У Гоши широко раскрылись глаза.
– Вот он – крупный специалист по компьютерам и по хакерам. Профессионал. Ну, так что, мне попросить?
– Не надо, – коротко сказал Гоша.
– Почему? Вы опять пытаетесь меня ввести в заблуждение и пришли сюда по другой причине?
– Нет. Просто программа – не из тех, которые следует видеть милиции.
– Расскажите…
– Зачем? Вы же все равно в компьютерах… – он хотел сказать что-то колючее и колоритное, но удержался, – мало что понимаете.
– На будущее. Я вчера договорился с вашим третьим компаньоном…
– С Валерой? – удивленно спросил Осоченко.
– С Валерой. Хочу сегодня компьютер у вас купить. Может, буду больше знать о возможностях своей машины. Расскажите.
Честно говоря, я именно как будущий пользователь и спрашивал Гошу. Отнюдь не как частный сыщик.
– Очень маленькая программка, написанная на довольно редком для российских программистов языке Clarion. Вы про такой, вероятно, даже и не слышали, – опять укол профессионала в сторону дилетанта. Прощается и признается, как явная справедливость. – Подсоединяешь компьютер с такой программой к обыкновенному кассовому аппарату с фискальной памятью, и можно делать с этой памятью все, что душе угодно. Чтобы оставить в дураках налоговую инспекцию. Вот и все.
– Интересная вещь.
– С этой интересной вещью в любом магазине можно не пропускать через кассу товар на многие тысячи. Несколько минут работы, и из кассы без проблем извлекается «черный нал».
– И кто с такими программами работает?
– Подобные программы не продаются. Тогда они теряют смысл. Валентин сам работал. Он ее не продавал. Приходил в магазин с ноутбуком, подсоединял к кассе, делал работу и получал за нее десять процентов от снятой суммы. У него было два десятка таких магазинов.
– И сейчас, если я правильно вас понял, вы хотели занять освободившуюся вакансию?
Гоша промолчал. Он помнит, что только что говорил мне, будто программу эту заказал ему клиент. Но все же не выдержал моего мягкого напора:
– Да.
– И сколько Валентин зарабатывал таким образом?
– Около двух тысяч баксов в месяц.
Я присвистнул и внимательно посмотрел на Осоченко.
– А ведь это тоже можно назвать поводом для убийства. Вы не находите?
Его глаза забегали откровенно испуганно:
– Я не убивал.
– Я и не говорю, что это вы убили. Я говорю, что это, возможно, один из поводов для убийства. Но вы сейчас сказали про ноутбук. В квартире был только большой компьютер. Ноутбука здесь не было.
Теперь он испугался откровенно. И спросил, даже чуть заикаясь:
– Как не было?
И сразу же – громко, словно гусь, топая, – пробежал в другую комнату. Я последовал за ним, думая о соседке этажом ниже – жалко старушку, никак не дают ей ночами спать. Как бы не догадалась спросонья милицию вызвать. А то мой друг майор Лоскутков меня надумает привлечь по сто сорок четвертой. Осоченко осматривался невнимательно и растерянно. Но чувствовалось, что его вот-вот хватит удар.
– Так все-таки, вы хотели взять дискеты от ZIPа или ноутбук? Мы так этот вопрос и не выяснили.
– Я хотел взять дискету и стереть программу с ноутбука. Чтобы никто не воспользовался. Только и всего.
Признаться, у меня возникли сразу же кое-какие сомнения, но я не стал высказывать их Осоченко. Пока это ни к чему. И вообще эти сомнения касались не его лично и не его честности. Сначала следует кое-что узнать.
– Хорошо. Тогда давайте придумаем правдоподобную историю для милиции, которая вот-вот пожалует сюда после вашего топота среди ночи. Соседка снизу знает, что здесь никого не должно быть, и любого гостя этой квартиры считает потенциальным преступником. Есть у вас что-нибудь правдоподобное в голове?
