— Не дам! — завопила я.
— Нет, Мэдисон! — В глазах старика загорелся страх. — Не говори этого! — И он бросился ко мне.
Я стиснула камень и отступила, выйдя из-под сомнительной папиной защиты.
— Он мой! — пронзительно крикнула я и в тот же миг уперлась спиной в стену.
Рон резко остановился и уронил руки, на его старом лице ясно проступил испуг. Казалось, весь мир закачался.
— Ох, Мэдисон, — вздохнул старик, — правда, не стоило.
Я всматривалась в него, не понимая, почему он остановился. Потом ледяная дрожь поднялась от ладони, сжимавшей амулет, и прокатилась по всему телу. Как будто меня током ударило. Биение сердца отдавалось во мне, отражаясь от кожи изнутри, потом заполнило меня целиком, словно я снова была… живая. Мгновение спустя лед сменился огнем, будто для равновесия, а потом… Потом все закончилось.
Дыхание перехватило, и я так и застыла, прижавшись к стене. С бешено бьющимся сердцем я посмотрела на Рона. Бедный старик в диковинном одеянии стоял тихо-тихо и казался совсем несчастным. Я боялась шевельнуться. Но амулет у меня в руке изменился. Он до сих пор чуть искрился той странной силой, и, не удержавшись, я разжала пальцы, чтобы взглянуть на него. От удивления я оторопела.
— Смотрите, — оглушенно сказала я, — он стал другим.
Рон, согнувшись, плюхнулся на стул, еле слышно что-то бормоча. Я потрясенно выпустила камень из рук и держала его теперь за ремешок. Когда я сорвала его с черного жнеца, это был самый обычный серый камень, обкатанный речными волнами. Теперь он стал абсолютно черным, словно с ремешка свисала капелька пустоты. Да и сам черный ремешок отливал теперь серебром, бросая отсветы на всю комнату. Черт. Сломала я его, что ли? Но как он может быть сломан, если стал такой красивый?
— Когда я его забрала, он был другой, — сказала я, но тут же осеклась, увидев, с каким сожалением смотрит на меня Рон. Позади стоял Барнабас, в лице ни кровинки, в глазах едва ли не ужас.
— Это ты верно подметила, — с горечью сказал Рон. — У нас была надежда покончить с этим, как положено. Но не-е-ет, теперь он твой. — Лицо старика исказилось неудовольствием. — Поздравляю.
Я медленно опустила руку. Он мой. Рон сказал, камень мой.
— Но этот камень… Тот парень был не жнец, но камень у него, как у черного жнеца, — к моему удивлению, в голосе Барнабаса звучал страх. — Она — черный жнец!
— Эй, погодите! — я открыла было рот.
— Черный жнец! — завопил Барнабас. Я остолбенела, когда он достал откуда-то из складок рубашки маленький клинок, точь-в-точь такой, как у Сета, и одним прыжком оказался между мной и Роном.
— Барнабас! — взревел тот и отвесил ему затрещину. Барнабас отлетел назад к двери. — Она не черный жнец, идиот! И даже не белый. И быть им не может. Она человек, даже после смерти. Убери это, пока я не состарил его до ржавчины!
— Но это камень черного жнеца, — заикаясь, проговорил Барнабас и ссутулил узкие плечи. — Я сам видел, как она его взяла.
— И откуда же она узнала, что это такое, а, Барни? — поддразнил его Рон, и парень отступил, смущенно пригнув голову.
Я с бьющимся сердцем стояла у стены, до боли в пальцах сжимая амулет. Рон презрительно смотрел мимо нас обоих.
— Это не камень черного жнеца. Черный жнец не настолько силен, чтобы оставить после себя материальное свидетельство своего существования, или… — продолжил он, подняв руку, чтобы Барнабас не перебивал, — или вернуться за срезанной душой. Она обладает чем-то помогущественнее камня, и они за этим еще придут. Будьте уверены.
