– Лучше убрать его из Копытово. Вели ему улететь, если он тебя слушается, – сказал Долбушин.
– Почему?
– Здесь сейчас много берсерков.
– Знаю. Они ищут меня и Гамова.
Долбушин осторожно провел пальцем по стеклу в том месте, где снаружи в него тыкалась морда Гавра.
– Жаль тебя разочаровывать, но ты им не нужна. Да и Гамов не то, чтобы очень.
Пытаясь согреть ступни, Рина поджала ноги и обняла руками колени.
– А кто им нужен-то? – недоверчиво спросила она.
– Твоя гиела. Того, кто принесет голову Гавра, Тилль сделает старшим топорником. А это означает больше псиоса, не считая прочих выгод.
Рине захотелось сломать в машине еще что-нибудь. Она даже схватилась за зеркальце, собираясь его оторвать, но во взгляде Долбушина было только тихое беспокойство, что она порежется, и пришлось оставить зеркало в покое.
– Зачем Тиллю Гавр?
– Про Тилля все вопросы к Гаю.
– А Гаю зачем Гавр?
– Про Гая все вопросы к его опекуну.
– Ты врешь! – крикнула Рина, испытывая потребность хоть на ком-то сорваться.
– Спасибо, – спокойно отозвался Долбушин.
– За что?
– За «ты». Мы сегодня все время на «ты».
– Мирная семейная беседа в скромной семейной тачке. Осталось поехать в какой-нибудь супермегагигагипермаркет и набить багажник продуктами. «Пап, если денег не хватит, мы выложим твой коньяк, а не мои шоколадки!»
Долбушин зачем-то непрерывно поглаживал пальцами руль. Рина не понимала, чем объясняется такая повышенная нежность к рулю, пока не сообразила, что это ее руку он хочет так гладить, но не решается прикоснуться.
– Хотя багажник тут не особо! Дрянь багажник! Много не поместится! – сказала она из вредности, чтобы сильно не лакомить его «семейными» картинами.
– Нормальный багажник. Ты когда-нибудь на дачу ездила на машине? Она не просто до отказа забивается, но даже в пепельницу заталкивается диван, – сказал Долбушин.
Почему-то ему вспомнились не теперешние его автомобили, а самая первая четырехглазая «шестерка», имевшая привычку глохнуть на перекрестке и заводившаяся потом только «с толкача». Прыгать в нее на ходу и втыкать вторую передачу было особенно весело.
По забору лесопилки заскользили фары. Со стороны автобусной площади в их сторону неуверенно поворачивал джип. Чувствовалось, что водитель не местный и Копытово едва знает. В плане же дорог это был такой уникальный поселок, что без бутылки не разберешься.
– Берсерки! – воскликнула Рина.
Долбушин торопливо наклонился, пытаясь повернуть в замке разбитый ключ. Зажигание не срабатывало. Видимо, Рина повредила что-то в его электронной части.
– Зачем тебе надо было его пинать? В автомобиле столько всякой дряни, которую можно было отрывать без всякого вреда, – пробормотал Долбушин.
Рина заметила, что он бросил быстрый взгляд на заднее сиденье, где лежал зонт. Сердце билось как безумное.
– Они знают твою машину? – спросила она.
– Мою?
– Ну эту, эту!!!
– Нет. Лиана купила ее вчера утром. На всякий случай. Нужно было что-то не привлекающее внимание.
– Тогда чего волноваться? Проедут мимо.
Долбушин криво усмехнулся.
– Нас не объехать! Мы заглохли посреди дороги. И к тому же в окне торчит гиела!
Рина дернулась. Об этом-то и не подумала. Фары дошли уже до середины забора и освещали теперь кучу старых досок.
– Открой! – завопила Рина, колотя кулаками в стекло. – Разблокируй эту чертову дверь!
Выскочив, она схватила Гавра за шею и стала оттаскивать его в середину двора, за трансформаторную будку. Сдвинуть с места гиелу можно только в том случае, если она сама этого хочет. Если же гиела желает носиться и выковыривать Долбушина из машины, то будет этим заниматься, хоть ты отбей об нее кулаки.
Лететь Гавр тоже никуда не собирался. Это Рина видела точно. По счастью, джип ведьмарей проехал дальше, чем нужно, и, уткнувшись в тупик, ведущий к заваренным старым воротам лесопилки, сдавал теперь назад.
«Рено» наконец завелось. Долбушин ухитрился переупрямить ключ, собрав его буквально по кусочкам.
– Залезай! – крикнул он, распахивая дверцу.
– Гавр, ты что не слышал! Залезай! – зашипела Рина.
– Гавр? При чем тут Гавр? Ты залезай!
Долбушин попытался захлопнуть дверь, но она не отпускала. Несколько секунд они воевали, дергая каждый в свою сторону. Потом глава форта победил, но в радости победы совсем забыл, что, разблокировав недавно кнопкой одну дверь, он разблокировал все четыре.