– Кто тот человек, которого я здесь застал?
– Вот это уже вариант. Итак, вы проезжали мимо и вдруг увидели, что на кухне здесь мелькнул свет. Только аргументированный вариант придумайте, почему среди ночи вы разъезжаете на машине. И еще… Маленькая деталь. Детали всегда делают показания правдоподобными. Не зажигался свет на кухне, а именно – мелькнул. Словно он горел в туалете, а когда открыли на мгновение дверь, то полоса попала и на кухню из коридора. Она может туда попасть. А то, что вы посмотрели на окна, это естественно. Появление проблеска света вас обеспокоило. Вы решили посмотреть. Поднялись. Открыли дверь. Кстати, откуда у вас ключи?
Глаза опять забегали. Я понял, что эти ключи он уже использовал раньше. Скорее всего, в отсутствие хозяев интересовался другими программами. Программное обеспечение компьютеров – вещь довольно прибыльная. Особенно если навостриться делать или воровать программы с определенным уклоном.
– Мне их Валентин дал незадолго до смерти. Дня за три… Он в фирме работал, а меня послал сюда за дискетой сходить. Сразу мы оба про них забыли. А потом…Так он и не успел забрать…
– Хорошо. Предположим, что вы совершенно случайно, выходя из дома, положили эти ключи в карман. И оказалось, что очень кстати. Вы поднялись, открыли дверь, чтобы проверить. И тут на вас набросился человек. Вы не знаете, кто этот человек. Вам это и знать не надо. Описывать его можете правдоподобно. Что видели, то и говорите. Потом этот человек связал вас и ушел. Кричать вы не стали. Не захотели лишний раз привлекать внимание к квартире, где недавно произошло убийство. В этом случае вы заботились о репутации Александры Чанышевой, которой еще предстоит здесь жить. Вы пытались распутать веревки самостоятельно. Узлы начали уже поддаваться. А через некоторое время появился я. Все. Устраивает вас такой вариант?
– Вполне. Кому я должен его рассказать?
– Тому, кто спросит вас…
– А о нашей беседе кто-то узнает?
– Вас беспокоит ваша программистская деятельность? Успокойтесь. Моя профессия обязывает меня держать язык за зубами и в более щекотливых делах. Все это хранится только у меня в голове.
Да, все это – в полном объеме – осталось только у меня в голове, потому что окончание разговора я не стал записывать на диктофон. Мало ли каким образом может попасть в руки Лоскуткову кассета? Ни к чему слышать майору, что частный сыщик учит постороннего изощренному способу обмана ментов.
Только тут я заметил, что щека у Гоши начинает слегка припухать. Лоскутков может быть удовлетворен – не он один остался косноязычным. Челюсть у Осоченко наверняка повреждена, если не сломана. Но, вероятно, спал Паша Гальцев разутым и в схватку вступил точно так же. И если менту досталось каблуком, то Осоченко – всего-навсего пяткой. Легко отделался.
– У вас дома лед есть?
– Есть. В холодильнике.
– Сейчас поезжайте домой и обязательно лед приложите к щеке. Иначе к обеду беседовать с вами будет невозможно. А я часам к десяти подъеду к вам в фирму.
– Я могу забрать ключи? – спросил Гоша.
Я кивнул. Он взял свою связку и остался ждать.
– Что еще?
– Остальные…
– Что – остальные?
– Ключи.
– Вы хотите забрать мою связку?
– От квартиры можете оставить, а от фирмы я хотел бы взять.
Так вот откуда такое количество ключей на связке.
– Эта связка принадлежит пока ментам. Спросите свои у майора Лоскуткова, когда встретитесь.
– А нам обязательно встречаться?
– Точно сказать не могу, но думаю, что он захочет с вами побеседовать в любом случае, независимо от того, получит известие о вашем визите сюда или нет. Сейчас он сильно занят поимкой Лешего. Чуть освободится и вас вызовет.
