— Владимир Святой, когда собрался принимать христианство и жениться на Цареградской принцессе, отослал свою жену Рогнеду обратно в Полоцк.
— Да не просто жену! — Нинея сердито повела плечами и нахмурилась. — Когда Владимиру Святославичу пришла пора жениться, Ольга Киевская посватала ему полоцкую княжну Рогнеду, но полоцким князьям показалось зазорным отдавать Рогнеду за сына рабыни. Ответили отказом, и отказом грубым. Тогда дядька Владимира Добрыня и киевский воевода Асмунд Полоцк на щит взяли. По приказу дядьки Добрыни, Владимир Рогнеду изнасиловал, а потом у нее на глазах киевские варяги ее отца и братьев зарезали.
Нинея рассказывала таким тоном, словно все это произошло не полторы сотни лет назад, а совсем недавно, и не полоцкой княжной, а близкой родственницей или подругой самой волхвы.
— Увезли Рогнеду в Киев, и Владимир жил с ней, как с женой, а когда уже прожили много лет и сына Изяслава вырастили, взял да выгнал ее, как девку гулящую. Владимир Святой… хрен собачий, что б ему на том свете…
Ругнулась Нинея, что называется, от души и с видимым удовольствием. Умение «доброй бабушки» дернуть крепким словцом не то, чтобы сильно удивило Мишку, но впечатление произвело. А Нинея продолжила:
— Думаешь, стерпела Рогнеда? Нет! Владимира убить по ее наущению пытались, да не вышло. А ведь заслуживал паршивец! Но князем был дельным, не отнимешь. Полоцкие же князья, с тех пор, считают, что у них прав на киевский стол больше, чем у других, потому, что они потомки старшего сына Владимира. Вот они-то и могут латинян на помощь призвать. Либо ляхов, либо угров.
«Да, дед с погостным боярином Федором Алексеевичем примерно о том же говорили. И срок боярин Федор называл — примерно десять лет. Мне через десять лет будет двадцать четыре, первому набору „курсантов“, в основном, столько же. По нынешним временам зрелые мужчины. И княжич Михаил совершеннолетним будет.
Нинея, значит, рассчитывает дожить? А дед? А князь Вячеслав Ярославич Клёцкий? А если все начнется раньше? Помнится боярин Федор говорил, что на спокойную старость надежды слабые».
— И что же мы во всей этой заварухе сделать сможем?
— Пока — ничего. Но думается мне, что Мономашичи какое-то время у власти продержаться смогут. Нам бы еще лет десять времени выгадать и подготовиться как следует, а потом… Ты сам подумай: природный славянский князь, которого все, кто в светлых богов верует, примут, как своего, и одновременно Рюрикович, которого и христиане признают. Да если еще у него воинская сила будет и держава благоустроенная… Кто с ним справится?
— Так вы не собираетесь языческое восстание устраивать? — Мишка сам удивился прозвучавшему в его голосе облегчению.
— Вот ты чего опасаешься! — Нинея невесело усмехнулась. — Хотелось бы, конечно, державу без попов создать, да только…
Нинея помолчала, а потом произнесла с горечью:
— Не судьба…
— Но все это многолетнее дело: замужество Ольги за Вячеславом, переезд Вячеслава из Смоленска в Туров, были, наверняка, и другие непростые дела… Ведь не обошлось же без волхвов?
— Умный ты, Мишаня. Верно, не обошлось — есть еще у нас и силы и влияние и доброхоты в самых разных местах. И народ еще светлых богов не забыл… Но явно выступить, открыто себя показать, мы уже не можем — все дело погубим. Последний случай нам выпадает, другого уже не будет. Да и видение твое о силе, из Степи наступающей… Подтверждается оно. Действительно: времени мало осталось.
— Кем подтверждается? — Мишка от удивления даже чуть привстал на лавке.
— Подтверждается и всё! — Нинея всем своим видом продемонстрировала, что дальше развивать эту тему не намерена. — Ну так что, берешь учеников?