Рина сообразила это первой и дернула заднюю дверь быстрее, чем он вновь нажал на кнопку. Любознательный Гавр немедленно сунул морду в салон.
– Нет! Он со мной не поедет! – завопил Долбушин. – Я скорее застрелюсь, чем посажу в багажник…
– Не в багажник.
– Что?
– Туда он не влезет. Я же говорила: багажник тут дрянь, а ты спорил! – объяснила Рина, втискиваясь в салон вслед за Гавром.
На заднем сиденье места им не хватило, но Гавр удачно сломал лапой спинку переднего пассажирского и тотчас принялся вертеть головой. Долбушин ругался, пугливо прикрывая ладонью треснутый ключик. Гавр походя облизал языком подголовник его кресла, а чтобы хозяину автомобиля было не обидно, облизал и его.
Глава форта издал звук, который издает человек, упавший лицом в протухшую рыбу.
Рина захлопнула заднюю дверь, когда фары джипа берсерков уже скользили по стене дома. Долбушин специально не отъезжал, пока берсерки не стали сигналить. Тогда он с явной неохотой отодвинулся, пропуская их, и громко включил автомагнитолу. Ему не хотелось устраивать гонок. Он знал, что снаружи сквозь тонированные стекла ничего не увидишь даже днем, а ночью и подавно.
Берсерки проехали, осветив фарами подмосковные номера его машины. Вслед им грохотала музыка. Берсеркам все было ясно. Засев в машине родителей, копытовские подростки готовились к вступлению во взрослую жизнь.
Желания заглянуть в синий «Рено» у мальчиков Тилля не возникло, а жаль. У них были бы все шансы стать старшими топорниками. Это уже не говоря о ярких впечатлениях, которые они, безусловно, получили бы. На переднем сиденье глава финансового форта бодал лбом самую глупую гиелу в мире. Дотянуться до зонта в эту минуту он никак бы не смог, поскольку Гавр одной лапой стоял на груди Долбушина, а другую сунул куда-то в руль, исключая малейшую возможность управлять машиной.
Когда джип берсерков уехал, он с немалыми усилиями оттолкнул Гавра, распахнул дверцу и ткнулся головой в снег.
– Ну и вонь! – сказал он, отрывая от сугроба мокрое лицо. – Чем ты его кормишь?
– Тебе действительно хочется это знать? – уточнила Рина.
В машине она успела принюхаться и подозревала, что в Копытово Гавр отрыл из снега какую-то дохлятину.
– Нет-нет-нет! – торопливо сказал Долбушин.
Всякое чужое «нет» в сознании Рины моментально превращалось в «да».
– А с другой стороны, что тут такого? Те же жиры, белки и минеральные вещества! Желудочный сок чуть поядреней, и никаких проблем.
– Все! Хватит!
Долбушин сердито пнул открытую дверь машины.
– Вот в кого я такая! А еще крошил батон, что я ключ сломала! – брякнула Рина.
Не отвечая, глава форта наклонился и что-то поднял.
– Что это?
В руках он держал трухлявую деревяшку, которую Гавр потерял, заскакивая в машину. В одном месте зубы гиелы сдавили ее слишком сильно. В образовавшейся трещине что-то трепетно сияло, словно охваченное живым огнем. Долбушин присел на корточки и смотрел, не решаясь надломить дерево сильнее.
Рина выскочила из машины. В ней остался один Гавр, немедленно ухитрившийся занять ее целиком. Теперь уже Рине и Долбушину пришлось бы забираться в багажник. Наклоненное лицо глава форта заливал пробивающийся из трухлявого дерева свет.
– Гнилушки, что ли? – недоверчиво спросила Рина.
– Нет, муравьиные яйца! Разве они светятся? Где он их отрыл?
Рина торопливо вырвала обломок из рук у Долбушина.
– Кажется, я отморозила пальцы! Отвези меня в ШНыр, пожалуйста! – потребовала она.
Беспокойство о ее здоровье мгновенно перевесило в главе форта думы о деревяшке.
– Ты уверена, что… Может, в Москву? У меня там есть хороший врач и…
– Нет-нет, только в ШНыр! Но поскорее, очень прошу!
Долбушин шагнул к «Рено». Гавр встретил его угрожающим рычанием. Кожа на морде собралась складками. Гиела явно считала машину своей территорией.
– Он не собирается подвигаться! – сказал Долбушин, с тревогой глядя на оскаленные до десен клыки животного. В углублениях глазных зубов желтели капельки яда.
– А мы его уговорим! – мягко сказала Рина и, наклонившись, с разбегу протаранила Гавра лбом. Она уже привыкла к тому, что чем яснее донесешь гиеле свою позицию, тем лучше.
