Вот таким образом, к девятнадцати годам я стал элитным воином клана барсов и немножко - чуть больше всех - целителем. Мастер-целитель говорил, что у меня очень неплохие задатки мага, но данная стезя не популярна среди барсов и лучше мне не смотреть в ту сторону. Он даже собирался обговорить с советом старшин возможность оставить меня на практику в поселке, чтобы продолжать изучение целительства, совершенно не интересуясь при этом моим мнением. Однако тут очень некстати случилась эта злосчастная драка с гостями.
И что меня тогда потянуло в кабак? Подозреваю, что желание увидеть Лусию. Все-таки я хоть и не поверил словам Скрома, но подсознательно очень хотел надеяться... неизвестно на что.
Злосчастные охранники были не из Орбуса, а откуда-то издалека. Говорят, притащились на свою беду с обозом какого-то торгаша из самой столицы. Получив причитающуюся плату, тут же один десяток, как водится, направил стопы свои в кабак, утолить многодневную жажду. Второй остался сторожить имущество. Подвыпив, уставшие воители возжелали развлечений. Орбусяне-то хорошо знали тонкую грань между оскорблением и шуткой, старались никогда ее не переступать, да и мы по-соседски многое им прощали. Пришлые не знали и решили, что раз их много, то все можно. Так получилось, что я сидел через проход как раз напротив их стола. Выпив по третьему кувшину пива и оглядевшись по сторонам, они, видимо, нашли кандидатуру для предстоящего веселья и с гоготом, перебивая друг друга, начали соревноваться в остроумии по поводу моей внешности:
- Посмотри на эту рожу. Я, кажется, уже где-то ее видел, - глумливо говорил штатный острослов, длинный, как жердь, и бледный, как смерть, своему соседу слева, широкоплечему, мрачноватому брюнету с любовно ухоженными бородой и усами.
- И где ж ты мог его видеть? - лениво цедя слова, задал мрачный ожидаемый вопрос. Остальные предвкушающе придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни слова из этого представления. Четверо сидевших ко мне спиной развернулись и с любопытством уставились на мою скромную персону. - Неужели ты уже бывал в этой дыре?
- Нет. Не бывал, - ответил жердь.
- Тогда где ты мог видеть эту образину?
Слушатели, затаив дыхание, дожидались ответа жерди. Тот не спеша отпил пива из кружки и ответил:
- Да в королевском зверинце. Там полно его братьев. А может и мама с папой по клеткам прыгают в компании с дедушкой и бабушкой...
Всеобщее ржание, наверное, услышал весь поселок. Я продолжал спокойно сидеть, продумывая план предстоящего боя - про мою физиономию они могут болтать все, что им заблагорассудится, но задевать родителей - это явный перегиб. Наставники всегда советовали: если есть время, спешить не стоит. Лучше тщательнее продумать и пару раз перепроверить план действий. Кроме того, они явно наготове и ждут, что я в бешенстве кинусь на них с кулаками. Тут-то самое веселье и начнется. Кабак пустой. Хозяин куда-то отлучился. Местные все на работах. В зале только я и разносчица. То есть помешать веселью никто не сможет. Это они, наверняка, так думали.
Как раз в это время слева, со стороны кухни, к их столику подошла Лусия с подносом, заставленным кувшинами пива и блюдами с закуской. Она все слышала и вмешалась:
- Да как вы можете?! Что вам сделал этот парень? Почему вы его оскорбляете?
У меня даже на сердце стало тепло и празднично от того, КАК она это сказала.
Охранник, сидевший в торце стола, ближе всех к девушке, гибко и плавно выскользнул из-за стола. Моментально оказался за ее спиной и, привстав на цыпочки, глумливо загнусавил ей на ушко, имитируя любовное томление с толикой ревности:
- Де-е-евушка. Краса-а-а-вица. Что тебе в этой обезьяне?
Он был на голову ниже Лусии, но это его явно не смущало. Неожиданно ухватив ее за ягодицы, он, извиваясь в похабных телодвижениях, стал подталкивать ее к столу, продолжая томно гнусавить:
- Обож-ж-жаю высоких девушек. Не пожалею серебряную монету за ночь любви и нежности. В вашей деревне уже давно не было крепких парней. Я же вижу, как тебе хочется нашей любви. Иди же к нам. Не ломайся, курочка...
