Затем, пережив прошлые обиды, он нехотя признался:
— Что вы хотите от инопланетянина! В ту пору я был особенно нелюдим. Я доказывал, что такого рода переделка ничего не даст, кроме разве что удовлетворения их собственного тщеславия. Зачем заниматься бесполезным делом?! Эти слова пришлись им очень не по душе.
Пауза, вопрос:
— Сейчас официально признанная частота переменного тока в Штатах составляет 60 герц. А в вашем будущем?
— Американский стандарт составляет 60 герц, европейский и российский — 50.
— Кто оказался прав?! — воскликнул старик. — Я или они со своими 133 периодами в секунду? Что касается Герца, я узнал об его волнах где-то на рубеже девяностых годов. Материалы мне представил Т. К. Мартин. Познакомившись с ними, я сразу догадался — Герц остановился на полпути, правда, он очень рано умер, в возрасте тридцати четырех лет. Вся Европа скорбела о нем, и, возможно, он унес в могилу тайну, которая так явно открылась мне, но дело есть дело.
Я не мог остановиться.
Ошеломляющие идеи хлынули, как Ниагара. Овладение высокочастотными электромагнитными колебаниями и на их основе беспроводной передачей энергии на расстояние — вот какую цель я ставил перед собой в те дни. Перед моими глазами мерцал холодный, яркий, потребляющий минимум энергии свет. Я предвидел оздоровление тела с помощью токов высокой частоты, а изучение природы молний должно было открыть путь к возможности черпать электрическую энергию из верхних слоев атмосферы. Наконец, не требующий подзарядки электромобиль, управление автоматами с помощью особых волновых импульсов, постоянный ток, маломощные низкочастотные трансформаторы, медные провода — сотни тысяч тонн бесполезно потраченного металла! — уже тогда казались мне каким-то уродливым анахронизмом….
А вы упрекаете меня, что я не обращал внимания на претензии каких-то нахальных инженеришек и проходимцев из породы Маркони!
Когда же я выяснил, что Земля представляет собой гигантский конденсатор, из которого при умелом обращении можно бесконечно качать энергию, мною вновь овладела необоримая страсть к изобретательству. Наша планета, твердь под ногами могли бы стать подходящей средой для переноса электрических импульсов. Вообразите, насколько далеко вперед продвинулась бы ваша цивилизация, если бы моя мечта осуществилась!
А меня принуждали заниматься переделкой моих моторов и генераторов на анекдотическую частоту в 133 герца!
А спевшиеся с Томсоном и Пьюпином недоброжелатели пытались представить меня кем-то вроде обезумевшего собрата небезызвестного Кили!
Он прошелся по комнате, приблизился к окну, долго рассматривал погруженный в облачную высь оголовок Эмпайр-стейт-билдинг, уже столько лет пытавшийся своим шпилем продырявить небо.
— Известно ли вам, — спросил старик, — по какой причине в компании Вестингауза выдвинули такое дикое с технической точки зрения требование?
Я не знал, мне было стыдно. Я попытался раствориться в кресле.
В комнате наступила тишина. В следующее мгновение привычное к шуму ухо уловило шум, отчетливо запрудивший комнату на тридцать третьем этаже 43-этажного здания гостиницы.
Нью-Йорк просыпался.
Со дна ущелья Восьмой авеню отчетливо доносился рокот работающих двигателей, отчаянные вскрики автомобильных сигналов, отвратительное дребезжание надземки. Не верилось, что все это — реальность. Мне почему-то припомнилось название одной из станций Нью-йоркского метрополитена — Массапеква-стрит. В этом индейско-английском смешении звуков, вполне соответствовавших грязному, усыпанному окурками и залитому колой надземному перрону, угадывалась несовместимость, произвольное сложение причин и следствий, породивших этот искусственный Вавилон, объявивший себя самым большим поселением на Земле. Его узкие разрезы авеню и стритов, посаженные в клетку небоскребов и рекламных щитов оазисы площадей и парков, изобилие автомобилей, свинцовая тусклость окружавшей воды объявили себя средоточием прогресса, квинтэссенцией разума и практической сметки, точного расчета и деловой предприимчивости.
О том ли мечтал сидевший чуть под углом ко мне старик с орлиным носом, страдавший от изматывающего кашля, сердечных приступов и неутоленного тщеславия?
