– Тогда почему же вы только что…
– Как почему? – удивился Упырь. – Денег же нет. А фонд «Eurasia-Future» может вложить в развитие российской науки сумасшедшие средства.
– Ничего не понимаю, – признался Фрумкин. – Но, впрочем, я пришёл к вам с конкретным вопросом. Я ищу изобретателей, или научные группы людей, создающих принципиально новые виды техники. В Академии наук мне таких назвать не смогли, сказали, что, возможно, этим заняты независимые учёные. А вы держите под контролем всё, связанное с наукой, и могли бы…
– Что вы, что вы! Мы держим под контролем только финансирование. В смысле, потоки… ну, что удалось пробить в бюджет. А конкретики я никакой не знаю. Правда, у меня есть помощник, он даже проводит совещания с разными изобретателями, но сегодня его нет. Он по вторникам и четвергам читает физику в Институте стали и сплавов. Зарплаты у наших помощников, знаете ли, маленькие. Денег нет.
5.
Джон Фрумкин был трудоголиком, за это его особенно ценило начальство: помимо весьма напряжённой видимой работы журналиста, он успевал заниматься подбором верных кадров, анализировал и проверял множество сообщений прессы, помогал коллегам. А ещё он писал книгу о современной России, о чём (как он думал) не знали даже в Пентагоне.
Сообщение о летающей на метле ведьме, появившееся в главной «жёлтой» газете Москвы, не показалось ему достойным интереса. Но он всё равно собирался ехать в Липецк, посмотреть, насколько успешно загрязняет среду градообразующее предприятие, а ехать предстояло мимо тех мест, где якобы объявилась ведьма – так почему же заодно не проверить и эту чушь? Лишняя деталь о дикости русских в его книгу…
Джип Джона был снабжён всем необходимым для жизни и работы, от спального места и туалета до спутниковой антенны. Американский номер на машине и пачка разрешений на бланках Госдумы, Правительства РФ, Администрации российского президента и МИДа открывали ему дорогу куда угодно. Он выехал из Москвы после обеда, к вечеру нашёл деревню с ведьмой, а с появлением на небе звёзд лично наблюдал полёт женщины верхом на метле.
И застрял в этой дыре на несколько дней.
Это были поучительные несколько дней. Джон сильно пополнил свою книгу. Он писал, поглядывая наружу через прозрачные только с одной стороны стёкла машины:
«Наверное, нигде в мире нет такого стремления к маленькому клочку земли – „даче“, как в России. С ранней весны до поздней осени каждую пятницу из крупных и не очень городов происходит „миграция леммингов“. Электрички, автобусы, шоссе забиты „дачниками“. Горы рассады, удобрений, дощечек, палочек и шанцевого инструмента перевозится транспортом. На „дачах“ в подавляющем большинстве отсутствует элегантность и ухоженность нормальных европейских вилл и усадеб, да и размер надела не позволяет создать полноценный ландшафтный дизайн. Но „дачники“ гордятся своими „участками“ и со страстью, сравнимой разве что со страстью к размножению, ковыряются в земле, высаживая какие-либо растения, хвастаясь друг перед другом, что они посадили, вырастили, какие сараи сколотили из кривых досок на своей „фазенде“.
Что же так притягивает их на эти клочки земли? Первое, что приходит в голову, это пропитание. Выращивая на своём участке картошку и другие продукты, они, кажется, всерьёз уверены, что это поможет бюджету семьи, как правило, скудному. Но элементарный подсчёт показывает, что затраты на получение урожая (стоимость семян, удобрений, оплаты проезда и т. п.) хорошо если не превышают рыночной стоимости выращенного. Другой аргумент: полученный продукт вкуснее и экологичнее покупного. Это, во-первых, спорно, а во-вторых, его всё равно не хватит на весь год, а если и хватит, где им его хранить?..»
Но книгой Джон занимался в минуты отдыха. В основном он работал: выяснял, что тут происходит. Человек, летающий на деревянной палке (если он не американец), это уже нехорошо. Русский, летающий на деревянной палке – это совсем отвратительно.
Джон выяснил всё, что смог. Кто тут живёт (простая деревенщина и несколько дачников). Чем занимается «баба Тоня» (элементарным психоанализом). Что за публика съехалась и встала лагерем вокруг деревни (в основном неудачливые бизнесмены с семейными проблемами). Но метлы он пощупать своими руками не смог, и ясного объяснения полёту, который видел сам, не нашёл. Хотя предположений мог сделать немало. Что эта русская tyotka на самом деле умеет летать, а все сказки о ведьмах, летавших на помеле или в ступе – никакие не сказки, а самая что ни на есть действительная действительность. Что тут замешаны инопланетяне. Что метла – это не метла, а новейшая ракета, только замаскированная под метлу. Что русским удалось освоить антигравитацию.
