– Вы свободны? – сипло произнесла, оглядываясь назад.
– Нет, жду клиента.
– Заплачу вам в два раза больше, только поехали, – умоляла таксиста, перепуганная до чёртиков.
Помог положить пакет в багажник, с души отлегло, когда кто—то был рядом. Быстро довёз до дома, расплатилась, как и обещала, удвоив сумму на счётчике.
Закрыла дверь изнутри, вставила ключ в верхний замок и выдохнула.
Не придёт. Не приходил несколько месяцев, и сегодня не придёт. А если придёт, пусть знает, что его не ждут больше.
Ночью рассортировывала бусины по коробкам, прозвенел дверной звонок. Вздрогнула, застыла – несколько шариков выпали из рук и звонко прокатились по полу.
В замке послышались царапающие звуки – пытается открыть. Громкий хлопок ладонью с той стороны – тело забилось от страха. Снова звонок, настойчивый, долгий. Если не открою, уйдёт. Ведь уйдёт же, наверняка. Должен.
А потом неразумные ноги сами понесли к двери.
Отпихнул с порога, сжал плечи руками. Пристально посмотрел карими глазами в самое нутро, глубоко вздохнул. Отпихнул ногой пакеты из магазина, которые не стала разбирать днём; прижал к стене и прижался телом к моему. Сильно. Жарко.
Поцеловал грубо, вторгся языком в рот, как будто изголодался. Я вторила ему в такт, цеплялась руками за тонкий пуховик, царапала ткань ногтями. Сжал тонкий шёлк халата в руке, дёрнул поясок – прикоснулся холодными от мороза руками к голому телу. Кажется, застонала, хрипло и томно, когда приподнял вдоль стены. Обхватила ногами, вцепилась пальцами в шею – не изменился.
Перенёс на комод – расстегнул ширинку на брюках, толкнулся резко и болезненно. Вскрикнула, сжала бёдра, чтобы удержать его. Задвигался, трахал жёстко, быстро, без лишних нежностей. Глубоко, как и всегда, порывисто. Кричала и билась, пыталась оттолкнуть, но не сильно – так хорошо было ощущать на себе его запах. Сжимал спину, будто пальцами под кожу пробирался; дёргал за волосы; рычал в лицо, как бешеный.
Резко вышел – горячий, влажный. Опустил руки по обе стороны от меня, уронил голову. Дышал часто и прерывисто, покачал головой.
– Не уходи, – прошептала, давясь слезами, погладила по чёрной колючей макушке, – Останься, прошу.
– Не могу, – выдавил из себя, – Не имею права.
Поднял голову, мягко погладил мой подбородок. Усмехнулся уголком губ, провёл носом по щеке.
– Как же ты пахнешь, – прошептал в мою кожу, – А вкус, – осторожно собрал влагу между ног пальцами, облизал их и предложил мне, – С ума сводишь, – прорычал, когда я прикусила костяшки, взяла в рот и начала посасывать.
Снова вошёл в меня, на этот раз осторожно. Медленно задвигался, в том же темпе, как мои губы смыкались вокруг его пальцев. Простонал, когда я взяла их глубоко, почти до горла, убрал руку и поцеловал, кружа языком в рту, лаская.
– Ещё, – прошептала ему в рот, – Ещё.
Он задрожал, сжал мои бёдра и потянул их на себя. Спиной упала на комод, пятая точка зависла в воздухе, поддерживаемая только его руками. Задвигался, как сумасшедший, проникая так глубоко, что мои стоны превратились в отчаянные вопли – будто хотел целиком войти в меня и не отпускать.
Мы кончили одновременно – я, завывая и вырывая себе волосы, со слезами на щеках. Он – взревев, как раненное животное, трахая меня так жёстко, что я уже ничего не чувствовала, кроме боли. Завибрировал внутри и снаружи, навалился сверху, укусил в плечо, и остановился.
Слезы текли по щекам не от его грубости, а от того, что скучала. Тосковала. Ждала. Думала, придёт и исчезнет наваждение, угаснет похоть, пропадёт желание. Но нет. Каждая эмоция, связанная с ним, стала ярче, едва ноздрей коснулся его терпкий аромат. Как будто до этого в костре тлели угли, но кто—то плеснул на них бензина. Разгорелось ярче, горячее и нетерпеливее, сжигая всё на своём пути.
Он молчал, и я тоже. Только коротко всхлипывала, безнадёжно стараясь не издавать звуков. Медленно выдохнул в мою шею, подхватил за спину и поднял в воздух. Обняла ослабевшими руками, и простонала, когда поняла, что между ног всё горит и ноет.
Опустил на кровать, включил ночник и стал осматривать причинённый ущерб. Я не жалуюсь, нет – руку бы себе сломала кувалдой, лишь бы он был рядом. Боль физическая ничто по сравнению с болью одиночества; с болью осознания того, что никому не нужна – даже психу, маньяку, насильнику.
