Тому стало неловко. Он было думал уклониться от ответа, но взгляд этих спокойных серых глаз вызывал на откровенность.
— Да.
Она повернула ему руки ладонями вверх и пытливо в них всмотрелась.
— А что, все данные налицо. Сильная линия воображения.
— При чем здесь воображение?
— В этом деле всему основа — визуализация.
Найл растерянно промолчал.
— Куда бы ты хотел послать свой дух?
— Сейчас покажу. — Поднявшись, он провел Леду в соседнюю комнату с балконом, что выходит на площадь. — Вот сюда.
— Хочешь, чтобы тебя отсюда было видно?
Ее смекалистость приятно удивляла. Леда ухватывала мысли буквально на лету; ничего не приходилось разжевывать.
— Именно. Но что для этого требуется?
— Давай-ка объясню, как это впервые произошло со мной, — сказала Леда. — Случилось так, что я очутилась вдали от города, ухаживала за больной сестрой. Дома остался отец. Через неделю-другую я затосковала — очень тянуло к своим. И вот как-то вечером, сидя у себя в комнате, я задумалась: а что-то они там поделывают без меня? Живо представила нашу гостиную и вдруг в самом деле ее увидела: вот за столом сидит ребятня, а отец подносит блюдо с бататами. Затем он на меня посмотрел, и вид у него был, скажу я вам…
— Чуть блюдо не уронил! — расхохотался Симеон.
— Я опять оказалась в доме сестры, — продолжала Леда, — но понимала: что-то произошло. А когда вернулась, все — и отец, и дети — в один голос сказали, что меня видели. И с той поры начало получаться.
— Ты видел ее отчетливо? — спросил Найл.
— Как сейчас, буквально наяву. Я подумал, что дочка возвратилась. А она возьми и исчезни.
— Интересно, а это любому дано?
— Было бы желание, настоящее.
— Но… как?
Найл хотя и верил рассказу, но в голове не укладывалось, как такое возможно, во всяком случае для него.
— А ну-ка закрой глаза, — спокойным голосом приказала Леда, и Найл повиновался. — Теперь попытайся представить комнату, в которой сейчас находишься. Тебе в ней знаком каждый уголок. Можешь сказать, какого цвета здесь стены? Глаза не открывай.
— Ммм… желтоватый такой? — спросил Найл неуверенно.
— Открой глаза, оглядись.
Стены, как выяснилось, были синие.
— Опять закрой. Здесь на столике цветок в горшке. Укажи на него.
Найл указал. По команде открыть глаза убедился, что рука направлена не совсем туда, куда нужно.
— Как же ты думаешь визуализировать комнату, которую даже толком не помнишь? Если хочешь перемещать дух, надо всматриваться так, чтобы в памяти засела каждая деталь.
— Когда устал, это непросто… — признался Найл. И тут ему в голову пришла мысль: — Стоп. Кажется, есть ответ.
Он молча прошел в спальню и, порывшись в ящике комода, вынул из-под стопки белья золотистый медальон — округлый, на изящной цепочке, — который на ладони протянул Леде.
— Вот. Зеркало мысли. Мне его дали в Белой башне.
— Для чего оно? — спросила Леда, не притрагиваясь к вещице.
— Фокусирует ум. В первый раз, когда использовал зеркало, я в считанные минуты запомнил план города.
Надев на шею, он под туникой опустил медальон на грудь так, чтобы выпуклая сторона прилегала к коже как раз над солнечным сплетением.
— Сейчас я с его помощью запомню комнату.
И Найл перевернул медальон другой стороной.
Он уже позабыл, насколько болезненным может быть при этом ощущение, если ум утомлен. Сердце на мгновение застыло, вслед за чем учащенно забилось, как после прыжка в ледяную воду.
— Больно?
От Леды не укрылось, что Найл поморщился.
— Немножко.
К ощущению он вскоре приноровился. Все в комнате выглядело теперь более четким, контрастным. Даже свет, казалось, отражался от большего количества поверхностей. Хотя, разумеется, это лишь усилилось персональное восприятие.
Он внимательно оглядел комнату, запоминая детали интерьера. Усилий никаких не потребовалось — куда легче, чем в свое время запомнить карту города. Всего-то надо было приметить несколько предметов и их положение относительно друг друга. Секунда-другая.
— Я готов, — объявил он. — Что теперь?
— Теперь иди назад в спальню и попытайся представить эту комнату. Погаси свет, если так будет сподручней.
Гасить свет в спальне даже не понадобилось. Едва прикрыв глаза, он воссоздал соседнюю комнату так живо, будто сам там находился — налицо каждая деталь. И вместе с тем он пребывал в спальне, а комната смотрелась как бы сама по себе. Что-то было не так, и это удручало.
