Но все равно создателя ОТО буквально засыпали бесчисленными предложениями и заявками на доклады и лекции со всего мира. Немецкие дипломаты информировали министерство иностранных дел: «Выступления господина Эйнштейна приносят пошатнувшемуся после войны авторитету Германии громадную пользу». Лекции физика делали для сближения вчера еще враждующих народов куда больше, нежели усилия дипломатов, разрушая стереотипный образ «тупого немца-солдафона».
* * *Итак, 1919 год стал историческим, «звездным годом» для ученого Эйнштейна.
И он же принес решительные изменения в его личной жизни. 2 июня были наконец узаконены уже неприлично затянувшиеся интимные отношения с Эльзой Лёвенталь, двоюродной сестрой по материнской линии и троюродной по отцовской.
(Кстати, в столь причудливом на первый взгляд, матримониальном союзе никто не усматривал ничего противоестественного, аномального. Герман Эйнштейн и Паулина Кох, будущие родители Альберта, являлись двоюродным братом и сестрой. Эльза (в девичестве Эйнштейн) появилась на свет от аналогичного брака. Словом, генеалогическое древо Эйнштейнов таило немало проявлений «семейственности» в брачных отношениях).
Но, вообще-то, к браку как таковому Альберт Эйнштейн относился крайне отрицательно, считая, что супружеские отношения придумал «какой-то боров, лишенный воображения». Своим друзьям он не раз повторял, что «брак – это неудачная попытка превратить короткий эпизод в нечто продолжительное», что это – «цивилизованная форма рабства» и т. п.
Эльза была на три года старше, давно находилась в разводе с прежним супругом – неким мелким торговцем Лёвенталем, одна воспитывала двух вполне уже взрослых дочерей.
И здесь следует отметить, что в какой-то момент Альберт даже стоял перед выбором: а не соединить ли ему свою судьбу с Ильзе, старшей дочерью Эльзы? Кокетливая девица даже консультировалась по этому щекотливому вопросу со своим прежним любовником Георгом Николаи:
«Ты – единственный человек, которому я могу доверить то, что скажу ниже, кто может дать мне совет… Ты помнишь, что мы недавно говорили о браке мамы с Альбертом, и ты сказал, что брак между Альбертом и мной был бы более правильным. Я никогда не думала об этом до вчерашнего дня. Вчера внезапно был поднят вопрос о том, желает ли Альберт жениться на маме или на мне. Этот вопрос, прозвучавший изначально в виде полушутки, в течение нескольких минут стал серьезным, и сейчас он должен рассматриваться всесторонне и серьезно.
Сам Альберт отказывается принять окончательное решение. Он готов жениться либо на мне, либо на маме. Я знаю, что он любит меня так сильно, как, может быть, ни один мужчина меня любить не будет. Он мне даже сам об этом вчера сказал. С одной стороны, он мог бы даже с большим удовольствием жениться на мне, так как я молода, и он мог бы со мной завести детей, что, естественно, невозможно в случае мамы, с другой – он слишком порядочный и любит маму слишком сильно, чтобы упоминать о такой возможности.
Ты знаешь, как наши с Альбертом взгляды близки, я его очень люблю, испытываю к нему огромное уважение. Если только есть истинные эмоции дружбы и товарищества, то именно их я испытываю по отношению к Альберту. Я никогда не имела ни малейшего желания физической близости с ним. В его случае – все наоборот. По крайней мере, с недавних пор. Он признался мне однажды, как трудно ему держать себя под контролем.
Третьей стороной… в этой странной и, конечно, очень смешной истории станет мама. Поскольку она еще не уверена твердо, что я действительно говорю серьезно, она позволила мне принимать решение совершенно свободно. Если бы она увидела, что я смогу быть счастлива только с Альбертом, она, несомненно отошла бы в сторону. Но для нее это было бы тяжелым испытанием. И поэтому я не знаю, было ли действительно справедливо, если бы я стала бороться с ней за то место, которое она добилась для себя теперь, после всех лет ее борьбы, когда она наконец у цели…
Я, двадцатилетняя глупышка, должна сделать такой серьезный выбор. Я сама с трудом могу поверить в это и чувствую себя очень несчастной… Помоги мне. Твоя Ильза».
Окончательный выбор сделала все-таки мать. С уверенным появлением Эльзы в жизни Эйнштейна друзья сразу ощутили перемены: «Альберт, в котором всегда было что-то богемное, стал жить жизнью буржуа средней руки… в доме, типичном для зажиточной берлинской семьи… с хорошей мебелью, коврами и картинами. Войдя, вы ощущали, что он тут чужой, как представитель богемы в гостях у буржуа».
