Вид капитана, чувствовалось, вызывал настороженность: дескать, можно ли доверять этому восьмилапому или нет. Скорее всего, у великана уже был опыт общения со смертоносцами, причем не самый положительный.
Найл по-прежнему держал хрустальный шар. Тролль, с интересом на него посмотрев, протянул бурую морщинистую ладонь. Пришлось положить на нее эту жемчужинку.
Он думал, что тролль возьмется эту штуку разглядывать, но тот сомкнул кулак и поднес его к уху, точно впервые держал в руке какие-нибудь тикающие часы. Минуту спустя он возвратил шар. И тут почти сразу между ним и Найлом установилась связь, да такая четкая, будто они общались на человеческом языке.
Тролль спрашивал, откуда они идут. Найл, почти мгновенно настроившись на его волну, передал образ города пауков. Великан хмуро покумекал и спросил, куда они думают держать путь дальше. Ответить на это было уже не так просто, и Найл лишь молча указал рукой на север. Исполин еще сильнее насупился: по всему было видно, что затея путников вызывает у него беспокойство. Постояв, он кивком предложил следовать за ним.
Найл не раз занимал себя мыслью: как этим ножищам удается взбираться по каменистой лестнице? Между тем тролль восходил на изумление легко, будто весил не больше, чем Найл. Идущему сзади пауку подъем тоже давался гладко; напрашивалось невольное сравнение со спрутом. Сам Найл словно и не шел, а неуклюже ковылял на негнущихся ноющих ногах.
Когда он примерно через полчаса вылез-таки наверх, капитан уже дремал там под послеполуденным солнцем. Тролля, на удивление, нигде не было. Лишь чуть спустя, заприметив в воздухе легкую рябь, Найл сделал вывод, что, подобно людям-хамелеонам, тролли тоже могут становиться прозрачными. Кто бы мог подумать.
Он рухнул наземь рядом с капитаном, давая ногам блаженный отдых.
«Ты устал?» — прозвучал вопрос тролля.
Опять же, как и при общении с хамелеонами, в мозг проникли не сами слова, а их прямая суть. Найл ответил, что да.
Следующий вопрос тролля он толком не понял. Кажется, что-то насчет помощи: то ли предложение остаться здесь и отдохнуть, то ли готовность нести его дальше на руках. Смысл дошел, когда от самых подошв вверх по телу пошла живительная волна энергии, разрастаясь и сладостно наполняя мышцы; все равно что окунуться в бодряще прохладную воду.
«Спасибо!» — воскликнул изумленный Найл.
В ответ тролль лишь одобрительно хмыкнул, добавив, что пора бы и выдвигаться.
Вытаскивая из потайного места суму и плащ, Найл обратил внимание, что капитан все так же блаженно полеживает на траве; судя по всему, послания он не уловил.
Пришлось его пошевелить: «Ну что, в путь?» — и паук лишь тогда расправил ноги.
Милю с небольшим они шли строго на восток, после чего начался спуск на равнину. Упругий дерн вибрировал от поступи тролля, выдавая его каменный вес. На глазах у Найла великан, наступив на кусок известняка, скрошил его в пыль.
«У тебя есть имя?» — поинтересовался Найл.
«Я известен как Мимас, — отозвался тролль. — А также как…» — последовало что-то неразборчивое.
Из этого Найл сделал вывод, что имена у троллей, как и у большинства пауков, не в ходу; свою идентичность они передают мыслительной картинкой.
Чтобы как-то поспевать за спутниками, приходилось идти в таком темпе, что дышать невмоготу. Тем не менее Найл держался — очевидно, из-за пережитого только что стресса и внезапного освобождения. Когда дорога пошла под уклон, сандалия у него зацепилась за торчащий корень; тролль и паук остановились, дожидаясь, когда Найл ее высвободит. Он же, едва ступив босиком на траву, ощутил знакомое уже покалывание. Так вот почему не утомляет сумасшедший темп ходьбы: от земли идет энергетическая подпитка. Поэтому перед тем, как шагать дальше, Найл запихал сандалии в объемистые карманы туники. Вот так и шествовал, покуда каменистая низина не вынудила снова обуться.
Теперь пробираться стало не в пример сложней. Энергия у этой голой земли отсутствовала. Пейзаж не шел ни в какое сравнение с оставленной позади обширной южной долиной. Куда ни глянь, на узком северном пути громоздились лишь камни, принесенные, видимо, с гор каким-то мощным потоком.
Вспомнился рассказ о гибели войска Хеба Могучего. Возможно, в эту самую минуту они уже шли по землям Мага.
