Когда я принял «Спартак», Сашка уже был в нем одним из ведущих игроков. На некоторое время его подкосила болезнь — воспаление легких, но потом все пришло в норму, и он опять вышел на первые роли. При этом вне поля Мостовой не любил выделяться. Саша, к примеру, не стремился быть капитаном в «Спартаке». Ему это было не нужно. Да, потом ему доверили повязку в «Сельте». Но в Испании так заведено: капитанами становятся главные старожилы команды. А в «Спартаке» Саша никогда не пытался быть лидером коллектива в быту. На поле старался выделяться, а вне него — ни в коем случае. Так было и в сборной, когда я ею руководил.
Хотя нет: все-таки выделялся. Могу поведать один очень любопытный момент, о котором я еще никогда не рассказывал. Когда команда собиралась в автобусе, Саша имел обыкновение приходить последним. Мы всегда его ждали. Установка прошла, люди волнуются, хотят поскорее поехать на игру, а Мостового нет. Но при этом хоть бы на секунду, шельмец, опоздал! Нет, такого не случилось ни разу. Сказали быть в автобусе в полтретьего, и в это время он на месте. Но при этом ни разу не пришел хотя бы на две минуты раньше. Всегда секунда в секунду. Потом он уже вообще начал прикалываться. Прятался за колонной, а сам смотрел на часы, чтобы прийти тютелька в тютельку. Тем самым давал повод для шуток и создавал позитивное настроение в команде.
При этом Саша перед матчами почти никогда не волновался. Ему словно бы все равно было, с кем играть — условно, со сборной Бразилии или с колхозом «Светлый путь». Такой же в «Спартаке» у меня был Дима Хлестов. Непрошибаемые ребята. На матчи настраивался Саша серьезно, безо всяких улыбок. И так же серьезно играл. И никогда никого не боялся. Это, по-моему, здорово.
Саша — настоящий мастер. Из поколения 1980-х он, пожалуй, самый талантливый, наряду с Федором Черенковым. В последнее время футбол изменился. Но техника сейчас все равно в почете.
За границу я Сашу отпускал с тяжелым сердцем. Хотя понимал: здесь, в России, он сделал все что мог. Но тогда времена такие были: если игроки уезжали, то надолго. Из «Пресни» в свое время отпустил его без проблем. Я знал, что все равно его увижу, буду ходить на его матчи в «Спартаке», не исключал и того, что, возможно, пересекусь с ним по работе. Иное дело — заграница. Я понял, что уже отрываю его от сердца.
Чего не хватило Саше, чтобы полностью реализовать себя за рубежом? Думаю, опять же здоровья. С техникой и тактикой у него проблем не было. Он бы прибавил. Но так получалось, что некоторые тренировки ему проходилось пропускать, некоторые проводил индивидуально. Работай Мостовой, как обычные футболисты, он был бы величайшим игроком.
Я не вижу смысла бояться этих слов. Уверен: Мостовой мог заиграть и в «Реале», и в «Барселоне». Причем легко и непринужденно. Уверен и в том, что он находился бы в этих клубах на ведущих ролях. Это мы привыкли превозносить «Реал» и «Барсу». А Сашка выходил против них и устраивал шоу на поле — в составе соперников равных ему порой не находилось.
Да, когда я был тренером сборной, Саша иногда у меня не играл. Например, в 1999 году. Он порой выпадал из тренировочного процесса из-за травм, а за это время я наигрывал костяк команды. Я старался объективно подходить к работе. А сложности бывали со всеми игроками, и с ним — в том числе.
Зато отборочный цикл перед ЧМ-2002 Мостовой провел великолепно. Я поставил его опорным полузащитником — на несвойственной для него позиции, — и Саша не подвел. При этом помню некоторые игры, когда Мостовой находился далеко не в самых оптимальных кондициях: он даже центр поля почти не переходил, но при этом умудрялся вести всю игру.
О конфликтной ситуации, которая случилась на чемпионате Европы-2004 между Мостовым и Ярцевым, я высказываться не хочу. Она очень щекотлива. И в особенности для меня. Георгий Александрович — мой близкий друг. Сашу же я в определенной мере могу назвать своим сыном. По крайней мере отношусь я к нему именно так. Таких ребят у меня было не так уж и много. Я изначально не взял ничью сторону в этом конфликте. В связи с одним простым моментом: я не знаю его истинной причины. И не хочу ее знать. Для меня важны отношения с обоими этими людьми.
Может ли Мостовой сам стать тренером? На мой взгляд, это человек с мудрым взглядом на футбол. Он многое знает, многое повидал. По жизни Саша честный и порядочный, и это очень хорошие качества. Но главный его недостаток—бескомпромиссность. Есть вероятность, что он очень быстро обломает себе крылья и потеряет веру вообще во все. К сожалению.
