Заказ на новую шляпу
Она хихикнула.
– Что–нибудь смешное? – спросил он, наконец, поднимая голову.
– Вряд ли я смогу объяснить, – ответила она, пытаясь не улыбаться.
– Шутка в мой адрес?
– Отчасти.
Он изогнул одну бровь.
– Ну, хорошо, да, шутка в ваш адрес, но вы другого и не заслуживаете.
Она улыбнулась ему, подождала ответа, но не дождалась.
Как огорчительно.
Она снова вернулась к «Мисс Баттеруорт», но, несмотря на то, что несчастная девочка только что сломала обе ноги в жутком дорожном происшествии, новелла все равно не увлекала.
Она начала барабанить пальцами по открытой странице. Громче, громче… еще громче… пока эхо не начало отдаваться по всей комнате.
По крайней мере, так ей показалось. А Гарри ничего не замечал.
Она испустила тяжкий вздох и вернулась к «Мисс Баттеруорт» с ее поломанными ногами.
Перевернула страницу.
Начала читать. И перевернула еще страницу. Прочла. Снова перевернула страницу. И…
– Да, вы уже на четвертой главе!
Она подпрыгнула от неожиданности, ошеломленная тем, как близко прозвучал голос Гарри. Как ему удалось встать так, что она не заметила?
– Должно быть, хорошая книжка, – сказал он.
– Так себе, – пожала она плечами.
– Мисс Баттеруорт уже оправилась от оспы?
– Сто лет назад. Она уже успела сломать обе ноги, пострадать от укуса пчелы и чуть не оказаться в рабстве.
– И это все за четыре главы?!
– Почти за три, – ответила она и показала на заглавие четвертой главы на открытой странице. – Четвертую я только начала читать.
– Я окончил работу, – сказал он, подходя к дивану.
Ага. Теперь она наконец–то могла спросить:
– А что вы делали?
– Ничего интересного. Читал отчет по продажам зерна из поместья в Гемршире.
Какое разочарование, а она–то навоображала!
Он сел на другой край дивана и скрестил ноги. Поза его была чрезвычайно раскованной. Она говорила о комфорте, о некой фамильярности и о чем–то еще – и от этого «чего–то» она почувствовала жар и головокружение. Она пыталась вспомнить, какой еще мужчина сидел при ней столь же непринужденно. И не вспомнила ни одного. Разве что собственных братьев.
Но сэр Гарри Валентайн определенно не был ее братом.
– О чем вы думаете? – вкрадчиво спросил он.
Похоже, она выглядела крайне удивленно, поскольку он добавил:
– Вы покраснели.
Она расправила плечи.
– Я не краснела.
– Конечно, нет, – без колебаний согласился он. – Здесь неимоверно жарко.
Жарко не было.
– Я думала о братьях, – ответила она. Не совсем неправда, и должно положить конец его фантазиям на тему «кто и зачем покраснел».
– Мне нравится ваш близнец, – сказал Гарри.
– Уинстон? – О Господи, это все равно, что заявить ей, что ему нравится скакать по лианам наравне с мартышками. Или есть их какашки.
– Все, кто может вывести вас из себя, заслуживают моего глубочайшего уважения.
Она нахмурилась.
– То есть, я полагаю, вы со своей сестрой были сама доброта и нежность?
– Конечно, нет, – ответил он без малейшего сожаления в голосе. – Я был настоящим чудовищем. Но… – Он с хитрой улыбкой наклонился вперед. – Но я всегда использовал разные уловки.
– Ой, ладно. – У Оливии было достаточно опыта общения с братьями, чтобы решить, что он просто не понимает, о чем говорит. – Только не говорите мне, что ваша сестра ничего не знала об этих ваших «уловках»…
– Ну, нет, конечно же, она все знала, – Гарри нагнулся еще ближе. – А вот моя бабушка даже не догадывалась.
– Ваша бабушка?
– Она переехала жить к нам, когда я был еще младенцем. Я был с ней ближе, чем с родителями.
Оливия обнаружила, что кивает, сама не зная почему.
– Она, наверное, была очаровательная.
Гарри коротко хмыкнул.
– Она была какой угодно, но не очаровательной.
Оливия спросила, не в силах сдержать улыбку:
– Что вы имеете в виду?
– Она была крайне… – Он помахал рукой в воздухе, выбирая слова, – суровая. И я бы сказал, что она очень твердо придерживалась своих убеждений.
Секунду Оливия обдумывала его слова, а потом заявила:
– Люблю женщин с твердыми убеждениями.
– Не сомневаюсь.
Она почувствовала, что улыбается, и наклонилась вперед, ощущая с Гарри удивительное, теснейшее родство.
