Судьба вырвала их с Востока и забросила на южный берег Хазара, на туркменскую землю.
Большинство из них были юными парнями, которые только начинали жить, многие из них еще не познали женщин, хотя некоторые уже были женаты.
Среди пленных были и парочка-тройка мужчин старшего возраста, с присыпанными серебром висками. Японские военнопленные, словно не замечая окружающей их жизни, с присущей их природе серьезностью строго придерживались своих военных порядков.
Поначалу к японцам приставили военную охрану, но потом поняли, что в этом нет необходимости, и отдали их под присмотр их собственного командира. Пленные жили в бараке на окраине города, работали, разделившись на несколько бригад. Большинство из них занималось строительством.
Среди людей, видевших, как упорно трудятся японцы, поползли слухи: "Если они хорошо отстроят город, их отпустят досрочно". Считалось, что именно такое обещание заставляет этих людей работать так хорошо и добросовестно.
Как-то летом мальчишкой шести-семи лет Хазар возвращался с матерью с рынка, и их путь пролегал как раз рядом с тем местом, где работали японцы. В те дни пленные строили шикарные четырехэтажные каменные дома рядом с вокзалом{3}. В одной руке у матери была авоська с продуктами, а в другой руке она несла, прижав к правому боку, большой арбуз.
Поблизости работали японские пленные, они по двое-трое, согнувшись, и подталкивая друг друга, перетаскивали на свою сторону тяжелые бревна, рассыпанные на другом конце строительной площадки. Когда они приблизились к ним, мать Хасара замедлила шаг, выжидая удобного момента, чтобы пройти по пустоши. Вот тогда-то Хасар и увидел, что эти японцы в черных робах похожи на казаха Куйкула, коллегу отца, который иногда приходил к ним почаевничать с отцом, только они были еще костлявее его.
Мальчик заметил, как приветливо улыбаются ему японцы, как любуются им. Кто знает, может, он напомнил им об их оставшихся в далеких краях детях. Но такая мысль пришла в голову Хасара гораздо позже, когда он вспоминал о них.
Он помнит, с какой завистью смотрели они на полосатый арбуз, зажатый под мышками матери, наверно, мечтали: "Вот бы в такую жару поесть арбуза!" Мать Хасара вроде бы и не смотрела по сторонам, но заметила их жадные взгляды, брошенные на ее арбуз. Пройдя несколько шагов, она остановилась, будто хотела поменять грузы местами, взять в другую руку. Опустила авоську на землю и прислонила ее к ноге, после чего осторожно, чтобы не уронить, положила арбуз на землю.
Отдохнув немного, мать Хасара подняла с земли сетку с продуктами, а про арбуз как будто забыла, даже и не подумала поднять его. Свободной рукой взяла за руку сына и пошла, ни разу не оглянувшись.
Хасар помнит, с какой благодарностью во взглядах провожали их японские военнопленные, поняв, что этот арбуз оставлен специально для них.
Кажется, они пробыли в этом городе лет десять-пятнадцать, и за это время построили много домов.
Лет через пять неподалеку от того места, где жили японские военнопленные, появились каменные плиты с непонятными надписями, это было их кладбище.
Пленные подчинялись своему командиру, они шли на работу строем, старались идти в ногу, при этом играли на свирелях, а иногда и песни пели. Их песни были протяжными, печальными, они брали за душу, и хотя язык песен непонятен, нетрудно было догадаться, что в них звучит тоска по далекой Родине.
Видимо, в такие минуты они представляли свой дом, детей, родителей, представляли, с каким нетерпением те ждут их.
Эту песню японцы пели, вытянув шеи и глядя куда-то вдаль…
Расхаживая по берегу моря, погруженный в воспоминания, в какой-то миг Хасар повернулся лицом к городу, и ему почудилось, что он видит на тех домах лики японских военнопленных. Сейчас эти дома напоминали толпу состарившихся пленных японцев, пришедших к причалу и с надеждой во взгляде смотрящих куда-то вдаль в ожидании судна, которое заберет их домой.
* * *
Сумерки сгустились, и уже начало смеркаться. Хасар находился в своей комнате, и поскольку особых дел у него не было, просматривал выписанные братом свежие газеты.
В прежние времена Хасар не расставался с книгой, читал он запоем, причем, не только на туркменском языке, но и на русском и немецком языках. У него это было привычкой.
Жена брата, переговариваясь с дочуркой, готовила на кухне ужин. Каждый раз, когда открывалась дверь, оттуда доносился дразнящий запах вкусной еды. Скоро вернется с работы и его младший брат Ходжа.
