– А что? – тут же откликнулся Руслан Савченко. – Теперь не повысят?
– Теперь все сначала начинать… Очень все непросто… Но вы-то каковы! Зачем вы это сделали? Чем вам Мария Ростиславовна навредила? Она же милейшая женщина!
Разумеется, никто из девятиклассников на эти слова не откликнулся. В классе повисла неприятная, гнетущая тишина.
– Что вы молчите?! – опять обратилась к ученикам Раиса Ивановна. – Вы ведь сегодня сами решили жить без вранья!
– А давайте покончим с этим днем без вранья! – опять отозвался Савченко. – Все равно ничего не получается. Я прямо сам удивляюсь…
– Нет уж! – не согласилась учительница. – Давайте попытаемся завершить учебный день правдиво. Тот, кто испортил доску, может быть, все-таки сам признается?
– Не признается, – подала голос Валя Андреева. – Промолчать – это ведь не соврать…
– Допустим… – Учительница тяжело вздохнула, поправила агатовые бусы, которые и без того ровно лежали на груди, и опять обратилась к классу: – Тогда, может быть, у кого-то есть предположения: кто это сделал и зачем?
– Если у кого-то они и есть, то он тоже промолчит, потому что это будет уже стукачество, а не честность, – опять сказала Валя.
– Ах, вам не нравится стукачество! А довести учителя до вызова «Скорой помощи» – это норма поведения, да?
– Никто не говорит, что это норма… – тихо проговорила Валя. – Но я, например, даже предположить не могу, кому и зачем надо было устраивать такую подлянку Мане… то есть Марии Ростиславовне. Да еще в этот несчастный день без вранья…
– А вот если включить дедукцию с индукцией, то можно сделать вывод, что день без вранья к случаю с англичанкой вообще отношения не имеет, – изрек неугомонный Руслан. – Я думаю…
– Индукция, чтоб ты знал, – прервал его Юра Пятковский, – это явление возникновения электрического тока в замкнутом контуре при изменении магнитного потока, проходящего через него! Физику надо учить, двоечник!
– Отличникам тоже неплохо бы немного повысить свою эрудицию! – весело парировал Руслан, совершенно не обидевшись. – Может, в вашей драгоценной физике какая-то там индукция и связана с электрическим током, а вот индукция, которую сыщики применяют при раскрытии преступлений, – это совсем другое!
– И что именно? – с некоторой насмешкой в голосе спросил Пятковский.
– Это метод такой, Юрка, при котором сыщик путем логических умозаключений идет от отдельных фактов, которые ему открылись, к общей картине преступления. А дедукция – наоборот, когда размышления идут от общей картины к разным частностям: кто убил, кто украл. А в нашем случае – кто доску маслом намазал!
– Ну и что же тебе подсказывают твои дедукция с индукцией? – не желая сдаваться, все так же насмешливо спросил Юра.
– А подсказывают они мне, что преступление это было задумано еще до того, как мы организовали день без вранья. Я даже думаю, что день без вранья преступнику здорово мешал, но он, видимо, не мог перенести свое преступление на другое время.
– Что ты имеешь в виду, Руслан? – рассуждениями Савченко заинтересовалась и Раиса Ивановна, которая уже поняла, что как минимум часть урока русского языка сегодня пропадет. Хорошо, если не весь.
– Понимаете, испоганить доску в кабинете английского можно ведь и в любой другой день, если бы это была просто глупая шутка. Но раз доску измазали сегодня, значит, цель нашего преступника состояла именно в том, чтобы сорвать Манюне…
– Марии Ростиславовне, – поправила его классная руководительница.
– Ну да… Я так и говорю, что кто-то хотел именно сорвать Марии Ростиславовне открытый урок, а вовсе не пошутить. В другие дни англичанка просто позлилась бы немного, и все, а сегодня ее подставили по полной программе. Это означает, что Мария Ростиславовна круто провинилась перед кем-то из двенадцати человек той группы английского, в которой я, к счастью, не состою. А то ведь непременно меня бы во всем и обвинили! По привычке!
