— Положи, разобьешь!..
Все они были знакомыми — голоса тех, кого Рэни еще не успела забыть, кого не могла забыть при всем желании, и кого давно забыла, но сейчас вспоминала. Мать. Дед. Воспитательница в детском саду. Учительница. Первый парень. И страшнее всего был голос матери и деда, их привычные одергивания и угрозы.
— Замолчи, а то ударю!..
— Хулиганок забирают пожарные...
— Пока все уроки не выучишь, никуда не пойдешь!..
— Получишь хоть одну тройку в четверти — в дом отдыха не поедем!..
Рэни никогда не подозревала, что помнит столько злых слов, сказанных в ее адрес. И что все они — с ней, рядом, в ней, и что неизвестно чей змеиный шепот «упадешшшшш» может заставить ее споткнуться. Но она шла — балансировала в воздухе, и шла дальше.
Тропа привела ее на крошечный островок среди лавы. Камень охладил изрезанные ноги, кровь остановилась, Рэни вздохнула с облегчением, присмотрелась, как бы ей выйти с островка — но весь он был диаметром шагов в пять, и никаких мостиков не было. Зато в руках у нее невесть откуда оказался меч — длинный клинок голубоватого металла, с потертой рукоятью, обмотанной шершавой лентой, без гарды.
А потом прямо перед ней возникла уродливая фигура. Как бы сама Рэни — но гротескная, пугающая. Высотой в два ее роста, разряженная во что-то, что по мнению Рэни носили только проститутки — сетчатые колготки, черный комбидресс с глубоким вырезом, из которого выпирал фантасмагорический бюст, символическая юбочка из перьев. Раскрашена гигантская девица была, как попугай. На шее, на руках, в ушах блестели крупные, с кулак, камни.
— Ты уродина, — приторно сладким голосом сказала ужасающая бабища. — Посмотри на себя. Волосы висят, как пакля, голая, босая. Кому ты такая нужна?
Нужно было рассмеяться над словами уродины, но Рэни вдруг ощутила стыд. Она и вправду была голая, босая, потная от страха, на голове, наверное, творился бардак. Но и кукла-то мало походила на идеал женщины. Разве что для какого-нибудь слепого гигантомана.
— Ты сама уродина, — сказала Рэни, угрожающе приподнимая меч. — Заткнись навсегда или я тебя убью...
Она сделала шаг вперед, и девица с каким-то придурочным визгом отшарахнулась, сорвалась с края и упала в лаву. Рэни с удовольствием смотрела, как она тонет. Не так уж Рэни была необразованна, чтобы не понять, что это — аллегория. Ее первый страх: я непривлекательна. Ее первая ошибка: нужно раскрасить себя поярче.
Следующее явление не заставило себя долго ждать. На этот раз таких размеров существо не имело, и Рэни испугалась меньше. Но в грязном, вонючем, оборванном создании с синяками на лице она тоже узнала себя. По ногам женщины текла кровь, она размахивала руками, где на месте ногтей багровели кровавые раны. Рот у нее был разорван, зубы выбиты, и она шамкая, бормотала что-то.
— Пожжжалей меня, я шшштолько вытерпела, — разобрала Рэни. — Я голодала, я шкиталашь по трушшшобам, меня били... я шшшвятая... я вше штерпела... поклонишь мне...
— Ага, вот сейчас все брошу и начну кланяться, — зло сказала Рэни, хотя жалость была где-то очень, очень близко. Несчастная женщина выглядела уж очень печально, и пусть у Рэни не было ничего, ни лекарств, ни хлеба, но она смогла бы преодолеть брезгливость и коснуться жертвы несправедливости. Если бы не одна фраза — «поклонись мне». Вот это было уже слишком.
— Если хочешь, я прекращу твои «штрадания».
— Да... отдай мне свою силу... отдай мне себя... ты красивая... здоровая... поделись со мной! — жертва террора говорила уже гораздо внятнее. — Отдай мне себя всю, всю!
