— Уртил!!! — радостно закричал Бигмен. — Он сказал: «Уртил»! Все совпадает!
— Может быть, может быть… — спокойно продолжил Лакки. — Он мог, впрочем, и не успеть договорить слова «землянин»…
— А также издать пару ничего не значащих звуков… — сухо закончил Пивирейл.
— Да-да, — согласился Лакки. — Не исключено. Но знаете ли, мистер Пивирейл, какой интересный вопрос возникает? А вот какой. У кого из присутствующих здесь была хоть однажды возможность стать счастливым обладателем самого настоящего сирианского робота?
Глаза Пивирейла сузились.
— Ну, у меня, допустим. И что?
— И все, сэр.
Потребовалось довольно продолжительное время, прежде чем утихли возбужденные крики.
Лакки встал. Лицо его было сурово.
— Как член Совета Науки, я заявляю, что с этого момента все, кто находится под Куполом, подчиняются мне. Ваш бывший руководитель Пивирейл снят со своего поста. Я уже связался со штаб-квартирой Совета — и для принятия соответствующих мер уже выслан корабль.
— Я требую, чтобы меня выслушали! — сдавленно выкрикнул Пивирейл.
— Чуть позже, сэр. Вначале выслушайте меня… Итак, вы единственный человек, у которого была возможность похитить сирианского робота. Ведь у вас там был свой персональный робот, не так ли?
— Так, но…
— Так вот, Пивирейл. Оттуда вы возвратились — с ним! Не знаю, каким уж образом вам удалось перехитрить сирианцев… Скорее всего, им не пришла в голову возможность такой кражи. Вероятно, робот не знал даже имени своего нового хозяина и называл вас «землянин»… Он прилежно выполнял все ваши команды, выводя из строя оборудование и скрываясь от людей.
— Ложь, — сквозь стиснутые зубы прошипел Пивирейл.
— Я бы на вашем месте не отпирался! Ведь Совет может запросить информацию у сирианцев. И выяснится, что робот RL-726 пропал именно в тот день, когда вы покинули Сириус. А поскольку между нами существует договор — они потребуют вашей выдачи. Не лучше ли признать свою вину и предстать перед судом Земли, не таким, возможно, суровым?
Пивирейл поднялся, медленно обвел всех невидящим взглядом и рухнул на пол.
Доктор Гарема туг же поспешил к нему.
— Все в порядке, — вскоре объявил он. — Но лучше бы ему лечь в постель.
Двумя часами позже, в присутствии Гардомы и Старра, Пивирейл дал свои первые показания.
Меркурий стремительно уменьшался. Лакки, который сидел в кресле своего «Метеора», выглядел усталым и озабоченным.
— В чем дело, Лакки? — спросил Бигмен.
— Я думаю о Пивирейле… Довольно нелепо все вышло. Ведь старик, вообще-то, хотел как лучше — однако методы… Сирианцы действительно не жалуют нас своей любовью, но зачем же так преувеличивать…
— Лакки, а его не выдадут сирианцам?
— Да нет же! Это была обыкновенная хитрость, которая ускорила признание… Вот как все получилось, Бигмен! Благородные, по сути, мотивы толкнули этого человека на преступление.
— А что Пивирейл имел против Светового Проекта, Лакки?
— Ты разве не помнишь его банкетную речь? О том, как Земля ослабляет себя, добывая все необходимое у черта на куличках. И как осуществление Светового Проекта сделает ее зависимой еще и от работы космических станций, а значит, еще более уязвимой. Все та же сирианская мания… Думаю, что первоначально он собирался лишь показать всем сирианского робота — как символ мощи врага. Но, увидев, что работы тут — уже полным ходом, он превратил робота в диверсанта… Появление Уртила напугало его. Ведь следователь мог докопаться до истины. И в комнате Уртила появляется разрезанный скафандр.
— Да уж, старик не терпел этого Уртила, даже слышать о нем не желал…
— Вот это меня и насторожило! Я не мог понять причину! А без причины, как известно, ничего не бывает…
— Тогда ты и раскусил его, да?
— Нет, Бигмен. Я раскусил его потом. И помог мне в этом все тот же скафандр с сюрпризом. Я подумал, что такую пакость легче всего было бы осуществить Пивирейлу. Он знал, какая комната предназначается для нас, и, не вызывая подозрений, мог проникнуть туда в любой момент. Но я никак не мог понять: для чего ему нужна моя смерть? Имя мое как будто бы ни о чем ему не говорило. Он даже принял меня за инженера, вроде Майндса. А ведь остальные — и тот же Майндс, и Гардома, и Уртил — знали всю мою биографию! И почему-то все эти слухи не достигли ушей Пивирейла! Потом я заговорил с ним о Церере — помнишь битву с пиратами? Я знал, что там находится крупнейшая обсерватория Системы и что Пивирейлу наверняка приходилось там бывать. Он подтвердил, что летал туда изредка, правда… А Кук потом рассказывал, что — очень даже часто! Затем без всякой видимой причины Пивирейл вдруг стал меня убеждать в том, что был, мол, прикован к постели в тот момент, когда на Цереру напали пираты. И вот тут я все понял.