Со двора доносились голоса матери и еще кого-то, и Хасар предположил, что это вернулся с работы брат, а мать, увидев его, пошла навстречу и, хотя в том не было нужды, стала открывать ворота, чтобы брат мог загнать машину во двор. А Ходжа, чтобы не беспокоить мать, отвечает: "Я сам открою!"
Но когда машина заехала во двор, Хасар услышал, что голос матери стал громким и радостным. По тону разговора можно было догадаться, что приехал не брат, а кто-то другой, не менее желанный.
Услышав знакомый мужской голос, Хасар вышел из дома и увидел, как его мать разговаривает с только что прибывшим из Ашхабада Арсланом, он как раз выходил из машины, а бабушка бурно радовалась появлению внука.
Когда в недавнем телефонном разговоре Арслан сказал, что приедет, Хасар не захотел, чтобы сын отправлялся в столь дальний путь на машине и сказал, что приезжать совсем не обязательно. Но сейчас, увидев сына, очень обрадовался.
Он словно увидел защитника, пришедшего ему на помощь в трудную минуту.
Зайдя в дом, Арслан поздоровался с дядиной женой и детьми, поговорил с ними немного о жизни, после чего пришел в комнату отца.
Со дня приезда Хасар занимал эту самую большую комнату в доме, предназначенную для гостей. Эта комната была обставлена на европейский лад, в ней стояли большая двуспальная кровать, диван и мягкие кресла, стол и стулья.
Так захотели сначала отец, а потом и брат Хасара. Они говорили: "В этой комнате во время приезда будут жить наши ашхабадцы, в Ленинграде, да и в Германии они привыкли жить по-европейски, вот пусть и здесь живут так, как привыкли".
С самого начала, когда Дунья еще была молодой невесткой, они облюбовали для себя именно эту комнату. В те дни, просыпаясь утром, Хасар каждый раз видел рядом с собой Дунью, после ночных любовных утех она крепко спала, разметав по мягкой подушке свои шелковистые волосы, из-под задравшейся полы просторной ночной рубахи выглядывали ее стройные белые ноги, чуть полноватые в верхней части.
Но даже если Дунья вставала раньше него, ее подушка продолжала хранить запах ее прекрасного женского тела.
Каждое утро, очнувшись от сна, Хасар понимал, что находится не в Ашхабаде, а в Красноводске, и тогда его жизнь всякий раз начиналась заново именно с того места, где он жил сейчас.
Во время обеда Хасар и Арслан находились вместе со всей семьей на глазах у бабушки, здесь были и Ходжа с женой и детьми. Они вели общие беседы. Матери нравилось видеть своих детей и быть рядом с ними, но сейчас она переживала за тех, что находились вдали, и очень хотела бы видеть всех вместе и радоваться им. Обычно во время таких встреч Мамметхановы выпивали бокал-другой вина, но в этот раз, помня о предстоящем нелегком разговоре, пить не стали. Они продолжали вести задушевный разговор, как будто ничего не случилось, и все никак не решались подойти к главному. Ведь на самом деле случилась беда. Переживая за случившееся, после обеда Хасар с младшим братом и сыном остались одни в большой комнате. Какое-то время они пили чай, изредка перекидываясь ничего не значащими словами.
Чаще всего вспоминали оставшихся в Ашхабаде внуков.
Не прошло и недели, как Хасар начал тосковать по ним, представляя, как они растут, балуются, что они делают и говорят.
Как мужчина Арслан понимал, отчего его отец все бросил и уехал, но он никак не мог понять, почему это вообще могло случиться. Ему казалось, что отец, даже разведясь с матерью, не должен бы был уезжать, он мог бы остаться и жить в одном из их домов рядом с детьми и внуками. На самом деле все вышло совсем наоборот. А с другой стороны, останься отец в Ашхабаде, он то и дело сталкивался бы с матерью, это стало бы для него тяжелым испытанием, не говоря уже о том, что такое положение дел было бы унизительным для этого достойнейшего человека…
Арслан приехал сюда, чтобы в спокойной обстановке обсудить с отцом все эти вопросы.
Ходжа — младший брат Хасара, но внешне они не очень похожи, Хасар похож на отца, а тот — сорокалетний мужчина невысокого роста, крепкого телосложения с сединой в висках. Внешне больше походит на мать, к тому же замкнут.
Он был не только младшим братом Хасара, но и его другом.