– Ну, допустим, что твой логический вывод верен: нашу англичанку действительно хотели подставить, – задумчиво проговорил Пятковский, – но все равно остается неизвестным, кто это сделал.
– Из списка подозреваемых я предлагаю сразу исключить Чеботареву с Андреевой как отличниц, которым нет никакого резона ссориться с Ковязиной. К их компании, кстати, можно причислить и тебя, Юрка. Твои мозги заняты только индукцией, которая что-то такое делает с электрическим током – я не очень понял. В общем, ты сумасшедший математический физик, и на остальное тебе наплевать. Таким образом, двенадцать человек минус три – это девять. Далее… – Савченко продолжил, загибая пальцы. – …Ребров с Кочетковой болеют. Еще минус два человека, остается семь. Думаю, можно еще исключить Разуваеву по причине общей незлобивости организма и Федьку Кудрявцева, который, как рассказывают, аж к доске выскочил, чтобы проверить, чем она намазана. Если бы сам мазал, знал бы чем! Итого подозреваемых остается всего пять. Не так уж и много.
– А где, кстати, Кудрявцев? – спросила Раиса Ивановна.
Девятиклассники обернулись к последней парте, где обычно сидел Федор, и, разумеется, тоже его не увидели.
– Ага! Смылся! – заключил Пятковский. – Зря ты, Руслик, исключил его из списка! Может, он проверкой как раз и отводил от себя подозрение!
– Но Киры Мухиной тоже нет, – отозвалась Валя Андреева. – Хотя… ее с географии отпустили… Неужели доску испачкал Федька? Не может быть! Зачем это ему? Не верю!
– Слушайте! – Савченко прямо подскочил на своем стуле. – А может, это вообще дело рук не наших ребят?
– То есть? – уточнила Раиса Ивановна.
– Ну… Может, это 9-й «Б»? У них урок английского был как раз перед нашим.
– Думаю, Мария Ростиславовна обнаружила бы, что с доской не все в порядке, прямо на их уроке.
– А может, они на перемене это сделали! Долго ли доску протереть масляной тряпкой, тем более если она была заранее заготовлена!
– Ты гений дедукции, Руслик, – вступила в разговор Соня. – Наверняка это 9-й «Б» и постарался.
– Ну… в принципе… такое возможно… – согласилась Раиса Ивановна. – Мне очень неприятно думать, что это вытворили вы. Ладно… Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу, а сейчас все-таки начнем урок русского языка.
9-й «А» занимался сложносочиненными предложениями неохотно. Гораздо интереснее было перебрасываться записками, в которых строились самые различные предположения на предмет происшествия на уроке английского. В конце концов одноклассники договорились, что после последнего урока по домам сразу разбегаться не станут, а обсудят итоги дня без вранья в кафе «Северянка», которое находилось недалеко от школы.
13.20. 9-й «А» в кафе «Северянка»
– Ну и что мы имеем? – как всегда, первым начал разговор Руслан Савченко после того, как выпил сразу целый стакан апельсинового сока. – По-моему, ничего хорошего. В день без вранья все врали еще пуще, чем в обычные дни.
– Ты всех по себе-то не равняй, – насмешливо произнесла Валя. – Я, например, сегодня не сказала ни слова неправды, как и договаривались!
– Да просто обстоятельства складывались так, что тебе не пришлось обманывать! А надо было бы, так и соврала бы не моргнув глазом. Кстати, Андреева… – Руслан с хитрым выражением лица посмотрел Вале в глаза. – День без вранья еще не закончился! Давай-ка тебя протестируем!
– Как это? – Валя бросила быстрый, неприязненный взгляд на Руслана.
