И здесь хотелось бы отметить вот какой момент — начиная с немецкого историка Т. Моммзена, многие исследователи, в том числе и современные, разве что не льют слезы умиления, восхищаясь римскими военными и политическими деятелями, которые по доброте душевной, не преследуя никаких корыстных целей, вступили в бой с македонцами за освобождение Греции. Не знаю, из чего такие исследователи исходят, но свою кровь за просто так никто проливать не будет, и особенно такой прагматичный народ, как римляне. А что же касается римских полководцев, которые преклонялись перед культурой Эллады, то это вовсе не означает, что они так же хорошо относились и к народу, который был носителем этой самой культуры. Когда грубый солдафон Муммий сровнял с землей прекрасный город Коринф, с него и взять-то было нечего, даже римский историк Веллий Патеркул открыто потешается над его неотесанностью. Другое дело — те, которые свое эллинофильство выставляли напоказ, декларируя его при всяком удобном случае, хотя их дела говорили как раз об обратном. А. П. Беликов справедливо указывал, что факты свидетельствуют о том, что приходится говорить о «преступлениях филэллинов против эллинов». Вот что он написал по поводу фигуры, вокруг которой слышатся восторженные охи и ахи некоторых историков — «Фламинин, человек греческой воспитанности, идеализировавший греков и восторженно относящийся к их культуре, разграбил Эретрию и Элатею. Греколюбивый и гуманный римлянин хотел уничтожить всю Беотию и до вмешательства ахейцев успел-таки совершить карательный поход на Коронею. Его действия не отличаются от поступков его предшественников, он охотно использовал террор, а его политику нельзя назвать новой или мягкой ». Примеров подобных действий и других римских военачальников можно найти достаточно, но это только о том, что касалось греков, культурой которых некоторые из римлян восхищались, а что пережили другие народы, перед которыми грубые завоеватели не испытывали духовного трепета? За примером ходить далеко не будем, греческий историк Полибий оставил нам довольно подробное описание того, что несла миру пресловутая римская справедливость. Речь пойдет о том, как римский консул Эмилий Павел после победы над Персеем Македонским поступил с городами Эпира, которые поддержали царя. «После этого Эмилий Павел разослал по отдельным эпирским городам центурионов. Им поручено было объявить, что они прибыли вывести из городов гарнизоны, чтобы эпироты стали такими же свободными, как македоняне. Затем от каждого города было вызвано по десять знатнейших граждан. Объявив им, что все золото и серебро должно быть собрано в общественную казну, Эмилий Павел разослал когорты во все города… Рано утром все золото и серебро снесли в общественную казну. В четвертом часу воинам был дан сигнал грабить города. Добыча оказалась столь велика, что при разделе каждому пехотинцу досталось по 200, а всаднику — по 400 денариев. 150 000 человек обратили в рабство. Стены разграбленных городов были снесены. Всего таких городов насчитывалось около 70. Вся добыча была продана, и полученные деньги розданы воинам». Это — свидетельство современника и очевидца, притом проримски настроенного и старающегося всячески затушевать негативные стороны деятельности своих римских друзей. А что же касается самого Эмилия Павла, то что потом ни болтали бы в оправдание этого «глубоко порядочного и честного человека», но перед нами цинично спланированная и осуществленная военная операция, ставшая трагедией для десятков тысяч ни в чем не повинных людей. Поражают масштабы самого мероприятия, оно должно было произвести огромное впечатление на современников, а вот человек, его осуществивший, больше смахивает на военного преступника, а не объект восхищения. И еще можно наблюдать вот какую картину — когда македонский царь Филипп V захватывает и разрушает греческие города, то многие исследователи эпохи объявляют его извергом и врагом рода человеческого, а когда тем же самым занимаются их обожаемые римляне, то они смотрят на подобные проделки мягко и снисходительно, — дескать, выбора у них не было, а глупые греки сами пользы своей не понимали. И потому погром в Сиракузах и убийство Архимеда остаются в тени, а разгром Абидоса македонским царем вспоминают при каждом удобном случае. То же самое касается и Митридата, чуть что — так он во всем виноват, а о том, что творила озверелая римская солдатня со своими военачальниками, стараются умолчать. Такие вот двойные стандарты получаются…
Страшный мировой кризис, начало которого ознаменовало восстание в Македонии, завершился в 146 г. до н. э. завоеванием Греции, а также уничтожением двух величайших городов Средиземноморья — Карфагена на Западе и Коринфа на Востоке, которые римские варвары стерли с лица земли. И потому вполне объяснима та ненависть, которую эллины всегда питали к римлянам, и не случайно они смотрели на них сверху вниз, по-прежнему считая варварами и мечтая о независимости Эллады. И именно эта самая ненависть в дальнейшем приведет греков под знамена Митридата Евпатора, а самого его эллины будут встречать как Царя-Освободителя.