Здесь, под нависающими утесами и предзакатным солнцем, готовым уступить место пятнам тени, тролль снова стал различим. Среди этих многотонных каменных глыб даже он вынужден был продвигаться с оглядкой.
Впереди, насколько хватало глаз, простиралась блеклая долина: ни пещеры, ни впадины, где можно было бы приткнуться. На востоке горы поднимались крутым И плоским козырьком: видимо, здесь раньше был берег какого-то водоема. Примерно в четверти мили от входа в низину тролль, постояв, повернул к утесу на западе. Там в толще кварца наблюдалась расселина, полная каменных обломков и прочего мусора. Впечатление такое, будто фасад скалы лопнул от землетрясения, а затем сомкнулся так, что половины наложились одна на другую. Один угол отмежеванной нижней плиты утопал в слое синей глины.
Тролль приблизился к месту, где плиты смыкались, и, что удивительно, повернул вбок, словно намеревался протиснуться в узкую расселину. Еще шаг влево, и он исчез. Найл, следуя по пятам, тоже сделал шаг влево, ощущая при этом такую легкость и уверенность, будто кварц придавал ему силы. Секунду спустя он оказался в узком тоннеле, медленно клонящемся вниз. Тролль при этом был виден, поскольку синевато светился.
Еще немного, и глаза привыкли, стало видно совсем хорошо.
«Ты где?» — прозвучал в голове вопрос капитана.
Найл повернулся к троллю:
«Он не может пройти».
Тролль протиснулся мимо, свернул вбок и исчез. Найл сымитировал движение проводника и оказался опять снаружи. Его как будто подхватывало течением воды.
«Делай в точности, как я», — велел капитану тролль.
Но было видно, что паук ему не внемлет, а может, попросту не понимает. Вполне вероятно, он сейчас слышал примерно тот же треск, какой досаждал Найлу в начале его знакомства с хамелеонами.
Тролль дал знак следовать за ним и скрылся из виду. Капитан уловил жест и попытался идти, но каменный барьер оказался для него непреодолим.
«Может, ты мне покажешь?» — обратился он за помощью.
«Иди за мной и в точности все повторяй». С этими словами Найл шагнул вперед и оказался в тоннеле возле тролля.
Но капитану, судя по всему, что-то безнадежно мешало.
«Не получается», — донесся его голос, в котором сквозило отчаяние.
Найл снова вышел наружу и сразу понял, в чем дело. Как и все пауки, своих высших функций — таких, как речь и умственная деятельность, — капитан достигал за счет неукоснительной воли и самодисциплины. А потому, сталкиваясь с проблемой вроде этой, он машинально напрягал волю и утрачивал инстинктивное расслабление, посредством которого все само собой и получалось. Найл же, в свою очередь, пользовался инстинктом, позволяющим проницать барьер с легкостью, подобной дыханью. Здесь всего-навсего требовался навык.
«Дай-ка клешню», — сказал он, протягивая восьмилапому руку.
Лапа была мохнатая, как у кошки или собаки, только Жестче и костистее. Найл сделал шаг навстречу каменному фасаду. Но, проходя уже сквозь, уловил: безотчетная боязнь застрять в камне не давала капитану двинуться следом.
Тут проблему заметил и тролль.
«Давай-ка вторую лапу», — сказал он и взял ее в свою громадную пятерню.
Теперь, с двуногими спутниками по бокам, паук застрять уже не боялся, а потому инстинктивно настроился на то, что камень ему не преграда. Секунда — и они втроем стоят в тоннеле. У паука даже вырвалось что-то вроде восторженно-недоуменного возгласа (дескать, невероятно).
«Это потому, — заметил тролль, — что ты создал барьер там, где его не существовало».
Найл без всяких слов понял, что паук теперь способен внимать телепатическому языку тролля. Пойдя на попятную, капитан тем самым установил между ними доверительность. Они относились друг к другу вполне приязненно, и у тролля исчезла всякая предвзятость по отношению к пауку.
Тоннель, по которому они сейчас следовали за троллем, не имел никакого, даже отдаленного сходства с пещерой хамелеонов. Начать с того, что он не был создан человеческими руками, а состоял из естественного камня. Необычным было то, что камень этот больше напоминал древесину старых корявых деревьев — весь в наплывах и шишковатых утолщениях. Вероятно, это было какое-то вулканическое образование; в свое время расплавленная лава приняла эти «древовидные» формы. Встречались места, где тоннель расширялся и становился почти ровным. А кое-где он, наоборот, сужался в тесные лазы с кривыми, на зеленое стекло похожими стенами и полом, представляющим собой не более чем стык двух сходящихся наклонных плоскостей. Пауку с его восемью лапами пробираться здесь было непросто. Найл и тот продвигался с риском подвернуть лодыжку, ставя одну ступню перед другой. В этом странном лабиринте уютно было, пожалуй, одному лишь троллю, который легко шествовал по искаженным поверхностям.