Если он все-таки захочет стать тренером, я бы пожелал ему как раз этой самой гибкости. Не обязательно проявлять ее всегда, под всех подстраиваться. Но бывают ситуации, когда нужно идти на компромисс. Порой надо выслушивать мнения, которые тебе неприятны и ты с ними не согласен. Ничего страшного: выслушай. И попробуй убедить этого человека в том, что он не прав, а не просто обижайся на него. А в остальном же у Саши все есть. Я желаю ему здоровья и успехов в его тренерской карьере. Пусть он знает: у него всегда есть я. Если что, я в любой момент ему помогу
Глава 5 ПЕРВОЕ ЧЕМПИОНСТВО
…Захожу в кассу, и мне, как обычно, говорят: распишись вот здесь. Смотрю: а у меня там значится совсем другая сумма, гораздо больше, чем у других молодых ребят. Пацаны, узнав об этом, сразу начали возмущаться: «А-а, как же так»?! А я в шутку, с пафосом: «Играйте лучше, молодежь».
Хотя и не хотел я уходить из «Пресни» в «Спартак», но освоился в новой команде достаточно легко. Как я уже отмечал, на первых порах мне всячески помогали Романцев и особенно Жиляев. Владимирыч рассказывал, кто на какой позиции играет, кто у меня конкурент, у кого какие сильные стороны. Советовал, как себя вести.
Так как добираться до спартаковской базы в Тарасовке из своего Останкина мне было очень долго, в один прекрасный момент начальник команды Николай Петрович Старостин подозвал меня и сказал:
— Лучше будет, если ты переедешь жить сюда, на базу. Я согласился. Хотя, разумеется, ездил и домой.
В начале сезона-87 я продолжал играть в «Спартаке» за дубль. Складывалось все неплохо — отдавал, забивал, мы побеждали. А через три месяца после старта чемпионата СССР пришел мой черед дебютировать в матче за первую команду. Это была домашняя встреча с «Кайратом». Играли на «Динамо». Меня заявили в запас. И минут за пятнадцать до конца матча Бесков сказал мне:
— Раздевайся, выходишь.
Динамовский стадион заполнен под завязку, на трибунах сорок тысяч болельщиков, все что-то кричат. Мы вели — 2:1, и сам матч складывался нервозно. И тут слышу: «Раздевайся». Сказать по правде — порядком струхнул. Но конечно, быстро переоделся и выскочил на поле. К счастью, вроде бы ничего не испортил. Счет до конца матча так и не изменился. Но в памяти у меня крепко засела картинка: полный динамовский стадион, и я выхожу на поле.
После игры поехал домой на электричке, а в ней — толпы спартаковских болельщиков. Я все думал: куда бы спрятаться, чтобы не узнали.
Попав в «Спартак», я окончательно понял: футбол стал профессией. Хотя моя жизнь по-прежнему походила на сон» Как только я начал играть за основной состав, в Тарасовке меня поселили в одном номере с самим Дасаевым. Дублеры жили на втором этаже, и я поначалу тоже, а футболисты основы — на третьем. Получается, во всех смыслах поднялся по карьерной лестнице.
Я и Дасаев — в одном номере. Для семнадцатилетнего паренька это было чем-то невообразимым. Думаю, нас специально поселили вместе, чтобы Ринат взял надо мной шефство. Не могу сказать, что мы очень сблизились, все-таки разница в возрасте сказывалась. Но из ветеранов я больше всего общался именно с ним, Поначалу только слушал и мотал на ус, ни с чем не спорил.
Допустим, зайдет он в номер, посмотрит на меня и скажет:
— Спишь? Ну правильно, спи, восстанавливайся, готовься,
Я только кивал головой, А когда пообвыкся, уже начал отвечать:
— Конечно, сплю. Чтобы тебе на тренировке забить побольше.
Ринат улыбался:
— Посмотрим, молодой, посмотрим.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Когда Саша уехал в «Пресню», он как-то сразу возмужал. Там играли очень крепкие ребята. Для второй лиги команда была весьма приличной. Саша закалился, повзрослел. А попав в «Спартак», где-то на второй год заматерел уже полностью. Освоился, узнал ребят. Стал выполнять установки Бескова, и там уже у него все пошло словно по маслу. Бесков к Сашке очень хорошо относился.
…Хотя в «Спартаке» всегда во главе угла стояла дисциплина, многие ее нарушали. И будут нарушать. Это естественно. Но за игроками следили. Был у нас в команде тренер — Федор Сергеевич Новиков, маленький такой, но с большими ушами. Мы за глаза его так и звали Ушастик. Легендарный человек. Он готов был три часа сидеть под дверью и слушать, кто там и что говорит.