– А так! Скажи-ка нам, уважаемая Валентина, почему рукав твоей замечательной серой водолазки украшает пренеприятное жирррррррное пятно? Не от того ли оно масла, которым мазали доску несчастной Манюне?
Валя резко согнула обе руки в локтях и принялась обследовать рукава. На одном из них действительно расплылось противное жирное пятно.
– Нет… я не трогала доску… – почти со слезами проговорила Валя и вскинула на одноклассников испуганные глаза. – Я не знаю, откуда это пятно… Вы мне верите?
– Эх, Валенти-и-и-ина! – весело протянул Руслан. – Не в полицию же нести твою водолазку вместе с пробой с доски, чтобы установить идентичность жирного вещества там и здесь. Колись лучше сама!
– Да вы что?! – Валя с побледневшим лицом обвела взглядом одноклассников. – Чтобы я… Никогда!! Да зачем мне? Это пятно… Я не знаю, откуда оно… В столовой, наверно, испачкалась…
– Брось переживать, Валюшка! – попытался успокоить ее Филипп. – Руслик у нас так шуткует! Никто на тебя и не думает! И что за день сегодня? Одни неприятности. Представляете, у нашей Мухищи кошелек пропал, с немалыми деньгами, между прочим… Тут не хочешь, а заболеешь! Неудивительно, что она сегодня была совершенно не в себе…
– Как пропал?! – удивленно воскликнула Ирочка Разуваева. – Не может быть!
– Почему вдруг этого не может быть? Как будто ты никогда кошелек не теряла! И потом… потеря – это еще лучший вариант!
– Как пропал?! – удивленно воскликнула Ирочка Разуваева. – Не может быть!
– Почему вдруг этого не может быть? Как будто ты никогда кошелек не теряла! И потом… потеря – это еще лучший вариант!
– В каком смысле?
– А в таком, что лучше потерять, чем быть обворованной!
Ирочка вдруг вскочила со своего места, обежала стол, за которым сидели одноклассники, вцепилась в толстовку Руслана и горячо заговорила:
– Это ты! Я видела, как после математики у Мушки все содержимое из сумки высыпалось, а кошелек прямо к твоим ногам шлепнулся! Я была уверена, что ты ей отдашь, а ты… Разыгрываешь из себя детектива, за правду радеешь, а сам… А сам – вор!! Ты присвоил Мушкин кошелек, а она теперь больна из-за этого!
– Лучше отцепись, Ирка! – Резким движением Руслан оторвал от своей одежды тоненькие ручки Разуваевой.
– Ира! Сядь немедленно на место! – скомандовала Чеботарева. Ирочка по привычке сразу подчинилась, а Соня обратилась к Савченко: – Итак! Что вы на это скажете, господин обвинитель других?!
Руслан поправил толстовку и сказал:
– Ну да… Я взял кошелек! Тихо! Тихо!!! Дать мне в глаз ты всегда успеешь! – Он жестом усадил на место поднявшегося со стула Доронина. – Я ведь зачем взял? Чтобы Мушке отдать!
– Что же не отдал?! – с угрозой в голосе спросил Фил. – Она мне жаловалась как раз перед тем, как домой пошла. У нее кошелька не было!
– Но ты помнишь, как я к вам подошел? Тогда и отдал…
– Врешь! У нее кошелек после первого урока пропал, после математики! Если он был у тебя, почему сразу не отдал?
– Ну ладно… Скажу… – согласился Руслан. – Все-таки день без вранья… В общем, нравится мне Мушка… Да вы и так это знаете… А она на меня даже не смотрит. Так вот… героем захотелось перед ней выглядеть… Я сказал ей, что отнял кошель у двух злодеев, которые как раз собирались ее деньгами попользоваться. Не верите – позвоните Кире, она подтвердит мои слова. А больше… господа присяжные заседатели, мне добавить нечего… Рубите мою голову, ешьте с маслом.