Тогда Найл припомнил, как с этим обстояло дело в Белой башне. Старец тогда велел ему закрыть глаза. А спустя мгновение он очутился во дворце Каззака. Каким-то образом Старец его туда перенес.
Но ведь Старец — не более чем компьютерный эмулятор. А следовательно, он, Найл, каким-то образом перенесся сам. Вся сила кроется в его собственном уме.
Не успел он это осмыслить, как все произошло само собой. И вот он уже стоял в комнате рядом с Симеоном и Ледой, так близко, что впору коснуться. Ощущалось даже, как тянет легкий ветерок с балкона. Собственное тело выглядело осязаемо плотным — кажется, при желании можно отдернуть штору или закрыть балконные двери.
Занятые разговором Леда с Симеоном его пока не видели. Первой присутствие Найла в комнате обнаружила Леда. Взыскательно оглядев его, она протянула руку, прошедшую через него насквозь.
— Ну вот, получилось, — подытожила она.
Найл победно кивнул, не рискуя, однако, говорить вслух — в прошлый раз, помнится, это привело к тому, что он мгновенно возвратился в свою телесную оболочку. Даже сейчас его странным образом словно тянуло назад. Он уже поддался было, но тут вмешалась Леда:
— Постой!
Судя по всему, его теперешнее состояние было ей вполне знакомо. Пройдя рядом, она отодвинула штору, открыв тем самым выход на балкон.
— Сейчас ты находишься вне тела, и сила притяжения на тебя не действует. Может, прогуляешься по воздуху?
Слова эти она произнесла вслух, но ощущение было такое, будто они передались Найлу в мозг напрямую, как при контакте с пауками. Леда, несомненно, говорила чистую правду. Найл без колебаний ступил на балюстраду балкона и сделал шаг вперед. Вниз он при этом не рухнул, а как бы подвис в воздухе, созерцая под собой плитку тротуара. Здесь он все-таки поддался влекущему зову тела. Мгновение, и вот он уже сидит у себя на кровати.
Повернув под туникой медальон другой стороной, Найл тотчас испытал облегчение. К моменту выхода из спальни усталость бесследно исчезла.
Найл взял Леду за руку.
— Спасибо тебе.
— Теперь ты видишь, каждому под силу перемещать свою душу, — сказала она с улыбкой.
Симеон на это лишь хмыкнул.
— По мне, так уж лучше держать душу у себя в теле.
— Если тебе завтра в путь, то сейчас, наверное, лучше прилечь, — заметила Леда.
Найл покачал головой.
— Никаких завтра. Выходить нужно сию же минуту. Через пару часов рассвет, а я должен уйти незамеченным.
— Тебя все равно разглядят, когда солнце взойдет.
Найл с загадочным видом улыбнулся.
— Дорогу, по которой я пойду, не заметит никто.
В прошлый раз Найл пробирался по этим катакомбам в сопровождении Асмака, начальника воздушного сообщения пауков, и тот телепатически передавал ему свое сокровенное знание подземного лабиринта. А так как память у пауков, по сути, фотографическая, извивы галерей словно бы купались в неярком рассеянном свечении, дающем Найлу возможность «видеть» каменные стены и неровный пол под ногами. Теперь единственным источником света был миниатюрный, хотя и достаточно мощный фонарь, найденный в свое время в ящике с больничным оборудованием, оставшимся еще от прежних, давно покинувших Землю людей. Похожий на белый стержень луч, который можно было регулировать, уверенно распарывал тьму за счет практически вечных ядерных батарей. И все равно промозглая мгла подземных галерей казалась неодолимой.
Найл уже прошел ту часть тоннеля, что была создана людьми, где громадные блоки скреплялись обретшим гладкость мрамора цементом. Теперь он ступал по природному камню, миллионы лет назад проточенному подземной рекой. На серой неровной поверхности то и дело попадались окаменелые следы аммонитов, а отдельные выщербины под ногами указывали, что пол местами искусственно выравнивался.
Он не рассчитывал, что будет так холодно, — в тот раз его согревал контакт с напористым умом паука. Расстояния тоже не казались такими протяженными. Вот уже час как в пути, а шума подземной реки (помнится, она где-то впереди) и в помине нет. Найл зевнул: сказывалась нехватка за истекшие сутки сна. А потому, случайно высветив фонариком подходящее, размером с человека углубление в скальной породе, он решил наконец отдохнуть.
Плащ с подбоем из мягкой овечьей шерсти идеально заполнил скальную нишу. Сразу же дал о себе знать промозглый холод, но терпеть его предстояло совсем недолго. Надо было лишь нажать на кончик серебристой трубки, которую он предусмотрительно достал из сумы. Выпроставшийся кокон — подобие спального мешка — сам развернулся поверх расстеленного плаща, приняв нужные размеры и форму. Невесомая на ощупь ткань вызывала невольное сомнение в своей надежности. Но оно тут же рассеялось, стоило, вжикнув застежкой, забраться внутрь. Предназначенный для астронавтов кокон сразу же окутал тело теплом. Серебристая материя обладала замечательными свойствами: водостойкая, так что любой дождь нипочем, и вместе с тем выводящая испарину; это препятствовало намоканию изнутри во время сна.