Отлично. Просто превосходно.
Барнабас, казалось, пришел в себя, и выглядел теперь обеспокоенным и испуганным.
— Он сказал, что не жнец, но я подумал, он просто хочет нас запугать. А вдруг это правда?
— Я пока не знаю. Но кое-какие соображения у меня есть.
То, что Рон признался в своем неведении, было хуже всего, и мне снова стало страшно. Я вздрогнула, старик заметил это и вздохнул.
— Нужно было следить, — пробормотал он. И, обращаясь к небесам, крикнул: — Хороший вышел бы докладец!
Его слова отдались эхом в приглушенной пустоте, поглотившей мир. Я вспомнила, что эти люди на самом-то деле не совсем люди, и взглянула на папу. Он все стоял без движения, как манекен.
Они же не навредят ему? Чтобы скрыть эту ошибку со мной?
— Снова от пыли к звездам, все сначала, — тихо сказал Рон. — Мы просто сделаем все, что в наших силах.
С тяжелым вздохом он поднялся. Я тут же встала между ними и папой. Рон посмотрел на мою поднятую руку, как скучающая собака — на котенка, который хочет преградить ей дорогу и с которым ей просто лень связываться.
— Я никуда не пойду. — Я встала перед папой, как будто и в самом деле могла что-то сделать. — А вы не тронете папу. У меня есть камень. И мое тело, я больше не таю. Я живая!
Рон посмотрел мне в глаза.
— Камень у тебя есть, но обращаться с ним ты не умеешь. И никакая ты не живая. А притворяться и обманывать саму себя не очень-то хорошая мысль. Но поскольку камень у тебя, а твое тело — у них…
По взволнованному лицу Барнабаса я поняла, что это правда.
— Сет? Мое тело у него? — Мне опять стало страшно. — Почему?
Рука Рона легла мне на плечо, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ладонь была теплая, и я сразу почувствовала его поддержку — но поняла, что ничего для меня сделать он не может.
— Чтобы ты не смогла перейти на нашу сторону и отдать нам камень навсегда? — предположил он, и его темные глаза наполнились сочувствием. — Пока твое тело у них, ты застряла здесь. Этот камень явно могущественный. Он изменился под стать твоим возможностям смертного. Очень немногие камни на такое способны. Обычно смертного, посягнувшего на камень, просто разносит на атомы от перенапряжения.
Я раскрыла рот, и Рон задумчиво кивнул:
— Посягать на божественное, не будучи богом, — верный способ обратить душу в пыль.
Я сжала зубы, сдерживая дрожь.
— Камень у нас, и, вероятно, это дает нам преимущество, — продолжал старик. — Он сейчас пребывает в заточении, как и ты — монетка, что крутится на самом краю.
Его рука соскользнула с моего плеча. Я сразу почувствовала себя совсем одинокой и маленькой, хотя и была выше Рона.
— Пока ты остаешься в материальном мире, они могут найти тебя. — Он выглянул в окно. Все в мире замедлилось и двигалось еле-еле.
— Но Сет знает, где я, — сказала я в замешательстве, и Рон медленно обернулся.
— Физически — да, но он очень торопился с твоим телом из одного мира в другой. А без камня не успел запомнить, где именно ты находишься. Ему будет трудно снова тебя отыскать. Особенно если ты не станешь бросаться в глаза.
Мисс Инкогнито. О да, это я могу. Точно. У меня разболелась голова, и я прижала ладони, одну поверх другой, к груди, стараясь разобраться в том, что говорил Рон.
— Но рано или поздно он тебя найдет. И заберет вместе с камнем. Что тогда? — старик покачал головой и снова отвернулся к окну, темный силуэт на золотом фоне. — Они, не раздумывая, творят ужасные вещи, лишь бы продвинуться в высший круг.
Мое тело у Сета. Я почувствовала, что бледнею. Барнабас это заметил и кашлянул, чтобы привлечь внимание Рона. Старик посмотрел на меня и прикрыл глаза, словно осознал, что наговорил.