Скрежещущий вдох вырвался из его горла, когда я вскрикнула от прикосновения к воспалённой плоти и схватилась за его запястье мёртвой хваткой, чтобы убрать руку. Он отстранился, отодвинулся и сел на край кровати, обхватив голову руками. Слёзы высохли, быстрая мысль о том, что он сейчас уйдёт, придала сил. Подползла сзади, обхватила широкие плечи руками – по—прежнему в куртке, на которой были капельки растаявшего снега.
– Останься. Пожалуйста, – хрипло попросила в затылок, вдыхая его запах.
Он накрыл мои руки ладонью, прерывисто вздохнул и повернул голову. В приглушённом свете настольной лампы его профиль был мягче, на скулы падала тень от ресниц, губы чуть припухли от поцелуев. Руки, против воли начали стаскивать куртку, он ухмыльнулся, но останавливать не стал. Раздела, потянула вверх джемпер из тонкой кашемировой шерсти, прижалась грудью к обнажённой спине.
Повернулся, обнял и устроил мою голову на своём плече. Погладил по волосам, поцеловал в макушку, и хрипло сказал:
– Спи.
11
Он стал приходить по ночам, но больше не касался меня так, как прежде – осторожничал. Просто лежал рядом, гладил мою спину, перебирал рёбра и позвонки пальцами, вдыхал запах моих волос.
Он не говорил много, не называл своего имени, хотя я рассказала всю свою подноготную. Рассказала о своей семье – маме, которая растила меня одна; о муже, который предал и ушёл к другой; о своих мечтах и желаниях. Он улыбался, хмурился, иногда заливисто смеялся забавным историям из моей, в общем—то, ничем не примечательной молодости. С интересом наблюдал, как нанизываю бусины на нитку и леплю их из полимерной глины.
Я готовила нам ужины, каждый раз что—то новое и необычное: лазанью со шпинатом и соусом бешамель, гриль овощи и мраморную говядину, тайскую рисовую лапшу с креветками в сливочном соусе, ризотто с крабовым мясом и шампиньонами. Он всегда жадно ел, чуть ли не облизывал тарелку и улыбался. Помогал помыть посуду, благодарил за еду искренне и с нежностью – целуя в макушку и сжимая в объятиях.
Иногда мы пили кофе, и потом смотрели глупые французские комедии – мои любимые – до самого восхода.
А наутро я просыпалась одна, всегда разбуженная запахом свежезаваренного кофе и тостов.
Затем он пропал. Я не находила себе места, перестала готовить и судорожно ждала по ночам того момента, когда повернётся его ключ в замке. Днём стала уходить, сначала на пару часов, затем почти на всё время – надеялась, что придёт неожиданно.
Мобильный трезвонил без устали: звонила мама, Светка, бывший муж – я редко отвечала на их звонки. Одиночество снова навалилось суровой реальностью – холодное, жалкое, беспросветное и жестокое. Слёзы текли по щекам, когда засыпала и просыпалась одна; хотелось кричать от душевной боли, которая разрывала на части.
Мне не хватало его сильных, умелых рук; жадного рта и мягких губ, которые мгновенно краснели и опухали от жарких поцелуев. Не хватало синяков по всему телу – прежние пожелтели и почти исчезли с моей кожи. Не хватало его колючих волосков, и запаха. Запаха, пожалуй, не хватало больше всего.
Понимала, что влюбилась. Вот так – глупо, наивно, в совершенно незнакомого человека, но влюбилась. Потеряла себя, растворившись в воспоминаниях. Вздрагивала от жара, когда проходила мимо стены в прихожей, где он взял меня в первый раз; обливалась холодным потом, когда стояла, опершись ладонями о кухонную столешницу; жевала губы, смотря на комод в прихожей. Пыталась довести себя до оргазма в душе, под одеялом, но свои собственные руки предавали – пальцы не были такими шершавыми и грубыми, как у него.
Ждала, как побитая, брошенная собака, своего хозяина. И постепенно теряла веру – веру в то, что он снова придёт.
– Выглядишь совсем неважно, – осторожно сказала Светка за чашечкой кофе в кафе, куда вытащила меня в один из первых тёплых весенних дней, – Не приходил?
Я отрицательно покачала головой и спряталась за тёмными солнечными очками, делая вид, что ярко светит в глаза.
– Может, позвонишь ему? – она отпила из своей чашки и забросила в рот несколько шоколадных трюфелей.
– У меня нет его номера.
– Тебе не кажется это странным? Сколько вы встречаетесь – а ты ничего о нём не знаешь. Даже имени, – она бросила мне укоризненный взгляд, – Может, он женат.