– Соврал Мушке, значицца, – подвел итог Пятковский. – Не видать тебе, Руслик, новогодней дискотеки. Это тебе наказание такое будет вместо усекновения головы и поедания ее с маслом!
– Думаю, мы все пролетим мимо дискотеки за срыв английского, – парировал Савченко. – И это при том, что наша группа вообще ни в чем не провинилась!
– Ну и кретин ты, Савченко, – подала голос Валя. – Разве так завоевывают симпатию?
– Если ты знаешь, как ее завоевать по-другому, подскажи!
Андреева лишь пожала плечами, а Ирочка воскликнула:
– А я Руслика понимаю и беру все свои слова назад! Ради любви чего только не сделаешь!
– А вот с этого места, как говорится, поподробнее! – изрек Пятковский. – Может, и ты, Разуваева, что-то такое сделала ради любви? Ты же наверняка, как и все наши девчонки, по Федьке сохнешь! А этот Федя… съел медведя… Вот где он сейчас находится?
– Я не знаю, где он, – ответила Ирочка. – Но я к нему… равнодушна… Ну, то есть не совсем, конечно… Я к нему хорошо отношусь, но вовсе не так, как ты подумал.
– Допустим. А к кому же ты неравнодушна?
– Не твое дело!
– Ну ладно, согласен. Не мое! Если ты, конечно, никого не покрываешь по большой любви… А вот куда и почему слинял Кудрявцев, мне очень хотелось бы знать! А ты, Софья Чеботарева, случаем, не в курсе?
Соня, вздрогнув от неожиданного вопроса, спросила:
– А почему я должна знать?
– Да потому что вы встречаетесь! Разве нет?
– Откуда… С чего ты взял? – Девочка нервно поправила волосы, которые и без того были в полном порядке.
– С того, что я пару раз видел вашу сладкую парочку в парке, где обычно выгуливаю свою собаку. Так что отрицать бесполезно! Так где же нынче находится твой возлюбленный Федечка?
– Я… я не знаю… – Соня совсем смешалась и опустила голову к креманке, в которой таяли и превращались в кашу шарики мороженого крем-брюле. – Сама хотела бы знать…
– А разве ты не знаешь? – вступил в разговор Доронин. – Федька же ушел из школы после того, как поговорил с тобой!
– Тебе-то откуда это известно? – Соня совсем растерялась.
– Случайно слышал ваш разговор в вестибюле возле гардероба. И вел себя Кудрявцев весьма не по-джентльменски. Я бы даже сказал, что он говорил с тобой по-хамски. И если ты его покрываешь из-за этой самой любви, за которую стоит горой наша Ирочка, то зря! Он этого не достоин!
Соня потерянно молчала, машинально помешивая в креманке жижу из растаявшего мороженого.
– Сонька! Ну что ты молчишь! – Валя тряхнула одноклассницу за плечо. – Если Федька по-дурацки пошутил, измазав доску, ты скажи… Ну не мог же он по-настоящему желать зла англичанке! Ну… повинится… накажут как-нибудь… Переживет! Да Манюня все равно повышенную категорию получит – она же хорошая училка и ни в чем не виновата! А на дискотеку наплевать! Пойдем все вместе в «Магнит», там и напляшемся до упаду в честь Нового года! Да не молчи ты, Соня!!
Но Чеботарева продолжала молча мешать мороженое. Потом она отложила ложечку, покачала головой и сказала, не поднимая головы:
– Я ничего не знаю…
– Ну ладно! Пойду я, пожалуй, – объявил Юра Пятковский. – Дело, похоже, темное. Признаваться никто ни в чем не желает, если, конечно, не считать Руслика, за что ему отдельное спасибо. Меня дома пес мой, Герцог, ждет не дождется! Пока, ребята… До завтра! Хорошо, хоть день будет обыкновенный: ври – не хочу, никто и слова не скажет!
Вслед за Пятковским разошлись и остальные.