Но Джон был тёртый калач. В сказки и в инопланетян он не верил, а свидетельством тому, что это не испытание новейшей ракеты или антигравитационного прибора служил сам антураж: дикая деревня и беспробудное пьянство как местных, так и приезжих. И этот же антураж наводил на самое простое объяснение, которым Джон и не замедлил поделиться со своим начальством, воспользовавшись спутниковой связью: создан и испытывается новый галлюциноген. Не случайно же буквально всем сразу по приезду навязывается самодельная водка, которую производит и отдаёт за символическую плату якобы «дачник» Василий с хитрым выражением лица типа «я что-то знаю, а вам не скажу».
Даже он, Джон, за час до того, как ведьма полетела на метле, ради завязывания знакомства с плебсом выпил стаканчик. Правда, потом он ещё выпивал стаканчики, но ведьма больше не летала, да и женщины этого пойла чураются, а полёт ведьмы видели, но на то они и женщины… Возможно, водка – это катализатор, в придачу к которому таинственные экспериментаторы ведут обработку публики неведомыми лучами?..
Джон в поисках транслятора неведомых лучей заглянул во все щели и во все машины. Не обнаружил ничего кроме нескольких мужчин, занятых аналогичным поиском. Сфотографировал их и отправил фото в Пентагон. Оттуда сообщили, что один из мужчин – полковник русского ФСБ, другой – «Доу», что на кодовом языке означало сотрудника израильского МОССАД, а про остальных выясняют. Ещё одного Джон узнал сам: это был знаменитый проктолог, объездивший всю планету и во всех без исключения горах и морях узревший следы деятельности древних кроманьонцев, о чём написал несколько десятков книг. Оказывается, это кроманьонцы насыпали горы и вырыли моря, соразмерив их через символическое число 666. Например, от острова Пасхи (созданного кроманьонцами) до точки выхода на поверхность моря «тантрической оси» (обнаруженной лично проктологом) было ровно 666 километров. Откуда кроманьонцы узнали про километр, придуманный только в XVIII веке, и почему они не насыпали остров Пасхи прямо на оси, проктолог умалчивал…
Разумеется, Джон не мог не поинтересоваться единственным проживающим в доме «ведьмы» мужчиной. Борис Шилин, от тридцати пяти до сорока лет, высокий, волосы прямые русые, с полгода не стриженные, широкий лоб с залысинами. Одет в джинсы и рубаху. Джинсы прострочили на фабрике Ливайса Страуса в год рождения самого этого Шилина, а рубаха Шилину досталась не иначе в наследство от деда. Заподозрить в нём генерального конструктора КБ новейших ракет или антигравитационных аппаратов было совершенно невозможно. В Пентагоне на него ничего нет, что и следовало ожидать. По отзывам местных жителей, «на все руки мастер» – например, на днях привёз всем обделённым вниманием власти старухам по телеге навоза.
Никакими лучами Шилин никого не облучал, а всё время чинил древний автомобиль «Москвич» М-401. Менял ему колёса, мудрил с электропроводкой, кое-где подкрасил. А в завершение ремонта прилепил на ветровое стекло бумажку с надписью «В ремонт» и нанял за бутылку мелкого предпринимателя Ивана Полякова, чтобы тот на своей сильно поношенной «Хонде» утащил это позорище из деревни. Вот тебе и мастер на все руки…
«Проект автомобиля „Москвич“ был украден русскими у немцев в 1945 году после того, как сильные морозы помогли им победить Германию,– писал Джон Фрумкин, когда вечером вновь взялся за свою книгу. – Тогда же они вывезли в СССР весь завод. Русские вообще не способны хоть что-то придумать сами. Все идеи, даже идею своего коммунизма, они берут на Западе, и технику предпочитают западную, причём, если она попадает им в руки, они уже с ней не расстаются. Неспособность русских отказаться от старья в пользу нового поразительна. Сегодня я наблюдал, как японская машина, даже марка которой в цивилизованном мире забыта, настолько она устарела, тащила „в ремонт“ русскую рухлядь, собранную по немецкому образцу полвека назад. Место этих машин на свалке, но русские с ними не расстанутся».
Глава восьмая
1.
– Ну, я рад, рад, – говорил Толян, тряся Бобу руку. Было такое впечатление, что на широком его лице, изобилующем толстыми губами, щеками и подбородками, сияет сразу несколько искренних улыбок. – Я же тебе всегда говорил, сначала надо заработать денюжек, а потом думать о всякой фигне. Денюжки – самое главное. Ты мне верь, я жизень знаю!
Глава восьмая
1.
– Ну, я рад, рад, – говорил Толян, тряся Бобу руку. Было такое впечатление, что на широком его лице, изобилующем толстыми губами, щеками и подбородками, сияет сразу несколько искренних улыбок. – Я же тебе всегда говорил, сначала надо заработать денюжек, а потом думать о всякой фигне. Денюжки – самое главное. Ты мне верь, я жизень знаю!