Время от времени они миновали произвольные ответвления вправо и влево. А на одном пересечении и вовсе была глубокая дыра, которую пришлось огибать. Из ее недр доносился рев воды; судя по ощутимому сырому сквозняку, течение было сильным. Чувствовалось, как паук невольно напрягся. Правда, потом тоннель стал очень просторным, а пол совершенно плоским; все равно что идти по розоватым дорожкам города пауков.
Незаметно спуск сменился широкой лестницей, где внизу горел свет. Этим пролетом, очевидно, пользовались существа гораздо крупнее людей: каждая ступень была почти метровой высоты. Тролль шагал по ним, не снижая темпа. Не уступал и паук, плавно соскальзывая с одной на другую. Лишь Найл, предпочтя спускаться к ступеням лицом, да еще при помощи рук, вскоре приотстал.
Одолев наконец всю лестницу, на последней ступени он сел и, вытянув натруженные ноги, повернул голову. Удивительно: впереди открывалось подобие огромного зала.
Первым впечатлением было, что свет отражается от тысяч ограненных плоскостей кристаллов, напоминавших пирамидальные зубья гигантской пилы. Они тянулись во всех направлениях, уходя в самые дальние глубины пещеры, — одни ростом чуть ли не по пояс, другие не больше мизинца. Между кристаллами вились тропки, ветвясь, чтобы огибать камни покрупнее. Вдоль стен пещеры взрастали могучие колонны из зеленого хрусталя, их капители напоминали тропические растения с длинными листьями-ятаганами. Виднелись также натечные образования, из которых одни походили на спящих птиц, другие — на престранной формы ладони и руки, а некоторые — на лица горгулий. В общем, вид был попросту ошеломительный.
Расслышав шум воды, Найл обратил внимание на бегущий ниже уровня пола поток, скованный берегами. Тут и там через него были переброшены ажурные мостики, служащие продолжением тропинок. Было ясно: кое-что ИЗ этого роскошества является рукотворным.
Всю усталость сняло как рукой. Что-то в самом этом необычном месте взывало к чуткому бодрствованию. Может быть, сила ума, которым словно искрились яркие эти грани?
Чтобы смочить пересохший рот, Найл опустился на колени и зачерпнул воды. Ее вкус несказанно удивлял: такое же блаженство, как от воды из фляжки, но на порядок сильнее. Эта влага словно кипела мельчайшими пузырьками. Вместе с тем стоило ее зачерпнуть, как легкое бурление полностью прекращалось. Когда пьешь, вода пощипывает губы и язык. А попытка случайно опереться о большой кристалл увенчалась легким ударом тока; от неожиданности Найл отдернул руку.
Несомненно, этот огромный кристальный зал преисполнен был некой силы; живой, той самой, что втекала снизу через ноги и разбегалась по телу. Это место явно было резервуаром, хранилищем энергии.
Но вот раздались шаги, это возвратился хватившийся Найла тролль. С широкой добродушной улыбкой он сказал: «Пойдем. Жена собирает на стол».
Вслед за великаном Найл прошел в дальний угол, где под каменным сводом дожидался капитан. Арка, как видно, была естественного происхождения, а следы ракушек, придающие стенам шершавости, указывали на то, что этот огромный зал был когда-то морской пещерой. В таком случае кристаллы здесь образовались в результате испарения, хотя представить сложно, какой же должна была быть насыщенность морской воды, чтобы разродиться таким изобилием кристаллов.
Короткий ступенчатый спуск вел еще к одной высокой арке. Не успел тролль туда спуститься, как навстречу выбежала «ребятня» — двое троллей помельче — и с громкими криками (Найл аж поморщился) взялась вокруг него подскакивать. У обоих тролльчат — рыжих, краснощеких — была такая же, как у отца, щербина меж передними зубами. Младший, двухлетка, ростом был уже побольше Найла, а старший, лет десяти, вымахал на два метра с лишком. С обеих сторон они обхватили папашу. Младший, заметив капитана, тревожно взглянул снизу Вверх на отца. Тот подхватил сынишку на руки и сказал что-то добродушное на гортанном языке, который Найл услышал в первую минуту их знакомства.
Из-под арки пробивался резкий свет — как оказалось, от хрустальной лампы, метровым пнем стоящей на столе. От нее было светло, как в погожий день. Столешница представляла собой каменную плиту, возлежащую на двухметровой толщины поленьях с толстой корой.
