Сознание, что ей известны не все мои провинности, заставило меня тем больше обидеться:
— Это нечестно! Ненавижу тебя!
— Не смей так со мной разговаривать!
— Ненавижу тебя, не хочу, чтобы ты была моей матерью!
Я вылетел из комнаты. Ослепленный слезами, едва разбирая дорогу, я добрался до своей постели, рухнул в нее и зарыдал. Я молотил кулаком подушку, а перед глазами у меня стояло лицо матери. Так оно и было, я действительно ее ненавидел. Ненавидел за то, что она так испугалась мистера Барбеллиона, что была такой несчастной. Не спущусь к чаю, пусть знает: я не шутил!
Приняв решение, я немного успокоился и попытался свести воедино все мне известное. Матушка как будто думала, что взломщик, побывавший у нас несколько лет назад, и мистер Барбеллион были посланы одним и тем же врагом. Но ведь могло быть и иначе: мистер Барбеллион обнаружил наше убежище из-за неосторожных слов, несколько месяцев назад сказанных мною Генриетте и ее спутнице? И что такое он намекал по поводу нашей фамилии? А если «Мелламфи» — не наша настоящая фамилия? Да разве такое возможно? Как дом это дом, так я это Джон Мелламфи. Может ли у меня быть «настоящая» фамилия, которой я даже не знаю? И что же, ее носит настоящий «я», тоже мне не известный? Эта мысль не укладывалась в голове.
Было уже поздно, но матушка не шла. Я прислушивался, ловя ее тихие шаги в коридоре. Ждал долго, но тщетно. И вот наконец дождался. Но бес противоречия заставил меня закрыть глаза и притвориться спящим. Я слышал, как матушка шагнула в дверь, немного постояла и тихо удалилась. Когда она ушла, я пожалел, что не окликнул ее, но было уже поздно.
Глава 10
На следующее утро, сойдя к завтраку, я хотел помириться с матушкой, но решил не делать первый шаг. Однако матушка поздоровалась со мной холодно, словно обижаясь на то, что я накануне не дождался ее и уснул.
— Я в самом деле очень сержусь из-за твоего вчерашнего поведения, Джонни, — сказала она. — Ты должен извиниться за свои слова.
Я собрался было возмутиться, но тут вошла испуганная Сьюки:
— Вот это только-только принесла письмоносица, мэм.
Она протянула матушке письмо, обведенное, как я заметил, черной каймой.
— Мартин! — вскричала матушка, хватая листок. Пока Она быстро читала письмо, я следил за ее лицом. Она закусила нижнюю губу, потом подняла на меня печальный взгляд. — Да, он умер. Два дня назад.
— Ух! — выдохнула Сьюки. — Выходит, это не о моем папаше!
— Займись своей работой, Сьюки. — Сьюки вышла, а матушка через стол потянулась к моей руке. — Никого у нас теперь нет, Джонни, только мы двое.
— Ты очень горюешь?
Она тихо покачала головой.
— Смерть стала для него избавлением. Но нашу жизнь это осложнит. Видишь ли, это его дом.
— Его дом! — Прежде я не сомневался, что это дом моей матери.
— Да, он много лет принадлежал его семье. Его отец служил управляющим в соседнем имении, и дядя Мартин в детстве жил здесь со своей матерью. Он сдавал нам дом, можно сказать, задаром, но вдова в письме говорит, что ей придется назначить настоящую плату: сорок фунтов в год!
— Вот противная! Она, должно быть, жуткая старуха.
— Нет, ты попал пальцем в небо. Она всего на несколько лет старше меня.
— А она будет так же получать письма от мистера Сансью и переправлять тебе?
— Какой же ты премудрый, Джонни! — взволновалась мать. — Откуда ты об этом узнал?
— А правда, что «Мелламфи» — не наша настоящая фамилия?
