А спасение… Все равно ведь вывезут. Куда они денутся?
* * *– Еще гости!
Небольшая компания молодежи вошла в бар и остановилась, увидев плотно оккупировавшую его толпу. На лицах парней отразилось явное недовольство, зато девушки смотрели на сидящих с явным интересом.
– Ну че? Проходить будете? Или язык проглотили? – первым нарушил молчание Эдуард.
– Ес не супрот кревиски, – с легким оттенком высокомерия поведал длинный белобрысый парень.
– Что он там сипит, аки змей? – подал голос один из приятелей Эдуарда. – Эстонец, что ли?
Как частенько бывает во время пьянок, кое у кого начинали чесаться кулаки.
– Ты че? Латыш! Отдыхал я пару лет назад в Юрмале. У эстов язык вообще не похожий. Сплошные гласные.
– А не один хрен? И те фашисты, и эти…
Вошедшие почувствовали, что дело принимает не слишком хороший для них оборот, и потихоньку стали пятиться к выходу.
– Какие мы фашисты? Мы европейцы, – с легким акцентом поведал приятель белобрысого.
– Во! И русский сразу выучили! Латышские стрелки, блин!
Но гости уже торопливо вымелись из бара, лишив отдыхающих возможности дополнить удовольствие от спиртного хорошей дракой и чужими женщинами.
Впрочем, сидеть в помещении скоро стало решительно невозможно. Электричество так и не появилось, а уже наступал вечер, и в ближайшие минуты бар должен был погрузиться в беспросветную тьму.
– Пошли наружу!
Мысль была высказана сразу несколькими людьми, и компания торопливо стала забирать с собой бутылки, рюмки и не слишком обильную закуску.
Проделано было это на редкость вовремя. Небо стремительно потемнело и вскоре обильно украсилось звездами. При отсутствии в окрестностях рукотворного света оно приобрело ощутимую глубину, невольно радуя глаз тех, кто был способен воспринимать величие открывшейся картины.
– Как в пионерском детстве! – возгласил один из мужчин постарше, устраиваясь прямо на земле. – Только костра не хватает.
– И шашлыков! – дополнили из темноты.
Но если костер развести было относительно реально – почему бы не пустить на хорошее дело часть деревянной мебели, раз уж хозяева покинули свои владения, то о мясе, увы, можно было только мечтать. Не сохраняется оно без холодильников в местном климате, а холодильники, в свою очередь, не желают работать без текущего к ним по проводам тока. Вот такая несправедливость судьбы, обусловленная природой.
Кое-кто уже попытался воплотить в жизнь мысль о костре, однако настроение собравшихся поменялось, и всем, в общем-то, стало лень чем-либо заниматься. Зачем, если пить можно и так, жарить или печь все равно нечего, а про игры, наподобие прыжков через пламя, никто, к счастью, не вспомнил?
Или просто до сих пор хватало идущего с моря запаха гари, чтобы добавлять к нему новый?
Тем более часть людей была привычна и не к такому, а света звезд хватало, чтобы разлить благодатную жидкость по разномастной посуде. Не слишком здесь и сейчас уютно, кое-кто даже порою испытывал определенную тревогу, но лучше уж в компании и со спиртным, чем томиться в темном номере, ожидая непонятно чего.
Впрочем, по мере продолжения импровизированного банкета настроение заметно улучшалось. Как бывает обычно во времена массовых гулянок. Тут даже был определенный колорит и определенная романтика, которая, как известно, обязательно предполагает какие-нибудь трудности.
А что? Едва ли не заброшенный отель, мрачные темные корпуса, запах гари, ни лучика света… Язык не повернется назвать подобное прозой жизни.
Люди появлялись из мрака и уходили во мрак. Может, те же самые, может, каждый раз новые. В какой-то миг Юрию показалось, будто он чокается с давешним белобрысым прибалтом. А было ли – кто ж помнит? И темно, и голова отнюдь не блещет ясностью…
Как-то сами собой посреди мужчин появились какие-то девицы, но вспоминалось все это уже смутно. Тем более что под хорошей долей алкоголя и в полном мраке ни лица, ни фигуры разобрать было невозможно.
Память сохранила лишь разрозненные картинки веселья. Вроде бы какой-то мужчина сжалился над проблемами художника и предложил бумагу, невесть каким образом оказавшуюся в числе багажа. Откладывать получение щедрого дара на завтра Юра не захотел, достаточно сказать – завтра неведомого благодетеля можно попросту не признать.
И они пошли куда-то к корпусам, только в темноте непонятно, к какому из них?