— Ну, я могу ошибаться, — добавил он, но мне легче не стало. — Я и правда иногда ошибаюсь.
Сердце в ужасе заколотилось. До аварии Сет сказал, что я — его пропуск в высший круг. Он не просто хотел меня убить. Я была ему нужна. Не камень, который я украла. А я. Я открыла было рот, чтобы рассказать об этом Рону, но передумала. Мой внезапный страх не укрылся от Барнабаса, и он понял, что я чего-то недоговариваю. Но Рон уже решительно прошагал через всю комнату и погнал его вон. Барнабас молча вышел в коридор, губы сжаты, голова опущена. Может, боится, как бы не попасть в еще больший переплет, что бы я там ни сказала. Я встревожилась. Они же не уйдут вот так?
— Ладно, оставим все как есть, пока не придумаем, как освободить тебя от власти камня, не разрушив твою душу, — сказал Рон.
— Но вы же только что сказали, что я не могу умереть! — сказала я. И куда это он собрался?! Сет же вернется!
Рон остановился на пороге и обернулся. За его спиной показался Барнабас, лицо омрачено заботами, слишком серьезными для его семнадцати лет.
— Умереть ты не можешь, потому что и так мертвая, — утешил меня старик. — Но есть вещи и похуже.
Великолепно. Кровь прилила к щекам, когда я вспомнила, как мы с Сетом танцевали, как он меня поцеловал, и как его нос хрустнул о мою коленку, и с какой ненавистью он тогда на меня посмотрел. Так держать, Мэдисон. Я не просто загубила свою репутацию в новой школе, но еще и умудрилась оскорбить ангела смерти. Теперь я — его желание номер один.
— Барнабас! — сказал Рон.
— Барнабас! — сказал Рон.
Я аж подскочила от неожиданности.
— Сэр? — Барнабас и сам удивился.
— Поздравляю с повышением в статусе — теперь ты ангел-хранитель.
Барнабас замер и ошеломленно взглянул на меня:
— Но это же не повышение. Это наказание!
— Отчасти все это случилось по твоей вине, — Рон заговорил нарочито сурово, а сам незаметно для Барнабаса лукаво улыбнулся мне. — Даже по большей части. Вот и разбирайся. И не надо срываться на Мэдисон.
— Но Люси… Это она отвечает! — заныл Барнабас, совсем как маленький.
— Мэдисон семнадцать, — отрезал Рон тоном, не терпящим возражений. — Семнадцатилетними заведуешь ты. Надо было держать ухо востро. — Он повернулся и подбоченился. — Будешь исполнять повседневные обязанности белого жнеца и помимо этого работать ангелом-хранителем Мэдисон. Думаю, за год мы все уладим. — Взгляд его стал отстраненным. — Так или иначе.
— Но, сэр! — воскликнул Барнабас, споткнулся и налетел на стену коридора, когда Рон протиснулся мимо него к лестнице. Я пошла следом, не смея поверить: у меня есть ангел-хранитель?
— Сэр, я не могу! — не унимался Барнабас. Как будто я была для него нежеланным бременем. — Не могу я заниматься своим делом и смотреть за ней! Стоит мне уйти слишком далеко — они ее утащат!
— Значит, бери ее с собой на работу, — Рон спустился еще на несколько ступенек. — Ей надо научиться обращаться с этой штукой. Вот и займись — у тебя куча свободного времени. Кроме того, тебе же не нужно поддерживать в ней жизнь. Просто пусть ее монетка крутится. И на этот раз уж постарайся получше, — проворчал он.
Барнабас залопотал что-то невнятное, а Рон обернулся и тревожно улыбнулся мне.
— Мэдисон, — сказал он на прощание, — не выпускай амулет из рук. Он тебя, так сказать, защитит. Если ты его снимешь, черные крылья могут тебя найти, а темные жнецы всегда с ними рядом.