* * *Но это все на Балканах, а что же творилось в Малой Азии, как ее правители и народы сопротивлялись той чуме, которая наползала с Запада? Первым, кто из азиатских царей столкнулся с римлянами на поле брани, был Антиох III Великий, правитель громадной державы Селевкидов. Располагая мощнейшим флотом и могучей армией, а также превосходным военным советником в лице Ганнибала, он умудрился бездарно провалить все военные операции. Хотя сам план ведения войны, который он предложил, был довольно неплох — вести войну на чужой территории и перенести боевые действия на Балканы, а закрепившись там, организовать вторжение в Италию. Идея была хороша, но то, как она претворялась в жизнь, не выдерживает никакой критики — такое впечатление, что Антиох пустил все на самотек, а сам оставался лишь сторонним наблюдателем. Боевые действия велись в 192–188 гг. до н. э., и так называемая Сирийская война закончилась полным военным разгромом Селевкидов, что произошло не без помощи самого Антиоха. В отличие от своего македонского коллеги Филиппа V, который продемонстрировал удивительную стойкость и мужество в неравной борьбе с римской агрессией, Антиох после первых же неудач впал в уныние, запаниковал и провалил все дело. По сравнению с маленькой Македонией, держава Селевкидов располагала колоссальными ресурсами, но царю это впрок не пошло, и его молниеносный разгром потряс воображение современников. После такой катастрофы государство было вычеркнуто из числа великих держав, и неуклонно начало катиться вниз.
Еще более плачевный конец был у Пергамского царства, правители которого проводили проримскую политику в Восточном Средиземноморье и считались вернейшими псами Республики в регионе. За что в итоге и поплатились. Забыв простую истину про бесплатный сыр в мышеловке, они с помощью своих западных друзей настолько усилили свое царство за счет соседей, что мудрецы на Тибре задумались: а стоит ли продолжать в том же духе? Первый звонок прозвучал, когда для преданного союзника римлян, сражавшегося с ними плечом к плечу против Селевкидов, пергамского правителя Эвмена II был специально придуман закон, запрещающий царям вступать в Рим. Эвмен все понял, но плевок стерпел, поскольку уже поделать ничего не мог, а потому развернулся и отбыл обратно на Восток. Но в отличие от других государств, которые пали в грохоте сражений и жестоких войн, к Пергаму римляне подбирались исподтишка, незримо опутывая его своей паутиной. Апофеозом их деятельности стало убийство последнего пергамского царя Аттала III, и истолкование по праву сильного его завещания в свою пользу — дескать, все свое царство он завещал Риму! Не было в те времена пределов римской наглости, цинизму, жадности, и, присваивая себе независимое государство, они явно перешагивали все пределы допустимых норм того времени. Потому что одно дело — принять по завещанию личные владения царя, и совсем другое — наложить лапу на все царство, где проживали сотни тысяч свободных людей, которые не желали иметь ничего общего с западными варварами. Вот тогда и произошел мощнейший взрыв народного возмущения, который потряс всю Малую Азию (131–129 гг. до н. э.).
* * *Борьбу с ненавистным врагом возглавил побочный сын пергамского царя Эвмена II и сводный брат Аттала III Аристоник. С одной стороны, он чувствовал себя обойденным, поскольку алчные римские политиканы не принимали в расчет его прав на престол, с другой стороны, население Пергамского царства не желало переходить под власть иноземцев. В итоге интересы народа и Аристоника пересеклись, и началось мощнейшее движение против римского владычества в Анатолии. Претендента на трон поддержали некоторые города Эгейского побережья, но были и такие (например Эфес), которые выступили на стороне Рима. Однако Аристоник нанес ряд поражений ополчениям этих городов, «которые из страха перед римлянами не хотели перейти на его сторону» (Юстин), и, заняв солидную территорию, уже считал себя царем освобожденного Пергама. Но все было не так просто, в результате поражения в морском бою, новый пергамский царь был отброшен от моря вглубь страны, и стало казаться, что движение захлебнется. Но Аристоник быстро нашел выход из положения и не только собрал новое войско, но и значительно расширил социальную базу восстания. По сообщению Страбона, он «быстро собрал толпы бедняков и рабов, привлеченных обещанием свободы». Но у подобного действа была и другая сторона медали, поскольку, привлекая к себе широкие массы обещаниями свободы, Аристоник настроил против себя малоазийских династов, которые в подобных действиях увидели для себя смертельную опасность. В итоге против него образовалась мощная коалиция из царей Митридата V Эвергета Понтийского, Пилимена Пафлагонийского, Ариарта V Каппадокийского и Никомеда II Вифинского, которые начали военные действия против претендента. А когда в Малой Азии высадились римские легионы под командованием Публия Лициния Красса и соединились со своими союзниками, то многим показалась, что песенка Аристоника спета. Но произошло то, чего никто не ожидал, — в битве при Лейке армия повстанцев полностью разгромила войска враждебной коалиции, а голову римского командующего фракийские наемники бросили в пыль к ногам Аристоника.