Кажется, по дороге мужчины немало блуждали, несколько раз попадали не туда, стучались в какие-то двери, другие пытались открыть ключом, но ключ не то не подходил, не то владелец просто не мог попасть им в замок, а уж удалось ли найти искомое, осталось тайной за семью печатями.
Во всяком случае дальше у Юрия был полный провал в памяти, и следующее воспоминание касалось возвращения к продолжающим гулять приятелям.
Доброхот-меценат куда-то пропал, и художник брел один. Набрел, только вокруг все упорно пшекали, будто за время отсутствия Семецкого успели выучить польский язык.
Напрасно Юра так хорошо подумал о людях. Никто ничего не учил, и вообще, люди приезжают на курорты отдыхать. Здесь действительно собрались самые натуральные поляки, впрочем, многие их них худо-бедно владели русским языком, и художнику было налито, после чего он вроде кричал:
– Почему вы все время с нами ссоритесь? Почему?!!
Хорошо, ругаться всерьез с ним никто не стал. Кажется. А ведь могли бы!
Потом наступил полнейший провал в памяти, и дошел ли Юра до прежней компании, сказать он не мог.
* * *Утро оповестило о своем приходе гулом с небес. Люди выползали из номеров, зачастую – чужих, в которые их занесло ночное гуляние, кто-то вообще проспал снаружи, отчаявшись попасть под прикрытие стен или же просто не дойдя до постели. Зато теперь достаточно было поднять голову и искать глазами источник незапланированной побудки.
Звуки дробились, рикошетировали эхом от стен, и складывалось впечатление, будто неведомые летательные аппараты идут к отелю со всех сторон.
Но вот в небе появилась пара низко идущих вертолетов, таких же, какие уже эвакуировали отсюда граждан заморской страны. Геликоптеры едва перемещались, будто разглядывали что-то на близкой земле.
– Мы здесь! – радостно завопил кто-то и принялся размахивать руками.
Крик поддержали те, кто был расположен кричать или же решил, что долгожданная помощь уже прибыла.
Чуть дальше над сушей почти сразу обнаружилась другая пара вертолетов, а затем между толстяками замаячили два более вытянутых хищных силуэта вертолетов явно иного назначения.
– Э-э-эй!!!
Какой-то мужчина сорвал с себя майку и принялся крутить ею, словно флагом.
Вертолеты почти зависли, будто люди внизу были услышаны, и теперь оставалась сущая мелочь – посадка на землю и погрузка застрявших в некогда благодатных местах горе-отдыхающих.
Между корпусами разыгрывалась картина, достойная того, чтобы войти в летописи многочисленных робинзонад. Наиболее пылкие кричали, свистели, размахивали какими-то тряпками, даже подпрыгивали, словно стараясь подобным способом оказаться поближе к спасительным вертолетам. Так, наверное, вели себя моряки, с год находившиеся на необитаемом острове, при виде далекого паруса на горизонте.
Хотя хватало и тех, кто просто стоял и смотрел, чем закончится дело.
– Я же говорила: за нами прилетят! А ты – пойдем, пойдем! Хороши бы мы были! – кричала Ирина супругу. – Что стоишь, собирайся!
– А что собирать? – Николай поддался всеобщему возбуждению, однако не утратил полностью способности думать. – Вещей-то у нас нет. Да и не уместимся мы все в два вертолета. Посмотри, сколько народу!
Кто-то уже вытащил заранее собранные сумки, но большинство продолжали орать в ожидании долгожданного момента.
Один из вертолетов снизился еще больше, завис практически над самой землей, но затем совершенно неожиданно взмыл и пошел прочь. Его напарник, как привязанный, двинулся следом, и через минуту лишь отлетающий от стен гул напоминал о помаячившем надеждой видении.
– Суки! Куда?!
Крик, увы, остался без ответа. Да и не обязаны летчики отчитываться в своих действиях перед штатскими, к тому же – перед гражданами чужих государств.
– Сволочи! – взвыла Ирина. – Какие сволочи!
Но завывания были прерваны далеким треском, в котором даже дилетанты без особых усилий признали стрельбу.
Державшиеся в отдалении ударные вертолеты немедленно устремились на ее звуки, и почти сразу к стрельбе добавились взрывы.
– А ведь там как раз солдаты стоят, – заметил Дмитрий Дмитриевич оказавшемуся рядом Эдуарду.
– Не понял. Пиндосы че, воюют с местными?
Собеседник пожал плечами.
Да и кто тут разберет?
Глава одиннадцатая
Вылезать наружу было страшно. Даже не то слово. Один раз гул мотора, показалось, прозвучал совсем рядом, и это заставило людей судорожно вжаться в камень, словно они старались стать его частью.
