Рука Майгатова нервно дернула за рычажок. Торопливые пальцы набрали вновь код и номер телефона. Нет, вновь одни гудки. Он перевел взгляд с исписанной номерами, фамилиями и кличками стенки кабины на загородку дежурной, чтобы ощутить хоть какое-то сочувствие, но лицо девушки оказалось скрыто широкой мужской спиной. И эту спину, эту серую куртку-ветровку, усыпанную у воротника густой перхотью, он сразу возненавидел.
Взглядом он поторопил спину, чтоб она быстрее исчезла, но мужчина, вместо того, чтобы уходить в свою кабинку, тряхнул пепельно-серыми волосами и обернулся.
Гудки исчезли. Трубка исчезла. Нет, наверное, гудки все еще сыпались мелким монотонным горохом, еще лежала в мокрой ладони пластиковая трубка, но Майгатов уже ничего не слышал, и не чувствовал. Сквозь огромные очки в роговой оправе на него смотрел Майкл Пирсон, корреспондент то ли Франс-Пресс, то ли Рейтер, и только три вещи отличали его от того Пирсона, что брал у него интервью в больничной палате, - более короткая стрижка, отсутствие бороды и куртка-ветровка.
В уменьшенных минусовыми линзами очков зеленых зрачках Пирсона стояли удивление и ужас. А, может, таким виделся его взгляд Майгатову, а, на самом деле, он был просто недоумевающим от вида офицера с ошарашенным лицом и пристальными из-за невозможности рассмотреть сквозь слабые стекла все до деталей.
Мужчина отвернулся, что-то, судя по движению белобрысой головы, сказал дежурной и шагнул влево. Шагнул так быстро, что Майгатов даже не увидел его в профиль. К тому же у окошка появился какой-то парень в обнимку с девушкой.
Трубка выпала из рук. Выпускаемые ею гудки вытекали и вытекали в густой, жаркий воздух кабинки, но уже никого не могли ни раздражать, ни удивлять.
Майгатов и не заметил, как он вылетел на улицу. По правой стороне вниз, к площади Революции, шел Пирсон.
- Товарищ офицер! - заставил Майгатова обернуться тоненький голосочек.
- Вы же купоны забыли. За разговор.
Дежурная телефонистка умоляюще смотрела на него. В ее подрагивающих пальчиках обертками конфет краснели пятитысячные бумажки купонов, которые он оставил у нее, поскольку по новым правилам разговор велся, как говорили теперь, "в кредит".
- Связи же не было, правильно? И компьютер показал, - она готова была расплакаться.
То ли от того, что на нее не обращают внимания, то ли от того, что ей жалко было расставаться с таким симпатичным офицером.
- Спасибо, - грубо вырвал он у нее бумажки и побежал за Пирсоном.
Тот уже прошел мимо кинотеатра и, спиной чувствуя угрозу, обернулся. Вид офицера с кобурой на боку, бегущего за ним, заставил его сделать то, на что решился бы любой, за которым гнался вооруженный военный. Пирсон тоже побежал.
Уже метров через тридцать в боку у Майгатова кольнуло. Рана, оставленная амебами, напоминала о себе. Он чуть замедлил бег, и бок с благодарностью отозвался чуть менее острыми покалываниями. Но тут Пирсон бросился через улицу, прямо перед взбирающимся от площади Революции троллейбусом, и кишкам Майгатова пришлось нелегко.
Взгляд чуть не потерял серую куртку в толпе на площади. Но "РАФ"ик, за который она пряталась, тронулся с места, открыл Пирсона, и Майгатов бросился к нему, мысленно просчитывая, что путей отхода у того - три: налево, к рынку, вниз, к центральному универмагу или вправо, к остановке у кондитерского. Все три места были людными, но Пирсон выбрал самое людное рынок, и уже по одному этому Майгатов догадался, что он здесь - далеко не турист.
