– Вот это да!!! – воскликнул Сергей. – Оказывается, нам есть, чем гордиться?!
– Конечно! Думаешь, одни пиндосы умные?
– Я ничего не думаю, – согласился Сергей. – Я констатирую факты.
– Давай по такому случаю… – предложил Мамиконов. – Тем более у меня сегодня день рождения.
– Поздравляю! – среагировал Сергей. – А какое сегодня число?
– Десятой ноября, – Мамиконов покопался в карманах и выставил на больничную тумбочку бутылку настоящего крымского коньяка «Шабо», четыре звездочки.
– Откуда?! – изумился Сергей.
– Места знать надо, – важно сообщил Мамиконов. – Я эту бутылку десять месяцев берёг и прятал от посторонних глаз. Но время настало. Давай, братишка, за твое выздоровление!
– Не-е-е-т… – многозначительно возразил Сергей, чувствуя, что с непривычки готов опьянеть ещё до выпивки. – Вначале за именинника.
Мамиконов, как и положено, не протестовал, они выпили за именинника из больничных мензурок, которые пахли корвалолом. В качестве закуски Мамиконов предложил маринованную марсианскую брюкву, похожую на кормовую свеклу, по рецепту аля-Марфин, который развёл бурную деятельность по части марсианской кухни. Брюква слегка отдавала железом и тиной.
Они выпили по три мензурки, и Мамиконов его огорошил:
– А Давыдов-то не совсем землянин, он вообще сделан из землянина и марсианина. Видал, какие у него копыта и ноги?
– Видал.
– Я тоже вначале всё просил показать копытца, пока он меня не послал. Ха-ха-ха!!!
– Так это он нашего Пашку приговорил?
– Нет. Есть здесь ребята из древней марсианской нации. Остатки большой расы. А техника медицинская, которая тебя и Марфина вылечила, тоже остатки былого великолепия.
– А гоблины? – спросил Сергей.
– Гоблины – биологический регресс, по-простому, они вымирают, как впрочем, и белые марсиане, которые называют себя муранами. Му – означает чёрный дрозд, ран – ткань. То есть получается, они называют себя «ткань, изготовленная в темноте». Кстати, от белых муранов произошли мы, а от гоблинов – земные гоблины. Но на Земле они вымерли. Ладно, отдыхай, – с сожалением произнёс Мамиконов, заметив, что Сергей Бабура окончательно свихнулся ото всей этой информации. – Я тебе ещё не то расскажу! – и ушёл, прихватив, однако, остатки коньяка.
Впрочем, Сергей напиваться не собирался. Он был поражён услышанным. Выходит, что в своё время СССР в угоду политике поднапрягся, выплюнул на Марс три несчастные ракеты и развалился, забыв о первопроходцах, об их телах и душах, решив, что все благополучно канули в космосе. А через пятьдесят лет теперь уже Россия взялась за Марс, опять-таки в угоду политическому моменту, ну и конечно, благодаря тому что на её территории оказалась Тунгусская Зона с технологией «планшетника». И снова напряглась из последних сил, чтобы показать, какая она великая. И доказала! Только нам, первопроходцам, приходится расхлебывать примерно так же, как первой советской марсианской экспедиции, думал Сергей. И ещё неизвестно, кому тяжелее. Во так примерно! И никак иначе! И не надо нас жалеть, ибо мы, которые из первого марсианского стройбата, самые первые! Самые-самые стойкие. И самые-самые лучшие!
***
Ну да, подумал, засыпая, Сергей, и не надо нас жалеть! Главное, чтобы наши усилия не оказались напрасными в угоду мировой политике. Лично я готов вкалывать хотя и не бесплатно, конечно, но вкалывать. А то мы завтра снова задружимся с америкосами до такой степени, что они нас обведут вокруг пальца. И будут летать на Марс за нас счёт и за наши технологии и при этом вежливо нам улыбаться и пиздеть на каждом углу, что мы никудышная нация, скоро вымрем, а они захватят наши земли. Да пошли они все в жопу! А регресс из-за чего? Главного Большой и не сказал. Неужели из-за Камбуна с рогами. Странно, но рогатый не показался Сергею опасным существом, которого нельзя убить. Вот в чем дело, решил он: значит, на Марсе существует сила, остановившая прогресс марсианской цивилизации. С этой парадоксальной мыслью он и уснул, не в силах понять, что прикоснулся к великой тайне.
На следующий день к нему повадились ходить всевозможные посетители. Первым явился Пашка Марфин и принес шкалик первоклассного самогона – мутного и вонючего.
– Абалбеть можно! – радостно орал он.
Но как назло, Давыдов сел в углу и неотрывно следил за каждым Пашкиным движением. Сергей даже сходил в туалетную комнату в надежде, что доктор хотя бы на время покинет палату, но Давыдов сидел, как приклеенный к стулу, и Сергей понял, что с утра выпить не удастся.
