким, извиняющимся голосом начал Алексей Иванович.
– Ну, зачем же так, мы ведь не чужие люди. Сколько уже в одной партии вместе состоим. Не по-людски как-то получается.
– Не по-людски? А вы по-людски поступаете?
Опять помолчали. Послышался тяжелый вздох Алексея Ивановича, вздохнул и Бабарыкин. Опять помолчали. Затем голос Бабарыкина зазвучал примирительно:
– Ладно. В порядке исправления тебе задание. Недалеко, в Московской области есть совхоз. Раньше он за нас был, а теперь что-то сбой дал. В чем дело – непонятно. Короче, его нам надо вернуть, нельзя столько людей потерять. Этот совхоз имеет влияние на весь регион. Видать, коммуняки там поработали и настроили народ против нас. Да и эти худосочные еще со своими худинскими ястребами, похоже, тоже яду подпустили. Вернуть его нам надо. Короче, вот вам и поручение. Справитесь, за вас горою буду, а нет – тогда уж извините. Кстати, там кроме Худинского, будет и ваш Шпеерович. Вот и поборитесь с ним в честной борьбе.
– Но в Подмосковье от нас Андрей Петрович.
– Он болен. Всё. Короче, жду результатов, и надеюсь, неплохих результатов. Пришлите своего помощника – пусть литературкой и деньгами загрузится. И помните: этот совхоз и прилегающие хозяйства нам очень нужны. Сможем там устоять, и вся округа пойдет за нами.
– Но, Виктор Андреевич, с Худинским не так просто справиться. Вы же знаете, что это за тип. Ему – факты, а он тебя из стакана водой поливать. Это еще в лучшем случае. На опасное дело шлете меня, да еще этот Шмыерович…
– Шпеерович, он от коммуняк. Придавите этих двоих – честь и хвала вам, а нет, я уже сказал, что нет. Всё. Помощника ко мне. Срочно постричься, помыться. За вами завтра придет машина, да не одна, очевидно, усилим ваши усилия. Сегодня сам дважды звонил и требовал результатов, и результатов, сами понимаете, хороших. Надеюсь, вы все поняли?