Что грезилось без конца боровшемуся за собственный приоритет отцу-основателю и пророку этого рукотворного нагромождения крови и пота, денег и труда, мыслей и чековых книжек?
Шла война, о который мы, русские и советские, знали не понаслышке.
Здесь, в Нью-Йорке, отсутствовали всякие приметы войны.
Здесь впервые заставили работать Ниагарский водопад.
Здесь впервые в 1910 году приступили к серийному производству лампочек с вольфрамовой нитью (патент А. Н. Лодыгина «Дженерал электрик» купила в 1906 году).
В 1912 году Армстронг создал первый радиоприемник, пригодный для практического использования.
В 1914 году Хэммонд разработал систему дистанционного управления по радио.
В 1925 году здесь выпустили первый бытовой холодильник.
В 1928 году «Дженерал электрик» открыла вещательную станцию и начала передачу телевизионных программ.
В 1942 году та же компания провела испытания первого реактивного двигателя.
В 1947 году здесь приступили к серийному выпуску автоматических стиральных машин.
Итог впечатляющий… Если бы не две мировые войны, атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, бомбардировка Югославии и множество других славных подвигов во имя демократии и прогресса.
Я ждал.
Я жаждал ответа, но умирающий старик неожиданно ударился в воспоминания об электрическом стуле.
Глава 8
Однажды некий дантист из Буффало, штат Нью-Йорк, по имени Альберт Саутвик оказался свидетелем несчастного случая — его знакомого, коснувшегося оголенного провода, ударило током. Несчастный, как показалось Саутвику, умер почти мгновенно и безболезненно. Пытливому зубодеру как приверженцу прогресса уже давно хотелось пристроить электричество к своей медицинской практике. Электрический удар казался превосходным обезболивающим, однако случай на электростанции натолкнул его на мысль — эту неизведанную фантастическую силу можно использовать куда шире.
И гуманнее.
Попробовав на собаках, он скоро пришел к выводу, что с человеком можно поступать еще проще. Его воззрения упали на подготовленную почву, и уже в 1886 году в штате Нью-Йорк принимается «Закон о создании комиссии для исследования и представления заключения о наиболее гуманном и приемлемом методе приведения в исполнение смертного приговора». В состав комиссии вошли Саутвик, судья М. Хейл и политик Э. Джерри. Заключение комиссии, изложенное на девяноста пяти страницах, было следующим: наилучшим методом приведения в исполнение смертного приговора является казнь с использованием электричества. В отчете рекомендовалось заменить повешение на новый вид казни.
Прогресс, сопряженный с гуманизмом, торжествовал на всех фронтах!
5 июня 1888 года губернатор штата Нью-Йорк подписывает закон, который должен был вступить в силу 1 января 1889 года и положить начало новому, человеколюбивому наказанию по части лишения жизни. Встал вопрос о создании специального аппарата, способного облегчить не только страдания несчастных собак, но и участь преступников, приговоренных к смерти.
Томас Алва Эдисон, у которого на поприще продвижения электричества в жизнь компания Вестингауза отхватывала один жирный кусок за другим, решил воспользоваться моментом и вступить в бой с ненасытным конкурентом.
За две недели до отъезда Теслы в Питсбург в «Нью-Йорк ивнинг пост» было опубликовано письмо некоего Гарольда Брауна.
Несколько месяцев инженер-самоучка занимался экспериментами в Школе горного дела — филиале Колумбийского университета в Нью-Йорке. В начале лета 1888 года «Нью-Йорк таймс» сообщила, что «он мучил и убил электрическим током собаку, сначала испытывая постоянный ток напряжением в триста вольт. Собака завизжала от боли. Когда напряжение достигло семисот вольт, собака разорвала намордник и едва не освободилась. Ее снова связали. При тысяче вольт ее тело забилось в конвульсиях.
„У нас будет меньше проблем при использовании переменного тока“, — заявил мистер Браун. Ему предложили положить конец мучениям собаки. Переменный ток напряжением в триста вольт убил животное».
В своем письме в газету Браун, высказав беспокойство в связи с участившимися случаями гибели его коллег, обращал особое внимание на опасности, связанные с применением переменного тока. Он составил список из более восьмидесяти несчастных случаев, и, хотя многие люди погибли в результате воздействия постоянного тока, автор утверждал, что подлинным виновником является ток переменный.