Пашка скомкал разговор и ушёл, не солоно хлебавши. Конечно, он раздавил этот шкалик, но ему хотелось похвастаться и раздавить его в компании Сергея. Потом пришли Мамиконов, Петров и Зовущий со своим страшным прикусом и сообщили, что ни полковника, ни капитана в районе лифта они не обнаружили.
– Только вот – штык валялся, – сказал Петров, вертя его в руках.
– И «планшетник»… – добавил Мамиконов.
Сергей подумал о том, что не похоже на полковника. «Планшетник» мог оставить кто угодно, но только не Бастрыкин. Не тот он был человек, не пролетарской закалки. Но тем не менее – оставил, тем самым наплевав на гостайну.
– А вдруг Бастрыкин вызвал помощь и слинял, не дождавшись нас? «Длинная» связь-то у нас была выключена! – предположил он. – А «планшетник» нам оставил?
– Вот то-то и оно! – сокрушенно произнёс Мамиконов. – Я ничего не понимаю. Представлю, что он доложил на базу.
Однако в его голосе прозвучала скрытая насмешка. Молодость ещё брала своё. И в душе Большой был большим пофигистом, пока ещё не испорченный возрастными установками и предубеждениями.
– В любом случае, мы изменники! – схватился за разбитую голову Петров. – Терять нам нечего. Точно не вернусь! Останусь с гоблинами и муранами. Говорят. У них здесь женщины есть. Страшные, но есть.
Все вопросительно уставились на Зовущего. Он подтвердил нехотя:
– Есть...
– Да брось ты, Петров, – сказал Сергей и подумал, что при таком подходе, всех надо спокойно расстрелять и покончить с освоёнием Марса. – Кому ты нужен со своими мыслями. Допросят, как Пашку, и пошлют в забой. Работать-то некому.
– Быть вечным штрафником! – с горечью в голосе воскликнул Петров. – Нет уж, увольте!
А Мамиконов многообещающе произнёс:
– Это не самое страшное…
Все замолчали, вопросительно уставившись на него, – даже Зовущий, который совсем уж освоился с людьми и деловито разливал самогон по мензуркам. Сергею он показался самым терпеливым, словно говоря всем своим видом: вот поживёте здесь, помучаетесь, тогда всё поймёте, и не будете кивать на трудности Марса. Кроме обычной закуски, они притащили что-то похоже на маринованное мясо. У Сергея потекли слюни. Давно он не ел натурального мяса, в основном – армейский паек из пакетиков, в которых была сублимированная пища. А для настоящего сталкера это разве еда?!
– Правильно, правильно, командир… – произнёс Зовущий своим странным акцентом, не похожим ни на какой другой акцент в мире – прежде всего из-за дикого прикуса.
Зовущего можно было понять и так: расскажи им всё! Порази их в самое брюхо! Тудыть его налево!
– Ты помнишь, гудела «зубанка»? – спросил Мамиконов.
– Конечно, помню, – сказал Сергей, протягивая руку за мензуркой с мутным первачом в ней и поглядывая на кусочки мяса, посыпанные чем-то вроде тмина.
Оказалось, что это, в общем-то, не тмин, а насекомые, но вкусные насекомые, с кислинкой и хрустящие. Но понял это Сергей, уже когда всё мясо сожрал.
– Зовущий рассказывает, что раньше «зубанка» приходила редко, – сказал Петров. Он снял неудобный скафандр, под ним был комбинезон синего цвета. – А Парийский сообщил, что первый раз «зубанка» появилась только с их прилетом.
– Кто такой Парийский? – спросил Сергей, сглатывая слюну.
– Капитан первой экспедиции, – пояснил Петров. – Ещё познакомишься. Сегодня он ушёл в город.
– Выпьем! – опомнился Мамиконов.
Они выпили. Крякнули. Причём, Зовущий крякнул громче всех, закусил и продолжил беседу:
– Первое, что они сделали, убили всех птиц в городе.
– Кто они?
– Мы их никогда не видели, но называем Богами-пришельцами. Это началось очень давно, ещё до прихода землян, и происходит очень медленно. Даже наши деды не могли уловить разницу в условиях жизни. И только мы увидели, до чего докатились. Но процесс ускорился. Если раньше изменения происходили редко-редко, то сейчас ежемесячно, если не чаще, и только в худшую сторону. Жратвы вот совсем мало…
Он замолчал на трагической ноте. Его лицо сделалось скорбным – то ли от алкоголя, то ли от тяжёлых мыслей. Трудно было понять, сколько ему лет – пятьдесят или все сто. Сергею все аборигены казались на одно лицо – ну кроме Зовущего, конечно. Его он считал глубоким стариком, который на удивление ещё двигается.