Гавр убрал морду и перетащился на заднее сиденье. Там он свернулся, тесно прижав к спине крылья, и поблескивал глазами, словно говорил: «Ну вот нормально объяснили, я и подвинулся! Так что, ехать будем или еще на морозе попрыгаем?»
Гавр убрал морду и перетащился на заднее сиденье. Там он свернулся, тесно прижав к спине крылья, и поблескивал глазами, словно говорил: «Ну вот нормально объяснили, я и подвинулся! Так что, ехать будем или еще на морозе попрыгаем?»
И они поехали. По обледеневшей дороге, недавно расчищенной трактором, синий «Рено» медленно тащился к воротам ШНыра. Рина потеряла терпение.
– Ты можешь ехать быстрее? Это что, черепашьи бега?
– Хочешь сесть за руль? – предложил Долбушин.
Она отрицательно мотнула головой.
– Я не по этой части! А кто будет давать ценные указания?
Долбушин притормозил, объезжая бревно.
– Безобразие! Я не разрешала ему тут валяться, – ворчливо сказала Рина.
Глава форта усмехнулся. Если правда, что любят за недостатки, то его дочь можно было просто обожать.
– Ты все такая же! В детстве мы с тобой часто играли в шахматы! – вспомнил он.
– Что, правда, что ли? И я, конечно, выигрывала?
– У математика?
– Так это ж я!
Долбушин не стал оспаривать, что Рина – это Рина. Тем более что все же считал ее Аней.
– Ты ненавидела проигрывать. А я ненавидел поддаваться. И тогда ты нашла гениальный выход. После мата ты всегда делала еще один ход, сбивала моего короля и говорила: «Не шах! Не мат!»
– Не шах! Не мат! – повторила Рина. – Хороший девиз!
Они доехали до ворот. Долбушин долго разворачивался на узкой площадке, тыкаясь бампером в горы снега. В ШНыре угадывалась уже какая-то суета. Мелькали фонари. Ясно было, что захват водонапорной башни, исчезновение Рины и события в Копытово не прошли здесь незамеченными.
– Ты не скажешь, что я тебя привез? – спросил Долбушин.
– Нет, – буркнула Рина.
– А кто?
– Таксист.
Он кивнул. Грустно и без обиды, как Гавр, когда его протаранили лбом. У Рины зачесалась совесть, но она ограничилась тем, что почесала лоб и кашлянула в руку.
– А гиела? Забирать будешь? – с надеждой спросил глава форта.
– Люди Тилля спалили его сарай. Мне негде его спрятать. А в ШНыр ему нельзя.
– И что? Я буду прятать гиелу от Тилля?
Секунду назад Рина об этом не думала. А теперь внезапно поняла, что это выход. Единственный.
– Да! На несколько дней.
– Где? В Москве? Гиелу? Издеваешься?
Рина выскользнула из машины и, держа в руках деревяшку, смотрела на Гавра, спокойно дрыхнущего на заднем сиденье. В салоне пахло как в мусоропроводе.
Потом быстро наклонилась, неуклюже клюнула Долбушина в пованивающую гиелой щеку и захлопнула водительскую дверь. Синий «Рено» медленно отъехал, двигаясь чуть боком и пробуксовывая на льду. А через ворота ШНыра, которые не успели еще открыть, уже перелезал нетерпеливый Сашка с самым сердитым и одновременно с самым обеспокоенным лицом на свете.
Глава 10 Девушка на остановке
– Выходишь из последнего и сразу наверх! Поняла?
– Я всегда сажусь в первый!
– Правильно. Садишься в первый, а выходишь из последнего!
– Не ори на меня!
– Не могу не орать! Совсем, что ли, вдова? Поезда они – ту-ту! – в обе стороны ходят! Следи за губами: наверх из последнего, а уедешь потом… Из какого уедешь? Запутала ты меня!
Рина открыла глаза. У ее постели спорили Наста и Окса. Со стороны казалось, что они сейчас поубивают друг друга. На самом же деле это был абсолютно рядовой спор. Они всегда так общались.
Увидев, что Рина уже не спит, Наста перестала вопить, всплеснула руками и умчалась. Рина с трудом привстала. Она лежала на кровати в медпункте. На ней была ее теплая серая пайта, прежде, она помнила это точно, хранившаяся в чемодане. Руки обмотаны бинтами и намазаны чем-то желтым и густым. Мазь пропитывала и бинты.
– Лежи-лежи! – замахала на нее Окса. – Ты должна отдыхать! Нас попросили следить, чтобы тебя никто не беспокоил!
Рина сказала, что так и поняла. Голос у нее звучал сипло и едва слышно, но не от слабости. Очень хотелось пить. Она сообщила об этом Оксе. Та забегала по медпункту, но кран был заглушен. Недавно Кузепыч поменял трубы на пластиковые, но у него не подошел какой-то стык.