– Я сам к нему зайду. Телефончик мне не подскажете? Чтобы договориться предварительно.
Я сказал номер. Гоша записывать не стал. Надеется на свою память. Это хорошо, если только не встретится снова с Пашей Гальцевым. Паша вполне в состоянии память совершенно отбить только лишь одной пяткой.
Гоша ушел. Я закрыл за ним дверь и посмотрел на часы. Половина седьмого. До открытия сбербанка, где мне предстоит оплатить номер сотового телефона, остается полтора часа. Ехать домой смысла нет. Посижу здесь, поразмыслю над ситуацией.
Я повесил куртку на спинку стула и сел уже не в кресло, а на диван, разложенный любящим, похоже, удобства, Пашей Гальцевым. Даже подушку домушник отыскал. Можно и мне прилечь. Ночь провел неспокойную.
Я прилег, вытянулся. И прямо под локоть мне попал какой-то предмет. Поднял. Раскрытый нож-выкидыш. Острейший – бриться можно. Как я еще не обрезался?
Вспомнился телефонный звонок Гальцева. Тот сообщил, что Гоша атаковал его с ножом. Забирать оружие домушник не стал. Ладно, отдам хозяину при встрече. Я сложил лезвие и сунул нож в карман куртки.
Итак…
Итак, что мы имеем на настоящий момент нового?
Санька!
3Этот случай имел громкие последствия. Если раньше происшествия с девушкой в подъезде и с молодой толстой женщиной в городском бору до института вообще не доходили, то сейчас погибла студентка, многие ее так или иначе знали, многие просто встречали в коридорах, и это не могло оставить ее сокурсников безучастными наблюдателями. Хотя начались каникулы и студентов трудно было собрать. Менты перетрясли все общежитие, почти «изнасиловали» студенческий совет в поисках ответов на поставленные вопросы; опросили и тех, кто был в той комнате и кто не был, кто в другой комнате тоже отмечал окончание учебного года. Ходили по квартирам всех, кто жил в городе. Допрашивали. Потом собрали всех вместе там же, в комнате, чтобы произвести следственный эксперимент. Рассадили по прежним местам.
Выпито было в тот вечер – не в этот, не в день следственного эксперимента – достаточно много, и мало кто нормально сображал. Многие ушли раньше. Но Леший помнил все. И достаточно четко, вплоть до выражения каждого отдельного лица.
Он сам удивлялся этому. И больше всего удивлялся тому, что сейчас совершенно не боялся. Словно через какую-то ступень переступил. И как хорошо, что он почти не пил тогда! Что сумел проанализировать все, все вспомнить и построить линию своего поведения. Очень простую и эффективную линию.
Но этого – свою готовность – он никому не показал.
Наоборот, когда его допрашивали, он ссылался на то, что был пьяный и плохо помнит все происшедшее. И вместе с вопросами вспоминал, вспоминал мучительно, с сомнениями и противоречиями, со страхом и стыдом. Понемногу. Сначала одно говорил, потом задумывался – пытался якобы вспомнить.
– А, может быть, вот так…
И предлагал прямо противоположное.
Основные вопросы были обращены к нему. И больше, чем к кому-то другому, вопросов было к нему. Кого-то это смутило бы, заставило бояться. Он так и вел себя, как вел бы себя этот «кто-то» – не проявляя уверенности, но в то же время холодно оценивал каждое слово, прежде чем его произнести. Обдумывал, хотя обдумывать ему было совершенно нечего. Ответ на каждый вопрос он уже знал. Он даже сами вопросы сумел предвидеть и просчитать. Даже гораздо больше вопросов и более четко поставленных, вопросов, которые смогли бы поставить его в тупик без подготовки. Но менты на такие вопросы оказались неспособными.
– Она, кажется, сказала, что с ним вот пойдет сегодня спать… – сказала одна из девушек, показывая на Лешего, и посмотрела на него даже со страхом, словно знала, что он к убийству причастен, словно все видела. От одних этих мыслей он стал девушке уже страшен.