Черные крылья. От этих слов по коже побежали мурашки.
— Черные крылья? — Даже произносить эти слова было противно.
Рон остановился на нижней ступеньке.
— Подлые хищники, они остались после творения. Вынюхивают несправедливые смерти до того, как те случаются, и пытаются стащить кусочек забытой души. Не позволяй им касаться тебя. Ты мертвая, поэтому они могут тебя почуять, но из-за камня будут думать, что ты жнец, и оставят тебя в покое.
Я кивнула. Держаться подальше от черных крыльев. Поставим галочку на память.
— Хронос! — взмолился Барнабас, когда тот двинулся дальше. — Пожалуйста. Не надо!
— Постарайся извлечь пользу из этой истории, — пробормотал Рон, уже подходя к двери. — Это всего на год.
Старик переступил порог и исчез в солнечном свете, но не сразу. Он растворялся в золотом сиянии постепенно, от ступней и выше, шаг за шагом. Льющиеся в дом лучи, казалось, ярко вспыхнули, а потом далекая газонокосилка снова зажужжала.
Я глубоко вздохнула. Мир снова пришел в движение, стали слышны пение птиц, шум ветра и чье-то радио. А я стояла рядом с Барнабасом в полном замешательстве.
— Что значит на год? — прошептала я. — Это все, что у меня есть?
Барнабас оглядел меня с ног до головы с явным раздражением.
— А мне откуда знать?
Из моей комнаты раздалось изумленное:
— Мэдисон! Это ты?
— Пап!
Мы столкнулись на пороге. Он радостно обнял меня и с улыбкой взглянул на Барнабаса.
— А ты, наверное, привез ее вечером домой. Сет, верно?
Что за дела? Он ведь уже видел Барнабаса. И как это он так быстро превратился из моего яростного защитника в идеального папочку? А как же авария? Больница? Разбитая машина? Моя смерть, наконец?
Барнабас смущенно переминался с ноги на ногу. По взгляду, который он метнул на мою растерянную физиономию, я поняла: надо бы прикусить язык.
— Нет, сэр. Я Барнабас. Друг Мэдисон. Я тоже был вчера на балу и остался с ней, когда Джош ушел. Рад с вами познакомиться, сэр. Просто заглянул проведать Мэдисон, может, придумаем, чем заняться сегодня.
Папа, похоже, гордился, что мне удалось подружиться с кем-то без его помощи, но я была скорее озадачена. Папа откашлялся, словно решал, как обращаться с первым моим другом-мальчишкой, с которым ему выпала возможность познакомиться. Пожал протянутую руку Барнабаса, а я стояла и изумленно наблюдала за ними. Барнабас легонько пожал плечами, и я чуть-чуть успокоилась. Кажется, папа начисто забыл о том, что случилось на самом деле, и вместо этого у него остались поддельные воспоминания о спокойном вчерашнем вечере. Мечта любого подростка по полной программе. Надо бы только выяснить, как Рону это удалось. Так, на будущее.
— У вас найдется что-нибудь перекусить? — Барнабас почесал шею. — А то я как будто сто лет не ел.
На папу, словно по волшебству, нашел бодрый отеческий стих, и он потопал вниз хлопотать над вафлями. Барнабас собрался было следом, но я поймала его за локоть.
— Значит, по легенде, Сет привез меня домой, а потом я всю ночь смотрела телек? — Я хотела выяснить, придется ли осторожничать с папой. Барнабас кивнул, и я добавила: — И с той насыпи никогда не падала? А кто-нибудь вообще помнит про ту ночь?
— Из живых — никто, — ответил Барнабас. — Рон все делает медленно, но наверняка. Видно, ты ему понравилась. — Его взгляд упал на амулет у меня на шее. — Ты или твой симпатичный новый камешек.
