Дверь ему открыл неряшливого вида дворецкий, из тех, кто поднялся до этой должности благодаря тому, что его жена – прекрасный повар, сам при этом не обладая никакими способностями. Он беспокойно захлопал глазами, увидев инспектора. Ридж справился о мисс Фицджеральд и получил ответ, что та еще не выходила. Судя по всему, она всегда завтракала у себя в комнате. Затем Ридж спросил об адмирале Пинестоне.
– Он у себя, – произнес дворецкий с враждебным видом, будто не жаловал ранних посетителей.
– Нет, не у себя! – резко возразил Ридж. – С ним случилось несчастье. – Дворецкий вытаращил глаза. – Как вас зовут?
– Эмери.
– Эмери, я инспектор Ридж из Уинмута, и мне необходимо немедленно видеть мисс Фицджеральд. С адмиралом Пинестоном случилось несчастье – он мертв. Прошу вас, разыщите горничную мисс Фицджеральд, если она у нее есть, и передайте ей, что я хочу побеседовать с мисс Фицджеральд, как только та сможет спуститься вниз. После этого возвращайтесь сюда. Мне нужно с вами переговорить.
Издав нечленораздельный звук, дворецкий шаркающей походкой скрылся в доме, и прошло около десяти минут, прежде чем он вернулся и сообщил, что мисс Фицджеральд спустится через четверть часа. Инспектор увел его в квадратную, красиво убранную гостиную и принялся допрашивать о передвижениях его хозяина прошлым вечером. Но из этого разговора он извлек мало пользы. Инспектору показалось, будто дворецкий или феноменально глуп, или же впал в ступор, потрясенный смертью хозяина. Кроме бормотания «Боже, Боже!», слуга, похоже, вряд ли до конца осознал смысл известий, и инспектор удивился, что отставной флотский офицер может держать такого тупого с виду слугу. Правда, дом был чистым и ухоженным, даже если в нем вставали не спозаранок.
Как выяснил инспектор Ридж, в последний раз слуги видели адмирала Пинестона примерно в четверть восьмого вечера, когда они с племянницей спустились к лодочному сараю, чтобы самим переправиться на противоположный берег к дому викария. Сам адмирал никогда не позволял тревожить себя утром, пока он не позвонит. Это объясняло факт, что никто не знал о его отсутствии. Направляясь к лодочному сараю, адмирал сказал Эмери, что дожидаться его не нужно, но дворецкому следует запереть парадные двери и отправляться спать, оставив снятым засов на двустворчатых окнах гостиной, выходивших на лужайку и на реку.
– Я должен был запереть замок, – произнес Эмери, – но у адмирала Пинестона всегда имелся свой ключ.
– Когда сегодня утром вы спустились вниз, окно было закрыто на засов?
– Нет, – ответил Эмери, добавив, что это ничего не значило. Адмирал почти никогда не опускал засов. Окно было на замке, и грабители вряд ли решились бы зайти со стороны реки.
И после этого он адмирала не видел? Нет. А мисс Фицджеральд? Можно сказать, что да. В том смысле, что когда они с женой ложились спать часов в десять, то видели мисс Фицджеральд идущей по дорожке от лодочного сарая. По крайней мере, они видели ее платье, а саму ее толком в темноте разглядеть не сумели. Адмирала рядом с ней не было, им показалось, что он чуть поотстал, запирая лодочный сарай. Нет, они не видели, как мисс Фицджеральд входила в дом. Возможно, она зашла или остановилась на лужайке. Они с женой не следили – собирались спать.
Вот и все, что сообщил Эмери. Что касалось вопросов о настроении его покойного хозяина предыдущим вечером, он понятия не имел и таращился на инспектора с тупым выражением лица. Тот «похоже, был, как всегда». Адмирал иногда бывал «резок» со слугами (инспектор отметил, что лишь святой удержался бы от резкостей в адрес Эмери по крайней мере с десяток раз на дню), но, кроме этого, дворецкий не мог ничего добавить. Хозяева порой «песочили» своих слуг, словно пропуская муку через сито, но те воспринимали это нормально и не задумывались о причинах. По крайней мере, такие же слабовольные и нелюбопытные, каким казался Эмери. Нет, они с женой служили у адмирала лишь месяц, на должность откликнулись по объявлению, а до этого полтора года работали у благородной семейной пары в Хоуве.
В этот момент, к облегчению Риджа, появилась с виду более умная служанка и сообщила, что мисс Фицджеральд ожидает его в столовой.
«Да она же уродина!» – подумал инспектор, увидев племянницу покойного адмирала. И еще же: «Нет, не такая уж, особенно при удачном освещении. Не удивлюсь, что ей требуется много макияжа. И вот те на! Ну и угрюмое же у нее лицо!»
