***
Она снова ему снилась – ощущение неощутимого. Воспоминания! Самое-самое начало роман. Предтеча. Предисловие. Ощущение открытия нечто большего, чем ты готов понять! Вот, что его захватило. А ещё ощущение вечного счастья. Блаженство!
Пробуждение же было самым жутким в его жизни. Они вповалку лежали в узком, как крысиная нора, коридоре, где, похоже, совсем недавно стояла вода. Дышать было нечем. Воздух был густым, как сироп, и пах то ли керосином, то ли мазутом. Даже РС, казалось, работает на пределе возможностей. Мамиконов, вон, посинел, Петров хрипит, словно отдает концы, а капитану Парийскому и белому мурану хоть бы хны – знай себе, дрыхнут без задних ног. Марсиане хреновы. Сергей повернулся на бок и сел. Жирная грязь под ним жадно чмокнула, отпуская из своих объятий. Тихий, монотонный гул так и лез в уши. Сергей к нему так и не привык.
В тупике сидел Пантигера и подавал знаки. Сергей вначале не сообразил, а потом осветил его фонариком. Сквозь холодный туман испарений проступило большое лицо, чёрный шлем с рогами и посох с венчиком пламени. Что он там делает? – удивился Сергей и двинулся к нему. Для этого ему пришлось встать на четвереньки. Когда он проползал мимо Мамиконова, тот открыл глаза и спросил с подозрением:
– Куда? Я всё вижу!
– Да по нужде я… – сказал Сергей, безуспешно пытаясь вырывать руку из его цепких пальцев.
– Смотри, не обоссысь… – сонно пробормотал Мамиконов, закрывая глаза и отпуская руку Сергея. – Петров нашёлся?..
– Нет. Кто его искать-то будет?
– Это точно… кому он нужен?.. Ну и ладно… – пробормотал Мамиконов, поудобнее, как в мягкой постели, устраиваясь на глиняном ложе. – Иди уже, ссыкун…
Лицо его было ужасным – почти, как у гоблинов – серо-чёрное от щетины и удушливого воздуха.
Задохнемся мы здесь, обреченно и равнодушно, как о посторонних, подумал Сергей, как пить дать задохнемся. Они попали ниже всех мыслимым уровней. Давление было почти земным. Воздуха только не было.
Пантигера сказал:
– Дай мне слово, что если я тебя спасу, ты сделаешь то, что обещал.
– Даю! – не думая, согласился Сергей. – А что я обещал-то?
Настороженность, которую он обычно испытывал к очень большим людям, вдруг пропала.
– Шутить изволишь?
Глаза у Пантигера сверкнули, как у кошки в темноте.
Сергей рассмеялся:
– Прости, я не помню...
Он хотел добавить, что столько всего накатило, что голова идёт кругом.
– Нет! Ты не понял, – Пантигера с хитрецой разглядывал его так долго, что Сергею стало не по себе. – Ты что-то говорил о восстановлении Марса?
– А-а-а… говорил, – признался Сергей с облегчением.
– Я помогу, и ты мне поможешь.
– Хорошо, – ещё раз согласился Сергей и терпеливо вздохнул.
Все эти странные разговоры с намёками ему уже надоели. Разве у него был выбор? Впрочем, он плохо представлял, как будет происходить восстановление Марса. На курсах им говорили, что это связано с разогревом планеты. А как её такую огромную разогреешь? Сергей представлял себе это так: притащат большие козлы с вентиляторами, включат в розетку и будут греть атмосферу. На большее у него фантазии не хватало. Только где эту розетку возьмешь? – подумал он. Теперь-то он догадывался, что розеткой будет служить термоядерная электростанция.
– Тогда пора выбираться, – сказал Пантигера и без объяснений пополз в глубину хода.
– Стой… – смущенно пробормотал Сергей. – Стой!..
– Ну?..
– А как же они?.. – Сергей оглянулся, ища взглядом если не Парийского и не белого мурана, то хотя бы Мамиконова.
– Они уже покойники.
– А Большой?
– И Большой.
– Ага-а-а… – с ужасом согласился Сергей, ощущая всю глубину своёго предательства, но ничего с собой поделать не мог.
– Им уже не выбраться, а тебя я выведу.
– А куда мы ползём?
Огромный камбун едва помещался в туннеле. Местами он спиной и рогами касался потолка, и тогда на голову Сергея падали ошметки грязи. Туннель был облицован камнем и гофрированным железом, которое в условиях местного климата отлично сохранилось.
– Здесь есть проход за завалом. Надо всего-то прорыть с метр.