Эдисон тут же предложил Брауну свою лабораторию, и вскоре на свет появился известный «План казни преступников электричеством по методу Эдисона». В обнародованном в качестве рекламного проекта документе «колдун из Менло-парка» предлагал «прикреплять к запястьям осужденного провода, опустить его руки в сосуд с водой, в которой растворена каустическая сода и через которую будет пропущена тысяча вольт переменного тока, затем надеть на голову осужденного черный мешок и в нужное время подать ток. Электричество пройдет через руки, сердце и мозг, в результате чего наступит мгновенная и безболезненная смерть».
Дабы подбросить жару, Эдисон купил у местных ребятишек двадцать четыре собаки по двадцать пять центов за каждую и передал их Брауну. В качестве объектов для эксперимента были приобретены также два теленка и лошадь. После таких серьезных приготовлений открытие должно было состояться непременно.
Не удивляйтесь, оно состоялось! Общественности было заявлено, что для такого гуманного дела, как убийство живых существ, лучше всего подходит переменный ток и «аппараты, изготовленные в компании „Вестингауз электрик компани“».
После публичного объявления о «вестингаулизации» собак, теленка и лошади цены на акции питсбургской компании резко пошли вниз.
Обеспокоенный Джордж Вестингауз отправил в «Нью-Йорк таймс» жалобу, в которой говорилось, что переменный ток не опаснее постоянного, поскольку от последнего люди гибнут не реже. Вестингауз заверил людей в безопасности своей системы.
Эдисон не оставил заявление конкурента без ответа. Несколько дней спустя в этой же газете Браун бросил вызов. Он предложил Вестингаузу: «…Встретимся в присутствии компетентных экспертов в области электричества и пропустим сквозь ваше тело переменный ток, в то время как я пропущу сквозь мое постоянный. Напряжение переменного тока должно составлять не менее трехсот вольт».
Первыми преступниками, приговоренными к казни на электрическом стуле, оказались Уильям Кеммлер — бандит, насмерть зарубивший топором свою любовницу, а также Джозеф Шапло — за убийство соседа. Шапло был помилован и получил пожизненное заключение. Вестингауз, к тому времени вполне осознавший, какова цель вдохновителя Брауна, пытался спасти и Кеммлера, для чего нанял адвокатов, требовавших обжалования приговора на основании того, что казнь на электрическом стуле попадает под определение «жестокого и необычного наказания», запрещенного восьмой поправкой к конституции США, однако апелляции были отклонены.
Якобы из-за того, что моторы Вестингауза могли давать более смертоносную частоту, Браун тайно приобрел несколько рабочих моделей для продолжения своих страшных экспериментов, а участники суда над Кеммлером начали в свою очередь опрашивать экспертов в области электричества на предмет использования аппаратов Вестингауза для электрического стула.
Эдисон был опрошен первым. 23 июля 1889 года под присягой он заявил следующее:
Вопрос. Имеет ли отношение Гарольд П. Браун к вам или вашей компании?
Эдисон. Мне об этом ничего не известно…
Вопрос. Что произошло бы, если бы в течение нескольких минут через Кеммлера пропускали ток? Он бы обуглился?
Эдисон. Нет. Он бы превратился в мумию.
Вопрос. Вы это только предполагаете, или это вам доподлинно известно?
Эдисон. Предполагаю. Я никогда никого не убивал…
Наконец кто-то заговорил о соперничестве между Эдисоном и компанией Вестингауза и спросил мистера Эдисона, любит ли тот мистера Вестингауза как брата. Последовала продолжительная пауза, а потом Эдисон ответил: «Я думаю, мистер Вестингауз — очень способный человек».
До казни прошел еще целый год, и все это время общественное мнение по-прежнему целенаправленно настраивали против опасного тока Вестингауза. Эдисон делал все возможное для придания этому мероприятию национального размаха. Он давал интервью, представлял своих сотрудников, не пожалел передать в помощь Брауну даже талантливого А. Кеннеди, позднее ставшего профессором Гарварда.
Скоро в различных периодических изданиях начали появляться протесты по поводу «казни электричеством». Например, в нескольких газетах и журналах была напечатана статья одного и того же содержания: «Сложно представить более чудовищный эксперимент, чем тот, который будет проведен на Кеммлере… Втайне от всех ему придется пройти через умственные, моральные и физические мучения, и никто не знает, сколько времени это может продлиться».
Эти зловещие строки оказались пророческими, поскольку на практике убийство Кеммлера превратилось в настоящий кошмар. Все дело было почти испорчено, когда после удара током «к ужасу всех присутствующих, грудь преступника начала вздыматься, на губах появилась пена, и он начал на глазах оживать».