Мисс Эльма Фицджеральд была очень бледна. Но бледность объяснялась не переживаниями по поводу произошедшего с ее дядей, а скорее являлась свойственной людям с очень толстой, матовой кожей. Она была крупной и коренастой особой, с длинными конечностями и широкими плечами, и, очевидно, смотрелась бы лучше в длинном просторном платье, чем в юбке из твида и джемпере, которые она беспечно надела. Черты лица у нее были крупные, резко очерченные и грубоватые, с широкой нижней челюстью, тяжелым подбородком и почти сходящимися на ее бледном лбу темными бровями. Волосы темные и жесткие, уложенные в плоские косы вокруг ушей, а под глазами, едва открытыми, так что инспектор не смог с первого взгляда определить их цвет, залегли морщины и темные круги. Ему она представлялась непривлекательной, однако в этой женщине присутствовала какая-то изюминка, и при более мягком свете с использованием искусственных средств для осветления кожи и сокрытия морщин она могла бы выглядеть даже привлекательной.
– Да? – обратилась она к нему тоном резким и в то же время немного тягучим. – Что вам угодно?
– Сожалею, что мне приходится сообщать вам, мисс Фицджеральд, – начал инспектор Ридж, – о том, что с адмиралом Пинестоном произошло несчастье.
– Он умер? – произнесла она, и инспектор чуть подпрыгнул от неожиданности.
– Боюсь, да. Но вы… вы ожидали?
– Нет, но ведь полиция именно так сообщает печальные известия? Что случилось?
– С прискорбием сообщаю вам, – ответил инспектор, – что адмирала убили.
– Убили? – Ее глаза на мгновение широко открылись. Темно-серые, почти черные. Они бы прекрасно смотрелись, отметил Ридж, будь ресницы чуть длиннее. – Но… Почему?
Поскольку именно это инспектор и сам бы хотел знать, он немного помолчал.
– Его тело, – наконец проговорил он, – с ножевым ранением в сердце обнаружили сегодня в половине пятого утра в дрейфовавшей вверх по течению лодке.
Мисс Фицджеральд слегка наклонила голову в знак того, что слушает, и, казалось, ждала продолжения.
«Черт бы ее побрал, – подумал инспектор. – У нее хоть какие-то чувства есть? Можно подумать, что я ей сказал о том, что по лужайке гуляет кошка!»
– Боюсь, это станет для вас сильным потрясением, – заметил он.
– Вам нет нужды принимать во внимание мои чувства, инспектор, – промолвила Эльма Фицджеральд, бросив на него взгляд, откровенно говоривший: «И с вашей стороны в высшей степени дерзко касаться их!» – Полагаю, у вас есть предположения, почему… это произошло? Или кто это сделал?
– Пока не могу сказать чего-либо определенного, – ответил инспектор. – Не могли бы вы…
– Нет, – решительно произнесла мисс Фицджеральд. – Не имею ни малейшего понятия, зачем кому-нибудь понадобилось бы убивать моего дядю. Я думаю…
На этом фраза оборвалась. Что бы она ни думала, инспектор, сколько бы ни ждал, не смог бы разгадать ее мыслей.
– Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? – наконец продолжила она. А в ее интонации слышалось: «Давайте побыстрее, а потом отправляйтесь по своим делам».
– Только вот это, – сказал инспектор. – Когда вы в последний раз видели адмирала Пинестона?
– Вчера вечером. Мы возвращались с ужина у викария.
– В котором часу? – Инспектор верил в то, что информацию нужно подтверждать из максимального количества источников.
– Чуть позднее десяти вечера. Часы пробили десять перед нашим уходом.
– Вы переплыли через реку, а затем подошли к дому вместе с адмиралом?
– Нет, он запирал лодочный сарай и сказал, что намеревается выкурить сигару перед отходом ко сну. Я пожелала ему спокойной ночи и направилась прямо к дому.
– В доме кто-нибудь находился, когда вы вошли туда?
– Нет, Эмери с женой легли спать. Приближаясь к дому, я видела, как зажигался и гас свет. Очевидно, они запирали двери.
– А после что вы делали?
– Поднялась к себе и легла спать.
– Вы не слышали, как адмирал Пинестон вошел в дом?
– Нет, но я особо не прислушивалась. Он часто долго не ложится, гуляя у дома, – ответила мисс Фицджеральд.
– Смею предположить, – продолжил инспектор, – что вчера вечером адмирал Пинестон выглядел огорченным и расстроенным?
– Нет. Отчего бы?
– У вас не возникло с ним никаких… разногласий?
– Вы имеете в виду мое замужество? Это… чистой… воды… сплетни. – В ее тоне прозвучало отвращение. – Дядя никоим образом не препятствовал моему браку. Полагаю, он немного беспокоился о том, как наилучшим образом обустроить его финансовую сторону. Однако это был единственный вопрос, который в свое время разрешился бы сам собой. Вот и все.