Борьбу с ненавистным врагом возглавил побочный сын пергамского царя Эвмена II и сводный брат Аттала III Аристоник. С одной стороны, он чувствовал себя обойденным, поскольку алчные римские политиканы не принимали в расчет его прав на престол, с другой стороны, население Пергамского царства не желало переходить под власть иноземцев. В итоге интересы народа и Аристоника пересеклись, и началось мощнейшее движение против римского владычества в Анатолии. Претендента на трон поддержали некоторые города Эгейского побережья, но были и такие (например Эфес), которые выступили на стороне Рима. Однако Аристоник нанес ряд поражений ополчениям этих городов, «которые из страха перед римлянами не хотели перейти на его сторону» (Юстин), и, заняв солидную территорию, уже считал себя царем освобожденного Пергама. Но все было не так просто, в результате поражения в морском бою, новый пергамский царь был отброшен от моря вглубь страны, и стало казаться, что движение захлебнется. Но Аристоник быстро нашел выход из положения и не только собрал новое войско, но и значительно расширил социальную базу восстания. По сообщению Страбона, он «быстро собрал толпы бедняков и рабов, привлеченных обещанием свободы». Но у подобного действа была и другая сторона медали, поскольку, привлекая к себе широкие массы обещаниями свободы, Аристоник настроил против себя малоазийских династов, которые в подобных действиях увидели для себя смертельную опасность. В итоге против него образовалась мощная коалиция из царей Митридата V Эвергета Понтийского, Пилимена Пафлагонийского, Ариарта V Каппадокийского и Никомеда II Вифинского, которые начали военные действия против претендента. А когда в Малой Азии высадились римские легионы под командованием Публия Лициния Красса и соединились со своими союзниками, то многим показалась, что песенка Аристоника спета. Но произошло то, чего никто не ожидал, — в битве при Лейке армия повстанцев полностью разгромила войска враждебной коалиции, а голову римского командующего фракийские наемники бросили в пыль к ногам Аристоника.
Это был неслыханный успех, но он оказался и последним. В далеком Риме давно с тревогой наблюдали за развитием событий на Востоке, но в то же время в сенате присутствовала твердая уверенность в успехе экспедиции Красса. Однако когда весть о катастрофе достигла берегов Тибра, там очнулись от благодушной дремы и начали действовать быстро и решительно. Новый консул, Перперна, снова привел в Азию легионы и, разгромив Аристоника в нескольких сражениях, заблокировал его в крепости Стратоникее. Не имея возможности овладеть ею штурмом, он голодом вынудил восставших открыть ворота и капитулировать. А потом началась расправа — Аристоника отправили в Рим и задушили по приказу сената, десятки тысяч свободных людей было продано в рабство, а бывшее некогда независимым Пергамское царство стало римской провинцией Азия. Эпоха великих царей закончилась, наступила эпоха господства сената.
* * *Сказать, что население новой провинции Азия ненавидело римлян — значит ничего не сказать. Их не просто ненавидели, их ненавидели люто, до зубовного скрежета, ожидая лишь удобного случая, чтобы взяться за оружие и вышвырнуть завоевателей обратно за море. Некогда свободную страну римские откупщики и ростовщики накрепко опутали своей паутиной, римские купцы прихлопнули местную торговлю, а поборы и налоги римских наместников подорвали благосостояние населения. У Диодора Сицилийского мы находим интересное известие о том, как обстояли дела на территории Вифинского царства, которое было римским союзником, а не завоеванной землей: «Тогда Марий послал за помощью к царю Вифинии Никомеду, но тот ответил, что большинство вифинцев схвачены сборщиками налогов и томятся в рабстве в провинциях». Так это на территории союзной державы, а что тогда творилось на захваченных территориях? По сравнению с римским гнетом времена правления своих законных царей воспринимались местным населением едва ли не как эпоха золотого века, и потому вполне объяснимо то, как они переносили свое нынешнее положение. Да и за что было любить этих самодовольных и наглых пришельцев, которые, раздуваясь от чувства собственной значимости, нагло диктовали свою волю народам Малой Азии? Римское политическое влияние в регионе заметно усилилось, и правители соседних государств и пальцем теперь не смели пошевелить без сенатского соизволения. Римляне теперь совали свой нос везде и всюду, вмешивались во все споры и конфликты, а заодно следили за тем, чтобы, не дай бог, кто-то из царей мог бы усилиться. Это стало основной целью их дипломатии, навязчивой идеей, и местным правителям приходилось сильно изворачиваться, чтобы не вызвать подозрений у могущественного соседа. Таким был этот мир, когда в него пришел Митридат.