– А я бы ей понравилась?
Похоже, вопрос застал его врасплох, несколько секунд он молчал, открыв рот, а потом ответил, похоже, забавляясь:
– Нет. Не думаю, что вы бы ей понравились.
Тут Оливия почувствовала, как от изумления открывается ее собственный рот.
– Вы хотели, чтобы я солгал?
– Нет, но…
Он отмел ее протест взмахом руки.
– Она ко всем относилась ужасно нетерпимо. Она прогнала шестерых моих учителей.
– Шестерых?
Он кивнул.
– О, Господи! – Оливия была поражена. – Мне она наверняка бы понравилась. Я сама сумела избавиться лишь от пяти гувернанток.
Он медленно улыбнулся.
– Интересно, почему меня это нисколько не удивляет?
Она нахмурилась. То есть она хотела нахмуриться. Но, похоже, получилась насмешливая гримаса.
– Как так получилось, что я ничего не знаю о вашей бабушке? – спросила она.
– Вы не спрашивали.
Он что, думает, что она пристает ко всем знакомым с расспросами о бабушках и дедушках? Но тут ей пришло в голову – а что она вообще знает об этом человеке?
Очень мало. На самом деле, почти ничего.
И это было очень странно, поскольку она знала его. В этом она была уверена. И вдруг она поняла – она знает его самого, но не обстоятельства, которые его сформировали.
– Расскажите о своих родителях, – неожиданно попросила она.
Он, кажется, слегка удивился.
– Я не спрашивала про вашу бабушку, – сказала она вместо объяснения. – Мне стыдно, что я об этом не подумала.
– Ну что же… – Но он ответил не сразу. По выражению его лица нельзя было понять, о чем он думает, но ясно было, что он размышляет и не может решить, как же ему лучше ответить. А потом он произнес:
– Мой отец был пьяницей.
«Мисс Баттеруорт», которую Оливия неосознанно сжимала в руках, выскользнула из ее пальцев и шлепнулась на колени.
— Он был скорее обаятельным пьяницей, но как ни странно, это не сильно улучшало ситуацию. – Гарри говорил совершенно безразлично. Он даже улыбался, будто все это — просто шутка.
Так ему было проще.
– Мне очень жаль, – откликнулась Оливия.
Гарри пожал плечами.
– Он ничего не мог с собой поделать.
– Это очень сложно, – тихо заметила она.
Он резко развернулся, поскольку что–то такое уловил в ее голосе. Нечто робкое, нечто похожее на… понимание.
Да где ей это понять! Это невозможно. У нее–то – здоровая и счастливая семья, ее брат женат на ее лучшей подруге, а родители действительно о ней заботятся.
– Мой брат, – сказала она. – Тот самый, что женился на моей подруге Миранде. Не думаю, что говорила об этом, но он уже был один раз женат. Его первая жена оказалась настоящим кошмаром. А потом она умерла. И после этого… не знаю, все думали, что, избавившись от нее, он обрадуется, но он выглядел все несчастнее и несчастнее. – Она остановилась, а потом продолжила: – Он очень много пил.
«Да это же совсем не то», – хотел сказать Гарри, – ведь брат – не один из родителей, не тот, кто должен любить тебя и защищать, не тот, от кого зависит, будет ли твой мир безопасным и надежным местом. Это же совсем не то, поскольку она–то явно не вытирала рвотные массы за своим братом 127 раз. И брат – это не мать, которая никогда ни о чем не может сказать тебе ни слова, и это не… Это не то, черт побери. Совсем не то!..
– Конечно, это совсем не то, – мягко произнесла она. – Думаю, это даже сравнить нельзя.
И как только он услышал это – всего лишь два коротеньких предложения, как все внутри него – вся эта безумная буря эмоций – неожиданно успокоилось. Улеглось.
Она нерешительно улыбнулась. Легкой, но искренней улыбкой.
– Но думаю, я все же могу понять. Хотя бы отчасти.
Почему–то он посмотрел вниз, на ее руки, лежавшие на коленях поверх книги, а потом на обитый бледно–зеленой тканью диван. Они с Оливией не сидели рядом, в пространстве между ними мог свободно поместиться еще один человек. Но они сидели на одном диване, и если бы он протянул ей руку, и если бы она сделала то же самое…
Он задохнулся.
Потому что она протянула ему руку.
Глава 16
Гарри не думал, что делает. Просто не мог, а если бы он только задумался, то никогда бы этого не сделал. Но когда она протянула ему руку…
Он взял ее.
И только тогда понял, что произошло, и сама Оливия только тогда поняла, чему положила начало, но было уже поздно.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал каждый пальчик, как раз у основания, где она будет носить кольцо. И где она пока не носила кольца. Где он неожиданно, в дикой вспышке фантазии, увидел свое кольцо.