Казнь сравнивали с действиями варваров и извергов, ее сравнивали с истязанием, «достойным темных подземелий инквизиции шестнадцатого века». Одним из самых возмущенных свидетелей был доктор Дженкинс, заявивший газете «Нью-Йорк таймс», что «предпочел бы наблюдать повешение, чем одну такую казнь».
Главные эксперты в области электричества также были опрошены.
«Мне не хочется говорить об этом, — сказал Вестингауз. — Это был жестокий инцидент. Было бы милосерднее отрубить голову топором».
Апофеозом компании явилось присвоение электрическому стулу имени первооткрывателя — Ч. Брауна.
* * *Январь, 1943 год
Гостиница «Нью-йоркер»
— В конце концов Джорджа загнали в угол. Необходимо было что-то срочно предпринять, чтобы сбить волну массовой истерии, угрожавшей погубить попытку внедрить в эксплуатацию мои изобретения, не говоря уже о пережившей себя прежней системе переменного тока, в которой применялись трансформаторы Голара — Гиббса.
Что — неважно! Главное — продемонстрировать общественности, что компания сделала выводы и делает все, что в ее силах, чтобы усмирить разбушевавшийся переменный ток.
Тесле было объявлено — компании придется перейти от внушающих смертельный ужас частот на более безопасные, способные охладить страсти. Если он хочет, чтобы его открытие дошло до практического применения, ему необходимо приложить все силы для исправления допущенной ошибки. В любом случае работа над его асинхронным двигателем, доводка его до пригодной для производства конструкции, будет приостановлена.
— Эта новость повергла меня в смятение. Как я должен был отнестись к такому вызывающе неоправданному заявлению, подтверждающему, что невежественные крики по любому поводу — самое любимое занятие для большей части землян, однако надежда не оставляла меня. Я надеялся, человеческая глупость и власть толпы скоро отступят, люди наконец возьмутся за ум и мне не придется тратить умственные усилия на сизифов труд по изменению промышленной частоты. В поисках компромисса я решил поговорить с Вестингаузом. Предложив мировую, я взамен ждал от Джорджа положительного ответа.
Он ткнул в окно пальцами, между которых была зажата сигарета.
— Джордж был единственным человеком на планете, кто по достоинству оценил мою систему переменного тока. И это в тех непростых обстоятельствах! Это был величайший первопроходец, один из благороднейших людей в мире, однако и его заразил дух наживы. Пользуясь моментом, он не моргнув глазом ободрал меня как липку. Вестингауз согласился возобновить работу над мотором, если к уже предложенным со моей стороны уступкам я также откажусь от вознаграждения в 2,5 доллара за ватт. Он пообещал — если мотор будет выпущен на рынок и многофазную систему примут в эксплуатацию, выплата ежегодной суммы и роялти (всего примерно 255 000 долларов) возобновится. Это была очередная американская шутка, я так и отнесся к ней. Американцы вообще любят шутить. Не ошибся я и на этот раз — производство моторов встало на поток, но роялти по 2,5 доллара за ватт я так и не получил.
— Кое-кто утверждает, что вы добровольно согласились пожертвовать своими доходами. Говорят, вы собственными руками порвали контракт, желая помочь партнеру выбраться из финансовых затруднений.
Тесла усмехнулся.
— Это обычный прием, часто используемый в романтических сочинениях. Я никогда так запросто не отказывался от гонорара, деньги мне были нужны для продолжения собственных изысканий. К тому моменту у меня скопилась куча денег[24]. Мне казалось, что их хватит для продолжения исследований. Мне было плевать! Я не мог стоять на месте!
Мой истерзанный разум не давал мне покоя. Наброски удивительных приборов всплывали в моем воображении в самый неподходящий момент, они преследовали меня во сне, напоминали об утерянной родине, где глас толпы разумен и обоснован, а демагогов и горлохватов допускают исключительно к рекламированию чипсов, прохладительных напитков и противозачаточных средств. Надо же каким-то естественным образом регулировать численность населения, как это делают на Марсе или, скажем, в окрестностях Канопуса. Кстати, именно в те дни у меня в голове сложился технический эскиз осветительного прибора, не страдавшего от накала нити. Этот светильник давал ровный и сильный свет. Он не имел ничего общего с примитивными изделиями Эдисона.