Он замолчал на трагической ноте. Его лицо сделалось скорбным – то ли от алкоголя, то ли от тяжёлых мыслей. Трудно было понять, сколько ему лет – пятьдесят или все сто. Сергею все аборигены казались на одно лицо – ну кроме Зовущего, конечно. Его он считал глубоким стариком, который на удивление ещё двигается.
– Но дело даже не в этом, – сказал Мамиконов, ставя свою мензурку на тумбочку, – дело в том, что мы с Парийским пришли к одному и тому же выводу. Эти низкие колебания направлены исключительно против людей. На аборигенов они не действуют.
– Да, не действуют, – гордо выпятил впалую грудь Зовущий и щёлкнул зубами. Он наливал себе больше, чем всем остальным. Движения его очень скоро стали размашистыми.
– Ничего не понял, – помотал головой Сергей. – Что это значит?
Он не удержался и съел сразу три куска мяса.
– Э-э-э… – напомнил Петров, – это закуска, а не еда, – и придвинул тарелку к себе.
– Так точно, – согласился Сергей и заставил себя переключиться на жалкие листики мха.
Он готов был сожрать мясо одним махом. Но перед этим надо было выпить, что он и сделал со страшной поспешностью. Самогон, обжигая губы, потек по подбородку. На мгновение перехватило дыхание. Напиток был крепок. Пашка постарался.
– Точно подобраны под частоту биения сердца, – сказал потом Мамиконов, вытирая жирные губы ладонью. – Это значит, что о нашем появлении знают и что нас выживают.
Зовущий закивал головой:
– Пока ещё только таким образом.
– Кто?! – безмерно удивился Сергей. – Да ладно тебе. Кому мы нужны на этой мёртвой планете?!
– Ну не такая уж она и мёртвая, – веско заметил Зовущий и, махнув рукой, едва не задел по носу Петрова.
– Э-э-э… – предупредил Петров.
– Вы не всё понимаете, – не обратил на него никого внимания Зовущий. – Боги-пришельцы имею тысячи лик. Ещё по одной?
– Наливай, – разрешил Мамиконов и беспечно подмигнул Сергею. – Нам ещё есть, в чём разбираться. Правильно, сталкер?
– Правильно, – согласился Сергей, с жадностью поглядывая на мясо. – Только не называй меня сталкером. Какой я, к чёрту, сталкер?! Я уже и забыл, что это такое, и как выглядит Зона.
– Если человек был сталкером на Земле, он останется таким до конца дней своих и на Марсе. Вот и о нашем полковнике Бастрыкине поговаривают, что он тоже там побывал.
– Что, в Зоне?! – удивился Сергей.
Не походил полковник на сталкера.
– Хм… Говорит, что был самым первым, кто освоил Чернобыльскую Дыру.
После Калиты, гордо подумал Сергей, потому что Калита, как главный механик ЧАЭС, был самым первым военным сталкером и привлёк к этому делу Сергея. Пока меня не забрали в армию, вспомнил он.
– Слушай, – сказал Сергей, выпив ещё самогона. – Ведь против низкочастотного излучения мы бессильны.
– Не скажи. Вот это… – Петров гордо постучал пальцем по бутылке с самогоном, – нас и спасёт. От него увеличивается частота работы органов.
– Да, да, мы уже проверили, – довольным тоном сообщил Мамиконов.
Пришёл Давыдов, и, совсем как на Земле, всех выгнал из палаты:
– Ну обнаглели… ну обнаглели… – ворчал он. – Ничего не боятся. Нет на вас командиров. Ну-с? – спросил он Сергея. – Как мы себя чувствуем?
– Нормально, – ответил Сергей, стараясь не дышать на врача.
– Ребра не болят? Поднимите руки. Так болит? А так? – Давыдов постучал пальцами по груди, прислушиваясь к звуку.
На его лице лежала печать подземелий. Если Сергей и все остальные были бледнолицыми, то Давыдов – серолицым, всего лишь вполовину светлее серокожих гоблинов. Кожа его без солнца давно стала больной, и выглядел он неважно.
– Всё нормально, – ответил Сергей. – Хоть танцуй.
– Ну и ладушки, – одобрил Давыдов, как лошадь, переступая копытами. – Да не смотри ты так на мои ноги. Не было других, пришили эти.
– А-а-а… извиняюсь… – промямлил Сергей, краснея.
– Я уже привык. Завтра тебя выпишем.
– А сегодня? – спросил Сергей.
– А сегодня – спать. Сил набираться. Уже завтра они тебе могут пригодиться.
– А что будет завтра? – спросил, одеваясь, Сергей.
– Не знаю, – признался врач. – Но чует мое сердце, слишком долго затишье длилось. Да и Мирон с чем-то вернётся.
– Кто такой Мирон?
– Капитан Парийский.
