– Внимание. Осмотреться, доложить по секторам!
Одиночный выстрел, явный признак присутствия снайпера. И неважно – в кого он стреляет, в них или нет. Чужой снайпер – серьезная угроза в любом случае.
Когда дошло до него, доложился и Нули.
– Северный сектор, чисто. Видимость – сто футов, не больше.
Оружие каждый, кто приходил в группу, подбирал себе сам, тем более что на него работали оружейники Корпуса морской пехоты США, одни из самых квалифицированных оружейников во всем мире. Оружием Нули была снайперская винтовка «М40А3», по виду стандартная – но на деле у нее было полностью изменено питание, винтовка питалась из отъемных магазинов стандарта «М14». Непонятно, почему так не сделали на всех винтовках снайперов Морской пехоты, это же так удобно – но не сделали, а на его винтовке – сделали. Еще у него был пистолет-пулемет «НК МР5К PDW» c глушителем, как у «морских котиков», и пистолет «Браунинг-35», тоже с глушителем. Вообще, экипировка снайпера разведывательной группы, если мерить европейскими мерками, весила более сорока килограммов.
Они залегли и пытались понять, что это был за выстрел. Это могло ничего не значить – в Европе и сейчас распространено браконьерство. Это могло значить, что впереди засада – но что это за засада такая, один выстрел и никакого ответного огня, что – убили одного человека, и все. Это могло означать и то, что какой-то завшивленный ублюдок, который купил оружие на базаре и пошел воевать за освобождение Косово – случайно нажал на спуск. Это могло значить все что угодно – но знать, что именно, – было необходимо...
– Я – Первый! – раздался голос ганнери-сержанта Гринберга. – Разделиться. Два-три-два. Двигаемся очень осторожно, дистанция между группами семьдесят. Пошли.
Прошли еще немного. Потом новый выстрел – и снова пришлось залечь.
Подает сигналы?
Черт... не лес, а поле в стране чудес. Туман такой плотный, что сквозь него почти не пробивается солнце, белый как молоко...
– Я – Первый! Начать движение.
– Контакт!!! – раздался крик Саседо по рации и тут же оборвался.
– Мартинсон, Тили! – отдал команду первый.
– Прикрываю.
– Сэр...
– Лежать! Всем лежать, передвигаться только на брюхе! Предел внимания!
Сержанта Нули, который не имел опыта операций «на холоде», в тылу противника – как морозом по спине продернуло. Винтовка его была за спиной, в одной руке он держал «браунинг», в другой – «МР5К» и готов был стрелять по всему, что движется.
Вот только не видно было – ни хрена.
– Общий сбор, левый фланг. Осторожнее...
* * *Саседо был мертв, и мертв бесповоротно. Но самое страшное было не то, что одного из их команды убили, в конце концов, все они понимали, за что им платят деньги, – а то, как именно его убили. Его убили ножом или чем-то острым, перехватили горло одним ударом, и он скончался почти сразу. Все было залито кровью.
Было просто невероятно, чтобы Саседо, даже в таком тумане, подпустил кого-то на удар ножом. Черт, они были морской пехотой Соединенных Штатов Америки, группой глубинной разведки, многие из них в каких только переделках не побывали – и вот такое. Каждый из них был опытным снайпером, и никто бы не подпустил противника к себе на расстояние удара ножом. По крайней мере – они так думали.
– Сэр...
Гринберг повернулся к болтуну.
– Заткнуться! Занять круговую оборону! Доклад каждые десять минут, укрепиться здесь. Выполнять, твою мать!
* * *Как же он сумел подобраться так близко? Как?
Стемнело – но стало еще хуже, потому что к туману добавилась еще и ночь. Мерзкая, промозглая сырость, особенно мерзкая от того, что нельзя двигаться, приходится долгое время лежать без движения. Холод сковывал все члены, пробирался под кожу, в каждую клеточку тела.
Черт... Как же все хреново.
С наступлением ночи они надели очки ночного видения, каждый; у сербов, тем более у косовских сербов, их не могло быть, было несколько штук у УЧК – но именно несколько штук, им их передавали поштучно, после обучения – иначе сломают, обезьяны. Ночь была относительно безопасной... жаль, что они сразу не пошли ночью.
Жаль...
– Понесешь Саседо. Ты – поможешь, – ткнул пальцем Гринберг в Динкеля и Кинана.
– Есть, сэр.
– Не разбредаться. Дистанция – не более десяти метров.
– Головной дозор, сэр?
– Нет. Слишком опасно. Справимся без него. Идем цепочкой.
Гринберг испугался – это было видно. Раскалывать группу при том, что где-то есть парень, который может подобраться на расстояние удара ножом к разведчику-снайперу морской пехоты – все это выбило его из колеи.