— Беру, только с дедом поговорить надо. Не так-то это все просто.
— А я и не говорю, что просто. Корзню сейчас и самому нелегко, на него в самом Ратном ножи точат.
«Час от часу не легче, блин! Неужели правда?»
— Кто точит?
— Он сам тебе расскажет. А от нас… — Нинея запнулась, потом поправилась: — От меня. От меня тебе помощь всякая, какая понадобиться для воинской школы, будет. Корм для учеников, работники для строительства, брони, оружие…
— Брони-то ты где возьмешь? Полсотни доспехов — недешевая вещь.
— Дядька твой Никифор привезет.
— Что? И он тоже? — поразился Мишка.
Сюрпризы сыпались, как из рога изобилия.
— Купцам твердая власть и порядок выгодны. — Пояснила волхва.
— Но пятьдесят доспехов! Это даже для него неподъемно! Я свою полусотню только потому и могу вооружить, что добычу у татей большую взяли — они обоз с ранеными дружинниками разбили…
— Ну, Никифор-то, чай, не один. Таких купцов, которым доспех купить — не разорение, много есть.
— Ага! — не удержался от колкости Мишка. — Особенно, если у того, кто откажется, вдруг склад сгорит или еще какая-нибудь неприятность случится.
Нинея хитро улыбнулась и ответила без малейшей тени смущения:
— Не без того, так и Христос ваш делиться велит.
— Не нравится мне это все, баба Нинея — сомнительно и ненадежно.
— И что же тебе сомнительно, Мишаня? — за все время разговора Нинея впервые назвала Мишку ласковым именем.
— Сомнительны мне три вещи, баба Нинея. Первая — Мишка загнул на левой руке один палец — здоровье княжича Михаила. Я его в Турове хорошо разглядеть успел. Тощий бледный, квелый какой-то. Все вокруг него, на наше представления глядя, смеялись, кричали, ахали, в ладоши хлопали. А он даже не улыбнулся ни разу, как будто через силу смотрел. Ты вот говоришь: «десять лет», а он столько проживет?
— Болел он недавно сильно. — Нинея тяжело вздохнула. — не оправился еще. Но знающие люди обнадеживают — выздоровеет.
Мишка кивнул, принимая ответ волхвы и загнул второй палец.
— Второе сомнение мое в числе войска. Если в течение десяти лет принимать в Воинскую школу по сотне парней, то получится тысяча. С одной стороны, не так уж и много — Киевский Великий князь, как я слышал, вдесятеро больше выставить может. С другой стороны, для нас это очень много. Каждому воину, кроме пропитания, одежды и оружия, нужно три коня — строевой, заводной и вьючный. Три тысячи голов! Где их столько взять и где такие табуны среди наших лесов и болот кормить? Где это войско разместить? А жениться парни начнут? А обоз и прочее, что такому войску при себе держать надо?
Можно и дальше перечислять, но я добавлю только одно: как ты думаешь, почему численность ратнинской дружины никогда не превышала полутора сотен? Всё просто: больше в одном месте не собрать. Для того, чтобы хорошо содержать одного воина, нужно пятнадцать-двадцать холопских семей. Или семей сорок вольных смердов, платящих подати. Где их столько взять и где расселить? Можно, конечно и поменьше холопов, самим пахать-сеять, но тогда постепенно число годных к службе воинов станет уменьшаться. У нас так и получилось.
— А где, по-твоему, князья все это берут? — Нинея смотрела на Мишку так, словно уже знала ответ, но хотела его проэкзаменовать.
— Их земля кормит — княжество. Подати, мыто, виры, полюдье. К тому же большую часть их войска составляют боярские дружины, а боярам, опять же, нужны земли и холопы или смерды на тех землях. У нас-то княжества нет!