Пирсон учел многое, но только не то, что густая толпа у рынка первым затормозит его. Как льдины на Севере останавливают корабль, идущий первым. А вот Майгатов с пистолетом в руке, который уже и не помнил, как вырвал из кобуры, был больше похож на ледокол, перед которым расступались люди. Точнее, разбегались. Никому не хотелось оставаться на пути у красно-бурого старшего лейтенанта с перекошенным яростью лицом.
Он нагнал его на ступенях мясного павильона. Схватил мокрыми пальцами за рукав ветровки, рывком развернул к себе и ткнул в живот ствол.
- Вс...се, г-гад, отбег...гался, - прихлебывая слова глотками горячего севастопольского воздуха, бросил в лицо Пирсону.
- В чем дело? - возник сбоку, из уже стягивающейся вокруг них толпы лейтенант-милиционер.
- Что? - не понял Майгатов.
- Уберите оружие, - потребовал милиционер, все же с опаской посматривая на "макаров" в колышущейся руке этого возбужденного старшего лейтенанта.
- Выз...вызывайте патрульную машину, - в свою очередь потребовал Майгатов. - Я задержал американского журналиста, шпиона и бандита, выпалил он единым духом, и в глазах даже потемнело. То ли от того, что вправду не глотнул воздуху, то ли от слабости, звоном отдающейся в голове, то ли от злости на глупого милиционера.
- Не много ли ярлыков? - на чистом русском языке, с вызовом спросил уже избавившийся от одышки Пирсон. - И почему если шпион, то американский? Севастополь - закрытый город, и сюда просто так не попадешь.
Удивление сделало Майгатова немым.
- Ваши документы, - протянул к Пирсону маленькую узкую ладошку милиционер. - И ваши тоже, - посмотрел на распаренное, усеянное на висках потом лицо Майгатова.
- Вот. Пожалуйста, - даже с каким-то вызовом отдал паспорт в прозрачной полиэтиленовой обертке тот, которого Майгатов принял за Пирсона.
- Товарищ Зубарев? - помелькал взглядом милиционер с лица мужчины на его фотографию в паспорте. - Прописка севастопольская? - пролистал до четырнадцатой страницы. - О! Вы - из Москвы? А-а, понял, понял, - захрустел командировочным удостоверением, на которое показал Зубарев. - Та-ак, ну что: штампы в порядке, не просрочено, - вернул документы, щегольски козырнув. - Можете быть свободны... Извините, а это что у вас?
Только теперь Майгатов заметил, что под мышкой у мужчины - какой-то прямоугольный сверток.
- Это? - сымитировал удивление Зубарев. - Да пустяк, можно сказать, народное творчество. Купил вот картину у самодеятельного художника и теперь хотел в милиции справку на вывоз через границу взять. Таможенники все-таки...
Он хрустнул разрываемой газетой, и Майгатов сбоку, под углом, но все же рассмотрел небольшую, в простенькой белой раме картину: море, корабль, чайки. Чушь какая-то!
- А-а, ну такую картину через границу пропустят, - оценил с высот своего профессионализма милиционер и повторил уже произнесенную сегодня фразу: - Можете быть свободны.
Будто от того, что сказал два раза, этот Зубарев стал свободнее.
Пока поворачивался к Майгатову, лицо из благостного, с сусальной улыбкой, превратилось в грубое, злое, как бы зачерствело. Милиция в Севастополе традиционно не любила моряков, а моряки, в свою очередь, не любили милиционеров.
- Да уберите пистолет!
"Макаров" нехотя скользнул вниз, в черную пропасть кобуры. Щелкнула кнопка.
- Не отпускайте его, - уже не просто попросил, а взмолился Майгатов.
- Не имею права, - с удовольствием ответил милиционер, и Зубарев, отпущенный окончательно этой фразой, спиной упал в толпу, как в воду, и канул в ней.