К огромному облегчению, звук отдалился, а затем вообще умолк, но что мешало машине вернуться? Ехать-то не идти, особых усилий прилагать не надо.
Вопрос заключался в простейшем – имеют ли аборигены представление, сколько человек находилось в вертолете на момент крушения? Если здраво помыслить – откуда? Корпус «сикорского» надежно защищал пассажиров от любопытных взглядов с земли. Увы, только от взглядов. И кто сможет понять, все ли воздушные путешественники сгорели вместе с подбитым аппаратом или нарвались на засаду?
Однако по той же логике аборигены, сбившие вертолет, просто обязаны были самым тщательным образом прочесать местность, чтобы точно не оставить малейших следов своего преступления. Проще говоря – предположить, будто имеются еще спасшиеся, и обязательно найти их, тем более что далеко уйти не смог бы даже самый продвинутый спортсмен.
Одна-две пули на каждого легко решают любые проблемы.
Перед вполне определенной и реальной угрозой даже не думалось, что, собственно говоря, делать в том случае, если неожиданно повезет и аборигены уберутся восвояси, посчитав долг исполненным. Без каких-либо припасов, практически даже без воды, с одной винтовкой на шестерых… Тайно далеко не уйдешь, в открытую среди арабов не спрячешься. Даже наличных практически нет, а карточкой жизнь купить намного труднее. Не понимает дикарь подобных наворотов цивилизации.
С другой стороны, помогли бы наличные? Не проще ли прирезать пришельцев, а ценности забрать, не утруждая себя отрабатыванием?
Да что толку размышлять, когда того и гляди послышится шум машины, затем – шаги, и, последним звуком в жизни – безжалостные выстрелы в упор.
В подобной ситуации самый твердолобый атеист с готовностью отрекается от прежних взглядов и готов возносить мольбы любому божеству по отдельности и всем вместе, обещая неведомым доселе хранителям что угодно – от пудовых свеч до перехода к праведному образу жизни, не дожидаясь понедельника.
Губы шевелились, вознося неведомые, зато искренние до предела молитвы некоему высшему существу, по неведомым причинам обязанному принять на себя заботы о безопасности собравшихся в расщелине людей.
Спасло же оно один, нет, уже два раза, и разве столь трудно продолжать в том же духе?
Тем более что каждый из шестерых считал: его жизнь – самая большая ценность в мире.
Обычное, в сущности, заблуждение.
* * *Подобно многим, Бритни думала не столько словами, сколько эмоциями. Если, конечно, это можно назвать размышлениями. Но слова и логические цепочки требуют иного воспитания и обучения. Человек – дитя определенного социума. Бритни просто не являлась исключением из общего правила.
Помимо вполне понятного ужаса после пережитой катастрофы, в душе девушки-морпеха невольно зародилась неприязнь к товарищам по несчастью.
Они претендовали на воду, которой и была-то всего одна фляга. Помимо того, наверняка на защиту, и вообще были обузой в дальнейшем отчаянном пути к спасению.
Только как бросить случайную компанию? Они ведь увяжутся следом, и отгоняй не отгоняй, все равно будут плестись где-то неподалеку, уже одним присутствием невольно сковывая и порождая дополнительные проблемы.
Хоть возьми и перестреляй всю эту ораву!
Однако, несмотря на вполне понятные чувства, стрелять в своих Бритни пока еще была не способна. Для подобного действа требуется не раздражение, а лишающая остатков разума злость. Так, чтобы кровавая пелена перед глазами, руки, сами вскидывающие «М16», и палец, в упоении нажимающий на курок…
Но откуда злость, когда Бритни едва спаслась и еще толком не отошла от лихорадочного прыжка из чрева вертолета, понимания смертельной опасности для жизни и всего сопутствующего, включая внезапно обмякшее тело сидевшего перед обстрелом рядом Джона, кровь, дикие крики сгоравших людей…
Да и сейчас приходилось сидеть мышкой в норе, с испугом прислушивающейся, не раздадутся ли рядом едва слышимые шаги извечного врага-кота. А в такой ситуации психовать не пристало. Вот превратиться бы в каменную статую, чтобы никто не сумел причинить вреда!..
Кроме раздражения имелось и нечто противоположное. Понимание – одной было бы намного страшнее и труднее. Пусть от прочих людей толку не было и быть не могло, однако даже присутствие рядом кого-то с натяжкой родного, по крайней мере не открытого врага, если не успокаивало – откуда в нынешнем положении покой, – так хоть препятствовало панике.