— Уже бегу! — рассмеялась Рэни, взмахивая мечом и рассекая тело монстра, который тянул к ней жадные руки с ужасающим алым «маникюром». И эта аллегория была ей ясна. Ее желание давить на жалость, выставляя себя жертвой обстоятельств или людей.
Следующую гостью стоило бы назвать Мисс Совершенство. Роскошная девица в прекрасном деловом костюме, со строго уложенными волосами — такого пучка у Рэни никогда быть не могло, волос у ее зеркального отражения было вдвое больше. Безупречная кожа — нежно-розовая и гладкая, словно внутренняя поверхность какой-то особой невероятной раковины. Точеные движения. Мисс Совершенство держала в руках указку.
— Так-так, неплохо, — сказала она, постукивая указкой по бедру идеальной формы. — Два испытания ты прошла. Но это еще ерунда. Нужно пройти все, а их много. Только тогда ты можешь стать такой, как я. Лет через тридцать, может быть...
Каждое слово, каждое движение загоняло в сердце Рэни по булавке. И смысл явления был ей неясен — ведь она же стремилась к совершенству, для этого и шла по тропе, для этого и боролась с гротескными своими подобиями. Но эта напротив — она не была монстром. Она была идеалом. Мечтой. Той Рэни, какой она всегда хотела быть. Той, к которой она шла. Или это только казалось? Или в этом тоже было что-то неправильное — стремиться к такому идеалу?
Рэни выронила меч, он зазвенел тонко и жалобно.
— Вот-вот, правильно. Чтобы пользоваться этой штучкой, нужно долго учиться. А пока не умеешь — не надо и в руки брать. Вообще, иди-ка ты обратно, поучись чему-нибудь стоящему, приведи себя в порядок. Сбавь пару килограмм, приведи в порядок волосы, научись одеваться. Тогда, может быть, у тебя что-нибудь и выйдет. А туда, — указка устремилась куда-то за плечо Мисс Совершенство, — пойду я. Таким неумехам, как ты, там делать нечего... Да что ты куксишься, я же тебе добра желаю, как подруга. Приведешь себя в порядок, выйдешь. Рановато пока, поверь мне!
Рэни автоматически посмотрела вслед за указкой. Там в неожиданно близкой скале открылся светящийся проем, и она увидела двор с фонтаном, у фонтана стоял спиной к ней Хайо и оглядывался через плечо. Но Мисс Совершенство надежно заслоняла Рэни от его взгляда.
— Знаешь, что, подруга дорогая, это ты постой и поучись. Авось чему выучишься. А мне и так нравится. Мне, конечно, есть чему учиться. Но я уж как-нибудь без твоих советов сама решу.
— Ты? Решишь? — с милым светским удивлением приподняла брови собеседница. Чтобы решать, нужно хоть что-то знать.
— А ну отошла нахрен с дороги, кукла! — заорала Рэни. Меч сам прыгнул ей в руку. Мисс Совершенство попятилась в сторону. — Я, может, и не мастер фехтования. Но рожу-то попорчу!
И, не обращая уже внимания на изумленную и растерянную противницу, бросилась вперед, через неширокую пропасть. Она едва не сорвалась на самом краю обрыва, но вовремя сумела рвануться вперед, упала на колени, проползла пару шагов, упала, чувствуя себя обессиленной, но счастливой. Забытье настигло ее, ударило мягкой кошачьей лапой по затылку, и Рэни почувствовала, что не засыпает — просыпается, вновь чувствует под собой кровать, свет на коже, теплое шелковистое прикосновение покрывала.
Сон не был только сном.
Обещанное Городом ощущение тепла и радости было с ней, в ней. И — память о том, что его нужно сохранить навсегда, о том, что ей еще учиться и учиться жить так, как хочется. И о том, что учеба будет нелегкой. Все это она знала, и не могла сказать, что вовсе не боялась. Но страха стало меньше, гораздо меньше.