У него душа кровью обливалась за брата, вынужденного на склоне лет бежать из собственного дома. Посидев еще какое-то время с братом и племянником, он сослался на то, что завтра на работу, рано вставать, и ушел, не желая быть третьим лишним и мешать общению отца и сына, которым было о чем поговорить.
Надо было смотреть правде в глаза, а это было делом нелегким. Особенно, когда тебе близки обе стороны — и отец, и мать. Жизнь порой кажется простой, но на самом деле это не так, иногда такие сюрпризы преподносит, что попробуй, разберись. Но чаще всего люди многим вещам не придают значения до тех пор, пока сами не запутаются в кем-то умело расставленных сетях…
И чаще всего это случается с женщинами, познавшими позднюю любовь. Разочаровавшись в своей прежней жизни, они подвергают семью таким испытаниям, каких никому не пожелаешь.
Разве не говорят у нас в народе: "То, что запутала женщина, и Богу не распутать"?
Жалея отца и сочувствуя ему, Арслан приехал сюда, чтобы разделить с ним его переживания, поддержать его. Его приезд стал радостным и одновременно грустным событием.
После ухода Ходжа отец и сын остались в комнате вдвоем.
Через какое-то время Хасар заговорил, словно оправдываясь и пытаясь что-то объяснить сыну:
— У меня, сынок, к твоей матери нет никаких претензий.
Прожив вместе тридцать лет, мы грубого слова друг другу не сказали…
Слова отца болью отзывались в сердце Арслана. Он сидел, опустив голову и молча слушая его, словно пытаясь осмыслить услышанное.
— Отец, я не виню вас.
— Тогда и маму не вини!
Арслан съежился и даже как-то усох от этих слов отца, он не был с ним согласен. В тоне отца он почувствовал не только боль, но и какую-то скрытую иронию.
Желая быть понятым сыном, Хасар стал объяснять, что, занявшись бизнесом, Дунья изменилась и перестала быть прежней, изменилось не только ее поведение, но и само мышление. Поначалу он старался примириться с этим, думая, что таковы требования ее работы, но потом понял, что дело не в работе, переменилась сама Дунья, а с такой женщиной он не может, и не будет жить, потому-то приехал сюда.
Чем больше Арслан слушал отца, тем тяжелее становилось у него на душе.
В разговоре Хасар не преминул заметить, что до самого последнего времени жизнь его была достойной, он гордится тем, что работал в таких местах, о которых и мечтать не мог, что пользовался уважением людей.
И хотя он не произносил ее имени, чувствовалось, как он благодарен Дунье за то, что она была достойной женой военного командира, ни разу не подвела его и не дала повода усомниться в ее чувствах.
Арслан и раньше чувствовал, что отец, хоть и не говорил об этом вслух, очень сильно любит мать, что благодарен ей за то, что она честно исполняла свои обязанности жены и матери. После этих слов Арслан понял, что его отец, хоть и ушел из семьи без оглядки, по-прежнему любит его мать.
Арслан говорил очень мало, зато курил одну сигарету за другой. Его мучило непонимание, как могло случиться так, что его мать после стольких лет счастливого брака вдруг все поставила с ног на голову. Он вообще не понимал, почему это случилось именно в их образцовой семье!
Достоинство растоптано и унижено, а позор гадкой змеей вполз в их семью…
Арслана случившееся больно задело. В душе его кипел гнев, он жаждал мести, с тех пор он не находил себе места, страдал и мучился. Какие только мысли не лезли ему в голову, когда он думал о мщении. И даже кровавые. Он и к отцу приехал с этими мыслями, приехал, потому что в Ашхабаде не находил себе места. Конь бежит без оглядки с того места, где его спугнули. Вот и ему не хочется там больше оставаться. Наутро, совершая с отцом пробежку по берегу моря, Арслан вдруг сказал:
— Папа, как ты смотришь на то, чтобы я перевелся в эти края и переехал к тебе?
Но Хасар не одобрил его намерения.
— Ты хоть не разоряй своего гнезда! — вздрогнув, испуганно ответил ему отец.
На следующее утро они оказались на берегу моря.
Оказывается, здесь дует холодный ветер с моря. Барашки волн, вскипая белой пеной, с силой бьются о берег, будто кто-то хватает их за ноги и вышвыривает из воды. В воздухе пахло соленой водой. Отец и сын по очереди терли ладонями замерзшие лица. Ветер усиливался, холод уже пронизывал до костей, поэтому надо было поскорее уходить отсюда, все равно никакого удовольствия не получишь.