Глава I Что нам известно о Митридате?
Как это ни парадоксально прозвучит, но о Митридате нам известно и слишком много, и слишком мало. Много — это когда его деятельность рассматривается через призму войн с Римом, а поскольку большую часть своей жизни он воевал с этим народом, то и освещена она достаточно хорошо в античной традиции. Мало — это потому, что сведения о его ранних годах жизни и начале царствования носят обрывочный и легендарный характер, а связного повествования о них нет. Большую часть сведений о начале правления царя Понта мы узнаем из «Географии» Страбона, где в разделах, посвященных Черноморскому региону, он касается и политической деятельности Митридата, а также походов его полководцев.
Уроженец города Амасьи Страбон (64–24 гг. до н. э.) был не только географом, но и историком. До нас дошла лишь его «География» в 17 книгах, а другая работа — «История» — не сохранилась, и об этом можно только сожалеть, потому что дед ученого по материнской линии в свое время входил в ближайшее окружение Митридата, и Страбон наверняка знал множество подробностей из жизни знаменитого царя. Тем не менее в книгах VII (Истр, Германия, Таврика, Скифия) и в XI (Кавказ, Гиркания, Парфия, Бактрия, Мидия, Армения) мы находим некоторые сведения о жизни и деятельности Евпатора. Это, прежде всего, данные о его войне со скифами в Тавриде и подчинении Боспорского царства, а также о боевых действиях на Кавказе — как уже отмечалось, этот период его жизни наименее освещен.
И совсем другую картину мы наблюдаем при изучении войн царя с Римом — Аппиан посвятил ему целую главу, а у Плутарха они изложены в биографиях Суллы, Лукулла и Помпея.
Аппиан Александрийский (ум. 70-е гг. II в. н. э.) был грек по национальности, получил права римского гражданства и в дальнейшем занимал видный пост в администрации Египта. В своей «Римской истории» он хотел показать величие Римской державы, справедливость и закономерность установления римской власти над другими народами — не он первый, не он последний, кто старался подобную идею донести до читателей. Хронология произведения охватывала период от царских времен до современной ему эпохи. Свой труд Аппиан построил довольно своеобразно — по этническому принципу, где он описывает историю различных территорий и областей до их присоединения к Риму, и в том порядке, в каком они попали под его власть. Из 24 книг до нас дошли целиком 6–8 и 12–17, а кроме того, от некоторых сохранились небольшие, а порой и довольно значительные фрагменты. Несмотря на то, что Аппиан очень добросовестно отнесся к своей работе, приводимые им факты иногда расходятся с данными других источников, в частности историк неточен с именами, датами, последовательностью событий и географическими названиями. Для нас наибольший интерес представляет глава «Митридатовы войны», где главным героем, соответственно, является понтийский царь. Сделав краткий исторический обзор состояния дел в Малой Азии накануне вооруженного столкновения между Римом и Понтом, автор затем рассматривает причины и сам ход войн.
Рассказ Аппиана прекрасно дополняют биографии Плутарха, посвященные тем римским полководцам, которые воевали против Митридата на протяжении I и III войн. Грек Плутарх, родом из Херонеи, живший в I в. н. э., был очень образованным человеком и талантливым писателем, занимал высокое положение в римской администрации. Городок Херонея, где он проживал, находится в Центральной Греции, в Беотии, где происходили ожесточенные бои во время Первой Митридатовой войны, а одна из решающих битв произошла как раз в непосредственной близи от его родного города. Не будучи знатоком военного дела и обычно не уделяющий достаточного внимания боевым операциям, эти сражения Плутарх освещает на удивление подробно и грамотно, возможно на основании местных преданий и разнообразных сведений. Ведь сам Плутарх отмечал, что пишет не историю, а биографии, откуда читатели должны черпать примеры того, чему надо подражать и чего следует избегать, он также любит пересказывать сплетни и анекдоты, но именно в его работах сохранилось множество ценных фактов, не упомянутых у других историков. Сулла, Лукулл, Помпей Великий — вот те полководцы, которые сражались с грозным царем и о которых другой римский историк — Луций Анней Флор заметил, что Митридат был побежден «счастьем Суллы, храбростью Лукулла, величием Помпея».