А он смутился. И стал вспоминать. Да, он сам хотел пойти с погибшей. Он даже ходил по коридору и искал ее. Он помнит, что она куда-то на другой этаж поднималась. Потом снова приходила. А потом вообще исчезла.
– Да, она раньше его ушла… – сказала другая девушка. – Я помню, что он ее искал…
– Она с парнями с третьего курса на лестнице курила… – вспомнил один из парней.
Не было этого. Леший отлично помнил, что этого не было. Он просто умело сам дал направление их мыслям. Как и думал. И они стали вспоминать то, чего не было, путая действительное и возможное. На самом же деле убитая дважды или трижды выходила в туалет. И он, как назойливый хвост, провожал ее по коридору. А она пыталась со всеми встречными поговорить, на ком-то из встречных повиснуть. Ей на каждом парне хотелось повиснуть. На какие-то моменты она в действительности пропадала из его поля зрения в запутанных коридорах общежития. И его видели в этом коридоре одного. А сейчас посчитали, что он ее искал. Леший очень хорошо дал направление мыслям других. И получилось, что она ушла, а он еще оставался здесь. Так и в протоколе записали. И вообще оказался он в стороне от всяких подозрений. А если уж не в стороне, то, по крайней мере, на меньшем подозрении, чем многие другие из присутствующих, которые никак не могли доказать, что они не ушли вместе с ней. Хотя они и не доказывали.
Допросы время от времени продолжались еще с месяц. Вызывали в прокуратуру. То одного, то другого. Из тех, кто оставался в городе. Мать Лешему категорически запретила ходить на допросы. А когда приносили повестку домой – дверь всегда открывала она сама, – говорила, что сын уехал отдыхать. Приедет только к началу занятий в институте.
– Еще не хватало, чтобы моего сына подозревали в убийстве какой-то институтской шлюхи…
– Мам, меня никто не подозревает. Просто я – один из многих свидетелей, один из тех, кто мог что-то увидеть…
Тем все и закончилось. Без лишних волнений. Леший даже смеялся про себя. И удивлялся тому, что раньше мог бояться, раньше мог дрожать в испуге от каждого звонка в дверь. И ему даже понравилось нынешнее состояние – все его считают никчемным в жизни и ни на что не способным. И никто, даже родная мать не понимает, что в душе он – совсем другой.
Лето входило в самую жаркую стадию. И Леший знал, что там же, вокруг того самого места сейчас много девушек. В городском бору находятся каменные карьеры, залитые гнилой водой. На берегах этих карьеров многие загорают. Но он вдруг потерял интерес к ним. Его перестали на время звать к себе горячие губы, они перестали ему сниться…
Глава двенадцатая
1– Как здоровье, майор? – спросил я.
Он промычал что-то в трубку.
– Ты на месте будешь через час?
– Угу…
– Я подъеду. Пока новостей нет?
– Нет.
– У меня есть. Не хотел меня вечером послушать, вот теперь и пожинай плоды своего непрофессионализма. Нюх надо иметь…
Вот так я его! Получай, мент, сполна. И не чувствуй больше превосходства над частным сыском.
– Что? – в вопросе настороженность.
– Паша ночевал в квартире Чанышевых.
– Что! – Теперь это уже не вопрос. Теперь это уже вопль и рычание раненой рыси.
– Что слышал. Я сейчас звоню отсюда. Только что отправил еще одного пострадавшего подлечиться. Гальцев в этой квартире предпочитает наносить один и тот же удар. Пяткой в челюсть с разворотом.
– Кто?
– Сегодня утром мой основной заказчик Гоша Осоченко проезжал мимо. Посмотрел на окна и заметил мелькнувший свет. Гальцев неосторожно выходил из туалета, и свет попал на кухонное окно. Гоше не повезло, что он поймал именно эту секунду.
– Не повезло?