– О, вот! Держи! – она наконец увидела стакан и даже сунула его Рине, но та почувствовала, что Окса смущена.
– В чем дело?
– Да тут в каком-то стакане Суповна хранит ночью свои зубные протезы. Я не уверена, он это или нет.
Закашлявшись, Рина выплеснула воду себе на грудь. Пить расхотелось.
– И давно я здесь?
– В смысле спишь? – Окса наморщила лоб. – Двадцать четыре и восемь! Сорок часов!
– Откуда сорок-то?
– Ну как? Совсем считать не умеешь? Четыре умножаем на восемь – это тридцать два! Да или нет?
– Тридцать два, – признала Рина.
– Правильно! И еще два по четыре! Сорок! – та снова начала орать, потому что ей казалось, что Рина с ней спорит.
Дверь распахнулась, плеснув солнцем, которое, пробиваясь в стекло, отражалось в белой матовой краске. В медпункт стремительно вошла Кавалерия.
– Ну-с! – сказала она сухо. – Что нового?
Оксе ужасно хотелось остаться. Присев на корточки, она начала ощипывать с коврика мелкий мусор, но этим только себя выдала. Кавалерия повернулась к ней. Негодующе бормоча: «Да тут нитка! Не я же бросала!», Окса выскочила из медпункта.
Кавалерия стояла у кровати, держась за высокую спинку, и смотрела на Рину. Смотрела как-то непонятно. Девушке стало тревожно. А ну как сейчас ей вручат чемодан и попросят Кузепыча доставить ее на машине домой?
– Я нырнула на гиеле, – быстро сказала она, забинтованными пальцами теребя одеяло.
Кавалерия молчала. Рина подумала, что та не расслышала.
– Я нырнула на Гавре. На двушку! Так получилось, – повторила она.
– Знаю, – Кавалерия смотрела не на Рину, а на одеяло.
– Откуда?
– Первую ночь я сидела здесь до утра. Обтирала тебя разведенным уксусом. У тебя был сильный жар. Ты говорила в бреду.
– И про лазейку? Что через болото есть еще один ход? – быстро спросила Рина.
– Да. Кричала: «Ты куда?» и вжималась в подушку щекой. Потом вообще забилась под кровать. Боялась, что потолком тебе снесет полчерепа.
Рина невольно взглянула на потолок. Страх перед тоннелем сидел в ней до сих пор.
– А что двушка нас пустила?
– Это было понятно и так. Где еще могли раствориться окончания твоих шнурков и отшелушиться все блестки на ремне?
Рина попыталась улыбнуться в ответ, чтобы встречной улыбкой отеплить этот пугающий ее разговор, но лицо Кавалерии снова стало строгим. Рина хотела спросить почему, но не вовремя закашлялась. Кашляла она долго и никак не могла остановиться, хотя и рот зажимала, и ударяла себя кулаком в грудь.
Кавалерия наблюдала, как кровать от кашля трясется вместе с матрасом.
– Как минимум бронхит! – удовлетворенно сообщила она. – Я добавила бы еще воспаление мозга, но воспаляться тут абсолютно нечему!.. До первой гряды вы, конечно, не долетели?
– Гавр очень устал. А потом вообще от меня удрал… кх-кх-кххх…
Когда Кавалерия была озабочена, то сдвигала очки на рот и говорила в очки. Стекла запотевали. Она сняла их и протерла воротом свитера.
– Ты могла остаться там навсегда.
Рина кивнула. Почему-то ей больше не вспоминалось, что она едва не сварилась. Ее волновало другое. По словам Кавалерии, она бредила всю ночь. А сколько можно рассказать за целую ночь! Рине захотелось накрыться с головой и притвориться пододеяльником.
– А про… я не…?
Кавалерия вежливо приподняла брови.
– Простите? – переспросила она холодно.
Рина замотала головой.
– Нет-нет, ничего!
– Вот и прекрасно! Что «а про» и «я не» – это к Белдо. Я не телепат, чтобы угадывать мысли по отдельным бессвязным возгласам! – отрезала она.
– Я много говорила в бреду?
– Я не специалистка по бреду. Мне сложно оценивать его в количественных объемах.
Рина так и не решилась спросить, говорила ли что-нибудь про Долбушина. И если обращалась к кому-то, то можно ли было догадаться, что это именно он? Или все ограничивалось горячечными словами, которые могли относиться к кому угодно?
– На двушке я видела кого-то с сосны. Я кричала, но меня не услышали… Это были вы? – спросила она, спеша сменить тему.
– Нет. В ту ночь ныряли Яра и Макс. Ты видела кого-то из них.
Рина заметила, что Кавалерия начинает постепенно раздражаться, но не понимала почему.
– Меня отчислят? – спросила Рина.