Ганни Гринберг испугался какого-то ублюдка-серба – немыслимо! Но это было так, хотя потом Нули никому не рассказал об этом.
Прошли так они немного – меньше километра. Потом – вспышка в темноте, шипение реактивной гранаты и разрыв. Красно-желтая вспышка на стволе дерева, мимо которого как раз проходили Динкель и Кинан с телом Саседо на плечах.
– Контакт!!!
Длинной очередью ударил пулемет – и все они как один открыли в том же направлении огонь из всего, что у них было, кроме снайперских винтовок, потому что от них в такой ситуации никакой пользы. Потом Нули не мог вспомнить – сколько магазинов он высадил в темноту – два или три. Да и неважно... вспышки, яркие трассы в зеленом сумраке прицела накладывались одна на одну, и грохот очередей сливался в бесконечную заупокойную симфонию.
Что делать дальше – они знали. Нули – бросился к тому месту, где разорвалась граната, пущенная в Динкеля и Кинана. Еще кто-то – пошел вперед, чтобы осмотреть сектор, который они обстреливали. Кто-то – занял оборону на тропе.
От того, что произошло с Динкелем и Кинаном – Нули едва не вырвало. Это не мог быть выстрел наудачу; тот, кто стрелял, отлично видел, что он делает, видел в ночи и в тумане. Выстрел гранатомета попал в ствол дерева, разорвался – и веером осколков разбило головы Динкеля и Кинана, буквально нашпиговало их осколками, не спасли и шлемы. Вместо одного трупа на руках – у них теперь было три.
И результат – ноль.
– Сэр, у меня оба мертвы, – доложил Нули в рацию.
– Возвращайся. Не стой там.
Вернулись и те, кто ходил проверять обстрелянный сектор.
– Ну?
– Ни крови, ни трупов. Ничего, сэр. Мы ни в кого не попали.
Ганни Гринберг какое-то время молчал, потом заговорил обычным, сухим голосом:
– Остаемся здесь. Начинаем охоту. Ты и ты – подвижный элемент. Занять позиции.
* * *Нули занял позицию у ствола упавшего дерева, как мог, укрепился и поставил в двадцати метрах за спиной мину «Клеймор» – чтобы обрадовать того, кто попытается подкрасться к нему со спины. Винтовка лежала рядом, он осматривал сектор глазами и в бинокль, поле зрения куда шире. Если нужно будет – он воспользуется уже винтовкой.
Должны же эти, призраки черного леса, мать их – как-то проявить себя?
И проявили – самым неожиданным, не укладывающимся в голове образом. Нарастающий вой, отчетливо слышный и понятный любому, кто был под обстрелом, потом звук разрыва, еще один, какие-то вспышки...
Минометный обстрел.
Внезапно Нули понял, что за спиной кто-то есть. Бессмысленно спрашивать, как он это понял – просто понял, и все. Такой талант был, уже тогда, он его не совсем осознавал еще – но понять он понял. Проиграв в голове, прорепетировав свои действия – он метнулся влево, левая рука схватила подрывную машину – эспандер и сжала ее, за спиной хлопнуло, выворачивающий душу вой осколков вплелся в какофонию звуков. А сам он, схватив правой рукой пистолет, извернулся на земле, не вставая – и встретил пулей почти в упор наваливающегося человека. Бок резануло острой болью, человек упал на него, придавил к земле – но он умудрился далеко вытянуть правую руку и оставить ее свободной, на отлете. И сейчас он приставил пистолет к боку упавшего на него неизвестного и стал стрелять, он стрелял и стрелял раз за разом, а человек странно хлюпал горлом и становился все тяжелее и тяжелее.
В отдалении грохнул выстрел. Тот самый. Потом – еще один. Потом – автоматные очереди прорезали лес. Много...
* * *Нули не знал, сколько он так пролежал. Ему удалось все-таки спихнуть с себя тело неизвестного, он встал на четвереньки, мотая головой, как оглушенный бык.
– Дуарт ларт![16]
В паре десятков шагов от сержанта стоял худенький, одетый в старый натовский камуфляж паренек лет пятнадцати, на нем была черная шапка-пидорка, очень удобная, потому что ее можно быстро раскатать в маску. На шапке была повязка – UCK, – а в руках у подростка был старый «калашников», который он держал с уверенностью опытного солдата.
* * *На них вышли албанцы. Крупный отряд UCK, больше двухсот человек, спас их, когда в живых оставалось только двое – он и Мартинсон. Снайпер напал на сержанта Гринберга точно так же, как на него напал его напарник. Они ошиблись в одном: снайперская пара, убив Саседо – один, видимо, отвлек, второй подкрался на расстояние удара ножом, – не отступили, а, наоборот, прошли вперед. И таким образом – оказались у них за спиной. Они просто смотрели не туда.