Они еще немного постояли на берегу, разглядывая, как волнуется море, как сливаются друг с другом подхваченные ветром волны, а потом пошли обратно.
Хасар подумал, неплохо было бы найти укромное местечко и выпить с сыном кофе. И тут же вспомнил такое место — кафе на первом этаже высокой гостиницы напротив железнодорожного вокзала. Хасар и прежде иногда заходил в это кафе, чтобы выпить чашку-другую кофе. Там за стойкой бара обычно стояла бойкая женщина лет сорока, сорока пяти по имени Тавус.
Прикусив зубами яшмак и чуть наклонив голову, она ловко обслуживала посетителей, подавая им заказанные блюда. За ней приятно было наблюдать, приятно получать из ее рук еду и с удовольствием ее поглощать.
Наблюдая за уверенными действиями женщины, посетители понимали, что именно она является самым дорогим блюдом этого заведения. Им казалось, что эта женщина поставлена здесь для того, чтобы выставлять напоказ свои женские прелести и заманивать посетителей.
Как только Хасар с сыном вошли в кафе, Тавус приветливо улыбнулась им и кивнула головой, продолжая обслуживать клиентов.
В этот час людей в кафе было немного. За столиком в центре зала обедала шумная семья с несколькими детьми.
Рядом с ними на полу стояли сумки разных размеров, из чего можно было заключить, что это пассажиры. Скорее всего, семью в этот город привела какие-то дела, возможно, они жили в гостинице и решили перед отъездом подкрепиться.
Дети, смачно поедавшие чебуреки, запивая их кофе, который стекал по их губам, напомнили Хасару его внуков. Проходя мимо семьи, он с завистью посмотрел на них, испытывая какое-то приятное чувство, и занял с сыном один из свободных боковых столиков.
Не успели они расположиться, как к ним, вся светясь и приветливо улыбаясь, подошла Тавус. Сунув руку в карман белого халата, дала понять, что готова обслужить их.
— Похоже, к нам вместе с доктором Хасаром пришел новый гость.
— Нам бы, сударыня, пару кофе.
Тавус с жадным интересом разглядывала сидящего рядом с Хасаром хмурого молодого человека в военной форме, который, несмотря на юный возраст, уже имел большое звание, а потом спросила:
— Доктор, этот юноша ваш сын?
— Да.
— Похож. Он тоже доктор?
— Нет, летчик.
— Так и скажите: человек, который смотрит на мир сверху, — ласково улыбнулась женщина и легко пошла обратно, чтобы приготовить и принести им кофе. Спустя мгновение она уже шла к ним, держа в каждой руке по чашке дымящегося кофе. Арслан понял, что его отец является завсегдатаем этого заведения. И по тому, с каким энтузиазмом обслуживала их эта женщина, сделал вывод, что тут кроется еще что-то, правда, понять, что именно, не мог. Арслан не ошибался.
Впервые Хасар познакомился с этой женщиной, зайдя в кафе вскоре после приезда.
Вернее, женщина сама узнала его:
— Вы не доктор Хасар? — спросила она, подойдя к его столику. Тогда-то и выяснилось, что лет двадцать назад Хасар оперировал ее в городской больнице по поводу аппендицита.
Это воспоминание было связано с той порой, когда здешнюю больницу возглавлял всеми любимый дядя Яша — Яков Лазаревич Аким.
Прослышав о приезде Хасара, дядя Яша никогда не давал ему сидеть дома. Считая, что за границей он набрался достаточно опыта, говорил:
— А ну, послужи немного и своему народу! Хирург как любой мастер должен постоянно тренировать свои руки, чтобы не потерять квалификацию, он должен даже во сне делать операции.
Дядя Яша приглашал его на операции. В те дни старый доктор любил вместе с Хасаром не только вспоминать места, где он учился, жил, воевал, но и вместе с ним, засучив рукава, как учитель и ученик оперировать больных.
"Идя на операцию с тобой, военным врачом, я снова верю, что помогаю раненым, доставленным с поля боя.
Тот период жизни, когда я лечил воинов, считаю самым содержательным в своей жизни", — говорил старик, гордясь и любуясь работой Хасара.
— Я тогда была намного худее, — стесняясь своей теперешней полноты, продолжила женщина. — У меня были длинные волосы. Однажды, зайдя в палату, чтобы проведать меня после проведенной операции, вы увидели мои волосы и восхитились ими: "Какие у вас красивые волосы!", — сказали вы тогда, — вспомнила она.
Разве упомнишь всех, кого ты оперировал в самых разных местах за прошедшие тридцать лет?