- Вот вас бы я задержал. За угрозу применения оружия в людном месте. Да связываться не хочется, - протянул внимательно изученное удостоверение личности.
Майгатов вырвал его из худых пальцев милиционера, вбил в наружный карман кителя и, не прощаясь, отвернулся от лейтенанта и медленно пошел по рынку. Взгляд искал серую куртку-ветровку среди пестрого многолюдия овощных рядов и продуктового толчка, но не находил. А милиционер, достав блокнот, что-то записал туда, тщательно выводя печатные буквы.
7
Наверное, контрольно-пропускные пункты в воинских частях ставят для того, чтобы любой дурак знал, где легче всего попасть на территорию части. Во всяком случае, КПП в Стрелецкой бухте ежедневно подтверждало эту парадоксальную истину. Мимо сонного сверхсрочника-дежурного и еще более сонного матроса-дневального можно было на руках вынести корабль, и они бы этого не заметили. Потому что не дежурили, а отбывали дежурство. Майгатов, твердо зная, что никто не спросит ни пропуск, ни удостоверение, ни цель посещения, шагнул с солнцепека в низенькое желтое здание КПП и уже взялся рукой за алюминиевую трубу "вертушки", как вдруг его остановил тихий, безразличный голос:
- Та-ащ стащ ли-инант, вас вызывают...
В спину остановившемуся Майгатову ткнулся секретчик. Всю дорогу от переговорного он молчал, потому что мыслями был в Москве, и, пожалуй, лишь этот толчок вернул его в Севастополь.
- Чего? - нагнувшись к окошечку, Майгатов наконец разглядел сквозь засиженное мухами стекло сонную физиономию дежурного, но не сверхсрочника, а старшего мичмана Жбанского. - Ты заступил, что ли?
- Да вот поставили на подмену пару часов назад.
- А что стряслось?
- А-а, ерунда: комбриг на своих "жигулях" из части выезжал, а дежурный придремал... Ну, и не сразу открыл ворота. Он его и снял с дежурства...
- Да вот поставили на подмену пару часов назад.
- А что стряслось?
- А-а, ерунда: комбриг на своих "жигулях" из части выезжал, а дежурный придремал... Ну, и не сразу открыл ворота. Он его и снял с дежурства...
- "Жигули"? Бурыга машину купил?
- Так точно. "Шестерку". Почти новую, - с таким удовлетворением ответил Жбанский, будто это он купил машину. - Теперь обкатывает. Ну, и сам учится...
- И сколько она?..
- Чего - сколько?
- Стоит - сколько?
- Н-не знаю. Но у меня сосед такую же брал, говорил, что на пару тысяч баксов "потянула"...
Майгатов примерял к этой сумме свой доход в четыреста "зеленых", полученных от Анфимова, и опять ощутил раздражение к Бурыге. Нет, он не завидовал его деньгам, он не мог понять, откуда они. Хотя, по нынешним временам, об этом не спрашивали. Полфлота "крутилось" в бизнесе или около него, и Бурыга вряд ли мог устоять от таких соблазнов.
- Вора-то нашли? - спросил Жбанский и сдвинул чуть ли не на нос козырек черной фуражки.
- Какого? - не сразу вырвался из плена прежних мыслей Майгатов. А-а, секретка... Ты чего говорил-то: вызвали меня куда-то?
- Так точно. В особый отдел. Сюськов просил зайти. Они ж приемник нашли...
- Приемник? - не понравилась новость Майгатову. Но еще больше не понравилось, что какой-то мичман, пусть даже бывший понятой, знал больше, чем он - дознаватель. Как будто шло не тайное следствие, а забег на стадионе, и каждый из болельщиков знал, на какой минуте что случится с бегуном.
- Хорошо, - подытожил Майгатов, хотя и не ясно было, что же во всем этом хорошего. - Иди на корабль, - приказал секретчику, а сам направился к особому отделу, на ходу думая о том, что надо уже сегодня расквитаться с этим дурацким делом о приемнике...