– У меня нет его номера.
– Тебе не кажется это странным? Сколько вы встречаетесь – а ты ничего о нём не знаешь. Даже имени, – она бросила мне укоризненный взгляд, – Может, он женат.
– Он не женат, – резко ответила я, – У него никогда не было кольца, и следов тоже нет.
– Может, не носит вообще, и жена не против.
– Он не женат, Светлана, – грубо повторила я.
Светка вздрогнула, я редко была раздражительной. Наверное, в этом моя беда – всегда мягкая, податливая, вежливая. Наступили на ногу? Ничего страшного. Пропустить в очереди, в которой стояла битых пятнадцать минут? Идите, конечно, я ещё подожду. Дать взаймы, зная, что уже никогда не вернут? Естественно. Простить мужа—изменника, помочь ему в бизнесе почти забесплатно? Обязательно.
Наверное, пора меняться. Что—то сделать с собой, прикрутить другую голову. Мыслить иначе.
Я была такой – дочь матери—одиночки. Слишком хорошей, слишком правильной, слишком приторной. В школе больно кричали в спину: «Безотцовщина» – я приносила конфеты на накопленные деньги, чтобы задобрить одноклассников. Учителя смотрели косо – стирала шторы голыми руками, а потом лечила волдыри на коже от хозяйственного мыла. Мальчик посмеялся над слишком длинной юбкой – обрезала её так коротко, что не могла показывать указкой, стоя у доски – едва задиралась, открывала белые хлопковые трусики. Над ними, кстати, тоже посмеивались – в то время у многих уже были кружева.
Назвали серой мышкой из—за неприметного цвета волос – стала платиновой блондинкой. Сказали, что толстая – похудела на пять размеров. Поругали рисунки, мол, никогда тебе не быть дизайнером – руки—то из жопы растут – пошла на экспресс курс для начинающих художников и поступила на бесплатный факультет архитектуры и дизайна.
Жизнь не била, нет. Били люди. Били остро, безжалостно, и я приспосабливалась. Не била в ответ – подставляла щёку. Думала исправятся, одумаются. Не получилось…
Дожилась до того, что скучаю по какому—то психу, который приходит в мой дом без разрешения и трахает меня, как надувную куклу.
Светка что—то говорила, но я не слушала. Поняла, что меня в очередной раз используют – уши для её дерьма и проблем. Хочет очередного халявного ремонта: зарплату задерживают, а просто жизненно необходимо обновить кухню, не найдёшь мебельщиков подешевле? Для меня её «подешевле» значило провести несколько бессонных ночей, рисуя проект и купить материалы для фасадов за свой счёт, потому что крашеный глянец, который она хочет, «подешевле» не делают.
Да, надо что—то менять. Я решила сменить подругу.
– Мне пора, – сухо сказала я, поднимаясь из—за стола, – Насчёт кухни, обратись в любую фирму и тебе сделают ценовое предложение и проект.
– Ааа, – протянула она, хлопая зелёными глазами.
Даже цвет был не настоящим – линзы. Вся она была не настоящей. Именно она полгода знала об интрижке Славы – потом призналась и просила прощения. Я случайно увидела его у дверей женской клиники, куда он шёл вместе со своей молодой округлившейся пассией, прибежала к «подруге» в слезах, рыдать на плече. А она знала. Она всё знала, но молчала.
Я не стала прощаться, просто развернулась и ушла.
Дошла до дома быстро, несмотря на высокие металлические шпильки. Поднялась на этаж, открыла дверь и глубоко вздохнула. Резко вскинула голову – из спальни доносился свежий воздух. Окно закрывала.
Не разуваясь бросилась туда, и нашла его. Кинулась в горячие объятия, начала целовать в шею, подбородок, рыдая от счастья.
– Вернулся… – срывалось с губ, – Вернулся.
Он хрипло рассмеялся, подхватил на руки и смешливо поморщился – мои каблуки впились в его бёдра. Откинул растрёпанные пряди с лица и нахмурился.
– Ты ждала?
– Конечно ждала! Думала всё – ушёл насовсем, – противно пропищала, и спрятала раскрасневшееся от стыдливого признания лицо на плече.
– Глупая. Уезжал я. Дела, – коротко объяснился и поставил на пол, – Соскучился.
Не стала медлить – начала снимать одежду, гладить обнажённую грудь руками – как же сладко. Какой он большой, горячий. Мой.
Стянул тонкий плащ с плеч; задрал платье; хрипло выдохнул, увидев кружевную резинку телесных чулок; провёл по ней пальцами. Завёл руку за спину и потянул молнию, одежда упала к моим ногам. Присел на корточки – расстегнул ботильоны и осторожно снял их, поддерживая меня одной рукой.