Несмотря на недюжинные габариты (от пола до потолка метров семь), комната была прогретой. Как видно, источником тепла служил еще один каменный кристалл — массивный шершавый валун у дальней стены, от которого исходило мягкое оранжевое свечение. Неподалеку от него в кресле, высеченном из темного монолита, сидел еще один тролль; судя по виду, дед. Борода его, некогда густая и косматая, торчала седым мохнатым веником. Лицо этого тролля, как и у его сородича со священной горы, было словно рублено топором. Картину довершал перебитый нос, лишь добавляющий облику великана грозной мощи: черта, одинаково свойственная внешности и отца и сына.
В ногах у него сидела чешуйчатая животина с жабьей физиономией. При виде незнакомцев она, привстав, гулко рявкнула, да так, что задребезжала люстра.
— Грышш! — встречно рявкнул старик в кресле, и животина унялась.
На том конце открылась дверь из неструганых досок, и в комнату вошла рыжеволосая женщина, отирая руки о передник из мешковины. Длинные волосы были в тон красной кофте, ниспадающей на широкую серую юбку из грубой материи. Найлу она вначале показалась сущей уродкой: вздернутый нос-пятак с широкими ноздрями и редковатые зубы с той же прорехой ну никак не добавляли ее лицу красоты. Но стоило женщине улыбнуться — широко, с неподдельным радушием, — как Найл тут же к ней расположился.
Разговаривать было решительно невозможно: дети затеяли шумно гоняться друг за дружкой. Тем временем тролль достал с полки деревянную кружку и наполнил ее жидкостью из черного кристаллического кувшина, поднять который Найлу было бы явно не по силам. Через край кружки потекла пена. Тролль наполнил еще три, одну протянув отцу, вторую жене, а третью капитану, который отказался характерным жестом благодарности, подмеченным Найлом у Дравига.
Дед и женщина без лишних слов припали к кружкам. Найл на секунду растерялся, думая, что выпьют они заодно с гостем, но понял: до тонкостей этикета и всяких гам здравиц троллям попросту нет дела.
Хлебнув, он чуть не поперхнулся. Ощущение такое, будто пьешь все ту же волшебную воду, только в очень сконцентрированном виде. И еще эта была с газом и цитрусовым вкусом, но не лимона и не апельсина. Было в ней что-то от вина, которое, кстати, крепостью мало чем уступало странной бесцветной жидкости, что умела гнать из меда главная жена Билла Доггинза. Как бы не опьянеть с первого глотка. Однако через несколько секунд неистовый всплеск энергии, словно отбесившись, пошел на спад, оставив после себя лишь легкую эйфорию.
Дети тоже шумно затребовали напитка, и отец милостиво разрешил отпить из своей кружки. Вслед за этим ребятня подняла такой гвалт, что впору диву даться, как родители вообще это выносят.
Тут хозяйка жестом пригласила Найла с капитаном следовать за ней. За дверью находилась, судя по всему, кухня, где на столе ждали преогромный каравай и две чаши ему под стать. В одной яблоки, каждое размером с мяч. Во второй чаше — круг козьего сыра и здоровенные колбасы разных сортов.
Через другую дверь она провела гостей в кладовую, там со стропил свисали туши и гроздья окороков, примерно как у Найла во дворце.
Дети теперь находились за две комнаты отсюда, и можно было говорить без крика. Женщина задала вопрос на своем языке (голос у нее был гораздо мягче и приятней, чем у мужа), указав на мясные припасы. Очевидно, она спрашивала, какой сорт мяса предпочитают гости. От вида ветчины у Найла разыгрался аппетит, и он кивнул на большой окорок. Паук же в очередной раз от угощения отказался. Женщина с беспокойным видом спросила, все ли с ним в порядке. Телепатических способностей мужа ей не хватало, но смысл был ясен и так.
Найл вопросительно взглянул на капитана и тут же понял, почему тот не хочет есть. Беднягу мутит от небывалой интенсивности энергии, пронизывающей это место.
Причина недомогания была ясна. Опять же дело в непомерно развитой воле смертоносцев. Почти у всех представителей фауны эволюция занимает столь длительное время, что такие свойства, как инстинкт, воля и разум, развиваются параллельно. В пауках же беспощадная война с людьми подстегнула непропорциональное развитие силы воли. То есть способность накапливать опыт и приспосабливаться к условиям обитания у них гораздо слабее способности к доминированию и самодисциплине. А потому капитана можно сравнить с человеком, желудок у которого настолько мал, что любое количество пищи, кажущееся чрезмерным, вызывает тошноту. Вот почему, кстати, пауки так плохо переносят морскую качку: из-за неспособности приспосабливаться к волнам. А волны энергии, исходящей от кристаллов, действуют на них подобно изнурительному шторму.