В кабинете Сюськова стоял ледяной холод. Если бы не разглядел в углу ящик кондиционера, поверил бы в то, что холодом веет от самого особиста.
Тот сидел за пустым столом в позе сфинкса: застывшая в одном монолите с туловищем голова в парадной, с чуть вздернутым подбородком, позе, руки, лежащие на плахе стола со стиснутыми кулаками параллельно друг другу. На мгновение даже стало страшно, что эта скульптура может заговорить.
- Как дела? - тихо-тихо, почти шепотом, спросил Сюськов.
- Какие, товарищ капитан-лейтенант? - действительно не понял Майгатов.
Сюськов не предложил ему сесть, и от этого их дистанция в званиях стала как бы еще больше.
- Я имею в виду дознание.
- Работаем, - по-матросски ответил Майгатов и ему стало стыдно за собственную растерянность.
- И много наработали?
Ну так тихо опять сказал, что и непонятно: есть издевка в голосе или нет?
- Протокол составил. Есть объяснительные...
- А обвиняемый есть?
- Пока... пока нет, - с трудом выговорил.
- А у меня - есть, - еще тише ответил Сюськов, и Майгатов так и не понял, действительно он сказал эти слова или ему только показалось.
Кулаки скользнули по полированной крышке стола на колени Сюськову. Он откинулся на спинку стула и, глядя сквозь Майгатова, проинформировал:
- Обвиняемые - чертежники.
- Кто? - даже подался вперед Майгатов. Ему почему-то вспомнились два из трех моряков: длинный, со смешным ежиком волос, и маленький, с наглой ухмылочкой. Но эта картинка выглядела какой-то неполной, потому что память никак не могла подсказать, кто же из них - старшина.
- Длинный, - вдруг сказал Сюськов, и от этих слов Майгатову стало еще холоднее. Неужели особист мог читать мысли? - Да, именно длинный чертежник, их старшина, признался секретчице, что они нашли ее приемник. Я, как узнал, сразу пошел туда, хотя тебе нужно было находиться в это время там, - с тихим раздражением проговорил он, не отрывая глаз от кобуры на боку Майгатова.
- Документ... в штаб флота...
- Знаю. Хотя тебе не положено было ехать. Ты же освобожден от служебных обязанностей...
"Ну чего он Америку открывает! - мысленно огрызнулся. - Я, что ли, не знаю..."
- При мне чертежники раздвинули ветки. У забора, на земле, лежал приемник "Океан". Я приказал аккуратно, не притрагиваясь к нему пальцами, упаковать его в целлофан. Снимем "пальчики"...
- А какой в этом смысл?
- Я еще не досказал... Секретчица приемник опознала. С чертежников я взял объяснительные. Двое твердят, что ничего не знают. А длинный... ну, старшина, сообщил, что увидел его случайно. До ветру его, мол, потянуло. Вот он и пошел к кустам...
- И это - обвиняемый? - удивленно вскинул брови Майгатов.
- Конеш-шно, - не замечая этого удивления, прошипел Сюськов. - Ведь именно он опоил часового, чтобы тот уснул...
- Опоил?! - вот тут уж точно от удивления сел бы, но стулья стояли далеко, да и та сверхофициальная обстановка, в которой принимал его особист, к таким сценам не располагала.
- Мне принесли из госпиталя анализ крови часового. В ней зафиксировано вещество, - перевел с кобуры взгляд на сейф, где, скорее всего, как раз и лежала эта бумажка с названием забытого вещества, - ...в общем, химическое соединение, вызывающее глубокий сон. Оно наркосодержащее...
- У чертежника - и наркотики?! - попытался его защитить.
Только, кажется, это было напрасно. Сюськов относился к тому типу людей, которые очень любят свое мнение и его не меняют. Тем более перед каким-то старлеем-неудачником, которого Бурыга, скорее всего, скоро "съест" по службе.