– Да верю я, верю, – кривился Боб, пытаясь изобразить ответную улыбку. Деньги были нужны позарез. Один системный блок, чтобы поставить его в машину на постоянно, обойдётся долларов в триста. Не говоря о прочих необходимых тратах, общей суммой зашкаливавших за две-три тысячи. Да и хорошо бы купить корпус и шасси BMW, уж больно приметен его «Москвич».
Разговор их происходил в зале автосервиса, принадлежащего Толяну. За последние годы москвичи накупили тысячи старых иномарок. Общее мнение было таково, что десятилетний «Мерс» куда надёжнее новой «Волги» и при этом много престижнее. Но купить даже такие «Мерсы» могли далеко не все, и на чём только народец не ездил!
– В Москве несколько сотен дэвовских «Тиков», – напористо втолковывал Бобу Толян. – А их уже больше не выпускают! И запчастей нету! А идти на фирменный дэвовский сервис, это, брат, разориться можно! Приходят они ко мне: «Толян! Выручай!» Вот прямо сейчас два заказа на фары, на тормозные диски и на прочую фигню для «Тики». А «Сузуки»! – и Толян закатил глазки.
– Ты можешь сказать точно, чего и сколько надо? – спросил Боб. – И сколько это будет по объёму? Я ничего крупногабаритного не потащу.
– Есть у меня список, есть.
– А фотографии есть? Как хоть выглядят эти машины. Я ведь, знаешь, далёк от всего от этого…
– Найдём… Главное, у нас ездят на том, что в Польше уже выбрасывают, понял? Они там, в Польше, пересаживаются на то, что выбрасывают в Германии. И стаскивают всё нужное нам с тобой на автосвалки! Одна – очень классная. У меня один дух туда постоянно ездил и мне привозил всякие вещи. И ведь скрывал, где она, эта свалка! А однажды мы с ним классно выпили, и он, дурачок, уснул. А я его карту достал и скопировал. Как знал, что его в тюрьму посадят. Ты, Борь, смотри, не пей за рулём. Или посадят, или карту украдут.
– Да ведь ты говорил, у него права отняли?
– И права отняли. Представляешь?! Мало им, что в тюрьму пацана спроворили, так ещё и права у него отняли!
– А за что?
– Контрабанду в пьяном виде вёз. Ты на чём ехать-то собираешься?
– Есть у меня на чём ехать…
Боб уже несколько дней жил у Лиды. Хоть и негодяй был её бывший муж, бывший главный инженер их института Воффка Мартьянов, а всё ж таки двухкомнатную квартиру ей с дочерью оставил. Правда, при встречах всегда намекал, что это, де, несправедливо. Но съехать пока не предлагал.
Лида бывала в Польше, и Боб подкатился к ней с расспросами: что там, да как. Она охотно рассказывала, но когда поняла, зачем это Бобу надо, испугалась.
– Контрабанда! – сказала она умирающим голосом. – Незаконный переход границы! Ты сошёл с ума.
– Да будет тебе! – беспечно ответил он. – Хосе, приятель Кармен, дезертировал из армии и стал контрабандистом. Так про него оперу сочинили!
– Ну, и чем хорошим это кончилось? – спросила она, и тут они были вынуждены оставить этот разговор, потому что в комнату ворвалась её дочка, Катя. Появление в доме мужчины сильно ускорило её умственное развитие; теперь их было трое, и она могла тренироваться в науке выстраивания отношений в группе. Сегодня она постигала, как грамотно стравливать людей между собой в свою пользу, а потому вбежала с сердитым воплем:
– Дядя Боря, мама не хочет пришить пуговицу на моей куртке! Скажите ей!
– А ты? – усмехнулся он. – Ты хочешь пришить пуговицу на твоей куртке?
– Как это? – оскорбилась она.
– А так. Берёшь иголку, нитку, пуговицу и куртку и совмещаешь их всех в одной точке пространства…
– Но, дядя Боря! Мне пуговицы всегда мама пришивает!
– Не «всегда», а «до сих пор», Катя.
– А я не умею…
– А я научу…
2.
…Чёрт бы побрал эти карты! На них всё так понятно: вот кружочки, означающие города и сёла; вот названия. Но в натуре-то, когда летишь над поверхностью земли, ни кружочков, ни названий! Да к тому же Боб основной свой рывок совершал ночью. Летел на высоте тридцати метров над какими-то болотами, и твёрдо знал, что под ним – Белоруссия. А потом чего-то вдруг засомневался. Темнотища, глаз коли. Была уже граница, или нет? Сколько он уже пролетел?.. Спидометр-то автомобильный ничего здесь, в воздухе, не показывает!