Как же ты его пророешь? – с ещё большим ужасом подумал Сергей, мы здесь вчера столько намучились, что едва не померли, и проснулся от удушья. Он перевернулся на бок и долго кашлял. Сердце билось, словно птица в клетке. Сознание – это мучение для духа, подумал он и посветил в тупик: там никого не было. Приснилось, сообразил Сергей, но заставил себя подползти к завалу – не зря же Пантигера приходил. Верил теперь Сергей во всякие чудеса и в марсианские тоже.
Мамиконов лежал, как покойник, задрав подбородок с недельной щетиной. Петров стонал во сне. На остальных Сергей посмотреть не решился. Успеется, подумал он – если померли. Где-то журчала вода.
Накануне они безуспешно пытались пробиться сквозь горы грязи, но стальной щуп, которым они тыкали в неё, не находил прохода.
Сюда, в самую клоаку Марс – старую дренажную систему, их загнали крикуны – криками и плевками огня. Петрову лицо обожгло до волдырей. Сами не полезли, не добили своими лазерами, а завалили вход так, что выбраться не было никакой возможности. Гады, беззлобно думал Сергей, покачиваясь взад-вперёд. Это движение придавало хоть какой-то смысл. В любой момент могла подняться вода и затопить коридоры. Он чувствовал, что конец близок. Непонятный, едва слышимый гул заполнял подземелье.
– Давай помогу! – Мамиконов забрал у Сергея щуп и вогнал его в жирную, как масло, глину.
Силищи в нём было не меряно. Сергей знал, что всё безнадежно. Они пробовали нащупать проход сотни раз – ничего не получалось. Только выдохлись. Вдруг Большой с удивлением пробормотал:
– Не пойму… почва, что ли, осела?..
Не может быть, тупо думал Сергей. Это будет похоже на чудесное спасение.
Мамиконов потыкал щупом, каждый раз всё яростнее и яростнее, а потом так же яростно отбросил щуп в сторону и принялся копать обеими руками – только глина полетела в сторону, залепив все фонарики на скафандре. Сергей пристроился сбоку, хотя большой Мамиконов ненароком то и дело припечатывал его к стене, обложенной гофрированным железом. Через мгновение им в лицо ударил свежий поток воздуха. А ещё через мгновение, извиваясь, как червяки, они с Мамиконовым оказались по другую сторону завала, а за ними уже лезли: белобрысый Петров, большеголовый Турес и седой капитан Мирон Парийский. Спаслись!
В центре зала с огромным куполом стоял никто иной, как Пантигера собственной персоной. На этот раз он был в чёрных доспехах и в шлеме с рогами, а в руках держал неизменный боевой посох с венчиком голубого пламени.
Капитан Парийский от испуга подался назад в дыру.
– Стойте! – грозно приказал Пантигера.
Голос эхом разнесся по залу. Капитан замер с поднятой ногой. Фонари под огромным куполом вспыхнули ярче, а гул стал громче.
– Стойте!
Белому мурану – Туресу было всё равно. Он находился в дальнем родстве с камбунами и не очень боялся их, ведь камбуны в основном охотились на серокожих марсиан – гоблинов, считая их выродками.
– Стойте! – третий раз произнёс Пантигера, слова эхом разлетелись под куполом. – Мы сейчас пойдём и уничтожим крикунов.
– За одно и реактор! – обрадовался капитан Парийский и восторженно притопнул ногой.
Видать, у него в печёнках сидит этот реактор, подумал Сергей.
– А зачем его уничтожать? – удивился Пантигера. – Тогда городу окончательно придёт конец. Разве этого вы хотите?
Он хорошо помнил, что люди решили возродить Марс. Для такого случая реактор подходил как нельзя лучше.
– А бомбы?
– Что бомбы?
– Бомбы ведь останутся?!
– А мы завалим все входы!
– Мы согласны! – радостно за всех ответил Турес, которому было всё равно, что делать, и который безропотно подчинился воле дальнего родственника. – Какая разница? В принципе? – он вопросительно посмотрел на капитана.
– А вы что скажете, капитан? – спросил Пантигера, поняв, что без капитана каши не сваришь.
– Я?! – удивился Парийский. – Мне как бы не с руки. Я не местный. Вы разве не помните?
– Вы почти свой!
– Послушайте, это вы убили второй экипаж?! – упёрся капитан.
– Это сделал не я, – ответил Пантигера, – а ложный камбун. Те, кто бродят по поверхности, не имеют к нам, марсианам, никакого отношения.
– Предположим, я вам поверю, но чем вы докажете?
– Мы уничтожим крикунов, а потом оба поднимемся на поверхность.
– Очень смешно, – отозвался Парийский. – Вы же знаете, что я сразу погибну.
– Я тоже, – сказал Пантигера. – Но это единственное доказательство.
– Ладно, – кисло согласился капитан Парийский, – где ваши крикуны?
– Здесь! – Пантигера постучал посохом о пол.