Натянув сарафан, Рэни толкнула дверь и вышла наружу, во двор с фонтаном. Хайо действительно ждал ее. Она радостно шагнула ему навстречу, подошла почти вплотную, посмотрела снизу вверх в симпатичное смуглое лицо. Он был чем-то встревожен, очень сильно, не на шутку. Хайо обрадовался ей, конечно — положил руки на плечи, улыбнулся, кивнул... но темная тень тревоги из глаз не пропала.
— Что-то случилось? — спросила Рэни.
— Да. К сожалению. Похитили весьма важного мне человека.
Глава 4 Сон разума
Вайль наконец выцарапал из волос котлету — остывая, она утрачивала хищные замашки, и в конце концов превратилась в комок непропеченного картофельного теста с остатками панировки. Две ее горячие товарки ухитрились растворить верхний слой кожи на куртке Лаана, а вот броня комбинезона Аэль оказалась им не под силу.
— Свет, — наконец, сказал что-то внятное Вайль. — Нужно включить свет...
Лаан посмотрел вверх, в путаницу балок, вентиляционных труб и проводов. Ни одной лампы на потолке он не увидел. Окно было метрах в двух, но удастся ли, вскочив на подоконник, сорвать жалюзи, Лаан не знал. К тому же под подоконником что-то шевелилось и клацало челюстями — судя по жестяному звуку, это была батарея.
— Где бы еще лампу найти, — пробурчал он. — Не оснащено лампами помещеньице-то...
— А то тебе нужна лампа, — удивилась Аэль. — Кто мне фокусы показывал?
— Не уверен, что такой свет сработает. Все-таки здесь есть определенные законы...
Объяснить мысль до конца Лаану не дали — он хотел объяснить, что если Черную-черную Руку полагается сжечь, то топить ее бесполезно и даже опасно. Но Адская Кухня сочла, что жертвы слишком уж расслабились и перешла к следующей фазе активных действий.
Одновременно лопнула труба над головой, и опрокинулся котел впереди — из него начала выползать вонючая и вязкая белая масса. А сверху полился кипяток, терпеть который было нереально — все трое рефлекторно шарахнулись вперед, хотя и комбинезоны Аэль и Вайля, и кожанка Лаана, под которой был надет все тот же комбинезон, защищали от горячей воды. Но брызги и отдельные струи попадали на голую кожу, а под ногами мгновенно образовалась лужа почти по щиколотку.
Стоя на узкой грани между кипятком и подозрительно бурлящей кашей, Лаан толкнул Вайля в бок.
— Как свет зажечь?
— Не знаю я!!! — завопил парень. — Нет тут ламп!
— Ламп нет, а выключатель — есть, — крикнула Аэль, стараясь перекричать льющуюся воду, и показала на небольшую и едва различимую коробочку у самой двери, которая стала заметна, когда плита, барражировавшая в углу, слегка отодвинулась. Каша меж тем прибывала, и намерения ее были самыми недобрыми — в белой массе оформлялись и пропадали оскаленные пасти, черепа и щупальца.
Вайль не стал раздумывать — он прыгнул с места, приземлился, едва не вляпавшись в край каши, и метнулся вперед и вбок, к выключателю. Он даже успел ударить по нему, но плита среагировала моментально, ударив всей тушей и пригвоздив его ладонь к пластиковой коробочке. Аэль не слышала звука, но видела, как пластик треснул. Что произошло с рукой парня, догадываться не хотелось.
Верхний свет не зажегся, нечему было зажигаться — но над разделочным столиком, стоявшим у той же стены, на которой располагался выключатель, вспыхнула небольшая лампа дневного света. Освещала она от силы метр пространства, но в этом метре всякое шевеление и скрежетание прекратилось. Лаан подхватил Аэль на руки и швырнул ее туда, к спасительному свету, потом прыгнул сам.