- Чертежник отрицает мою версию. Часовой по фамилии Голодный - тоже. Но у меня есть рычаги. Я выведу их обеих на чистую воду...
- Чистую?! - все-таки не сдержался. - А вдруг она - грязная?!
Сфинкс не дрогнул ни единым мускулом лица.
Сюськов помолчал, словно обдумывая кару за дерзость, беззвучно встал, включил телевизор, сел и снова превратился в сфинкса.
"Работает программа севастопольского телевидения, - заговорил женским голосом еще мертвый экран. - Последние новости: освобожден от занимаемой должности командующий Военно-морских сил Украины вице-адмирал Борис Кожин..."
- Видишь, сняли все-таки, - прокомментировал Сюськов. - А все потому, что украинский флот развалил. Воровство кругом. И я не хочу, чтобы так же сняли нашего командира бригады. Поэтому лучше посадить матроса за мелкое воровство, чем искать офицера или, что еще хуже, какого-нибудь диверсанта. Понял?
Он говорил это в экран женщине-дикторше, а она ему в ответ сообщала, сколько в городе совершено ограблений, сколько разбилось машин, сколько было жалоб в милицию на рэкет.
- А я не верю, что секретку вскрыл чертежник, - громко сказал Майгатов.
Сидящий боком к нему Сюськов опять обратился к дикторше:
- Не портите себе карьеру. Бригаде нужно простенькое преступление.
- А сейф? Вы же сами говорили, что возможна версия с сейфом?
- Я говорил? - наконец-то повернул облитое бледностью, с иезуитскими впалыми щеками, лицо. - Я намекал. А между намеком и версией - большая разница.
- А вдруг здесь не все так просто, - Майгатов сам не мог понять, почему он упрямствовал. Пять минут назад, по пути к Сюськову, готов был закрыть расследование, чтобы навеки избавиться от него, а теперь вот готов сцепиться с особистом в схватку и доказать, что тот не прав. Или, может, тот, прежний Майгатов, все-таки находился на верном пути? Не-ет, вскипело что-то внутри, всклокотнуло казацкое, буйное. - Я докажу, что вы неправы. Здесь далеко все не просто. Здесь замешаны...
"Кровавые деньги", - вставила в паузу Майгатову, подбирающему слова, дикторша. - Этот боевик идет в кинотеатре "Победа". А в "России" "Помеченный смертью".
Название было страшным. Хоть и каждый от рождения помечен смертью, но никому не хочется об этом думать. А примерь к себе, да приблизь ко времени... Ведь и за ним охотились, и он был близок к смерти, но не испугался. И что же теперь: трусить перед этим худосочным особистом?
- Я сам доведу расследование...
- Объяснительные чертежников вам принесут, - тихо, но грубо прервал его Сюськов. - Завтра до обеда дознание закроете. А иначе... Иначе я дам ход делу об угрозе использования вами оружия в людном месте...
8
Он мешком упал на койку. Усталость сдавливала тисками голову, но усталость можно было перетерпеть. Гораздо страшнее было бессилие, которое он ощущал в душе. Бессилие перед всем, что он сегодня встретил. Бандита упустил, Сюськова переубедить не смог, в милицейскую сводку все-таки попал. И ничего, ну вот совершенно ничего не получалось. Майгатов почувствовал себя настолько маленьким, настолько ничего не значащим перед тем огромным, серым, страшным, что стеной вставало перед ним, что в эту минуту он бы, наверное, не заставил себя даже шевельнуть рукой. И чем дольше думал он о себе таком, тем все огромней и страшнее становилось все вокруг и тем меньше и меньше он сам.
Сквозняком качнуло штору.
"Химик, что ли, вернулся?" - попытался узнать тихие шаги. Приоткрывшуюся дверь и полкаюты закрывала штора у койки, и он не хотел избавляться от этой шторы, хоть на время спасающей его от огромного, страшного, все увеличивающегося...