По своему разумению фрау Эльза украсила гостиную огромным портретом одного из основателей сионизма Теодора Герцля. Тут же находились две внушительные копилки, в которые гости, в зависимости от содержимого своих портмоне и уровня национального сознания, оставляли пожертвования на поддержку движения. На все это хозяин дома не обращал внимания. Или делал вид, что не замечал странных новшеств в домашнем интерьере.
Раввин, нередко навещавший семейство великого теоретика, говорил, что «госпожа Эйнштейн поразительно похожа на своего мужа. Она тоже невысокая и плотная, волосы у нее не такие седые, как у мужа, но вьются так же, как у него, мелкими волнами. Даже одеты они с мужем были почти одинаково: на ней тоже брюки и свитер». Наблюдательные дамы хихикали над некоторыми странностями Эльзы. Страдая близорукостью, она, тем не менее, напрочь отказалась от очков, предпочитая аристократический лорнет, из-за чего в японском ресторане, например, случались конфузы: изысканную икебану дама могла принять за оригинальный салат, и орхидеи безвинно гибли под острым ножом.
Зато Эльзе удавалось окружать покоем и комфортом хозяина дома, угадывать самые неожиданные желания своего непредсказуемого Альберта. «Мы стараемся ему не мешать, – рассказывала она. – Мы незаметно ставим ему еду и достаем пальто. Иногда он даже в холод выходит из дома без пальто и шляпы. Потом возвращается, и вот уже на лестнице слышны его шаги…»
Спальни супругов находились в разных концах длинного коридора. Эльза, смеясь, объясняла это тем, что муж невероятно громко храпит и спать с ним рядом просто нет никакой возможности. Иногда ночью он выходил из своей комнаты со скрипкой в руках и отправлялся музицировать на кухню. По его мнению, облицованная кафелем кухня обладала самой лучшей в доме акустикой.
Распорядок рабочего дня? Для Эйнштейна это был странный вопрос. «Работать – значит думать, – говорил он. – Поэтому точно учесть рабочий график не всегда легко. Обычно я работаю от 4 до 6 часов в день. Я не слишком прилежен».
И еще. Эльза безропотно закрывала глаза, когда Эйнштейн отправлялся на своей яхте в дальнее плавание, и не всегда одиночное. А возвращался, как правило, ночью или на рассвете. Или не возвращался вовсе. Когда некоторые из женщин после ужина благоволили остаться на ночь, Эльза провожала гостью в подготовленную комнату, а сама как ни в чем не бывало оправлялась к себе в спальню и засыпала в одиночестве. Зато утром Альберта всегда ждала чашка горячего кофе.
Она полагала, что гений, подобный ее мужу, не может быть безупречен во всех отношениях. И в приторных знаках внимания, которые оказывали ее Альберту посторонние женщины, видела пусть обременительные, но обязательные элементы атрибутов славы, и только. Друзья дома горячо поддерживали ее заблуждения и заверяли, что поклонницы Эйнштейна – дамы, случайно попавшие в XX век из эпохи романтизма с присущим ей культом блестящих гениев, замечательных героев и отважных рыцарей.
За годы второго супружества сексуальные вкусы Эйнштейна существенно изменились. Его уже мало интересовали случайные потаскушки. Как правило, ученого окружали знатные богатые дамы, которые могли позволить себе любой каприз. Например, прикатить за Альбертом в шикарном лимузине и увезти невесть куда на целый день. Провожая мужа на прогулку, Эльза тайком совала ему в карман деньги на карманные расходы.
Роскошная вдова фрау Тони Мендель, приезжая за «своим профессором», между прочим, никогда не забывала при этом «подсластить пилюлю», прихватывая для Эльзы шоколад и прочие лакомства. Но потом увозила Эйнштейна на театральные вечера, а далее к себе на виллу. Где он вынужден был оставаться на ночь, чтобы потешить милую фрау Тони чем-нибудь из классики XVIII века. Не менее настойчивой была и владелица сети цветочных салонов госпожа Эстелла Каценелленбоген. Потом целое лето у Эйнштейна длился роман с роскошной блондинкой Маргарет Лебах. Еженедельно она приезжала к Эйнштейну в Капут, чтобы угостить его супругу ванильными булочками собственной выпечки. Отведав гостинцев, Эльза благоразумно исчезала на весь день «за покупками», предоставляя гостье мужа полную свободу гулять по берегу живописного озера и собирать кувшинки…
Эйнштейн ухаживал за своими пассиями порой наивно, как ребенок, который, увидев изумительную игрушку, ни за что на свете не хотел с ней расставаться. Оправдывался тем, что научные исследования, поиски истины и красоты – это та уникальная сфера деятельности, в которой позволено всю жизнь оставаться детьми. Юношеская бесшабашность и безоглядность, ярко проявлявшиеся в нем в периоды влюбленности, по мнению Эльзы, просто были украдены у Альбертля тем ранним браком с Милевой.