13.30. Мушка
– Ну, вот мы и пришли, – сказала Мушка, останавливаясь возле своего подъезда. – Пока!
Федор смешно прищурился, потоптался на месте и спросил:
– А может, не будем пока прощаться? Может, ты переоденешь джинсы, и мы погуляем еще? Что-то очень не хочется идти домой… Я тебя могу подождать, вот хоть здесь! – И Кудрявцев уселся прямо в снег, который шапкой лежал на скамейке у входа в подъезд.
Кира улыбнулась и ответила:
– Ладно, давай погуляем. Только, чем в снегу сидеть, пошли лучше к нам. Мама вчера сырников нажарила. Вку-у-усные! Я тебя угощу. Ты же тоже не успел даже суп доесть. Голодный, конечно…
– А твоя мама не рассердится, если я с голодухи все сырники съем? – Кудрявцев сделал страшные глаза.
– А ты не жадничай! Нам оставь! – И Мушка рассмеялась уже во весь голос.
– Ты пока посиди здесь. – Кира проводила Федора в свою комнату. – Я переоденусь и заодно сырники разогрею. Они гораздо вкуснее, когда горячие. Можешь комп включить, если хочешь. Ну… чтобы не скучно было… Я быстро.
Когда Мушка вернулась в комнату, Кудрявцев слушал «К Элизе» в исполнении оркестра лондонских «Променад-Концертов».
– Ты ведь разрешила, я и включил, – сказал он, – и сразу попал на твою страницу на сайте «Друзья-товарищи». Взглянул на музыкальные записи, а у тебя тут куча вариантов «К Элизе».
– Да, я специально собирала. Мне, кстати, очень нравится этот симфонический вариант. А тебе?
– Мощно, но когда только одно пианино, как-то душевнее получается.
– Согласна. А вот дальше, смотри, идут современные обработки. Даже хеви-метал есть, немцы постарались и норвежцы. Но я вообще не понимаю стиль хеви-метал. Для меня это шум и какофония… Мне нравится еще вариант в исполнении оркестра русских народных инструментов. Необычно!
– Слушай, Кира, а кем была эта Элиза? – спросил Кудрявцев. – Небось и не думала, что ее Бетховен так прославит.
– Точно, наверное, уже никто не скажет, – ответила Мушка. – Есть несколько версий. По одной из них, Бетховен просто так назвал свою пьесу, а на самом деле посвятил ее вовсе не Элизе, а своей ученице Терезе… [2] У нее такие длинные полное имя и фамилия, что я запомнить не могу, хотя на экзамене по теории музыки мне как-то достался этот вопрос. – Мушка смущенно улыбнулась и продолжила: – Кстати, эта Тереза виртуозно исполняла произведения Бетховена. Композитор будто бы даже сватался к ней, но получил отказ. У Терезы, между прочим, и хранилась рукопись этой пьесы.
– А что по другой версии?
– А по другой версии – пьеса была посвящена немецкой певице Элизабет Рёкель. Это я смогла запомнить. – Кира опять улыбнулась. – Пишут, что у нее было чудесное, божественное сопрано. Друзья звали ее Элизой. Когда Элизабет уезжала из Вены, Бетховен сделал ей прощальный подарок в виде этой пьесы. Правда, остается неясным, каким образом рукопись попала к Терезе еще при жизни Рёкель.
– Это все вам в музыкальной школе рассказывали?
– Ну да… А еще я читаю много… Мне интересно про композиторов, музыку…
– Увлечение такое?
– Да.
– А мою сестрицу Нюську силком заставляют за фоно сидеть. Она его ненавидит лютой ненавистью. Говорит, что мечтает музыкалку сжечь! Представляешь?
– Очень даже представляю! – Кира расхохоталась. – Я тоже довольно долго ненавидела пианино и все, что связано с музыкалкой. До тех пор, пока у меня не стало получаться. Сколько лет уже занимается твоя Нюська?