— А я — ничего… — вздохнул Бигмен.
— Но это же элементарно! С какой стати Пивирейл, которому часто приходилось бывать на Церере, решил обеспечить себе алиби именно на то время, когда было совершено нападение? Он прекрасно знал, кто я такой! А если знал — то почему пытался убить меня, да и Уртила, кстати? Ведь, в конце концов, мы оба были следователями! Чего же так опасался Пивирейл?… И вот была произнесена речь о сирианцах. Загадочные рассказы Майндса сразу обрели новый смысл! Он видел робота! Робота, доставленного сюда сирианцами или же самим Пивирейлом! Я сразу склонился к последней версии, так как старик уж слишком живо рисовал коварство подлых сирианцев. Это было страховкой. В случае обнаружения робота, всегда можно было сказать: я же говорил?… Мне нужны были доказательства. Иначе бы сенатор Свенсон в своей обычной манере обвинил бы нас в том, что мы пытаемся отвлечь внимание общественности от темных делишек Совета…
— Лакки! Но почему ты не поделился своими мыслями со мной? — возмутился Бигмен.
— Но ты же вечно занят своими дуэлями! Я просто не решался отвлекать тебя! — улыбнулся Лакки. — Так или иначе, но я решил поймать робота и использовать его в качестве улики. К сожалению, сделать это не удалось, и признание Пивирейла пришлось чуть ли не выколачивать.
— Ну, а как теперь будет со Свенсоном, Лакки?
— Со Свенсоном у нас пока ничья. Он не сможет использовать в качестве козыря смерть Уртила, так как ему помешают показания Кука. Но и нам торжествовать не приходится. Два главных лица меркурианской обсерватории должны быть уволены за уголовные преступления, как ни крути.
— Черт возьми! Этот негодяй будет опять пить нашу кровь!
— Видишь ли, Бигмен, сенатор Свенсон — не лучший, конечно, представитель рода человеческого, но именно он не дает Совету расслабиться. Кроме того, Совет Науки так же, как Конгресс и правительство, нуждается в критике. Если мы поставим себя выше ее — это будет началом нашего конца.
— Ну, тогда ладно. Пускай себе живет.
Лакки расхохотался и взъерошил рыжие волосы марсианина.
— И хватит об этом! Перед нами — звезды, и никто не знает, куда нас забросит завтра…
ЛАККИ СТАРР И ЛУНЫ ЮПИТЕРА Lucky Starr and the moons of Jupiter
1. Неприятности на Юпитере-9
Юпитер, правильный кремового цвета шар, выглядел вдвое меньше, чем наблюдаемая с Земли Луна. Он безнадежно уступал последней в яркости, что, однако, не мешало ему являть собой прекрасное зрелище.
Светильники были выключены; тусклое свечение планеты едва обнаруживало находящихся в рубке Лакки Старра, задумчиво смотревшего на экран, и его компаньона — Бигмена.
— Будь он полым, Бигмен, и вывали ты в него сотен этак с тринадцать шаров величиною с Землю — места еще осталось бы прилично. Эта безделушка перевесит все остальные планеты вместе взятые.
В Джоне Бигмене Джонсе, которого все обязаны были величать не иначе, как Бигменом, — а то плохо будет! — было пять футов и два дюйма роста, если не сутулиться. Джон Бигмен Джонс недолюбливал все крупное за исключением Лакки, и он воскликнул в сердцах:
— А что толку! Никто ведь не может сесть на него! Даже приблизиться!
— Сесть, возможно, мы никогда и не сядем, но приблизиться сумеем наверняка. Как только построим аграв-корабли.
— Что имеет состояться вот-вот, при активном участии шустрых сирианцев, — пробурчал Бигмен.
— Поживем-увидим…
— Проклятье! — вдруг взвился Бигмен, с силой ударяя кулачком по ладошке. — Долго еще мы тут будем прохлаждаться, а Лакки?
Они находились на «Метеоре», корабле Лакки, и двигались по орбите синхронно с Юпитером-9, самым удаленным из спутников планеты.