– Очень смешно, – отозвался Парийский. – Вы же знаете, что я сразу погибну.
– Я тоже, – сказал Пантигера. – Но это единственное доказательство.
– Ладно, – кисло согласился капитан Парийский, – где ваши крикуны?
– Здесь! – Пантигера постучал посохом о пол.
Оказалось они стояли на огромной выпуклой крышке, которая слабо вибрировала. К тому же она была тёплой на ощупь. Там внизу тайные механизмы вырабатывали тайные миллионы электрон-вольт, чтобы не погасло солнце. Вибрация то затихала, то возобновлялась. Лампы под куполом то вспыхивали, то почти гасли. Несомненно, под крышкой кто-то или что-то усердно трудилось – плазма, разогретая до миллионов-миллионов градусов.
– Но у нас нет оружия! – привёл последний аргумент капитан Парийский.
– Будет вам оружие, – сказал Пантигера, пнув что-то у ног.
И тогда все увидели целую кипу боевых посохов. Оказывается, у него всё было готово и он только ждал, когда они выползут из крысиных нор.
– А мне можно? – робко спросил Турес, потому что не привык, что камбуны относятся к нему по-человечески.
– И тебе тоже, – снисходительно ответил Пантигера.
Обрадованный муран заорал:
– Ура!!! – отбросил в сторону бесполезное оружие крикунов и схватил боевой посох.
Оказалось, что по поверью это древнее оружие марсиан, и что оно на вес золота и что тот, кто им владеет, тот владеет миром, то бишь – Марсом.
Хорошо бы, подумал Сергей выбирая себе боевой посох потолще. Как только он взял его в руке, на кончике зажёгся голубой огонек.
***
Сказать, что капитан Чернаков ошибся, значило ничего не сказать. Но дело было именно так: Чернаков, закрыв глаза, вошел в домик и молча выслушал доклад Есени Цугаева.
Он не хотел видеть покойников. Он их с детства боялся, потому что никогда не служил в строевых частях и, конечно же, не участвовал в боевых действиях. В бытность майором Чернаков занимался только строительством. Его разжаловали за то, что у него в глухой тайге, где до ближайшего населенного пункта было добрых восемьсот верст с гаком, со спецобъекта угнали артиллерийский тягач М4, импортный автобетононасос и пару «Уралом 4320». Дело осложнялось тем, что дорог там летом не было, а значит, и украсть без ведома высокого начальства в лице Петра Григорьевича никто ничего не мог. По крайней мере, так рассудило командование. Поэтому Чернакова сняли с объекта, понизили в должности и перевели в другую тьмутаракань на границу с Казахстаном латать и восстанавливать систему «мёртвая рука», чем Чернаков и занимался до самого отлета на Марс. Он Бога молил попасть в первую экспедицию и засыпал командования рапортами. Наконец, кто-то наверху рассудил, что на Марсе неуёмный Чернаков принесёт больше пользы, чем на Земле, а может, он просто кому-то до чёртиков надоел? Когда же ему позвонили из канцелярии роты и сообщили радостную весть, он, не заходя за вещами в офицерское общежитие, заскочил в штаб дивизии за бумагами, сел в «газик», идущий в центр, и был таков. Больше на Земле его никто не видел – ни жена-истеричка, ни сопливые дети. Для них Чернаков канул в вечность. Зато на Марсе появился трудоголик и всех загнал, как лошадей. Так что начальству то и дело приходилось одёргивать его.
– Ну что там? – спросил Чернаков, стараюсь даже не смотреть на то, что лежало на полу.
В комнате было темно, как в кочегарке после пожара, влажно и скользко, только свет фонарей вырывал фрагменты картины: то лавку, то перевёрнутый стол, то невероятно распухшие ноги, торчащие из-под брезента. Чернаков хотел по ночам спать спокойно, поэтому старался на те ноги особенно не смотреть. Самое странное, что никто не обратил внимания на копыта, очевидно, полагая, что ноги у Генацаревского и Жукова деформировались таким странным образом.
– Оба… – произнёс Есени Цугаев, насмешливо глядя на капитана, – готовы…
Уж он-то насмотрелся на кровь и не боялся её. На самом деле, он был не Есеней Цугаевым, а – Рамсулом Гелаевым, находящимся во всероссийском розыске. Он и брился-то потому, что на всех известных фотографиях был с бородой и боялся, что его опознают даже со щетиной, которая росла у него быстрее, чем грибы после дождя. По некоторым причинам, о которых Есеня, естественно, не распространялся, крови он не боялся. Но и он, навидавшийся всякого и не всякого, ошибся, приняв раздувшихся и почерневших едоков картофеля за бригадира Жору Генацаревского и Вовку Жукова.