Я снова заволновалась, но Барнабаса отпустила, и он вприпрыжку помчался за папой. Из кухни как раз донесся его вопль — папа спрашивал, будет ли мой новый друг с нами завтракать. Я расправила платье, пригладила взъерошенные волосы и медленно, осторожными шажками пошла вниз. Чувствовала я себя отвратительно. Год. По крайней мере, год у меня есть. Может, я и не живая, но, черт побери, окончательно не умру. Я научусь обращаться с камнем и останусь здесь. На своем месте. С папой.
Смотрите, если хотите.
4
Я сидела в темноте на крыше, швыряла камешки в ночь. Пыталась успокоиться и собраться с мыслями. Я не живая, но и не мертвая. Целый день осторожно расспрашивала папу — как я и подозревала, он не просто напрочь забыл о том, что я умерла в больнице, он даже об аварии не помнит. Думает, что я отшила Джоша, как только узнала о подставном свидании, приехала домой с Сетом и Барнабасом и всю ночь так и провалялась в платье перед телевизором.
И папа не очень-то обрадовался, что взятый напрокат костюм оказался испорчен. Расплачиваться он решил в счет моих карманных денег, и это мне, конечно, не понравилось, но я не жаловалась. Я здесь, вроде как живая, а остальное ерунда. Папа, кажется, удивился, что я так покорно приняла наказание, и сказал, что я взрослею. Ох, знал бы он…
Целый день я развешивала и раскладывала свои вещи и внимательно наблюдала за папой. Он точно чувствовал: что-то не так, но не мог понять, что именно. Он почти не отходил от меня, то и дело притаскивал что-нибудь перекусить или попить. Я уже готова была на него прикрикнуть. Не раз я ловила на себе его испуганный взгляд, но папа тут же делал вид, что все в порядке. Разговор за обедом не клеился, я двадцать минут ковыряла свиные отбивные, потом извинилась, сославшись на усталость после вчерашней ночи.
Н-да. Должна бы устать, но куда уж там. Два часа ночи, а я, вместо того чтобы спать, сижу здесь, на крыше, швыряюсь камешками, пока мир вращается себе в холодной темноте. Может, мне больше вообще не нужно спать?
Неуклюже ссутулившись, я подняла с кровли очередной кусочек застывшей смолы и запустила в трубу. Он звякнул по металлическому козырьку и отскочил в темноту. Я съехала по плоскому скату крыши и подтянула джинсы.
Вдруг мне стало немного не по себе. Сначала легонько закололо в пальцах рук, потом чувство стало острее, пронзило меня насквозь, словно шипами. Казалось, за мной кто-то наблюдает. Ощущение тут же материализовалось: я обернулась и ахнула, когда с нависающего над крышей дерева обрушился Барнабас и приземлился на все четыре конечности, как кошка.
— Эй! — сердце чуть не выскакивало у меня из груди. — Предупредил бы, что ли!
Он поднялся в разбавленной лунным светом темноте, подбоченился. В слабом лунном мерцании можно было различить и его самого, и написанное на его физиономии недовольство.
— Будь я черным жнецом, ты бы уже умерла.
— Ну-ну, я ведь и так умерла, разве нет? — Я бросила в него камешек. Он пролетел нал плечом Барнабаса, но тот не двинулся с места. — Чего тебе надо? — угрюмо спросила я.
Он пожал узкими плечами и посмотрел на восток.
— Хочу узнать, что ты не рассказала Рону.
— Что, прости?
Он стоял неподвижно, словно каменный, руки скрещены на груди, взгляд устремлен в пространство.
— Сет что-то сказал тебе тогда, в машине. Все остальное время я не спускал с тебя глаз. И я хочу знать, что он тебе наговорил. Будешь и дальше притворяться и играть в жизнь или тебя попросту оттащат к черному двору — есть разница? — Он сердито махнул рукой. — Хватит с меня ошибок. Уж тем более из-за тебя. Ты была нужна Сету еще до того, как стащила этот камень. Вот он и пришел за тобой в морг. И я хочу знать почему.