Я только кивал головой, А когда пообвыкся, уже начал отвечать:
— Конечно, сплю. Чтобы тебе на тренировке забить побольше.
Ринат улыбался:
— Посмотрим, молодой, посмотрим.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Когда Саша уехал в «Пресню», он как-то сразу возмужал. Там играли очень крепкие ребята. Для второй лиги команда была весьма приличной. Саша закалился, повзрослел. А попав в «Спартак», где-то на второй год заматерел уже полностью. Освоился, узнал ребят. Стал выполнять установки Бескова, и там уже у него все пошло словно по маслу. Бесков к Сашке очень хорошо относился.
…Хотя в «Спартаке» всегда во главе угла стояла дисциплина, многие ее нарушали. И будут нарушать. Это естественно. Но за игроками следили. Был у нас в команде тренер — Федор Сергеевич Новиков, маленький такой, но с большими ушами. Мы за глаза его так и звали Ушастик. Легендарный человек. Он готов был три часа сидеть под дверью и слушать, кто там и что говорит.
Случались совсем забавные эпизоды. При Бескове мы утром выходили на зарядку. Все должны были пробежать по кругу и в конце занятия сделать растяжку. Многие филонили. По кругу пройдутся — и все. А Новиков придумал вот что: выходил из базы на тридцать минут раньше и прятался в кустах — сидел и ждал, когда ребята выйдут. А потом записывал, кто и как тренировался. И если видел, что все уже окончательно расслабились и никто ничего не делает, то рассекречивался и выбегал из кустов с криками «А-а, попались!» Но мужик был интересный, смешной, веселый.
Вообще, коллектив в «Спартаке» оказался классный. Разница между звездами и молодыми почти не чувствовалась. Конечно, у всех были свои характеры. Дасаев был импульсивным, и мне это нравилось. Он очень не любил пропускать голы, сразу заводился. По-настоящему жил в воротах. Мне нравилось бить ему на тренировках. Мы постоянно на что-то спорили — на кувырки, отжимания. И я не раз заставлял Рината кувыркаться.
Дасаев был едва ли не единственным человеком в «Спартаке», который мог спорить с Бесковым. На разбоpax игр никому не позволялось говорить лишнего — а он мог. Как-никак капитан. Да и лучший вратарь страны.
Хидя, Вагиз Хидиятуллин, был более жесткий и взрывной. Мог «напихать» кому-то из молодых. Многие из ребят моего возраста на Хидю обижались. Он держал грань: если ты молодой, то должен знать, что молодой. Вагиз мог резко ответить и тренеру, но Бесков сразу ставил его на место, не давал особо высказаться, как Дасаеву. Константин Иванович знал, что Хидя способен сказануть лишнее. Если Дос мог поспорить-посмеяться, то Хидя порой был готов вспылить и огрызнуться. Поэтому Бесков моментально его осаждал.
Буба, Александр Бубнов, казался более конструктивным. На поле выглядел строгим, жестким, как защитник, а в быту любил прийти к нам, молодым, рассказать, что и как надо делать. Короче говоря, лапшу на уши повесить. Сейчас он такой же философ в своих газетных комментариях, критик-аналитик. Он тоже пытался на разборах отвечать Бескову, но в долгие дискуссии с тренером не лез, уступал.
Федор Черенков — тихоня. Многие в Тарасовке его даже не всегда узнавали, настолько незаметно он себя вел. Приходил, раздевался, шнуровал бутсы, и на поле. Два слова скажет, зато обыграет пятерых, отдаст голевой пас пяткой, и все смотрят, раскрыв рты.
Радик, Серега Родионов, был столь же скромным, как и Федор, Он и сейчас не изменился.
Дедовщины в «Спартаке» не было, были нормальные футбольные порядки. Если ты молодой, то без лишних слов должен брать сетку с мячами и нести ее на поле. Я тоже поначалу так и делал. До тех пор, пока не стал игроком основы. С этого момента я с радостью начал уступать это «право» дублерам, которые тренировались вместе с основной командой. Еще бы — статус-то у меня сразу повысился.
Кстати, это отразилось и на зарплате. В «Спартаке» было три ставки: дублера, игрока «под основой», и твердого футболиста основного состава. Я поначалу был на ставке дублера. Она составляла шестьдесят рублей. Столько же получал и в «Пресне». Но в «Спартаке» меня достаточно быстро, уже месяца через четыре, перевели на зарплату игрока основного состава. Разницу я почувствовал сразу. Эта ставка составляла уже сто восемьдесят рублей. Понятное дело, у моих сверстников эти изменения вызвали неоднозначные эмоции. Раньше мы получали зарплату в один день. И все друг у друга спрашивали: «Тебе сколько дали? А тебе»? И тут — неожиданные изменения.