Сочтя картину ясной, Чернаков доложил полковнику Бастрыкину. Тот – на поверхность. Оттуда – на Землю. Земля надолго замолчала: первые марсианские потери никому были не нужны. Не ко времени. Готовилась большая экспедиция из трёх ракет-звездолетов. Коррективы вносить было поздно: американцы дышали в затылок, поэтому «марсианский вопрос» отложили до поры до времени. Но партию оружия за счёт иных грузов на одну из ракет загрузили, и генерал Зуев вздохнул с облегчением. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.
Глава 7
Бой местного значения
Вначале цукуба летела не очень уверенно. Да и Генацаревский с Жуковым неумело ею управляли – дёргали не за те усы, не в ту сторону и забывали подкармливать личинками шершней. Но через некоторое время приноровились. Оказалось, что если дёрнуть за левый верхний ус, цукуба, естественно, поворачивала вправо, если за правый верхний – налево. А если дёргать за нижние усы, то цукуба стремилась присесть и отдохнуть. Если же равномерно дёргать за все четыре уса, то цукуба летела прямо, как пришпоренная лошадь.
Потом они увидели, как из сумрака, подсвеченного тусклым искусственным солнцем, выплывают углы и грани небоскрёба, словно в полярной ночи проявлялся айсберг, поблескивая кристаллами голубого льда. Откуда он приплыл? Да и зачем? Никто не знал. И что там за ним в темноте, тоже никто не знал. И что будет дальше, тоже не знает никто. И от этого брала оторопь и рассуждать не хотелось, а только – существовать, как травка, и не думать, совсем не думать. Думать было противопоказано.
Мёртвый город, покрытый ржавыми потёками и наплывами разноцветного гематита, показался огромным и безмерным. Куда ни кинь взгляд, во все стороны простилался он широкими и узкими улицами, похожими на большие и маленькие ущелье. В центре протянулся настоящий парк, заросший чёрными «деревьями», похожими на искалеченные ёлки. Кое-где блестела вода и виднелись мостики, переброшенные через сверкающие потоки – единственное живое, единственное движение в мёртвом городе.
На глади широкой реки Шкабарь суетились канонерки – юркие, как тараканы. За гирляндой больших и маленьких мостов стоял круглый, как черепаха, дредноут, орудия главного калибра были направлены в сторону новой части города Сен-Пала.
– Смотри, смотри! – закричал Жуков.
Генацаревский выглянул в иллюминатор: пара стрекоз, как истребители, летели вдоль реки. Они явно патрулировали акваторию. Ещё две, трепеща крыльями, поднимались с аэродрома. На стрекозах в кабинах сидели крикуны, вооруженные винтовками.
– Да здесь целая армия! – воскликнул Жора. – Никак америкосы нас опередили?!
– Не может быть! – пораскинул мозгами Вовка Жуков. – Откуда?
– Может! Смотри!
Генацаревский случайно нажал на третий хоботок слева – под цукубой вспыхнул конус света шириной с футбольное поле. Тогда-то они, собственно, и смогли оценить масштабы вражеской армии. По набережной в центр города двигались колонны бронетехники и пехоты, между домами горели костры бивуаков, возле которых сновали солдаты. За старой частью города, где начинались кладбища, где каменные фонари провожали души в иной мир, застыло странное, чёрное, как сажа, облако. Генацаревский сразу почувствовал его враждебность. Это было не просто грозовое облако, а нечто живое, а главное – опасное.
Вдруг цукуба повела себя неадекватно. Стала двигаться боком, да ещё с креном, норовя перевернуться. Жора принялся беспорядочно дёргать за все усы сразу. Жуков с перепугу высыпал в пасть цукубе остатки личинок. Но и это не помогло. Земля стремительно приближалась. Ветер свистел, как при урагане. Конец! – мелькнуло у Генацаревского, и он инстинктивно стал хвататься за всё, что висело и торчало. Потом его притянуло к потолку. Жукова тошнило. Физиономия у обоих стала зелёной, как у лягушки. По этой ли причине или по какой-либо другой, но в тот момент, когда по всем расчётам они должны были превратиться в лепешку, цукуба замерла. Тело мгновенно стало тяжёлым. У Генацаревского и Жукова подкосились ноги. Оба они почувствовали, будто у них оторвались внутренности. Жуков шлепнулся на пятую точку и издал короткое: «Ёб!», а Генацаревский повис на том, за что держался, и едва не оторвал. Цукубе это явно не понравилось и она взбрыкнула – Жора подполз и выглянул в иллюминатор. К ним приближался отряд крикунов, волоча за собой что-то огромное, длинное, извивающееся, как гусеница. Первая мысль была – бежать! Но куда? Да и поздно было. С одной стороны причал, с другой – река. Генацаревский схватил пику и приготовился дорого продать свою сержантско-старшинскую жизнь.