К сожалению, участок около двери в круг света не попадал, а потому дела Вайля были плохи. Он пинал ногой плиту, стараясь отодвинуть ее и высвободить руку, но это было бесполезно. Погромыхивая, плита надвигалась на него боком, пыталась прижать к стене. Лаан помянул многое, и бросился туда, привалился плечом к громадине металла — и едва не отпрянул, застонав. Окаянная тварь была еще и раскалена. Через куртку и комбез ему обожгло плечо, но он продолжал давить, упираясь ногами в пол, и выиграл необходимые сантиметры.
Вайль не растерялся — они оба быстро отскочили назад, под защиту лампы. Руку парень держал наотмашь, и видно было, что кисть сильно пострадала. Ожог и перелом нескольких костей, прикинул Лаан. Это было совершенно лишним в текущей ситуации. Что ж, зато никто не погиб, и ранцев они не потеряли, утешил он себя.
— Дай посмотрю, — сказала Аэль, сидевшая на краю разделочного столика. — Ого... сейчас будет лучше.
Она полезла в карман ранца за баллончиком спрея, залила Вайлю руку до самого запястья, потом погладила его по щеке.
— Ты умница! А рука заживет быстро, обещаю.
— Если мы выберемся, — Вайль довольно трезво оценивал ситуацию.
— Выберемся, — пообещал Лаан. — Но тебе придется сделать то, чего ты никогда еще не делал.
— Что? — удивился Вайль. — Я многое никогда не делал...
— Видишь лампу у нас над головой? Зачерпни свет в ладонь.
— Как это?!
— Как я говорю, — сказал Лаан, и Аэль добавила:
— Делай, что он говорит.
На Вайля было жалко смотреть. Такое же лицо у него было бы, если бы ему предложили пройти по воздуху или через стену. Или совершить еще что-нибудь совершенно нереальное. «Я и рад был бы, да как?» — читалось на этой физиономии. Но ему предстояло поверить в то, что это возможно, и сделать. Других выходов не было.
Он извернулся и поднес здоровую руку к лампе, сложив ладонь лодочкой. Подержал, отодвинул от лица. Результат, его, видимо, не удовлетворил — Вайль повторил действие еще раза три, и только потом опустил руку.
— Нет. Не могу. Не понимаю.
Островок света, прикрывавший их от лязгающих, щелкающих, шипящих и клацающих взбесившихся предметов быта, плохо годился для лекций. Примерно, как морг для танцев, по мнению Аэль. Но иных вариантов не было, и им пришлось объяснять Вайлю азы практической магии. То, что не мог четко выразить Лаан, поясняла Аэль. Через три минуты замученный и загруженный ценными сведениями под завязку парень попытался проделать фокус вновь. Ничего у него не вышло.
— Ты хочешь отсюда выбраться?
— Хочу.
— Так постарайся.
— Не могу.
На этом вдохновляющем обмене репликами Аэль поняла, что Лаан, как бы он не бодрился, явно уже на пределе. Чего именно он боится, она не знала. Но обычно он мог объяснить кому угодно что угодно — и его понимали. Недаром среди Смотрителей он считался самым мудрым и опытным.
— Так, погоди-ка, бородатый. Что-то тебя не в ту степь понесло. Вайль, мы же тебе говорили. Свет — это не только освещение. Это еще и сила. Вот видишь, вся эта пакость железная от нее шарахается. Попробуй понять, в чем разница. Понять и... ухватить.
— Я пытаюсь.
— Давай еще раз. У тебя получится. Сейчас. Ну!
Вайль был левшой. Именно левой рукой он бил по выключателю, и левую же руку поднес сейчас к лампе. Он не слишком думал, что делает — боль отступила, а пользоваться левой рукой всегда было удобнее. Он прикрыл глаза и попробовал ощутить то, о чем говорила Аэль.