На них вышли албанцы. Крупный отряд UCK, больше двухсот человек, спас их, когда в живых оставалось только двое – он и Мартинсон. Снайпер напал на сержанта Гринберга точно так же, как на него напал его напарник. Они ошиблись в одном: снайперская пара, убив Саседо – один, видимо, отвлек, второй подкрался на расстояние удара ножом, – не отступили, а, наоборот, прошли вперед. И таким образом – оказались у них за спиной. Они просто смотрели не туда.
Убив Гринберга, неизвестный снайпер взял его винтовку – с комбинацией ночного и оптического прицела – и начал стрелять. Никто не ожидал огня со своей же позиции. Если бы не отряд УЧК – и он бы лег...
* * *Неизвестного, которого он застрелил – перевернули, раздели по пояс. Усиленная рота UCK держала периметр.
Неизвестный был худым, жилистым, метр семьдесят, не больше, ростом. Следы ранений – шрамы на груди, на плече, было заметно, что человек воевал и не раз попадал в полевой госпиталь.
На плече была татуировка – парашют, короткоствольный автомат Калашникова на фоне строп и надпись на русском «ДМБ-88».
Командир отряда УЧК – бородатый, нервный, жилистый – рассмотрел татуировку, потом встал и плюнул мертвецу в лицо. Это было командой для остальных – телохранители командира бросились на мертвого, как по команде, принялись с остервенением пинать тело неизвестного, выплевывая сквозь зубы злобные ругательства.
– Что происходит? – спросил Нули через переводчика, худощавого, чисто выбритого парнишку, учившегося в Тиране и понимающего английский язык, – такие были в каждом отряде, они должны были по наступлении D-day[17] передавать разведывательную информацию в штаб группировки вторжения и наводить на сербов натовские авиаудары и артиллерийские удары, работая за передовых корректировщиков огня.
– Командир Абдул говорит, что вам повезло, что вы убили этого негодяя, – перевел парнишка слова командира, – этот негодяй русский, он приехал на албанскую землю, чтобы убивать албанцев, он из сербской специальной полиции. Он снайпер, и на его руках кровь сотен албанских воинов. Командир говорит, сначала он сомневался, что вы друг Хашима, несмотря на фотографию, которую вы показали. Но теперь, когда вы убили этого русского негодяя, он верит, что вы из спецотряда Хашима, и ждет ваших приказаний.
* * *Два-два-три – и потом длинный. Это был их позывной в сети, которым они предваряли сообщения об обстановке, передаваемые в штаб. Русский снайпер, вероятно, их запомнил. И Нули их запомнил. Навсегда.
* * *С Мартинсоном они начали работать в паре – единственные, кто остался в живых из группы. И работали. До Украины...
Крым, реальность Странник
В прицеле снайперской винтовки были дети. Просто – дети, замурзанные, грязные, но вооруженные, причем вооруженные автоматами и даже пулеметом. Если читать полевой устав по противоповстанческим и партизанским операциям, этих детей надо было как-то разоружить и отправить в лагерь для реабилитации – о том, как это сделать, спросите сержанта Натаниэля Чапмана[18]. Если жить не по уставу, а так, чтобы выжить – то детей нужно было немедленно застрелить и скрыть следы – потому что они в американцев выстрелить не преминут, будь у них такая возможность, а если не скрыть тела – будет суд военного трибунала. Странник не стал делать ни того, ни другого – у него не было ни времени, ни желания разоружать этих «детей-солдат»[19], и он еще не свихнулся до того, чтобы стрелять по детям.
Пусть идут...
То, что он делал, напоминало скрадывание хищного, опасного зверя. У него было преимущество перед русским... русский имел здесь какую-то задачу, задачу по уничтожению противников, и поэтому он вынужден был раскрываться, выполняя ее – а у него самого не было никакой задачи, кроме уничтожения русского снайпера. Сейчас он двигался большими кругами в том направлении, в котором, по его предположению, находился снайпер – он засек активность румын и, хотя он не понимал румынский, понял, что что-то произошло. Когда он найдет след, он пойдет по нему, и русскому конец. Или – конец наступит ему самому.
Но как бы то ни было – это будет честная игра...
Дух
Они набрели на церковь... старенькую, небольшую дощатую церковь. Верней, не церковь, а то, что от нее осталось – ее не подожгли, возможно, потому, что лень было – но покуражились изрядно. Остов сгоревших «Жигулей» у входа, на кузове – следы от пуль. Все двери, стекла – настежь...
Подполковник показал на пальцах – идем вперед. Может быть, найдется что-то интересное...