Благонравная Эльза испытывала к мужу больше материнских, нежели супружеских, чувств, обращаясь с ним как с любимым, порой капризным ребенком, которому прощалось все. Она учила его пользоваться зубной щеткой, запрещала появляться в гостиной перед посторонними в халате, надевать туфли без носков. Отбывая в свои многочисленные зарубежные поездки, Эйнштейн по-школярски добросовестно отчитывался перед ней о своих бытовых делах (иные ее мало интересовали): «Мое пребывание здесь подходит к концу, – сообщал он ей из Оксфорда. – Это было хорошее время, и я уже начинаю привыкать к смокингу, так же, как я привык когда-то к зубной щетке. Однако даже в самых торжественных случаях я уходил без носков и прятал нехватку цивилизованности в высоких ботинках».
В благодарность за внимание она высылала ему по почте в плотных пакетиках обожаемые Альбертлем хрустящие гусиные шкварки. Он уверял, что эти послания трогают его гораздо больше, чем самые прекрасные любовные стихи.
Мишель Бессо восхищался своим другом: «Более всего меня поражала его способность долгие годы жить не только в мире, но и в настоящем согласии с этой женщиной».
Участники званого обеда во Франкфурте вспоминали, как Эйнштейн после окончания трапезы изъявил желание принять участие в камерном концерте. Его тут же окружила толпа бойких поклонниц, которые (коль уж не случилось поцеловать) осыпали его комплиментами. Многие из них были хороши собой, обольстительны, и почти все жаждали общения более близкого, чем то, на которое претендовали в самом начале светского знакомства. Некоторые, добиваясь встречи с ним, прибегали к хитроумным стратегическим или тактическим уловкам, другие действовали с ошеломляющей простотой.
Некая видная мадам, знакомясь с Эйнштейном, тут же обернулась к Эльзе и без обиняков спросила: «А могу я поговорить несколько минут с профессором тет-а-тет?», на что последовал тактичный ответ – «Да, безусловно, можете» – и понимающая улыбка мужу.
Не менее пылкая представительница слабого пола прямо предложила Эйнштейну вступить с нею в интимную связь, чтобы завести замечательное потомство: «Представьте, дорогой, что они будут так же умны, как вы, и прекрасны, как я».
– Прекрасная идея! – тут же оценил ученый. – Но что, если произойдет совсем наоборот?
Обычно экзальтированные особы покидали дом ученого в полной уверенности, что Эйнштейн спиритуалист, верящий в «четвертое измерение». Болтушка Герта Валдоу, служившая у Эйнштейна горничной, без устали твердила на каждом углу: «Как ему нравятся красивые женщины! А они его – так просто обожают!» Он действительно не оставлял без внимания ни одной юбки, включая домашнюю прислугу. И не предпринимал попыток поиска женщин по каким-то своим особым приметам, мечтаниям, предпочитая брать под ручку тех, кто оказывался рядом. Но каждую придерживал на расстоянии.
Разумеется, незаурядный темперамент Эйнштейна был для Эльзы неразрешимой проблемой. С удручающей точностью сбывались мрачные пророчества фрау Милевы Марич…
Ученому крайне необходима была надежная помощница в повседневных делах, которая бы строго следила за его рабочим графиком, поддерживала порядок в бумагах, организовывала деловые встречи и пр.
Один из друзей Эйнштейна порекомендовал ему взять в качестве секретаря свою племянницу. Юная Бетти Найман всем была хороша, и Эйнштейн вскоре забыл, что девушка должна так же исполнять еще и служебные обязанности. Его бурный роман с Бетти не стал секретом для бдительной Эльзы. В конце концов, она смирилась, но предъявила ультиматум: если уж ты, милый муженек, не в состоянии обойтись без сексуальных услуг этой особы, будь добр встречаться с ней не чаще двух раз в неделю. И при этом отказаться от всех прочих любовниц. Идея Эйнштейна: «Жить втроем!» – энтузиазма у женщин не вызвала.
Элен Дюкас в жизни ученого появилась в 1928 году. В тот момент Эйнштейн уже четвертый месяц валялся в постели, его мучили сердечные недомогания, и фрау Эльза совсем сбивалась с ног. Уход за больным, бесконечные хлопоты по дому, дети… Еврейская сиротская организация, где она была президентом, порекомендовала ей рассмотреть в качестве возможного секретаря нобелевского лауреата кандидатуру фройляйн Элен. Симпатичная, высокая, стройная женщина с твердым, как позже обнаружилось, характером, сразу пришлась ко двору. Она приглянулась и хозяйке, и главное – хозяину дома. Он сразу оценил и внешний вид будущей помощницы, и своего доверенного лица, и ум, и даже острый язычок. То, что милая девушка не имела образования, значения не имело. При первой встрече с Дюкас Эйнштейн протянул к ней руки и воскликнул: «Покойник к вашим услугам!»