Когда посветлело, обнаружил, что уже не иначе, как пол-Польши промахнул. Надо вернуться чуть назад, но это уже следующей ночью.
Дал круг диаметром километров в пять, срисовал в блокнотик названия сёл на дорожных табличках, – и в лесок. Встал среди густых кустов, затаился. Определился по карте: вот где я, вот где автокладбище, вот в каком направлении лететь. Скучно стало; включил тихонечко радио, достал сумку с продуктами: колбаса, яйца варёные, курочка копчёная, огурцы, помидоры – всё Лида приготовила своими заботливыми руками. Взгрустнулось…
Пока летел, о жене думал, о Настьке. Толян много выболтал такого, о чём Боб даже не догадывался. То судиться она собиралась, чтоб квартиру его себе оставить, то просто так, без суда Боба выгнать, а замки сменить… Чтобы потом квартиру сдавать и жить на эти деньги. К ворожее ходила, змея, порчу на Боба напускала. Даже уголовников каких-то пыталась нанять, чтоб они его побили. Они, правда, её саму едва не побили.
А Толяну было Боба по-мужски жалко.
– Бабы сложные существа, трудно их понять, – рассуждал Толян. – Я ей говорю: ты же и так уже мужику подлянку сделала, к другому ушла. Радуйся! Нет, мало ей…
Лес, пробиваемый насквозь солнечными лучами, был полон птичьего свиста, тяжёлого шороха листвы и веток, жужжания невидимой летучей мелочи. Но вдруг Боб уловил в этом шуме нечто новое, не очень в его ситуации приятное: звонкие детские голоса. Быстро выключил радио, присмотрелся сквозь ветки: да, несколько ребятишек с ведёрками и корзинками идут, шарят в траве перед собой палками, перекрикиваются… Грибы ищут? Что ж, удачи, главное, чтоб они его не нашли.
Нашли! Совсем не там, куда он смотрел, а сбоку раздался крик изумления. Маленький мальчик вышел прямо на «Москвич». Остальные подняли головы, увидели застывшего перед кустами пацана и двинулись к нему, пока не собрались все вокруг схорона. Боб улыбнулся, показал им пакет кефира: дескать, не бойтесь, детишки, я просто кефир пью, привал тут у меня… Может, оно бы и обошлось, но ему пришло в голову, что хорошо бы подать голос, и он произнёс всемирное детское приветствие: «Хай!» – и кто его знает, почему – может, польские дети этого приветствия не знают, а может, звук получился слишком громкий и грубый – но они, не сговариваясь, с криками рванули обратно, да так, что треск пошёл.
Ну, что за невезуха!
Боб включил эквиполь, поднялся на два метра и направил машину куда подальше. Лавировать среди стволов деревьев было трудно, скоро у него занемела кисть руки, которой он ворочал джойстиком туда-сюда. Перелетев речку, нашёл заросшую густой крапивой поляну и, забившись в неё поглубже, стал сверять карту с положением солнца на небе. Потом вспомнил о мусоре: он в тех кустах, где его нашли юные следопыты, бросил куриные кости и шкурки от колбасы. Ну, ничего. Определить по куриным костям, откуда он прилетел, невозможно, тем более что курица наверняка была голландская. А колбаса – краковская, и на её колбасной шкурке надпись латиницей.
И Боб успокоился.
Ранним утром следующего дня он нашёл искомое кладбище автомобилей, брошенных избалованными пребыванием в ЕС поляками. Приземлился в самом дальнем закоулке, достал выданные ему Толяном фотографии и список, вытащил инструменты и принялся за работу. Многого из списка не было; кое-какие особо красивые блестяшечки брал впрок. В общем, часам к одиннадцати набил багажник и то отделение, где в его «Москвиче» когда-то был двигатель. Карданный вал от «Киа» и молдинги разместил на крыше.
Первых людей, занятых сходным делом, заметил, уже начав заполнять салон.
И тут к нему подошёл настолько типичный качок, что Боб сразу понял: «смотрящий».
– Ты откуда взялся, тютя? – закричал тот издали.
– Я тут с утра, – ответил Боб.
– С какого «утра»! Тут заперто было! Ты плату внёс?
– Плату?
– Да, да, плату, пень, – качок подошёл вплотную и постучал костяшками пальцев Бобу по лбу.
Боб отшатнулся.
– Я плату не вносил, я в первый раз тут.
– В первый раз двойная.
– Вы знаете, я не при деньгах, вот обернусь с товаром, в следующий раз подвезу.
– Не будет у тебя следующего раза, тютя, – осклабился парень. – Без платы я не дам тебе пропуск, и ребята на трассе выкинут тебя на хрен из тачки. Где твоя тачка?
– Там, – кивнул Боб, – в тупичке.