Она схватилась за голову:
— Пожалуйста, только не начинай все сначала, Джонни. Хотя нет, ты должен знать. Не настоящая.
— А какая настоящая?
— Нет, не скажу. Пока не скажу. Когда-нибудь ты обо всем узнаешь.
— Тогда скажи хотя бы, откуда взялась фамилия «Мелламфи»?
— Я ее выбрала случайно. Увидела на вывеске.
От этой мысли голова моя пошла кругом. Если такое важное, такое содержательное, казалось бы, название, как фамилия человека, может оказаться бессодержательной игрою случая, то, вероятно, и все названия вообще — или даже все слова, ибо что они такое, как не названия? — столь же случайны и лишены глубинной связи с понятиями, ими обозначаемыми? Тут я содрогнулся.
— Пожалуйста, объясни почему, — взмолился я.
— Не сейчас, сыночек. Но обещаю, что бы ни случилось, придет день, когда ты обо всем узнаешь. Я уже начала об этом заботиться.
Это была новая тайна, и я стал гадать, не связана ли она с письмом из лаковой шкатулки, где лежал медальон, но матушка больше не захотела об этом говорить.
— Мне будет не хватать советов дяди Марти по денежным делам, — продолжала она. — С этих пор придется обращаться к мистеру Сансью, потому что мне просто непонятно, как поступить. Выложить еще сорок фунтов мы никак не можем. Налог в пользу бедных и без того высокий и все время повышается.
— А тебе не кажется, мама, что мы держим больше слуг, чем нам нужно?
Мы обменялись взволнованными виноватыми взглядами, словно бы втайне замыслили что-то вроде убийства.
— Ты о чем, Джонни? — Матушка понизила голос до шепота.
— Так вот, Сьюки получает всего пятнадцать шиллингов в три месяца, на ней много не сэкономишь. А вот Биссетт двадцать фунтов в год и миссис Белфлауэр — двадцать пять. Без кухарки, понятно, мы обойтись не можем, но няня мне уже не нужна, так ведь?
— Да, — отвечала матушка, не сводя с меня пристального взгляда.
— Тогда предупреди ее об отказе от места.
С блестящими от возбуждения глазами матушка кивнула.
КНИГА III ОТЦЫ
Глава 11
Спустя два с небольшим месяца подошло Благовещение, когда миссис Белфлауэр должна была получить расчет. Сразу после разговора с миссис Биссетт, который должен был закончиться ее увольнением, матушка объяснила: едва она упомянула о необходимости расстаться с кем-нибудь из слуг, та тут же назвала кухарку, очень посочувствовала матушке, обязанной сообщить эту новость миссис Белфлауэр, и в то же время бодро уверила, что кухарке — в отличие от няни не первой молодости — ничего не стоит найти другую работу; после этого матушке не хватило духу объявить, что в жертву назначена сама Биссетт, и догадка последней (или то, что она выдала за догадку) должна была сделаться действительностью.
И вот рано утром миссис Белфлауэр стояла в переднем холле с упакованными коробками и ждала возчика. Он должен был доставить ее на своей повозке в ближайший город с почтовым отделением, Саттон-Валанси, откуда ей предстояло в карете отправиться к своему новому нанимателю — он жил у черта на куличках, в деревушке на крайнем западе, о которой я никогда не слышал. Когда с дороги донесся скрип колес, Сьюки не выдержала и разрыдалась.
— Будь хорошей девочкой. — Тон миссис Белфлауэр был бы назидательным, если б не поток слез, неостановимо струившийся по ее щекам. — Помни мои уроки, не переваривай овощи. — Она обняла плачущую девушку, потом, осторожно высвободившись, обернулась к матушке. Они взялись за руки и попытались улыбнуться. — Я была здесь так счастлива, мэм. Вряд ли еще где-нибудь буду так счастлива. Вы были хорошей, доброй госпожой, лучше и не пожелаешь.