Это должно было предостеречь его. Должно было заставить его запаниковать, бросить ее руку и вылететь из комнаты, из дома, убежать от нее навсегда.
Но он этого не сделал. Он задержал ее руку у своих губ, не в силах оторваться от ее кожи.
Она была такая теплая. Такая нежная.
И дрожала.
Наконец он посмотрел ей в глаза. Широко распахнутые, полные трепета… и доверия… и, возможно… желания? Он не мог быть в этом уверен, поскольку знал, что она сама не может быть уверена. Она не поймет, что испытывает желание, не сумеет распознать эту сладкую пытку, эту тягу одного тела к другому.
Он–то все понял и вдруг обнаружил, что чувствовал это с самого начала, с того момента, как узнал Оливию. Ту первую яркую вспышку влечения можно не считать. Он тогда еще не знал Оливию, она ему даже не нравилась.
Но теперь… все было иначе. Он хотел не просто ее красоту, или изгиб ее груди, или вкус ее кожи. Он хотел ее. Всю. Целиком и полностью. Хотел нечто, заставлявшее ее читать газеты вместо романов, и ту милую странность, побудившую ее открывать окно и читать ему дурацкие книжки вслух через пространство между домами.
Он хотел ее ум, ее способность отбривать собеседника, и тот триумф на ее лице, когда ей удавалось найти ему в ответ особенно удачную фразу. Хотел этот загнанный и растерянный взгляд, появлявшийся, стоило ему взять над ней верх.
Он хотел огонь ее глаз, вкус ее губ и, да, он хотел ощутить ее под собой, вокруг себя, на себе… во всех возможных позах и каждым возможным способом.
Ему придется на ней жениться. Все очень просто.
– Гарри? – прошептала она, и он перевел взгляд на ее губы.
– Я собираюсь тебя поцеловать, – тихо произнес он, и ему даже в голову не пришло спросить у нее разрешения.
Он наклонился вперед и за секунду до того, как их губы соприкоснулись, почувствовал себя чистым листом. Вот оно – его рождение, его начало.
Он поцеловал ее, сперва до боли нежно, словно просто погладил губами. Но это прикосновение было ошеломляющим. Как вспышка. Он отклонился назад, совсем чуть–чуть, только чтобы увидеть выражение ее лица. Она смотрела на него изумленно и восторженно, васильковые глаза просто впитывали его.
А потом она прошептала его имя.
И от этого в нем будто что–то взорвалось. Он снова прижал ее к себе, на этот раз требовательно, почти яростно. Он впился в нее голодным поцелуем, отбросив всякую осторожность, он сам не заметил, как зарылся руками в ее волосы, как полетели в разные стороны шпильки – он мог думать только о том, как нестерпимо хочет увидеть ее с распущенными волосами.
С распущенными волосами, струящимися по коже. И больше ничего.
Его тело, уже напряженное от желания, совершенно окаменело, и в неожиданной вспышке здравого смысла он понял, что если немедленно не отпустит ее, то сорвет с нее одежду и возьмет прямо здесь и сейчас в ее собственной гостиной.
При открытых дверях.
О Господи.
Он опустил руки ей на плечи, не отталкивая ее, а скорее отталкиваясь от нее.
Какое–то мгновение они только и могли, что смотреть друг на друга. Волосы ее были в полном беспорядке, она выглядела очаровательно, восхитительно растрепанной. Она поднесла руку ко рту и изумленно тронула губы тремя пальцами.
– Вы меня поцеловали, – прошептала она.
Он кивнул.
Губы ее изогнулись в слабой улыбке.
– Думаю, я вам ответила.
Он снова кивнул.
– Да.
Ему казалось, что она сейчас скажет что–нибудь еще, но она только посмотрела на открытую дверь. И рука, все еще поднятая к лицу, метнулась к волосам.
– Вам, наверное, стоит привести их в порядок, – сказал он, и его губы дрогнули в ответной улыбке.
Оливия кивнула. И снова ему показалось, что она вот–вот заговорит, но она промолчала. Только собрала все волосы на затылке и встала, держа их одной рукой, как конский хвост.
– Вы еще будете здесь, когда я вернусь?
– А вы хотите, чтобы я подождал?
Она кивнула.
– Тогда я буду здесь, – ответил он, подумав при этом, что сказал бы то же самое, даже если бы ее ответ был отрицательным.
Она снова кивнула и поспешила к выходу. Но перед тем как выйти, повернулась и посмотрела на него.
– Я… – начала она, но потом просто мотнула головой.
– Что? – спросил он, не в силах справиться с теплой смешинкой в голосе.