Девушка растерялась. Она не привыкла к такому обращению. Слезы у нее на глазах появились не от страха, а от унижения. Все приезжие обычно знают, чем чревато обижать наших девушек. И дело даже не в том, что весь поселок захочет подробно обсудить с обидчиками вопросы выживания при получении многочисленных травм, зачастую несовместимых с жизнью. Каждая девушка у нас, если не барс, то рысь точно. Практически все они на хорошем уровне владеют боевым искусством, что с оружием, что без. Впрочем, трудно сказать, когда реально приходится драться без оружия, если вокруг просто неимоверное количество предметов, которые обученный барс и... хм-м-м-м... барсиха, барсетка, барсу... в общем, девушка-барс может превратить в оружие. Только огромным удивлением Лусии можно объяснить то, что озабоченный наемник моментально не брякнулся на пол с переломанными руками и ногами. Зато не растерялся я. К тому же их шуточки меня откровенно уже "достали". Более не сомневаясь, я с удовольствием рухнул в объятия битвы за правое дело, то есть словами обвинения стал зачинщиком обычной кабацкой драки.
Гнусавый по моим предварительным расчетам был самым опасным противником. Ему первому досталось по голове точно направленной кружкой. Через секунду дурному примеру кружки последовала глиняная тарелка. Она, вращаясь и зловеще шурша, прилетела прямо в зубы жерди и там застряла. Шутник, глотая кровь и зубы, рухнул со скамьи навзничь. Думаю, с этого момента шутки в его исполнении приобретут некоторую шепелявую пикантность. Остальные со злобным ревом вскочили на ноги, а я не стал ждать, когда на меня навалятся всем скопом. Опираясь на руки, отжался от стола и "выстрелил" ногам в двух ближайших. Получив по удару в грудь, парочка спиной вперед согласовано перелетела через столешницу и рухнула на своих же товарищей. Я приземлился в проходе и, крутнувшись волчком, подбил ноги следующего и пока тот рушился спиной на скамью, в прыжке нанес удар ногой в челюсть четвертому, из тех, кто сидел на проходе. Все. Эта сторона стола теперь наиболее безопасна.
Лусия тоже времени даром не теряла. Быстро оправившись от шока она грациозно лягнула ногой в пах ударенного кружкой, заставив того свернуться калачиком и подумать на полу о взаимоотношении полов. Все содержимое подноса девушка любезно и умело с размаху сгрузила прямо в голову мрачному, добавив ему в качестве добавки коленом по мужским колокольчикам между ног. Этот охранник рухнул на пол рядом с ловеласом, надолго задумавшись на ту же тему, что и тот. Ум хорошо, а два лучше.
Жердь-шутник успел к тому времени не только выплюнуть невкусное блюдо, но и встать на ноги, схватившись за кинжал. Лусия и его не забыла... кулаком левой руки в солнечное сплетение, ребром ладони правой по шее и ногой в пах. Действовала она четко и эффективно, как на тренировке.
После таких скоротечных процедур против нас поднялось всего четверо подонков успевших выпутаться из клубка, получившегося в результате неожиданного налета своих сотоварищей. Десятый, проявив незаурядную сметку и почти ясновидение, на хорошей скорости успел выскочить за дверь, вероятно за помощью. Хотя бедолаги были вооружены и в большинстве, мы с Лусией весело переглянулись и, понимая друг друга без слов, будто всю жизнь отрабатывали парный бой, хищно набросились на них сами.
То, что охранники были всего лишь покалечены, говорит о том, что я достиг существенных успехов в управлении собой. В состояние холода мне в этом бою переходить даже не пришлось. Всего лишь через полминуты уже девять тел корчились на полу, стараясь стонать тихо, дабы ни в коем случае не обратить на себя наше внимание. Причем троих я даже пальцем не тронул. Специфический характер повреждений, препятствующих продолжению рода этих ублюдков, прозрачно намекает на участие в этом веселье разозленной Лусии. Однако намек - не доказательство. Предчувствуя грядущие неприятности, я шепнул Лусии, чтобы она ни в коем случае никому не говорила о своем участии в этом деле и быстро уходила на кухню.
Вскоре, как и следовало ожидать, в зал кабака ворвался десяток, охранявший имущество, вместе со сбежавшим охранником. Вслед за ними наша дежурная группа охраны порядка.
Торгаш, само собой, поднял вой, требуя моей крови. Разбирательство провели в кратчайшие сроки: опросили свидетелей и пострадавших. Тех, кто мог внятно говорить, конечно. Получалось это далеко не у всех. Четверо, помимо прочих увечий, получили переломы челюсти и, пока наши целители не залечат, питаться ближайшие пару недель должны будут чем-нибудь жиденьким, мычанием рассказывая о своих переживаниях.