— Ох, миссис Белфлауэр, — воскликнула матушка, — хотела бы я… — Она замолкла.
— Я понимаю, без этого было не обойтись; молю Бога, чтобы у вас и маленького господина все сложилось хорошо.
Они обнялись и дали волю слезам. Когда явились возчик с подручным, чтобы перенести коробки из холла в повозку, их глазам предстало, наверное, тягостное зрелище. Тут явилась из кухни Биссетт, встала в дверях со мною рядом, и я прочел в ее взгляде: ей известно, как я желаю, чтобы на месте миссис Белфлауэр была она. Миссис Белфлауэр быстро разомкнула объятия и двинулась к нам; заметив ее неверную походку, я осознал внезапно, что она не так молода, чтобы начинать жизнь с чистого листа. Биссетт протянула ей руку, словно ограждая себя от более теплого прощального жеста.
— Прощайте, миссис Биссетт, и Господи вас благослови. — Миссис Белфлауэр схватила предложенную ей руку. — Что греха таить, мы с вами иной раз не ладили. Но я всегда уважала вас как человека, блюдущего законы своей веры.
— Прощайте, — отозвалась Биссетт, — вот бы и вам попасть к людям набожным и набраться от них благодати. Буду молить Бога об этом.
Она отпустила руку миссис Белфлауэр, и на лице у той выразилось беспокойство, словно она раздумывала, заговорить или промолчать.
— Все готово, — громко объявил возчик, просунув голову в дверь.
Миссис Белфлауэр вздрогнула и быстро повернулась ко мне.
— Я буду всегда думать о вас, мастер Джонни, о том, каким славным вы станете молодым человеком и как будете заботиться о своей матушке. — Наклонившись, чтобы меня поцеловать, она шепнула: — Постарайтесь не делать так, чтобы ей жилось еще труднее.
— Знать не знаю, о чем это вы! — Я отпрянул от нее.
Миссис Белфлауэр тихонько покачала головой и, в последний раз обняв матушку и Сьюки, спустилась с крыльца и с помощью возчика забралась в повозку. Мы махали руками, пока не смолк грохот колес.
Дом без миссис Белфлауэр казался пустым, мы держались как на похоронах.
Приблизительно через неделю матушка послала за мной Сьюки. Я застал ее в общей комнате за секретером, вид у нее был деловой, озабоченный.
— Джонни, я только что узнала от мистера Сансью, что, как я и ожидала, дядя Мартин ничего нам с тобой не оставил.
— Должен был оставить! — вырвалось у меня.
Матушка покраснела.
— Почему ты так решил?
— А как же, он ведь был твой дядя, правда?
— Я называла его дядей, но кровного родства между нами не было. — Она смотрела все так же озабоченно.
— Не было кровного родства? — повторил я.
Я задумался. И тут у меня сорвался с языка вопрос, не дававший мне покоя с тех самых пор, как я увидел медальон:
— Мама, мой отец жив?
Она вспыхнула.
— Джонни, я… я не знаю, что тебе ответить. Придет день, когда ты все узнаешь, обещаю. Но я хотела рассказать тебе и добрую новость: мистер Сансью согласился давать мне советы по денежным делам.
Тут в дверь постучали, и вошла Биссетт.
— Я не знала, что мастер Джонни здесь. Нельзя ли поговорить с вами наедине, мэм, если это удобно?
— Мы уже закончили, — заверила матушка.
Поняв намек, я отправился в кухню и нашел там Сьюки, которая сидела за столом и рыдала в передник.
— Она что, задразнила тебя? — спросил я. — Не поддавайся.
— Я не из-за того, мастер Джонни. Мне пришла плохая новость. Помните, как мы тем Рождеством видели на кладбище привидение? Я еще испугалась, что это мой папаня. Но нынешнее Рождество уж миновало, у меня и отлегло от сердца. А вчерась моей бедной матушке пришло письмо, мы отнесли его церковному клерку, и он сказал, помер мой папа. Он еще до Рождества отдал богу душу, выходит, его это был призрак. — Она снова спрятала лицо в передник.