Ах, ну да, вспомнил Сергей. Врач Давыдов ещё не дошел до двери палаты, а он уже запихал в рот остатки мяса вместе со всеми насекомыми. Запить только нечем было. Кто такой в самом деле капитан Парийский, он так и не понял.
***
Капитан Мирон Парийский вернулся к исходу ночи, когда Сергей, уморённый самогоном и разговорами, видел третий сон о Дрониной. В этом сне у них было не всё так, как на самом деле, а сплошное счастье от начала до конца.
Мирон разбудил доктора Давыдова и Андрея Лобастова – своёго заместителя по экспедиции, и они уже вдвоем пришли в подвал к Мамиконову, который, понятное дело, не спал, а, как обычно, до утра гулял. Один Пашка Марфин ещё держался. А остальные: вольнонаемный специалист, каратист и альпинист – Петров, гоблин Зовущий и муран по имени Турес мертвецки пьяные валялись под столом. Лицо у мурана было жёлтым от маски из каких-то минеральных веществ.
Пашка деловито говорил:
– Ну как тебе мое изобретение? Теперь нас никакая лихорадка не возьмёт!
– Это точно! Молодец! – хвалил его Мамиконов. – Отличное лекарство изобрёл, только не лихорадка, а излучение по имени «зу-бан-ка-а-а…»
– Как? – переспросил, покачиваясь, Пашка.
– «Зу-бан-ка» – по складам произнёс Мамиконов и, увидев членов самой первой экспедиции, вскочил и закричал: – О-о-о! Вот с кем мы выпьем, а потом повоюем!
Лобастов, Давыдов и Парийский решили выпить с ними. Пашка отправился спать под стол, а Мирон абсолютно трезвым голосом сообщил такое, отчего Мамиконов тотчас протрезвел.
– На нас готовится нападение. Пора уходить.
– Откуда вы знаете? – спросил Мамиконов и внимательно посмотрел на капитана Парийского.
Казалось, что командира первой экспедиции выковали из цельного куска железа. У него были крепкие черты лица, которые, однако, смягчали ярко-голубые глаза. Мамиконов знал, с чем сравнивать – на его «командирских» часах был циферблат точно такого же цвета.
– На другой стороне города Сен-Пала, в старой его части, снова концентрируется облако Глобула.
– Что за Глобула? Откуда?
– Ну, «зубанка» по-вашему
– Так это оно шипит?
– Похоже.
– Одно время не было. Вроде как всё успокоилось. Каждый раз, когда оно появляется, на аборигенов начинается охота по всей планете. У нас было два ядерных реактора. Один обнаружили и разбили люди чёрного склона – крикунов. Ничего не боятся. Даже радиации. Мы потом нашли с десяток трупов с признаками лучевой болезни.
– Что же нам делать? – спросил Мамиконов, снова вскакивая. – Бежать?!
– Это само собой, – согласился Лобастов. – Убежать-то мы успеем. Но можем и не убегать. Похоже, что облако о нашем существовании ещё не знает. Что такое три человека на всю планету – ерунда! Этим надо воспользоваться. Ведь если облако обнаружит ваши наземные базы, пардон, наши базы, оно их уничтожит в два счёта.
Верхняя губа у Лобастова нависала над нижней, и от этого у него был немного смешной, беззащитный вид. К тому же Лобастов носил древние очки в роговой оправе и выглядел, как старый учитель истории.
– А зачем её уничтожать?
– Понимаешь, какая складывается картина. Похоже, облако Глобула расширяется чисто механистически, захватывая новые пространства, само не понимая, что оно делает. Потом уменьшается или вообще пропадает. Оно словно пульсирует с очень низкой частотой и приходит к нам каждые пять лет. Такая частота называется космической. Но теперь нам кажется, что амплитуда её увеличивается. Через несколько десятков лет оно достигнет орбиты Земли и будет выплевывать всё что угодно. Можно себе представить, что произойдёт с цивилизацией.
– А мне кажется, что с одной стороны оно сознает, что делает, с другой – нет. Но морали у неё нет. Это точно, – добавил капитан Парийский, – ведь крикуны – сущие звери.
– Может, это чёрная материя? – предположил Мамиконов, который иногда шарил по Интернету и был начитан.
– В шестидесятых у нас такого понятия не было, – признался капитан Парийский.
– Ну чего тогда тянете резину?! – возмутился горячий Мамиконов. – Говори, что надо-то?
– Нам нужны твои люди.
– Что за вопросы?! – возмутился Мамиконов. – Эй, вставайте! – пнул Петрова и Марфина.
– Пошёл, знаешь куда?! – возмутился Марфин поудобнее устраиваясь на ботинке Мамиконова.
– Мои люди отдыхают, – трезвым голосом сообщил Мамиконов. – Может, пока выпьем?
– Это можно, – согласились Парийский и Лобастов. – Мы сто лет не пили. А что у вас есть?