Юпитер-9 висел перед ними на расстоянии тысячи миль. Вообще-то он назывался Адрастея, но, как не входящий в число самых крупных и близких сателлитов, подвергся нумерации. Этот астероид 89 миль в диаметре выглядел отсюда гораздо внушительней своей гигантской планеты.
Юпитер-9 висел перед ними на расстоянии тысячи миль. Вообще-то он назывался Адрастея, но, как не входящий в число самых крупных и близких сателлитов, подвергся нумерации. Этот астероид 89 миль в диаметре выглядел отсюда гораздо внушительней своей гигантской планеты.
Поверхность его представляла собой нагромождение уродливых серых скал — типичная для пояса астероидов картина, какими Лакки с Бигменом были давно и по горло сыты. Пожалуй, только одним выделялся он среди других спутников — тем, что внутри, под его коркой, тысячи людей и миллиарды долларов работали над созданием антигравитационных кораблей.
Лакки молча разглядывал Юпитер с его восхитительными цветными поясами — как будто ребенок, обмакнув пальцы в акварель, протащил их по уже готовому рисунку и оставил светло-розовые и зеленовато-голубые следы. Не верилось, что все это неживое…
— Эй! — Голос Бигмена вернул Лакки к реальности. — Ты мне ответишь наконец? Сколько, я спрашиваю, нам еще торчать тут?
— Бигмен, ты ведь прекрасно знаешь — до тех нор, пока не явится Донахью.
— А с какой стати мы ждем его, можно узнать?
— Он просил.
— Ах вот оно что! Он просил! А кто он такой? Кем считает себя наш дорогой друг?
— Он считает себя руководителем аграв-проекта, — терпеливо объяснил Лакки.
— Но ты же не обязан ему подчиняться! Или не так?
Бигмен имел ясное представление о правах Лакки. Как член Совета Науки, организации, призванной, кроме прочего, вести борьбу с врагами Земли внутри и вне пределов Солнечной системы, Лакки Старр мог не церемониться даже с самыми высокими чинами. Но только не сейчас. Потому что, в отличие от Юпитера, чья невыносимая гравитация и другие губительные прелести были более-менее изучены, — в отличие от него Юпитер-9 таил в себе опасность куда более серьезную, и до поры до времени следовало действовать крайне осмотрительно.
— Терпение, Бигмен, терпение.
Бигмен что-то пробурчал себе под нос и, чтобы хоть как-то изменить обстановку, решительно включил свет.
— Или мы весь день будем пялиться на твой Юпитер?!
Он прошел в угол пилотской кабины, туда, где стоял герметически закрытый резервуар с водой. В нем сновало небольших размеров существо. Лицо Бигмена мгновенно расплылось в счастливейшей улыбке, и нежность вытеснила все остальные чувства: В-лягушка действовала так на всех без исключения.
Эта кроха была родом из теплых океанов Венеры. Временами казалось, что состоит она из одних глаз и лапок. Зеленое ее тельце действительно походило на лягушачье. Глаза блестели, как две черных смородины, а кривой не то нос, не то клюв открывался и закрывался совершенно бессистемно. Когда Бигмен слегка постучал по крышке, шесть лапок В-лягушки, только что втянутые, расправились, как складная линейка, и обнаружили изрядную длину.
Маленький уродец, что там говорить. Но человек, склонившийся над ней, в эту минуту не представлял себе ничего прекраснее, что объяснялось особыми свойствами В-лягушки.
Бигмен осторожно проверил цилиндр с двуокисью углерода, насыщавшей воду, и посмотрел на красную нитку термометра.
— Хватит ли ей травы, Лакки? — вдруг встревожился он, и В-лягушка, словно иллюстрируя реплику, перекусила клювом тонкий стебелек венерианского растения и принялась неспешно его пережевывать.
— До высадки на Девятый — должно, — успел ответить Лакки. Прежде чем они, оба одновременно, задрали головы, услышав резкий сигнал вызова.
Лакки быстро произвел необходимую подстройку, и на экране возникло строгое усталое лицо.
— Я — Донахью.
— Да, господин директор, — ответил Лакки. — Мы ждем вас.
— В таком случае, приготовьте переходной шлюз.
За последние недели Лакки уже привык видеть такие лица с выражением явной обеспокоенности и большого внутреннего напряжения. Такое лицо было и у Гектора Конвея, Главного Научного Советника…
Лакки был для него как сын, и потому надобность подчеркивать конфиденциальный характер беседы отпала сама собой. Конвей, всегда такой цветущий, в короне седых волос, уверенный в себе, великодушный и любезный, был в тот раз мрачным и подавленным.
— Я уже несколько месяцев ищу возможности поговорить с тобой.
— Какие-то неприятности? — тихо поинтересовался Лакки. — Я не получал никакого вызова от тебя.