У Элен были и другие, чисто женские достоинства, которые весьма высоко ценил отец релятивизма. Хотя она упорно отрицала какие-либо внеслужебные отношения с патроном, утверждая, что обычно Эйнштейн проявлял к ней не больше нежных чувств, чем к столу или стулу. Очень скоро к Элен все стали относиться, как к полноценному члену семьи. Именно она стала домашним гением Эйнштейна, снимая с гения тяготы повседневной жизни одной ей известным способом.
Кстати, накануне смерти Эйнштейн именно Дюкас завещал не только личные вещи и книги, но и 20 тысяч долларов (на пять больше, чем больному сыну Эдуарду и вдвое больше, чем Гансу), но самое главное – предоставил ей пожизненное право получать гонорары от публикаций его книг и статей. Дюкас под семью замками надежно хранила все – семейные, сугубо личные, научные – секреты Эйнштейна от чужих глаз, ушей и жадных, загребущих рук.
Зашифровав в своей шутливой «формуле успеха» (А = X + Y + Z) в слагаемом «Z» умение держать язык за зубами, он знал одно: «Уникальность вашего творчества зачастую зависит от того, насколько хорошо вы умеете прятать свои источники. Вас могут вдохновить другие великие люди, но если вы в положении, когда на вас смотрит весь мир, ваши идеи должны выглядеть уникальными».
Хотя Эйнштейна, конечно же, куда больше занимали проблемы мировоззренческие, нежели нюансы супружеской жизни и взаимоотношения полов: «Я хочу узнать, как Бог создал мир. Мне не интересны те или иные явления в спектре того или иного элемента. Я хочу знать Его мысли, остальное – это детали». А о своей душе говорил: «Я действительно одинокий путник, который не принадлежит всем сердцем ни государству; ни родине, ни друзьям, ни семье… Не знаю, почему меня никто не понимает, но каждый любит».
* * *Женщины с первого взгляда очаровывались Альбертом, считая его особым, светлым, просто «светящимся человеком». Создатель и руководитель московского театра для детей Наталья Сац на всю жизнь запомнила свою случайную встречу с Эйнштейном во время берлинских гастролей в начале 30-х годов прошлого века. Она даже не догадывалась, что перед ней великий физик, просто любовалась импозантным мужчиной: «Где я видела эти черные, одна выше, другая ниже, словно в пляске, брови, большие карие смеющиеся и такие лучистые глаза, мягкий подбородок, высокий лоб, черно-седые волосы, которым, видимо, очень весело и свободно на этой голове?.. Галстук набок, обжитой пиджак…»
После спектакля «Фальстаф» в Кролль-опере Наталье Ильиничне передали, что чета Эйнштейн приглашают ее провести воскресенье у них на вилле «Капут». Накануне визита бедная женщина два дня, не смыкая глаз, штудировала книги ученого, доставленные ей из советского посольства. Потом грустно признавалась: «Труды Эйнштейна для меня явно трудны… Непривычные слова не «оседали», а кружились в голове – получалась какая-то чертова мельница… В памяти одиноко торчало слово «относительность – Relativist». Еще вспомнила, что девяносто девятый элемент в менделеевской таблице, кажется, получил название «эйнштейний». И, на всякий случай, заучила образное толкование общей теории относительности, которое Эйнштейн придумал для своего 9-летнего сына Эдуарда: «Когда слепой жук ползет по изогнутому суку, он не замечает, что сук изогнут. Мне посчастливилось заметить то, что не видел жук, что сук кривой».
Но московская гостья понапрасну волновалась. Никаких научных дискуссий ничуть не предполагалось. Эйнштейн, встретив ее в саду, для начала активно вовлек Наташу в полив клубничных грядок, потом в отчаянную борьбу с сорняками. Она исподволь наблюдала за небожителем эпохи: «Мне хотелось, чтобы он говорил, заучивать его афоризмы, а он хотел молчать… Переключил энергию мозга на физическую, окунувшись с головой в милые дачные работы. Но мысли… они ведь непослушные! Какой огромный у него лоб, сколько жизни в глазах – все видят, все время в движении, может быть, именно сейчас новое открытие зреет под черно-серебряными непослушными волосами? Как хорошо работать на грядке рядом с ним…»