Плащ с подбоем из мягкой овечьей шерсти идеально заполнил скальную нишу. Сразу же дал о себе знать промозглый холод, но терпеть его предстояло совсем недолго. Надо было лишь нажать на кончик серебристой трубки, которую он предусмотрительно достал из сумы. Выпроставшийся кокон — подобие спального мешка — сам развернулся поверх расстеленного плаща, приняв нужные размеры и форму. Невесомая на ощупь ткань вызывала невольное сомнение в своей надежности. Но оно тут же рассеялось, стоило, вжикнув застежкой, забраться внутрь. Предназначенный для астронавтов кокон сразу же окутал тело теплом. Серебристая материя обладала замечательными свойствами: водостойкая, так что любой дождь нипочем, и вместе с тем выводящая испарину; это препятствовало намоканию изнутри во время сна.
Вместо подушки Найл приспособил суму, подложив ее под голову. Не мешало бы подкрепиться, но усталость брала свое. Он выключил фонарик, а едва смежил веки, как глухая тишина повергла его в сон.
Очнулся он из-за смутного неудобства: до тупой боли отлежал на жестком полу плечо. Найл повернулся на спину. А может, его разбудил какой-то звук? Да нет, тишина все такая же незыблемая. Тем не менее он осмотрительно вынул из внутреннего кармана фонарик и, чуть помедлив, включил. В конусе света желтым росчерком мелькнули глаза, и в темноту порскнуло с полдесятка смутных силуэтов. Крысы. Черные долгоносые твари с сапог величиной, обитатели сточных канав. Будучи излюбленным лакомством у пауков помельче, наверху они встречались редко: восьмилапые с легкостью обездвиживали грызунов ударом воли издали, за сотню метров. Укус этих тварей, говорят, ядовит; впрочем, держаться они будут наверняка на расстоянии.
Найл полез в суму и вынул водостойкий мешочек, где лежал подаренный Симеоном хронометр — громоздкий и неуклюжий, зато со светящимися цифрами, и неделю заводить не надо. Ого, уже третий час пополудни. Получается, он проспал не меньше восьми часов.
Найл завел механизм, с усмешкой подметив, что даже от этого тихого звука крысы предпочитают укрыться подальше.
Опершись спиной о стену — насколько позволял ее неудобный угол наклона, — он поискал в суме что-нибудь из съестного. Но, найдя уже сверток с перепелами, вновь разглядел в луче фонарика горящие точки крысиных глаз. Лакомиться дичью как-то расхотелось. Вместо этого Найл достал из коробочки одну из тех коричневых таблеток и положил на язык. У таблетки был медвяный вкус, а когда она рассосалась, по жилам разлилось блаженное тепло, как от рюмки бренди. Он запил снадобье водой из фляжки. Через несколько минут тепло разошлось по всему телу; ощущение такое, будто подкрепился объемистой чашкой горячего супа.
Свернув спальный мешок, Найл поспешил набросить подбитый шерстью плащ: на таком холоде и простудиться недолго. С сумой за плечами он вновь зашагал в темноте, гоня прочь мысли о соблазнах обихоженного дворцового житья.
Вскоре явственно различился негромкий шум: где-то впереди находилась подземная река. Спустя какое-то время ее гул уже полонил, казалось, весь воздух, пробирая инстинктивным чувством уязвимости перед силой, способной в два счета тебя уничтожить: страхом перед неизвестным.
Надо сказать, что накануне вечером Найл наведывался в Белую башню и как следует запомнил карту подземных тоннелей. Тогда же он уяснил, что все эти норы отчасти естественного происхождения, а отчасти рукотворные, созданные людьми во время долгой войны с пауками. По отношению к городу река протекала с северо-запада на юго-восток. Когда-то, в конце последнего Оледенения, весь лабиринт был заполнен бушующим потоком. Однако, согласно карте, речной тоннель постепенно переходил во вполне одолимый маршрут. Источником оглушительного шума оказался десятиметровый водопад ниже по течению. Там же имелась и тропа, которая милях в пяти выходила наружу, во внешний мир. Карты Стигмастера устарели лет эдак на четыреста; хотя, если предположить, что русло реки с тех пор кардинально не изменилось, от них все еще был толк.
Через средней ширины реку был переброшен металлический мост, переходить по нему не было острой нужды, так как тропа шла по ближнему берегу. Чего карта не указывала, так это того, что тропа заводит в низкую сводчатую пещеру, вход в которую напоминал готическую арку. Поэтому Найл был вынужден пригибаться, чтобы не стукнуться головой. Камни под ногами становились все ребристее, так что требовалось быть все время начеку. Даже крысы, чьи хищно поблескивающие глаза неотступно следовали за ним в темноте, постепенно отстали. Должно быть, рев близкого водопада нервировал их так же, как и самого Найла.