В один прекрасный день приезжаю в клуб, захожу в кассу, мне, как обычно, говорят: распишись вот здесь. Смотрю: а у меня там значится совсем другая сумма, гораздо больше, чем у других молодых ребят. Очень я удивился. Спрашиваю:
— Не ошибка?
— Нет, мы не ошибаемся, — улыбаются. — Дело в том, что с этого момента ты переведен на ставку игрока основного состава.
— Ну, спасибо.
Пацаны, узнав об этом, сразу начали возмущаться:
— А-а, как же так?!
А я в шутку, но с пафосом:
— Играйте лучше, молодежь!
То есть переход от дублера к футболисту основы у меня получился более чем резким. Своей игрой я заставил себя уважать, невзирая на то что был молодой. В то время в «Спартаке» многих моих сверстников подпускали к основе. Но они не могли проявить себя, так и оставаясь в восприятии ветеранов молодыми. А ко мне начали относиться иначе, практически как к равному. Я никогда не чувствовал себя ущемленным. Были, конечно, в игре моменты, когда кто-то кричал на меня — и Хидя, и Буба. Мол, давай, Мост, что стоишь, беги вперед! Бежал беспрекословно. Но вместе с тем ветераны поняли: я тоже игрок, который в сложной ситуации сможет правильно разобраться, и для этого на меня вовсе не обязательно повышать голос, а порой достаточно подсказать. Вдобавок я практически сразу начал забивать — причем важные, решающие мячи. Меня в том сезоне даже прозвали палочкой-выручалочкой.
Кстати, о прозвище «Мост». Так меня начали называть еще в «Пресне». И поначалу это страшно не нравилось. Когда говорили «Мост», я думал, что меня унижают. Своим одногодкам отвечал: еще раз назовешь меня Мостом, по рогам настучу. Старшим, понятное дело, так не скажешь. Но мне не нравилось, когда ко мне обращались подобным образом. Со времен школы негативно относился к кличкам. Если кто-то пытался в отношении меня что-то такое придумать, я всегда мог дать этому товарищу по физиономии. Ну а кликуха «Мост» со временем ко мне приклеилась, и я стал воспринимать ее спокойно. И потом я даже счастлив был, что меня так звали и зовут до сих пор. В Испании же ко мне обращались или Алекс, или Мосто. Я даже так расписывался — Мосто, чтобы не было длинно…
Как только я начал проявлять себя в «Спартаке», на уши поднялось цээсковское начальство: мол, упустили парня! И начались волнения: раз он воспитанник ЦСКА, давайте-ка вернем его назад. Руководители «Спартака» говорят:
— Как же так? В свое время вы от Мостового отказались, а теперь, когда он заиграл у нас, спохватились. Поздно, ребятки.
А генералы в ответ:
— Ладно, раз так, мы его сейчас быстренько в армию заберем.
Тогда в «Спартаке» насторожились. И начали меня всячески скрывать. Я жил на базе, а в город не высовывался. На игры ездил на автобусе. А родители стали чаще приезжать ко мне в Тарасовку. Домой, правда, тоже иногда выбирался вечерами. Рисковал? Возможно. Знаю массу примеров, когда людей элементарно останавливали на улице, сажали в машину и увозили. Но меня это так и не коснулось.
Отец, Владимир Яковлевич:
— Когда Саша заиграл в «Пресне», а потом попал в «Спартак», руководители ЦСКА опомнились. Ко мне лично подходил тренер армейцев Валентин Бубукин и говорил:
— Мы его сейчас в армию заберем. Он наш воспитанник, и мы хотим его вернуть.
Ветеран клуба Альберт Шестернев подтвердил, что армейские начальники очень сильно разозлились. Их просто-таки возмутил тот факт, что Саша, пройдя армейскую школу, играет в «Спартаке». Я усмехнулся:
— Ну, вам-то он был не нужен. В свое время вы четко сказали про него и других пацанов: «Сырые».
После этого я встретился с начальником «Спартака» Николаем Старостиным и рассказал ему об этом разговоре. Николай Петрович спросил:
— Есть ли у тебя выход на Дмитровский военкомат? Срочно забери карточку и привези ее нам. Мы ее оформим в Краснопресненском.
Пришлось мне ехать к военкому и договариваться.
…В Институт физкультуры, куда меня пытался устроить Жиляев, я поначалу идти не хотел. Смущало, что меня туда «протаскивали». До этого я по-другому воспринимал жизнь. Я шестнадцать лет рос в обыкновенной подмосковной семье, И не понимал, как можно что-то получать по блату. Для меня это было в диковинку, В мозгу сидела вбитая аксиома: у нас в стране все должны жить одинаково. И я, конечно, говорил: нет, я не пойду ни в какой институт. Но в итоге Жиляев меня убедил, и я поступил в малаховский институт.