— Но сейчас уже март, Сьюки. Почему письмо шло так долго?
— Так и путь был неблизкий, — пояснила она и ничего не захотела к этому добавить.
Когда Биссетт вернулась в кухню, я отправился к матушке узнать, чего она хотела, но ответа не получил.
Глава 12
Вновь Справедливость призывает Закон к себе, и вы вторично можете проследить воображаемый путь интересующего вас лица (то есть, разумеется, мистера Сансью) к дому на Керситор-стрит. Справедливость (то есть, как вам тоже известно, мистер Барбеллион) все так же поджидает его среди теней в той же темной комнатушке, но на этот раз мистер Сансью пересекает ее порог с видом вполне уверенным. Едва кивнув друг другу, они подсаживаются к противоположным концам стола.
— Чему обязан вашим… приглашением?
— Мне вновь требуется ваша помощь.
— На прежних условиях?
— С точностью до пенни. — Мистер Барбеллион ухмыляется.
Мистер Сансью отвечает улыбкой.
— Не уверен, что смогу вам служить.
— В самом деле? Отчего такая перемена?
— С недавних пор миссис Клоудир облекла меня куда большим доверием — оттого.
— Понятно. Вы хотите сказать, что цена за обман доверия тоже, соответственно, выросла. Продолжайте.
Мистер Сансью хмурится.
— Я хочу знать, как зовут вашего клиента и почему он так жаждет получить этот документ.
— Как вы понимаете, я не уполномочен посвящать кого-либо в дела моего клиента.
Мистер Сансью вздрагивает, однако продолжает:
— Ваше имя, дорогой сэр, настолько широко известно и уважаемо в профессиональных кругах, что определить, кто из сильных мира сего пользуется вашими услугами, не составляет труда. Таким образом, вы можете действовать в интересах одной из следующих сторон: графа Честерского, виконта Портсмута, семейств Верни, Уолдгрейв, Де Темпере, Момпессон и де Коверли. Выбрать кого-то из списка — вопрос времени, не более.
— И что тогда?
— Просто я смогу установить справедливую цену на свои услуги.
— Понятно. Но, по вашим словам, ваша самая сильная карта — доверие, которым вас облекла миссис Клоудир?
— Пожалуйста, сэр, не надо о картах. — Мистер Сансью брезгливо передергивает плечами. — Я противник азартных игр и из принципа никогда не рискую. Скажите лучше, что я объявил вам шах.
— Если вам больше по душе такие выражения, скажем уж, что вы пытаетесь дать мне мат на втором ходу. — Мистер Сансью хмурится. — Если вы сделались доверенным лицом, не знаете ли, где она находится? — Адвокат молча краснеет и опускает взгляд. — Для меня не секрет, — продолжает мистер Барбеллион, — что вам по-прежнему приходится ей писать через вдову Фортисквинса. А поскольку она не сообщает вам даже своего адреса, то вряд ли сообщила что-то еще.
— Откуда вам все это известно? — негодующе-удивленным тоном спрашивает мистер Сансью.
— Это мое дело. Но я не ошибся, утверждая, что вам неизвестен ее адрес?
Закусив губу, мистер Сансью трясет головой.
— Отсюда вам следует сделать вывод, — продолжает мистер Барбеллион, — что я тоже презираю азартные игры. Если сяду играть в кости, то должен быть уверен, что они — заимствуем выражение ваших профессиональных знакомцев — с подвохом. Ну что, согласны мне помочь?
Мистер Сансью кивает, второй джентльмен достает из бумажника еще пачку банкнот и кладет на стол.
— Очень скоро миссис Клоудир задаст вам в письме вопрос, может ли она повысить жалованье служанке. Вы должны ответить, что это решительно невозможно.
— И это все? — удивляется адвокат.