Хорошо, что из-за неровности пола он пробирался вперед медленно, пядь за пядью. Внезапно поскользнувшись, Найл инстинктивно схватился за стену. При этом обронил фонарик, отчего на секунду запаниковал: а вдруг потерял. Когда фонарик нашелся, выяснилось, что буквально в нескольких пядях впереди зияет провал, на дне которого, в паре метров, стремится непроглядно черный поток. Кое-как отодвинувшись от гибельного места, Найл присел на пол.
Получается, вода здесь подточила берег, и он обрушился. Полутораметровая брешь отрезала всякий дальнейший путь. Хотя на той ее стороне тропа продолжалась.
Можно, собственно, попытаться обогнуть ее по неровному уступу шириной в ладонь. Но если тот осыплется пли соскользнет нога… А опоры там наверняка нет.
Минут десять Найл сидел недвижно. Что же делать? Можно просто возвратиться домой. Но это лишь означает, что следующая попытка выйти из города наземным путем не укроется от соглядатаев Мага.
Как вариант можно пройти через мост и направиться прямиком к священным пещерам. Но единственный путь наверх оттуда — это отвесная, почти без уступов стена, при одной лишь мысли о которой обмирает сердце.
Еще можно, опять-таки, перебраться по мосту и поискать, нет ли на той стороне какой-нибудь тропы. Хотя на карте ее не значится.
Вообще-то самым здравым было бы взять и перепрыгнуть через брешь. Полтора метра — не такое уж и расстояние. Только вот свод пещеры буквально в паре дюймов над головой, а потому любой удар о камень наверняка смахнет Найла прямиком в воду. Чертовы полтора метра: как высоко надо оторваться от пола, чтобы через них перескочить?
Ну что, рассиживаться смысла нет: мышцы уже закоченели от холода. Но прежде всего надо позаботиться, чтобы снова не потерялся фонарик. В боковом кармане сумки лежал моток бечевы. Отхватив кусок ножом, Найл крепко, на двойной узел приторочил фонарик к запястью. Но и этим не ограничился, бечевкой прихватил его к ремню.
Всё, готово. Суму Найл перебросил через провал, удовлетворенно проследив, как она грузно шлепнулась метрах в пяти от края. Затем, осмотрительно отступив на десяток шагов, разбежался и прыгнул, максимально опустив при этом голову. В момент прыжка из-под ноги вывернулся камень, но не настолько, чтобы ослабить толчок. Приземление вышло вполне удачным, в метре от края. Фонарик, как специально, сорвался с петли на запястье, но грохнуться ему помешал второй кусок бечевки, привязанный к ремню. Между прочим, племянник Симеона Бойд предупреждал: лампочка у фонарика — самая уязвимая часть.
Найл ненадолго присел отдышаться и унять гулко стучащее сердце. При этом решил сжевать еще одну пищевую таблетку — не от голода, а потому что мягкий разлив тепла восстанавливал кровообращение. Получив желаемый эффект, несколько минут спустя он вновь набросил суму на спину и продолжил путь.
Еще сотня-другая метров, и шум воды заметно усилился. К тому же скальная стена слева оказалась буквально сточена потоком. Что неудивительно, ведь раньше уровень воды был здесь куда выше. Найл четко помнил (благодаря медальону карта буквально въелась в мозг), что, прежде чем достичь водопада, тропа еще метров пятьсот идет в непосредственной близости от воды, постепенно при этом сужаясь фактически до ширины ленты.
Через два десятка метров дала о себе знать еще одна проблема. Тропа пошла под уклон, и ее гладкая твердая поверхность начала превращаться в опасный, ведущий к реке скос. Найл снял со спины суму и теперь нес ее за лямки, подаваясь спиной назад, ближе к скалистому склону. Но наступил момент, когда двигаться так стало небезопасно. Отсюда до воды было уже рукой подать, и хорошо различалась ее скорость. Вскипая бурунами вокруг скальных выступов, поток сердито шипел, словно досадуя на препятствие. Стоит оступиться, и уже ничто не удержит от, увы, последнего пути к водопаду, грозно ревущему в отдалении. Луч фонарика показал, что ширины в тропе уже не больше сведенных ладоней, к тому же она идет буквально вровень с водой. Впрочем, дальше, метрах в десяти, она снова в достаточной мере расширяется. Без сумы он, может, и сподобился бы как-нибудь пробраться, цепляясь за камни. Но, во-первых, куда ее девать, а во-вторых, все равно чересчур рискованно. А потому Найл, тягостно вздохнув, с неохотой повернул обратно.