Одной – страшней. Очень уж вокруг все враждебное и незнакомое, словно действие разворачивается не на земном шарике, а вообще на чужой планете, где каждый встречный норовит убить тебя.
Бритни не раз и не два бросала взгляды на спутников, пытаясь оценить степень их надежности и возможную помощь.
Эх, был бы рядом кто из сослуживцев! Их хотя бы учили выживать в любых условиях, а вот умеют ли что-нибудь недавние пассажиры?
Единственную женщину в компании пассажиров морпех мысленно забраковала сразу. Уже сейчас глотает таблетки – куда же она в таком случае дойдет? И вид у нее явно не спортивный, тут не надо быть особенно умным, чтобы понять: реальных физических нагрузок женщине в жизни не доставалось.
С мужчинами дела обстояли чуть получше. Эти хотя бы выглядели постройнее, вполне возможно, результат занятий спортом.
– И чего это она презерватив на ствол натянула? – тихонько спросил Нелюбин у Погранова. – Эпатаж или намек какой?
– У них винтовки легко отказывают от любой песчинки, вот и натягивают резину в качестве защиты от пыли, – хмыкнул Григорий Яковлевич.
На правах журналиста он поневоле знал кучу разрозненных сведений, с которыми встречался в том или ином репортаже.
– Хоть в чем-то мы впереди, – хмыкнул врач.
– Тихо!
Вдалеке вновь послышался шум машины. На сей раз очень далеко, однако путники невольно притихли и вновь попытались вжаться в нагретый камень.
Мало ли!..
* * *Тревога оказалась ложной. Звуки так и не приблизились, прочертя неведомый путь достаточно далеко, а новых посторонних шумов больше не было. Что до обычных – так пустыня молчалива и не любит шума.
– Надо выбираться отсюда, – через какое-то время сказал Нелюбин. – День, максимум два, и загнемся здесь без всяких арабов.
В словах врача был определенный резон. Жажда мучила невыносимо, и глотка воды на человека было слишком мало по такой жаре. А единственная фляга была больше чем наполовину пуста, и поневоле приходилось хранить последний запас жидкости в расчете на худшее.
– Нас обязательно будут искать, – протянул Айзек.
– Уже ищут, – хмыкнул Нелюбин. – Хорошо, пока не нашли.
Все поневоле поежились, словно среди господствовавшей жары внезапно потянуло холодным пронизывающим ветром.
– Я не о том. Наши тоже обязательно отправятся на поиски, – пояснил Айзек и посмотрел на Бритни. – Ведь отправятся, да?
– Обязательно, – кивнула мулатка. – Они наверняка уже нас ищут.
Тут никаким сомнениям не было места. Исчезновение военного вертолета однозначно заставит командование приложить силы для выяснения его судьбы.
– Вот видите! – изрек биржевик. – Америка своих не бросает. Уверен: ждать нам осталось недолго.
– Вы представляете район поисков? – возразил Погранов, чисто теоретически сталкивающийся с подобными вещами. – И потом, не забывайте, идет война. То есть будут дополнительные трудности.
Все дружно посмотрели на мулатку, как на главного эксперта в армейских делах, и Бритни была вынуждена кивнуть.
Ей очень хотелось как можно скорее услышать вертолетный гул, однако девушка прекрасно понимала разницу между желаемым и действительным, равно как неизбежные трудности на пути спасательных команд.
– Но место катастрофы все равно найдут, – гораздо тише произнес Айзек. – А вот идущих людей – вопрос?
– Конечно, найдут. Но будем ли мы к тому времени живы? – Нелюбин многозначительно кивнул на висевшую на поясе морпеха флягу.
При взгляде на емкость всем как-то сразу захотелось пить.
Собственно, пить хотелось непрерывно, просто тут как-то особенно остро возникло понимание – другой воды нет.
Что стоило прихватить с собой из отеля несколько бутылок минералки? Хотя в «сикорском» тоже имелся запас воды, и что? Никто же не думал о нем, выскакивая из горящего вертолета. Тут собственные вещи были забыты, да и что толку в тех вещах?
– Не живет человек долго в пустыне, я как врач говорю. Надо идти искать воду. Должны же здесь быть какие-то аулы, кишлаки, деревни – что-то, где живут люди!
– Угу. Они нас и грохнут, – подал голос молчавший до сих пор Джордж.
– Не надо никуда идти, – жалобным голосом попросила Летышкина. – Там же опасно!
– А здесь?
– А где ближайший поселок, знаете?
Возникла невольная пауза, во время которой каждый из мужчин украдкой взглянул на Бритни.