Я сжала его короткие волосы на макушке, потянула голову назад – наклонилась, чтобы поцеловать. Рывком опрокинув меня на кровать, он устроился сверху, между моих ног. Посмотрел обжигающим взглядом, облизнул губы. Провёл языком по шее, я ахнула; спустился ниже и нашёл грудь, припал жадным ртом к соску. Извивалась, как змея под ним – так жарко было, плавилась, словно воск, под его руками.
Его шершавые пальцы отодвинули кремовые кружевные стринги, скользнули вглубь, погладили осторожно.
– Зажило? – спросил напряжённо, оторвавшись от моей груди.
– Да, – ответила, и повела бёдрами.
Приглашая. Подзывая. Прося.
Он отстранился, выпрямился и ловко спрыгнул на пол. Потянул резинку трусиков по ногам, отбросил их в сторону, следом за ними снял чулки. Развёл бёдра широко в стороны и наклонился, проводя языком по коже. Я приподнялась на локтях и замерла.
– Мне ещё ни разу не делали, – прохрипела, распахнув глаза.
– Я знаю, – ответил с улыбкой, спускаясь ниже.
Закружил языком по клитору – меня как током прошибло. Вдарило 220 вольт, стояла бы на ногах – точно рухнула бы навзничь. Застонала протяжно, а он продолжал лизать – ненасытно, рыча. Всосал комок нервов, как будто иголками проткнули – так остро. Закричала пронзительно, поняла, что ещё одно движение мягкого языка – и всё.
– Ох, – выдохнула, зажмурившись.
Он облизал влагалище, просунул язык внутрь и застонал, когда начала вздрагивать и сокращаться. Трахал меня нежно, мягко; крепко держа за бёдра руками. Не успела опомниться, навалился сверху – вошёл глубоко.
Его лицо было влажным, пахло мной, и я начала лизать его, как кошка. Мой вкус на его коже был лучше любого швейцарского шоколада. Вылизала дочиста, пока он вздрагивал, глубоко двигаясь во мне. Накрыл мои губы, вторгся языком в рот – кисло—горький, я и он.
Двигался, как обычно – жёстко. Глубоко. Я кричала в традициях лучших порнофильмов: «Ещё, сильнее, глубже, трахни меня». Орала, как будто рвут надвое – он накрыл лицо подушкой. Царапала грудь и руки ногтями, пока вонзался в меня и рычал над головой.
Убрал подушку, пропустил руки под спину и поднялся на колени. Ладони опустил на ягодицы, развёл их в стороны, и стал поднимать и опускать – прямиком на свой член. Глубоко, невыносимо глубоко. Я скулила ему в шею, слёзы текли по лицу от сладкой боли.
– Хочу… Чтобы ты… Ещё раз, – прошептал, едва дыша, продолжая подбрасывать меня в воздух.
– Не могу, – простонала, запрокинув голову.
– Можешь. Давай, ещё разок. Для меня.
Для тебя я сделаю всё что угодно. Низкий голос пробрался под кожу, послужив лучшим афродизиаком. Кончила – громко, быстро, сильно. Снова повалил меня на кровать и последовал за мной – вздрагивая во мне, и дрожа всем телом.
Тело обмякло, лениво проводила ладонями по его спине, ощущая всю мощь и силу. Нащупала кончиками пальцев крупную родинку – улыбнулась.
– Что? – спросил, вглядываясь в моё лицо.
– У тебя есть родинка, – растянулась в улыбке ещё шире.
Он приподнялся на руке, и заглянул себе за спину.
– Да? Не знал.
Я рассмеялась, прижимая его к себе. Вцепилась так, чтобы не упустить.
– Останешься?
– Кормить будешь? – усмехнулся.
– Ничего не готовила, – призналась я, прикрыв глаза.
– Всё—таки, не ждала? – нахмурился, почувствовала кожей на шее.
– Ждала, ждала. Могу котлет пожарить, по—быстренькому.
– А вареники есть?
– Есть. С картошкой и творогом, – удивилась, ещё раз улыбнулась и провела пальцами по его затылку.
– Давай с картошкой, – промычал сталкер в моё плечо.
12
Он остался со мной на весь день. Засыпали в обнимку, переплетаясь ногами и руками под одеялом. Мурлыкал какую—то знакомую мелодию под нос – хоть убей, не могу вспомнить какую. Целовал лицо, гладил волосы и перебирал кожу пальцами.
Проснулась ночью, стало зябко. Повернулась и села на кровати, прикрывшись одеялом. Он стоял у окна, спиной ко мне, опустив руки на подоконник.
– Эй, – тихо позвала сонным голосом.
– Эй, – ответил, повернув голову.
Я выползла из тёплой постели, и подошла к нему, обнимая со спины.
– Не спится? – спросила, проводя носом по лопаткам.