— У нас княжество есть! — Нинея утвердительно пристукнула по столу костяшками пальцев, сжатых в кулак. — И князь Вячеслав будет только рад его укреплению и появлению бояр с большими дружинами! На то он и земли пожалует и заселять их позволит. Да и заселенные земли тоже имеются, только в Турове о них мало что знают, а то, что все это будет делаться не для самого Вячеслава, а для сына его, князю знать вовсе и необязательно, достаточно того, что Ядвига… — Нинея досадливо поморщилась на собственную оговорку — достаточно того, что княгиня Ольга знает.
— А бояре? Где их-то взять?
— А где их твой дед взял? Поверстал своих десятников!
— Но я деду не наследник, у него сын сесть — Лавр. А у лавра свои сыновья…
— Ну и пусть себе! — Нинея сделала движение, будто отмахнулась от мухи. — Поверстаешь в бояре своих сотников… воевода.
«Блин… Да это же настоящая программа! Десятилетний план подготовки к созданию суверенного государства. Все продумано: структура, кадры, ресурсы… Неужели все сама Нинея? Нет, не может быть! Кто-то опытный и знающий, да не один, с ней работал, чувствуется коллективное творчество. Но пока это все лишь теория. Впрочем, можно проверить».
— Поверстать-то в бояре легко, да только куда их сажать? — Мишка вспомнил дедово высказывание об иеромонахе Илларионе и добавил: — А даже если и посадишь, примет ли их земля?
— Молодец! — Нинея расплылась в довольной улыбке. — Умница, о главном спросил! А только и мы не дураки! Ты думаешь, куда Корзень своих новых бояр сажал? Да туда, куда я указала! Он за этим ко мне и приезжал, а ты, поди, решил, что просто из вежливости? Ратнинская сотня сто лет на этих землях силой продержалась, но вечно воевать нельзя! Настала пора своими становиться. И дреговичам пришла пора признать, что в Ратном сплошь их родня живет — за сто лет сколько девок замужем в ратном оказалась? Да в каждой семье! Вот о том у нас с твоим дедом разговор и был — Кунье городище должно быть последней кровью между дреговичами Ратным!
Умных и сильных бояр роды на своих землях примут и отроков в дружину дадут, а ты этих отроков в своей Воинской школе выучишь. Ну, развеяла я твое второе сомнение?
Сразу отвечать утвердительно, пожалуй, не стоило. Слишком многое оказалось неожиданным, слишком многое надо было обдумать, но сделать это можно было и потом, поэтому Мишка молча кивнул и загнул третий палец.
— Третье сомнение мое — дед. Он был близким другом князя Ярослава Святополчича, женат на его сводной сестре. Понимаешь, баба Нинея, дед неравнодушен к судьбе младших братьев Святослава, которые в Пинске на кормлении сидят. Но особенно он считает себя обязанным позаботиться о старшем сыне покойного князя Ярослава — Вячеславе Клёцком. Вячеслав не мальчик — почти ровесник моему отцу, но князь без княжества, да еще и очень нелюбимый Мономахом и Мономашичами…
— И об этом у нас разговор с Корзнем был. — Казалось, у Нинеи есть ответы на любые вопросы. Дед твой честный муж, родню покойного друга в беде не забудет. Только… — Нинея пожала плечами, словно речь шла о чем-то не очень уж и важном. — Все зависит от того, как эти князья сами себя поведут. Хватит ума, так и найдутся для них уделы в… — Нинея запнулась, а потом по-молодому тряхнув головой (говорить, так говорить!) продолжила: — В королевстве Туровском! Герцогские короны тоже на земле не валяются…
— Нет!!! — Мишка и сам не ожидал от себя такой резкой реакции. — Нет!!! Под Папу Римского не пойду и людей не поведу! Ты! — Мишка вскочил с лавки. — Ты… Да как ты смеешь… Предлагать мне…
— Да дослушай ты…
— Нет, я сказал! — Не дал Нинее продолжить Мишка. — Совсем обалдели со своей Ядвигой? Думаешь, я не знаю, что королевские короны Папа Римский раздает только католикам? Не видел латинский девиз на твоем знамени? Еще одну мясорубку устроить желаете? Сначала крестили Русь огнем и мечом, теперь перекрещивать будете? И это Велесова волхва! Да дреговичи тебя сами, как капусту нашинкуют, и ратнинская сотня поможет, а Ядвигу с ублюдком в Польшу кнутами погонят!