Пришлые настаивали на том, что большинство наемников не нанесли нам с Лусией ни одного удара, то есть, якобы, в драке не участвовали и пострадали безвинно.
Пришлые настаивали на том, что большинство наемников не нанесли нам с Лусией ни одного удара, то есть, якобы, в драке не участвовали и пострадали безвинно.
Х-ха! Да они не успели просто! Это и самому тупому буйволу понятно. Но поучаствовать, явно, очень хотели. Что я мог ответить старшинам? Так учили! "Промедление, как и излишняя задумчивость на поле боя, смерти подобно". Они с этим не спорили, однако, все равно решили, что я был излишне жесток, и отправили подальше от поселения на долгих пять лет, для клана обставив дело так, будто я уезжаю на обычную практику, а для торгаша - будто изгнан в наказание. Чем-то он был важен этот торгаш для поселка.
Вот таким макаром я впервые стал жертвой политики.
В дорогу мне выдали великолепную отлично сбалансированную шпагу с клинком из рунной стали - барсы признают оружием только изделия лучшего качества - в пару к ней узкий обоюдоострый кинжал, охотничий нож, легкую кольчугу и перевязь с пятью метательными ножами. Мать собрала в мешок смену белья и еды на пару дней. Отец выделил целых пятнадцать серебряных "воробьев", что составляло полторы золотых "ящерицы". На самом-то деле на золотой монете изображен был дракон, а на серебряной - профиль орла, но народ привык к более простым и менее гордым названиям. Один золотой дракон был равен десяти серебряным орлам или ста медным "косточкам". На медной монете были выбиты две скрещенные шпаги, но чеканка была настолько невыразительной, что выглядели они и впрямь как косточки.
Вечером я попрощался с друзьями, распив в памятном кабачке бочонок свежего пива. Отец Лусии подошел ко мне, крепко сжал плечо и, взглядом высказав мне благодарность, выставил пятилитровый кувшин неплохого вина от себя. Лусия за весь вечер так к нам и не вышла. Я понимал и не осуждал ее. Все-таки косвенно я был виновником и свидетелем ее унижения.
Утром встал, как обычно. Последний раз вместе с поселком провел утреннюю разминку, обнял родителей и отправился в путь.
******
И вот, впервые за девятнадцать лет, у меня появилось то, о чем я мечтал с самого раннего детства - свобода и свободное время. Я наконец-то сам решаю, что делать, и сам отвечаю за последствия своих решений. Конечно, воину довольно часто приходится принимать на себя ответственность за свои решения, но сейчас все было несколько иначе. Сейчас было... глобальнее, что ли. Никто не доводит до сведения распорядок дня, расписание тренировок и дополнительных занятий. Никто зорко не высматривает, пришел ли ты на разминку, с душой ли занимаешься, не тешишь ли свою лень. Никому теперь нет дела до этого. А самое грустное в этой ситуации то, что я и сам не знаю, чего хочу на самом деле. Стратегически, если можно так выразиться, я хотел стать полноправным воином, но вот тактически... То есть, чем занять себя на эти годы свободы, чтобы потом с гордостью рассказать о своих успехах, я пока не представлял.
Сколько себя помню, я учился, учился и учился. Старшины не знали, что такое праздность, и это нелепое невежество почитали за высшее проявление мудрости, как своей, так и высокочтимых предков. По третьему удару колокола утром, в обед и вечером все население нашего поселка выходило на разминку, повторяя базовые движения комплекса боевого искусства барсов, чередуя с лечебно-оздоровительными упражнениями. Касалось это всех. Членов клана и вольных. От мала до велика. То есть от младенцев, едва научившихся ходить, до глубоких стариков, включая ставосьмидесятидвухлетнего патриарха Молтки. Единственное исключение делалось для караульных и больных. С малышней занимались обычно двое наставников, которые постепенно приучали детей к нагрузкам, подавая им упражнения в игровой форме. То есть тогда, всего-то вчера, а кажется целую вечность назад, думать, чем заняться, совершенно не нужно было. Думали и решали старшие. Выход в самостоятельную жизнь должен был состояться в гвардии. Постепенно. Под приглядом опытных барсов.
Теперь звонить на разминку придется самому. Колокольчик на шею повесить что ли?
На второй день своего забега Барск - Вармок наткнулся на труп самки кугара - самого умного хитрого и опасного зверя из кошачьих. У нас в поселке считалось доблестью выйти против этого зверя в одиночку и победить. Однако специально за ними никто не охотился. Все-таки почти "родственники". Они - кугары, мы - барсы. Тем не менее, непредвиденные встречи случались и не всегда заканчивались мирно. Эта самка, будучи тяжело раненой, видимо, ушла от охотников подальше и здесь разрешилась от бремени. Из всего выводка в живых остался к моему приходу только один котенок, жалобным писком зовущий мать. По этому самому писку я их и обнаружил.