Но это совсем не все, отметил инспектор, иначе она бы так быстро не перескочила на другую тему.
– Значит, у вас нет предположений о том, что его тревожило?
– Я не сомневаюсь в отсутствии причин для этого, – ответила мисс Фицджеральд, сделав жест, намекающий, что аудиенция закончена.
– Понимаю.
Инспектору хотелось бы продолжить разговор, но он не представлял, какие именно сведения мог бы у нее получить. И едва ли было уместно вот так сидеть и докучать вопросами даме, на которую нахлынула волна скорби – если она вообще скорбела. Ее сильная, довольно крупная рука вдруг дернулась, и это свидетельствовало о более сильных чувствах, нежели те, что она проявляла внешне. – Еще одно, мисс Фицджеральд, и я не стану вас беспокоить. Вы можете назвать юристов, которые ведут дела адмирала Пинестона?
– Юридическая контора «Дейкерс и Дейкерс». По-моему, она расположена в «Линкольнс-инн».
– Благодарю вас. Могу ли я теперь взглянуть на бумаги адмирала Пинестона и пообщаться со слугами?
– Все бумаги у него в кабинете. Эмери вам покажет. – Мисс Фицджеральд протянула руку к колокольчику и позвонила. – Инспектор, – произнесла она, – объясните, что происходит? Его хотят привезти… сюда? – В ее голосе прозвучали отголоски настоящих чувств, и Ридж поспешил уверить, что тело отправят в морг и сделают все возможное, чтобы доставить ей как можно меньше беспокойства.
– Благодарю вас, – кивнула она, снова становясь равнодушной, и в этот момент шаркающей походкой вошел Эмери. – Эмери, проводите инспектора в кабинет адмирала. Пусть он осмотрит все, что захочет. Да, и никому из вас лучше не выходить из дома. Инспектор, вероятно, пожелает переговорить с вами.
Она откинулась на спинку кресла и не шевельнулась, когда Ридж, выглядевший, как он надеялся, не столь озадаченным, каким себя чувствовал, вслед за Эмери вышел из комнаты.
Кабинет адмирала представлял собой просторную и светлую комнату, окнами выходящую на лужайку и на реку. Там царил относительный порядок, хотя утром в нем явно не убирались, а на столе хаотично лежали бумаги, относившиеся, вероятно, к предыдущему вечеру. Ридж наметанным глазом оглядел кабинет и отметил, что ему вряд ли понадобится много времени, чтобы раскрыть все таившиеся там секреты. Затем он отпустил переминавшегося с ноги на ногу Эмери.
– И прошу вас пока что в дом никого не впускать без моего разрешения, – распорядился он.
Эмери, пробормотав «хорошо», вновь удалился, шаркая подошвами.
Письменный стол и стоявший рядом с ним шкаф для документов являлись единственными наиболее вероятными «хранилищами бумаг» в кабинете. При открытии шкафа обнаружилось, что там содержатся лишь аккуратно разложенные газетные вырезки. Стол оказался заперт, но Ридж предусмотрительно запасся ключами покойного и открыл его. Первое, что он там увидел, – пистолет, идеально вычищенный и полностью заряженный, одиноко лежавший в ящичке. Инспектор беззвучно присвистнул и перешел к разбору бумаг и конвертов, ящика, полного трубок, еще одного ящика с письмами, датированными недавними числами, потом другого ящика с чековыми книжками и корешками чековых книжек, бланками налоговых деклараций и прочими финансовыми документами. Наконец он добрался до пятого ящика, где лежал конверт большого формата, подписанный «Эльма Фицджеральд». Помня о словах викария, инспектор заключил, что содержимое конверта поможет пролить свет на загадку дела, и принялся осуществлять предварительный осмотр. Первым оказался документ, озаглавленный «Последняя воля и завещание Джона Мартина Фицджеральда», довольно объемистый и многословный даже для подобного рода юридических бумаг, и инспектор, владевший жаргоном стряпчих не так виртуозно, как хотелось бы, с трудом разобрался в его многочисленных условиях. Ему удалось выяснить, что Джон Мартин Фицджеральд являлся мужем сестры адмирала, и, согласно завещанию, имущество, в чем бы они ни состояло, в равных долях отходило его сыну, Уолтеру Эверетту Фицджеральду, «если он окажется жив на момент моей кончины», и его дочери, Эльме Фицджеральд. Там также отмечалось, что если сын окажется мертв («Полагаю, что он скорее всего исчез или что-то в этом роде. В любом случае, нелепо так формулировать»), то Эльма Фицджеральд получит все имущество по вступлении в брак.