С месяц назад он вернулся с задания и все время безвылазно сидел в своей нью-йоркской квартире.
— Ты заработал отпуск, — несколько раздраженно начал Конвей, — и я бы охотно продлил его тебе…
— Так в чем же дело, дядюшка Гектор?
Выцветшие глаза Советника сурово в упор глядели в глаза юноши, казалось, ища в них покоя.
— Сириус, — прозвучало наконец.
Лакки почувствовал, как учащенно заколотилось сердце. «Вот он, враг!»
Минули столетия с тех пор, как первопроходцы с Земли начали заселять планеты ближайших звезд. За пределами Солнечной системы давно сложились новые общества, независимые, вряд ли помнящие о своих истоках.
На планетах Сириуса обосновались старейшие и самые развитые из них. Сирианская наука была на высочайшем уровне, и возможности ее развития далеко не исчерпались. Не представляло секрета то, что сирианцы, убежденные в своей исключительности, ждут не дождутся удобного момента, чтобы перехватить бразды правления Галактикой, и смертельно ненавидят старушку Землю. В прошлом они помогали любому, кто воевал с Землей, но делали это, не покидая своего дома, потому что не чувствовали себя достаточно сильными для открытой битвы. А сейчас…
— Так что там с Сириусом? — спросил Лакки.
Конвей откинулся на спинку кресла и беспокойно забарабанил по подлокотнику.
— Сириус становится сильнее год от года. Но его население все еще весьма малочисленно, всего несколько миллионов. У нас же, в Солнечной системе, людей больше, чем во всей остальной Галактике. Больше кораблей, больше ученых. Это — преимущество, но мы можем утратить его, если будем сидеть сложа руки.
— Каким образом это может произойти?
— Совет располагает доказательствами, что Сириус прекрасно осведомлен о ходе наших аграв-исследований.
— Как! — Лакки был поражен. Аграв-проект считался в высшей степени секретным, поэтому работы и велись на одном из спутников Юпитера. — Как это могло случиться, черт возьми!
Конвей грустно улыбнулся:
— Вопрос именно в этом — как. К ним уплывают все материалы, но каким образом — непонятно. Мы пытались остановить утечку информации: каждого участника проекта подвергали строжайшей и всесторонней проверке. Мы предприняли все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. А утечка продолжается! Мы запустили фальшивку, надеясь убедиться в эффективности очередных ловушек, но сирианцы немедленно, по сообщениям нашей разведки, овладели ею, хотя и не могли, никак не могли.
— Почему это — не могли?
— Потому, что мы разбросали содержавшиеся в фальшивке сведения так, что не только один человек, но и полдюжины не собрали бы их вместе. И все же… Получается, в шпионаже занято значительное число людей. Совершенно невероятно!
— Или один, имеющий доступ ко всему, — предположил Лакки.
— Чушь! Нет, тут нечто другое, новое… Ты не чувствуешь, к чему я клоню? Если Сириус действительно нашел способ читать наши мысли, мы в опасности. Нам не защититься и никогда не победить их.
— Постой, дядюшка, сделай паузу, прошу тебя. Что ты имеешь в виду, говоря о чтении наших мыслей?
— О, дьявол! — Глава Совета распалился окончательно. — Я в отчаянии, Лакки! Да как иначе! Они нашли какой-то способ чтения мыслей! Но ведь не могли, не могли!
— Ты совершенно напрасно так взволновался. Знаем же мы о существовании венерианских В-лягушек? Вот тебе и способ!
— Я думал об этом. Но у сирианцев нет В-лягушек! А ведь нужны тысячи этих тварей — только с их помощью можно овладеть телепатией! Вне Венеры держать такую прорву животных хлопотно, куда как хлопотно. И не спрячешь, к тому же. Но другого способа не существует!
— У нас, — мягко подчеркнул Лакки. — А у них? Вполне возможно, что сирианцы опередили нас в этой области.
— Без В-лягушек?
— Даже без В-лягушек.
— Никогда не поверю! — воскликнул Конвей. — Чтобы сирианцы решили проблему, с которой не справился Совет Науки?!
Лакки едва удержался от улыбки — в словах старого ученого звучала неприкрытая гордость за свою организацию, с другой стороны, он имел полное право на это. Несомненно, Совет Науки являл собой невиданную концентрацию интеллекта; в конце концов, все научные идеи так или иначе исходили от Совета. И все-таки Лакки захотелось слегка поддразнить Советника.
— Да уж, куда им до нашего Совета! Только и знают, что клепать со злости своих удивительно совершенных роботов.
— А чего стоили бы эти куклы без нашего позитронного мозга? Правда, кое-что им удалось усовершенствовать…