Втоптанные в грязь, уже порыжевшие, стреляные гильзы... в кого стреляли? Зачем? Все витражи – умело набранные вручную – перебиты, разноцветное стекло лежит у стен. Крест сворочен и валяется на земле, на кресте что-то жуткое, какая-то черная груда...
Священник. Крымские татары пришли сюда, испохабили церковь, своротили крест и около него расстреляли или замучали до смерти служившего здесь священника. Они делали это до тех пор, пока не перебили всех русских, и тогда румыны и американцы начали убивать уже татар. Все правильно – каждому да воздастся полной мерой...
Держа наготове оружие – подполковник не расставался с «АПБ», у второго номера был «АС» с американским оптическим прицелом и самодельным цевьем с лазером, – они вошли в церковь и только тогда поняли, почему так много гильз перед церковью и почему татары стреляли по церкви. Когда рухнула центральная власть – сюда пришла банда крымско-татарского меджлиса. Они взяли всех христиан, согнали их в церковь, заперли ее и открыли огонь из автоматов и пулеметов. Неверным – смерть.
Наверное, они не убивали священника сразу, они дали ему возможность увидеть расстрел паствы и только потом расстреляли его. Просто удивительно, сколько же в мире скопилось зла и жестокости... и как айнзац-команды из Бабьего Яра, уже забытые – вернулись, как только им дали такую возможность...
На горе костей сидела ворона. Увидев людей, она закаркала, заметалась – но нашла выход и вылетела в разбитое окно. Вероятно, в этом году у вороны будет много птенцов...
Стараясь не дышать, они прошли по похрустывающему полу в церкви и вышли через заднюю дверь, другого пути просто не было...
Цыгане
Этих – он едва не пропустил. Он никак не думал, что кому-то надо будет забираться сюда, в эту глушь. Как назло, он собрался пообедать и немного отдохнуть, все-таки возраст давал о себе знать, и, услышав надрывный вой машины, едва успел спрятаться. Дело происходило в месте, где стояли остовы небольших деревянных домиков... красивое, очень красивое место, видимо, когда-то тут жили туристы. Теперь здесь не жил никто.
Винтовку – в специальный чехол, пристегнутый к рюкзаку, автомат – в руки. На мгновение включил прицел – красная точка появилась на горелой, черной стене одного из домиков.
Есть...
К домикам, надрывая мотор затяжным подъемом, выполз внедорожник, старый американский «Шевроле Тахо», видимо, списанный и купленный по дешевке у какой-нибудь благотворительной организации. Автомашина – она была только одна – остановилась прямо у кострища, оставшегося здесь с давних времен, большой черный круг, присыпанный речным песком. Захлопали двери, раздались веселые, громкие голоса – те, кто приехал сюда, явно не боялись призраков этих мест, забирающих человеческие жизни. Они явно себя считали здесь хозяевами...
Четыре человека, с автоматами, румынскими, с изогнутой передней рукояткой на цевье. Черные кожаные куртки и джинсы, несмотря на жару – почти официальная униформа бандитов.
Странник не понимал, что эти люди говорят на своем веселом, беззаботном языке. Но чутьем своим безошибочно почуял недоброе.
Бандиты осмотрелись – совсем не так, как осматривался бы на незнакомом месте он, – потом закинули автоматы за спину, не выставив наблюдателя – они явно собирались заняться чем-то, что требовало участия всех четверых. Один из бандитов выбросил на поросший молодой, зеленой травой луг шевелящийся сверток, полоснул ножом. Бандиты заржали...
– Дядя... не надо...
* * *Думитр был типичным порождением шестнадцатого района Бухареста – туда и полиция не осмеливается соваться. Он был на три четверти цыган и на четверть румын, отца никогда не знал – когда он подрос, мать призналась ему, что была изнасилована его отцом, денег на аборт не нашлось, пришлось рожать. Отец никакого интереса к судьбе сына не проявлял и в конце концов нашел свой конец в пьяной драке. Возможно, не случайной – цыгане всегда мстили.
Чуть повзрослев, Думитр занялся тем, чем обычно и занимаются преступные организации цыган во всем мире, – торговлей наркотиками, крышеванием проституции, похищением детей для борделей и на органы. В Румынии к этому прибавлялась контрабанда сигарет – в Молдове, на бывших колхозных полях хорошо рос табак[20] и было полно подпольных табачных фабрик. Граница Молдовы и Румынии существовала только на бумаге, и в Румынии сигареты облагались такими же пошлинами, как и во всех странах ЕС, а в Молдове – нет, в результате приграничные торговцы сигаретами зарабатывали не меньше, чем торговцы наркотиками. Находились и те, кто ради большей прибыли смешивал резаный табак с сеном.