– А ты считаешь это везением?.. Тогда у нас с тобой разное представление о роли судьбы в жизни человека. Слушай дальше. У Осоченко от квартиры – свои ключи. Они были компаньонами с Чанышевым, владели одной фирмой. И на работе была связка ключей. Точно такая же, как в моем кармане. Сейчас Гоша занимается вопросом похорон и потому ключи на всякий случай возит с собой. Если приедет кто-то из родственников, чтобы поселить их в квартире. Короче, он поднялся туда. И застал Гальцева. За что получил пяткой в челюсть. Примерно, как и ты. Только тебе каблуком досталось, а ему босой ногой. Потом Паша аккуратно связал Гошу и оставил отсыпаться. И парень бы отсыпался до сих пор, но меня что-то повело туда же. Я приехал и выручил его.
– Вчера около семи вечера Гальцев обчистил сейф предвыборного штаба. Пятьдесят тысяч долларов. Это даже по американским меркам – крупное ограбление. А уж по нашим… – Лоскутков от злости даже говорить стал почти нормально.
Около семи вечера… Около семи вечера? Да на Пашу сейчас всех собак повесят!
– Ты ничего, майор, не путаешь?
– Почему я должен путать?
– Вспомни вчерашний вечер. Вы слушали телефон Лангара. Откуда Паша звонил ему в это время?
– Понял… – голос Лоскуткова сел и злость прошла. – Из центра города. Дважды звонил. В то же самое время. Значит, в штабе он быть не мог.
– То-то. А то ты сразу – Паша… Это в тебе обида говорит на него. Не стоит обижаться, а то на тебе будут воду возить. Паша победил тебя в честном поединке. Если можно считать честным нападение двух злобных ментов с пистолетом на одного несчастного безоружного квартирного вора. На меня тоже один капитан из ФСБ до сих пор дуется. Я его сначала по ошибке в своем гараже завалил и челюсть ему сломал, как тебе – Гальцев. Потом он захотел взять реванш в спортзале. А там я ему коленом в лоб угодил. Неделю потом колено болело. Не знаю уж, как его лоб это пережил. Не уподобляйся этому капитану, а то никогда подполковника не получишь.
– Ладно. Ты сейчас куда?
– В фирму к Осоченко. Компьютер покупаю.
– На какие шиши? Много зарабатываешь?
– Клиентура оплачивает качественную работу. А без компьютера она качественной быть не может.
– Себе покупаешь или «Аргусу»?
– «Аргусу».
Зачем будить в злобной рыси зависть…
– То-то. Скоро, похоже, и сотовой связью обзаведешься. Распустил тебя Иванов.
– Уже обзавелся. Сегодня «Аргус» оплатит номер, и буду пользоваться.
– Еще что-то есть? А то мне некогда.
Все-таки зависть в рыси проявилась. По голосу чувствую. Не зря я осторожничаю.
– Есть. У меня назрели насущные вопросы к Александре Чанышевой. Будешь ее допрашивать?
– Сегодня будем оформлять документы. Отпустим под подписку о невыезде.
– Торопишься. Хотя это, может быть, и интереснее. Только меня предупреди заранее, чтобы я подготовился.
– Что-то знаешь?
– Пустяки. Не столько знаю, сколько надеюсь на получение знаний. Потом расскажу.
Я положил трубку и стал собирать разложенный диван. Подушка, как я догадался, должна храниться в специальном отделении за спинкой. Паша Гальцев не позаботился о наведении порядка, придется мне выполнить роль горничной.
Когда я закрывал дверь, то услышал, как щелкнул замок этажом ниже. И потому спуститься я решил не в лифте. Соседка с четвертого этажа, та самая, которой плохо спалось из-за Валентина Чанышева – и теперь еще хуже спится после его смерти, – конечно, подслушивала и наблюдала. В дверной глазок было видно, что в коридоре у нее горит свет. Когда я проходил мимо двери, этот свет что-то закрыло. Она смотрит, кто вышел из квартиры.