— Молчи! Ты не знаешь…
— Знаю!!! Знаю, что с тобой после этого будет! Велес с тебя спросит! Я для такого дела сам к нему обращусь — знаю средство!
«Господи, что я несу? Вот именно, сэр, бред сивой кобылы в похмельное утро 9 марта. Под свист рака на горе после дождичка в четверг, позвольте Вам заметить, досточтимый сэр. И это — еще сильно смягченная формулировка!»
— Да замолчи ж ты, наконец! — Снова, как и в начале разговора на улице, это был вскрик обиженной женщины. Впрочем и Мишка уже не знал, что еще можно сказать, замолчал бы и без ее просьбы.
Нинея оперлась локтями на стол, обхватила ладонями опущенную голову и замерла, не глядя на Мишку. Из угла, где тихо сидели Нинеины внучата, на Мишку уставилась Красава. Непонятно как, но Мишка почувствовал, что детишек сдерживает уже не Нинея, а эта маленькая волхва, и у нее еще хватает сил на то, чтобы пытаться понять: что же такое происходит между бабулей и Мишаней.
«Понять не поймет, но то, что вмешиваться нельзя, сообразить сумела, и перехватить у бабки управление малышами тоже. Стоп! Это что же, Нинея сейчас вообще никакая, что ли? То есть, с ней, как с обычной бабой разговаривать можно?»
Додумать мысль не удалось.
— Тебе сколько лет? — Спросила вдруг Нинея, не поднимая головы.
— Тринадцать, скоро четырнадцать…
— Врешь!
— Вру…
— Так сколько?
— Тринадцать.
Нинея тяжело вздохнула, выпрямилась на лавке и обернулась к Красаве. Та вся так и подалась навстречу бабке. Волхва ничего не сказала, лишь одобрительно кивнула, слегка прикрыв глаза, Красава так и расцвела счастьем, видимо, бабкина похвала, даже такая скупая, была для нее редкостью.
«Так это она впервые детишек под контроль взяла! Почувствовала, как бабке трудно и поддержала! Ну и девчонка! Елька ей ровесница, а до сих пор все в куклы играет…»
— Сядь, чего стоишь столбом? Да сядь же ты! — Нинея досадливо поморщилась. — Ну как с тобой разговаривать, Лис Бешеный?
Мишка опустился на лавку, поерзал, избегая смотреть на Нинею.
— Ну чего ты взъярился? Не дослушал до конца и сразу: «Нет! Не пойду! В капусту нашинкуем!» С чего ты взял, что король обязательно латинянином должен быть?
— Православных королей не бывает. Цари есть, а королей нет… Не обижайся на меня, баба Нинея. Это я от неожиданности.
— От неожиданности, от неожиданности… Эх…
— Был бы я девкой?
— Да нет, — Нинея хмыкнула и огорошила Мишку в очередной раз — была бы я мужчиной! Сидел бы сейчас и слушал…
— Или валялся бы с битой мордой.
— А и следовало бы! Сопляк, а как ровня разговариваешь. Что ж поделаешь, если такими делами бабам пришлось заниматься, так уж светлые боги решили. Я бы и сама рада была…
«Мама моя! Это же она из-за своей половой принадлежности комплексует! Вернее из-за того, что занимается исключительно мужским, по современным понятиям, делом и думает, что я ей потому и хамлю. Это в ХХ веке то ли мужики измельчали, то ли бабы покрутели, а здесь женщины еще свое место знают. Единственное, что поднимает Нинею и в своих, и в чужих глазах, над общим женским уровнем — статус волхвы. Но я-то ее волховскому воздействию практически не поддаюсь. Значит и относится к ней должен с обычным мужским высокомерием. И она с этим смиряется! Обалдеть!