Внимание инспектора привлекли раздававшиеся внизу звуки, похожие на перебранку. Он прислушался, после чего решил, что вопреки его распоряжениям какой-то гость пытается силой проникнуть в дом. А поскольку он сильно сомневался в способностях Эмери противостоять даже назойливой мухе, то спустился в зал, чтобы узнать, что происходит. Как инспектор и ожидал, он увидел пунцового и растерянного дворецкого, вялыми хлопками отбивавшегося от разъяренного гостя, успевшего прорваться к нижней ступеньке лестницы.
– Инспектор велел… – бормотал дворецкий.
– К черту инспектора! – крикнул незваный гость и, подняв голову, заметил, что смотрит прямо на вышеупомянутого инспектора, однако это непредвиденное обстоятельство не смутило его.
Кто бы он ни был, незваный гость вполне мог справиться с десятком инспекторов. Росту в нем было, по крайней мере, метр восемьдесят, и он обладал атлетическим телосложением, более того, телосложением спортсмена, выступавшего в таких состязаниях, где требуется недюжинная сила. Над парой восхитительно широких плеч возвышалась голова с симпатичным загорелым лицом и шеей, квадратным подбородком, коротким орлиным носом, каштановыми волосами, подстриженными столь коротко, что не было заметно ни единого завитка, и большими горящими карими глазами. Глаза эти сердито глядели на Риджа с праведным негодованием законопослушного гражданина, возмущенного вмешательством закона в его личные дела.
– Я говорил мистеру Холланду, – пролепетал Эмери, – что вы велели никого не пускать без вашего разрешения.
– А я сказал ему, – произнес мистер Холланд, – что войду.
– Вы мистер Холланд? – спросил инспектор. – Мистер Артур Холланд? – Тот кивнул. – И вы хотите видеть…
– Я приехал повидаться с мисс Фицджеральд. И позвольте заметить, что я тороплюсь, кто бы вы ни были. Значит, Эмери, идите и сообщите мисс Фицджеральд, что я здесь, да побыстрее!
– Секундочку, сэр, – промолвил инспектор, в то время как из одной из смежных с залом комнат вышла служанка и стала что-то шептать на ухо дворецкому. – С вашего позволения я хотел бы вначале сам с вами переговорить. Этот человек сказал вам, что адмирал Пинестон…
– Убит? Да, – кивнул молодой человек. – И по этой причине я не должен видеться с мисс Фицджеральд? Ей понадобится кто-то…
– Прошу прощения, сэр, – почтительно произнес подошедший к ним Эмери, – но мисс Фицджеральд уехала.
– Уехала? – недоуменно воскликнули оба.
– Да, сэр. Она только что велела собрать саквояж и уехала в своем автомобиле, как говорит Мертон. – Он указал на служанку. – Десять минут назад, сэр.
– Вот так так! – Удивившись, инспектор принялся размышлять над новым поворотом дела.
Глава 3 Генри Уэйд Блестящие мысли о приливах
Все еще раздраженно хмурясь оттого, что у него из-под носа ускользнул важный свидетель, инспектор Ридж обратился к своему спутнику.
– Соблаговолите пройти в кабинет, сэр! Есть несколько вопросов, которые я хотел бы задать вам.
– Вопросы могут подождать, – резко заявил Холланд, поворачиваясь к двери. – Я собираюсь разыскать мисс Фицджеральд.
– Нет уж, сэр! – В голосе инспектора прозвучали металлические властные нотки, которые заставили даже своенравного Холланда повернуть назад. Ридж не намеревался терять двух свидетелей.
– Должен просить вас сначала уделить внимание мне, сэр. Я не задержу вас дольше положенного.
Усмехнувшись, Артур Холланд проследовал за инспектором в кабинет и, отказавшись от предложенного кресла, прислонился спиной к высокой каминной доске.
– Ну, в чем дело? – бросил он. – Выкладывайте.
Ридж вынул свой блокнот и нарочито медленно стал готовиться к снятию важных показаний. По опыту он знал, что подобный спектакль производит должное воздействие на строптивых свидетелей.
– Назовите, пожалуйста, свое полное имя.
– Артур Холланд.
– Возраст?
– Тридцать три года.
– Адрес?
– Гостиница «Лорд Маршал», Уинмут.
Ридж поднял голову от блокнота.
– Это ведь не постоянный адрес вашего проживания?
– Надеюсь, что нет.
– Тогда, пожалуйста, назовите постоянный адрес.
– У меня его нет.
Инспектор вздернул брови и открыл рот, словно бы оспорить этот пункт, но молча послюнил карандаш и записал, диктуя сам себе:
– Без постоянного адреса проживания. – Чуть поразмыслив, он продолжил: – Род занятий?
– Я торговец.
– Коммивояжер?
– Нет же, господи! Я торгую сырьем: каучуком, джутом, слоновой костью…
– В Лондоне, сэр?