Бросить живую душу на погибель я не смог, поэтому покормил котишку остатками молока, да и взял с собой. Надо заметить, что из котят кугара вырастают преданные друзья и защитники, однако добыть их очень сложно. Трудно справиться с мамашей, но еще труднее найти ее логово. Можно неделями гоняться за самкой. Она будет кружить, путать следы, нападать из засад, но к логову никогда не приведет. Так что, мне несказанно повезло на них наткнуться. Впрочем, и охотничье чутье, заставившее сделать небольшой крюк и тонкий слух, позволивший уловить писк малыша, нельзя сбрасывать со счетов. Правда, мастер-целитель говорил, что это никакое не охотничье чутье, а магические способности позволяют мне просматривать местность, подсознательно оценивая окружающие объекты на предмет опасности или, наоборот, полезности для меня. Обещал заняться развитием этой способности, если я на практику останусь в поселке, но, увы, уже не судьба.
На четвертый день снова охотничье чутье увело меня немного в сторону от маршрута. Через некоторое время я отчетливо услышал всхлипы и, бесшумно подобравшись к источнику, тихо развел ветки куста. На меня с испугом вытаращились два больших, круглых и синих, как небо, глаза. Затем после глубокого и судорожного вздоха раздался визг, и тоненькая девичья фигурка попыталась, сжавшись в комочек, добраться до корней несчастного растения. Сделать это ей не удалось. Тогда девчушка, на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, вскочила, и, умело держа прямым хватом небольшой кинжал, встала в оборонительную стойку. Одета она была в богатый охотничий костюмчик, светлые волосы, когда-то уложенные в прическу, теперь топорщились, как у мокрого кота шерсть, глаза наполнены страхом и непреклонным желанием дорого продать свою жизнь. В целом, картинка была уморительная. Я не выдержал и рассмеялся.
- Уходи! - вскрикнуло это чудо. - Уходи, а то ударю!
Я пожал плечами, развернулся и, моментально забыв про встречу, пошел своим путем. Девушка - не котенок. В таком возрасте она уже должна уметь позаботиться о себе. Во всяком случае, у нас даже вольные с десяти лет на недели в одиночку уходили в лес. Например, доставить продукты отцу семейства на дальнюю заимку. Ну, так пусть, стало быть, и заботится о себе сама. Мне-то что? Может ведь и обидеться, что полез помогать без спросу. Будто слабой посчитал.
Отчаянный писк за спиной не дал мне перейти на бег:
- Постой! Куда же ты?!
Я повернулся и честно ответил:
- В Вармок.
- А... а почему ты уходишь?
- Потому, что мне надо в Вармок, - терпеливо ответил я на глупый вопрос.
- А... а как же я?
- А что ты? - теперь не понял уже я.
- Ты... так и... бросишь меня одну? Здесь.
- Я тебя не подбирал, чтобы бросать. Иди себе своей дорогой, а я пойду своей.
Я снова развернулся, собираясь уходить, как девчушка снова пристала со своими вопросами. Вот ведь говорливая попалась.
- Благородные люди так не поступают с дамами!
Это меня заинтересовало. Наш философ учил: умный человек учится всегда, всему и у всех. В знании сила! Поэтому я решил, пользуясь случаем, прояснить, чего я не знаю про благородных людей. Указом еще прапрапра...дедушки нынешнего короля все барсы поголовно за воинскую доблесть приравнивались к ненаследному, безземельному дворянству. Так что, я мог с полным основанием считать себя благородным. Осталось только выяснить, чего я не знаю про это сословие.
- С чего ты решила, что я благородный?
- У тебя шпага на поясе и... - она засмущалась и покраснела, - ты меня не... ну, это самое...
- Чего я не это самое?
- Ну, не разоружил и не... - она замолчала.
- Чего не? - тупо продолжал допытываться я.
Наш философ, умнейший человек, всегда говорил: умен не тот, кто много знает, а тот, кто не боится задавать глупые вопросы. Вот я и задавал. Не люблю туманные намеки невесть на что.
- Чего-чего! - вдруг разъярилась девчонка. - Не убил и не ограбил! Вот чего!
Я оценивающе посмотрел на нее. Девушка снова испугалась и прямо сжалась вся под моим взглядом.
- Да у тебя и брать-то нечего, - вынес я заключение.