— Пока все. — Мистер Барбеллион дергает шнурок колокольчика, посетитель встает, забирает пачку банкнот и поспешно удаляется.
Глава 13
В конце улицы мистер Сансью переходит Чансери-лейн и ныряет в путаницу грязных переулков. По пути он сердито бормочет что-то себе под нос и кусает нижнюю губу. Но вот он замедляет шаг и несколько раз оглядывается, будто что-то услышал. Припускает быстрее, держась за карман. Сворачивает в длинный кривой проход. В конце он уже почти бежит. Оглядывается, и в тот же миг в другом конце кто-то возникает. Сердце мистера Сансью начинает бешено колотиться, он приваливается к стене и, словно заслоняясь от удара, прикрывает лицо руками.
— Тронь хоть пальцем — клянусь, пожалеешь!
Попутчик, однако, удивлен:
— Да я и близко ничего такого. Вы ведь мистер Сансью, так? Я уже бог знает сколько за вами слежу, папаша.
Мистер Сансью разглядывает его через щит из пальцев. Субъект, стоящий перед ним, высок, бедно одет, рыжие волосы на крупной голове коротко острижены, нос большой, голубые глаза ярко горят.
— Следите за мной? О чем это вы? Кто вам платит?
— Да никто. Я уже не один день слежу за вами, хотел поговорить с глазу на глаз, как сейчас. Вы ведь мистер Сансью, так?
Законник кивает.
— Вы адвокат? — Мистер Сансью снова кивает. — Вы единственный с такой фамилией, о ком я слышал. Это ведь вы спасли Конки Джорджа, когда его хотели забрать в матросы, да?
Мистер Сансью опять кивает.
— Чего вы от меня хотите?
— Мы с ним приятели. Но я не к тому. У меня есть кое-что, вам, надо думать, интересное. — Он извлекает из кармана смятую бумажку (видимо, обрывок) и дает мистеру Сансью посмотреть.
— Вверх ногами, — выдыхает законник.
— Вот черт, — бормочет собеседник, — по мне, что так, что эдак. — Он переворачивает бумажку, мистер Сансью вглядывается.
— Ничего не разобрать, — говорит он. — Слишком далеко.
Он тянется за клочком, но собеседник проворно отступает.
— Э нет, руки прочь. Я перескажу, будете слушать?
— Нуда.
Собеседник читает наизусть:
— И под конец, скоро вы получите игрушки и книги, купленные по моей просьбе мистером Сансью. Что касается его, вы увидите, что я вложил внутрь еще одно письмо от этого джентльмена. Должен вас предостеречь: он снова пытался окольным путем разузнать, где вы живете; думаю, он ради этого многое бы отдал. — Последние слова незнакомец повторил еще раз, пристально изучая лицо мистера Сансью, пока тот в потемках пытался рассмотреть письмо. — Ну что, будет разговор? — Незнакомец складывает письмо и прячет обратно в карман.
— Возможно, — бормочет мистер Сансью. — Но адрес там есть?
— Ого-го. Вы все так же спите и видите, как бы докопаться? В точности как тут сказано.
— Вот что, приятель. Даю вам гинею за это письмо.
— Гинею! — Незнакомец повторяет это таким тоном, что мистер Сансью спешит добавить:
— Очень хорошо, мы это еще обсудим. Но, бога ради, не здесь.
— В «Лебеде с двумя шеями» на Лэд-лейн, идет? Адвокат кивает, и они отправляются; незнакомец ведет его темными проходами, где по стенам сочатся капли, через сумрачные задние дворы, идущие сплошняком, по грязным проулкам, пока не выводит к убогому питейному заведению, с облупившимся фасадом и заросшими грязью окнами. Вот они уже сидят в отсеке напротив бара, отделенные от остального зала деревянными перегородками, перед мистером Сансью стоит стакан, перед его спутником — высокая пивная кружка.