А с чего, собственно вы вознамерились обалдеть, сэр? Представьте себе на месте Нинеи боярина Федора, к примеру, или того же Луку Говоруна, не говоря уже о лорде Корнее. Как бы вы себя вели? Так же, как с Нинеей, или иначе? Иначе, конечно же иначе! А если бы на ее месте оказалась какая-нибудь бизнс-вумен из ХХ века? Тоже иначе! Ну так что? Будем обалдевать или будем делом заниматься? Вы, насколько помнится, собирались информацией разжиться, так сейчас самый подходящий момент. Более того, если бы вы, сэр Майкл, не устраивали тут африканские пляски, так уже бы эту информацию имели. Ну?»
— Гредислава Всеславна, — Мишка постарался произнести это с максимальным почтением — ты в Европе долго жила?
— Семнадцать лет. — Нинея, кажется, даже и не удивилась Мишкиному вопросу. — Замужем была за графом Палием.
— Это в Венгрии?
— Это в Богемии.
— А сюда как вернулась?
— Сбежала.
— От мужа?
— От костра! Ведунов, видишь ли нигде не жалуют, если крест завелся… Вот и меня, вместе с дочкой — годика еще не было — на костер везли. Сатанинское отродье, сказали, пусть вместе с колдуньей горит. Да не довезли вот… Муж со старшими сыновьями налетели, отбили, сами все полегли, а мне уйти дали.
Казалось бы голос волхвы должен был дрогнуть, но ничего подобного — Нинея продолжала говорить ровно, даже как-то монотонно, видать все уже давно отболело.
— От всей мужниной дружины шестеро осталось. Привезли к княгине Беате, а она уж сюда переправила. Правда не сразу. Два года я случая ждала, чтобы за мужа и сыновей рассчитаться. Псов христовых на меня мужнин двоюродный брат натравил. Не сам — жена змея подколодная научила, очень уж ей графиней стать хотелось. За все расплатились — больше суток корчились оба, все кишки из себя извергли.
И снова — спокойный монотонный голос, словно не о себе.
— Сюда вернулась, а тетку Ягу тоже убили. Я и этих псов христовых нашла, тоже смерть лютую приняли, да толку-то. Мертвых не вернешь. Никогда не мсти ради себя самого, Мишаня. Если для дела требуется, тогда — да, не жалей никого. И чем страшнее месть будет, тем больше пользы — врагов в страхе держать надо. А себе облегчения этим не добудешь, даже и не надейся. Наоборот, только хуже станет. Пустота настает, не для чего жить становится.
Ты думаешь, как меня Беата уломала этим делом заняться? Умна она, хоть и моложе меня, а тогда еще совсем девчонкой была, только-только двадцать стукнуло. Поняла, что мне цель нужна — дело долгое и трудное. Очень долгое, может, на всю жизнь.
Знаешь, когда я умру, Мишаня? — Вопрос был настолько неожиданным, что Мишка даже не нашелся, что ответить. Впрочем, Нинее ответ и не требовался. — Вот сядет король… ладно, ладно, царь Михаил Вячеславич на трон в стольном граде древлянском Искоростене, повергнет Рюриковичей, обратит во прах Киев, тогда можно будет и уйти — дело сделано.
«Да не будет же этого никогда! Неужели сама не понимает, что это невозможно?»
— Не веришь, Мишаня? — Нинея, как всегда неожиданно, продемонстрировала силу своей способности улавливать чужие эмоции. — Ну и не верь. Тебе это и не обязательно, у тебя какая-нибудь своя цель в жизни появится, ради которой не жалко будет… Что-то разболталась я, — прервала сама себя Нинея — хитер ты Михайла Фролыч, как меня старую разговорить сумел!
— А дочка? — Мишка внаглую проигнорировал намек на окончание разговора. — Ты говорила, что вы вдвоем с дочкой спаслись.