Свет. Тепло — несильное, только совсем рядом с лампой. Колющее ощущение в кончиках пальцев — что это, откуда? Лишнее. Не боль ожога. Ощущение шло извне, его приносил свет. Холод, иголки снега, впивающиеся в пальцы. Словно в ладони лежал снежок. Большой хрустящий снежок, и он таял — но медленно. Чувствуя вес и холод, Вайль приоткрыл глаза, и тут же зажмурился, боясь спугнуть удачу. На его ладони лежал ком света.
От него исходили лучи, щекотавшие между пальцами. По запястью стекали струйки растаявшего света, от них в рукаве было холодно и приятно. Вайль осмелился открыть один глаз, но комок в ладони не исчез. Медленно, словно во сне, он спрыгнул со стола и сделал несколько шагов вперед — к котлу с кашей, которая уже заполонила добрую половину пола и набралось ее почти по пояс. Вайль поднес к бурлящей массе ладонь, слегка повернул ее, так, чтобы капли света упали на кашу.
Там, где они коснулись белой поверхности, образовались прожженные дыры. А каша отодвинулась, оскорбленно булькая. Вайль протянул руку к дребезжащей и потрескивающей плите — и как только лучи упали на нее, плита превратилась в то, чем ей и следовало быть, в механизм, не способный нападать на человека.
— Работает, — обрадовалась Аэль. — Вайль, радость моя, иди к выходу, пожалуйста!
Парень двинулся туда, неся перед собой светящуюся ладонь, словно факел. Каждый шаг сопровождался грохотом и скрежетом — взбесившаяся техника, издав прощальный вопль протеста, замирала. Плита у двери попыталась отползти, оказав всем немалую услугу — не пришлось отодвигать ее, когда она стала просто плитой, белым эмалированным параллелепипедом на ножках.
Дверь открылась легко — Лаан привстал и нажал на ручку, потянул ее на себя. И все. Выход был свободен. На прощание Вайль метнул комок света словно снежок — в глубину кухни, где еще что-то шевелилось. Там оглушительно грохнуло, треснуло, поднялся ворох искр, словно при коротком замыкании, запахло горелым. Не оглядываясь, все трое пробежали через столовую и вынырнули наружу.
— Я победил, — спросил Вайль после того, как все они повалились на землю и отдышались. — Я победил?
— Да, да, счастье мое! — Аэль, не стесняясь скептического взгляда Лаана, обняла Вайля за плечи и звучно чмокнула в лоб. — Ты супер! Это было круто!
— Тогда можно мы отсюда уйдем? — Голос Вайля был почти спокойным. Почти. И все же между нарочитым спокойствием самоконтроля и истинным внутренним покоем была пропасть.
— Мы не уйдем, пока не закончим, — в который раз объяснила Аэль. — Тебе придется тут поработать. Ты играл когда-нибудь в компьютерные игры?
— Да, пару раз...
— Ну вот. Не очистишь уровень — не выйдешь.
— Зачем?
— Ох, откуда я знаю...
Договорить им не дали, и следующий час всем троим было не до разговоров, если не считать, конечно, таковыми короткие реплики приказов и подсказок. Их по очереди атаковали: Бешеная Швабра — почти что настоящая швабра, вот только ростом в пятиэтажку; ее Лаан остановил пулей, попавшей в основание. Красный Мяч, который сначала показался безобидным, но, повернувшись в очередной раз продемонстрировал зубастую пасть — ему отбил аппетит Вайль, продырявив оболочку на боку ножом. Чудо-Грибочек, на который они натолкнулись, решил, что чужаки выбрали не слишком удачное место для отдыха — безобидный такой «грибок» над песочницей, вот только опершись на него, Аэль обнаружила, что рука проваливается внутрь, и в нее вцепляются острые зазубренные иглы. Швейной Машинке, норовившей поймать и засунуть под иглу ногу Вайля при помощи двух росших из основания металлических лап, уже никто не удивился. Нечисть наступала — поодиночке, по паре. Казалось, что ассортимент взбесившихся предметов бесконечен — только успокаивали одну штуковину, как из тумана вырисовывалась следующая.