Она беспомощно пожала плечами.
– Не знаю.
Он рассмеялся. И она рассмеялась ему в ответ. Слушая ее удаляющиеся шаги, он решил, что этот момент просто бесподобен.
С какой стороны не взгляни.
***
Через несколько минут (Гарри все еще сидел на диване) в комнату вошел дворецкий.
– Принц Алексей Гомаровский к леди Оливии! – провозгласил он. Запнулся, наклонился вперед и оглядел комнату. – Леди Оливия?
Гарри как раз хотел сказать, что она вернется через минуту, но принц уже вошел в комнату.
– Она меня примет, – заявил он дворецкому.
«Но целовать будет меня», – хотелось хмыкнуть Гарри. Что за восхитительное ощущение! Он победил! А принц проиграл. И хотя джентльмену не пристало рассказывать о своих поцелуях, Гарри был совершенно уверен, что когда Алексей покинет Ридланд–хаус, он будет точно знать, к кому Оливия благосклонна.
Гарри поднялся, чувствуя себя несколько неловко от того, с каким нетерпением этого ждет.
Впрочем, он никогда не говорил, что ему чужд дух соревнования.
– Вы, – произнес принц Алексей. И это прозвучало как обвинение.
Гарри вежливо улыбнулся.
– Я.
– Что вы здесь делаете?
– Пришел с визитом к леди Оливии. А вы что здесь делаете?
Принц в ответ только приподнял верхнюю губу.
– Владимир! – рявкнул он.
Влад–потрошитель (как про себя прозвал его Гарри) тяжело протопал в комнату, бросив на Гарри угрюмый взгляд и повернулся к хозяину, который спросил его (по–русски, конечно), что тот разузнал о сэре Гарри.
– Poka nitchevo.
Пока ничего.
За что Гарри был безмерно благодарен судьбе. Он не распространялся о своем знании русского, но и не скрывал его. Для того, чтобы узнать, что бабушка Гарри происходит от одного из старейших дворянских родов России вряд ли понадобится долгое расследование.
Конечно, это не будет непременно означать, что он выучил русский, но принц Алексей был бы полным идиотом, если бы этого не заподозрил. И хотя Алексей был грубияном и распутником, и, похоже, вообще не имел никаких положительных качеств, но идиотом он точно не был, несмотря на то, что как–то в сердцах Гарри обозвал его именно так.
– Вы провели приятное утро, ваше высочество? – спросил Гарри самым наидружелюбнейшим тоном.
Принц Алексей испепелил его взглядом, явно намереваясь этим и ограничить свой ответ.
– Я провел чудесное утро, – продолжил Гарри, садясь.
– Где леди Оливия?
– Думаю, она поднялась наверх. У нее возникли… э–э–э… дела. – Гарри слегка махнул рукой над своими волосами и решил оставить принца толковать этот жест как ему заблагорассудится.
– Я подожду ее, – произнес Алексей как обычно, почти без выражения.
– Сделайте одолжение, – радушно согласился Гарри и указал на кресло напротив дивана. За это он получил еще один яростный взгляд, наверное, вполне заслуженный, поскольку он не имел права вести себя в этом доме как хозяин.
И все же это было безмерно забавно.
Алексей поднял фалды и сел с плотно сжатым ртом. Он уставился прямо перед собой, явно намереваясь совершенно игнорировать Гарри.
И Гарри это вполне устраивало, он и сам не горел желанием общаться с принцем. Он чувствовал легкое превосходство. Ведь это его Оливия решила поцеловать, а вовсе не принца, несмотря на то, что Гарри не обладал королевской кровью, аристократической фамилией и вообще ничем столь дорогим сердцу Алексея.
И если сложить это чувство с текущей директивой военного министерства, каковую вполне можно было интерпретировать, как указание сделать все возможное, чтобы оказаться занозой в… боку русского принца, то…
Гарри Валентайн никогда не пренебрегал своим патриотическим долгом.
Гарри привстал, взял со столика «Мисс Баттеруорт», снова сел, нашел место, где они остановились позавчера, с несчастной Присциллой и гибелью ее родни от оспы, и запел, не открывая рта.
Хммм хмммм хмммм хмммммммм хм хм…
Алексей бросил на него резкий раздраженный взгляд.
– «Боже, храни Короля», – проинформировал Гарри, – если вы интересуетесь.
– Не интересуюсь.
– Боже, храни нашего великолепного короля,
Да здравствует наш благородный король,
Боже, храни короля.
Губы принца шевельнулись, но зубов он так и не разжал.
– Мне знакома мелодия.
Гарри запел чуть громче.
– Пошли ему ратных побед,
Счастья и славы,
Да правит он нами долгие годы.