Фергус поставил стакан на подлокотник кресла. Его рука задрожала от усилия – наглядное подтверждение того, насколько он ослабел.
– Тебе что-нибудь нужно? Что я могу сделать?
Он потрепал Фергуса по руке, ужасаясь тому, насколько она стала тонкой и хрупкой.
– Навещай меня время от времени, – сказал Фергус. – Спаси меня от женской заботы.
– Насчет этого даже не беспокойся – сделаю.
– Даже если Шона тебе откажет.
– Я не отступлюсь, – сказал он, поднимаясь. – Ты прекрасно меня знаешь.
– Один раз уже отступился.
Эти слова попали в него, как пуля в сердце.
Он беззаботно улыбнулся, рассмешив Фергуса.
Брат давно уже не смеялся. Возможно, за одно только это ей стоило бы простить Гордона.
Было время, когда она могла простить ему что угодно.
Воспоминания пронзили ее сердце как стрела.
– У него блестящее будущее, Шона, – сказал генерал Макдермонд, стоя в Акантовой гостиной в Гэрлохе – особенно отвратительной комнате, отделанной в оливково-зеленом цвете, с лепниной в форме листьев аканта на потолке. Подумать только, кому-то из ее предков этот кошмар радовал глаз. – И ты наверняка понимаешь, что, если он останется здесь, на этом будущем можно сразу поставить крест.
– У него есть фабрика, – сказала она, зная, что от деда по материнской линии Гордон унаследовал три цеха, в которых изготавливали вооружение.
Отец Гордона улыбнулся одними губами.
– Если он на тебе женится, Шона, – ласково проговорил он, хоть никогда прежде не бывал с ней ласков, – то только из жалости. Или потому, что ты сестра Фергуса. Сомневаюсь, что тебе захочется стать для него такой обузой.
Они с Фергусом оказались в таком ужасном положении, что Шона понимала: необходимо найти выход, пусть даже ей придется выйти за первого богатого человека, который к ней посватается. За кого-нибудь, кто женится на ней не из жалости.
Но свадьба с Брюсом не принесла ей счастья.
Прошло семь лет, а ее нынешнее положение гораздо хуже. Она должна позаботиться о Фергусе, и кроме того, от нее полностью зависит Хелен. На этот раз брак делу не поможет.
Равно как и воспоминания о прошлом.
У нее есть план, и к несчастью, Гордону Макдермонду придется сыграть в нем свою роль.
– Обещаю, я вернусь, – сказал Гордон. – Даже если мне придется в прямом смысле потеснить Шону с дороги, чтобы повидаться с тобой.
Фергус рассмеялся, словно мысль о подобной сцене его повеселила.
Гордон простился с ним и вернулся к крыльцу. Он не ожидал, что Шона будет стоять у черного входа и наблюдать за ним. И тем более не ожидал услышать от нее то, что услышал.
– Ты его побеспокоил? – спросила она и махнула в сторону сада листом бумаги.
– Побеспокоил?
– Досадил ему, расстроил, разволновал. Задавал ему вопросы, которые заставили его вспомнить произошедшее. Что-то в этом роде.
Гордон вгляделся в ее лицо. Тонкие морщинки расходились лучиками от внешних уголков глаз. Годы оставили след на ее лице, но почти незаметный.
– Он не покойник, Шона. И не ребенок. Он мужчина. И он станет вспоминать прошлое вне зависимости от того, буду я с ним об этом разговаривать или нет. И будет чувствовать то, что чувствует, несмотря на то что ты укрываешь его своей заботой, как одеялом.
Она отвернулась, сжав губы так, что те побелели, – видимо, ей стоило немалых усилий удержать рвущиеся с языка слова.
Другой мужчина на его месте сказал бы что-нибудь, чтобы ободрить и утешить ее. Будь это в другое время, она могла бы позволить ему это сделать. Но здесь и сейчас был он.
– Как он, по-твоему? – спросила Шона, продолжая смотреть в окно.
– Очень слаб. – Страшная правда прозвучала дико, в первую очередь для него самого. – И подавлен. Какого черта ты не сообщила мне раньше?
– А ты что, приехал бы? – спросила она, не глядя на него.
– Ты сама знаешь. Приехал бы.
Она кивнула: к чему отрицать очевидное.
– Если ему что-то понадобится, дай мне знать.
Она перевела взгляд на листок бумаги, который держала в руке.
– Ему нужен приют, – ошарашила она его. – Вскоре племянник моего мужа вступит во владение вот этим домом. Фергусу нужно где-то жить. – Она сложила письмо, не глядя на него. – Мой новый дом будет готов через несколько недель, – добавила она. – Но пока для Фергуса там нет условий.
– Он может жить вместе со мной, если захочет.
– Значит, ты вернулся в Инвернесс.
– Да, – ответил Гордон, не открывая ей полной правды.
Взамен он сообщил ей нечто другое, то, что при других условиях не рассказал бы. Неужели перемирие?
– Я оставил службу.
– Значит, ты больше не воюешь?
– Не воюю, – улыбнулся Гордон.
Шона посмотрела на него. Выражение глаз никак не сочеталось со слабой улыбкой на губах.
Он слишком хорошо успел изучить Шону Имри. Шону Имри Донегол.
Он ее опечалил.
– Империя в опасности. Вдруг она рухнет, если ты не будешь за нее сражаться?
Она не разучилась оттенять слова насмешкой.
– И то верно, – сказал Гордон, удерживая на лице дружелюбную улыбку.
Шона отвернулась и двинулась прочь, не оставляя ему другого выбора, кроме как последовать за ней. По пути к двери она обернулась через плечо:
– Почему ты ни разу не написал Фергусу? Если ты и впрямь так беспокоился о нем, то почему не написал ни строчки?
Если он думает, что она так легко сдалась, он ошибается.
– Разве мои письма не доходили?
Шона остановилась, расправила плечи, но не ответила. Распахнув дверь, она отступила в сторону, пропуская его. Он взял со стола шляпу и перчатки.
– Когда племянник твоего мужа вступает во владение домом?
Шона ответила вопросом на вопрос:
– А когда Фергус может к тебе переехать?
Должно быть, она в полном отчаянии, раз позволила тревоге просочиться в голос.
– Дай мне два дня, чтобы все организовать.
Она кивнула:
– Идет.
Когда он уходил, Шона стояла в дверях, гордая, как королева, держась рукой за косяк и улыбаясь застывшей фальшивой улыбкой.
Неужели она только что допустила самую большую в своей жизни ошибку?
Она смотрела вслед Гордону, который, не оглядываясь, шел к экипажу. Единожды приняв решение и выбрав курс, Гордон Макдермонд становился непоколебим, как Бан-Невис.
Он шагал так уверенно, словно все препятствия этого мира обязаны были расступиться перед ним. Ну конечно, ведь он не кто иной, как полковник сэр Гордон Макдермонд. Сын генерал-лейтенанта Йена Макдермонда, национального героя, сам герой. И отец, и сын прославились своей доблестью на поле брани и мужеством перед лицом труднейших испытаний. Каждый из них доказал, что он современный образчик горца.
В воздухе висела влага. Ветерок, налетевший с реки, ласково коснулся щек. Шона тыльной стороной ладони убрала выбившийся из прически локон, упавший на лицо, и проводила Гордона взглядом до кареты. Он принес с собой прошлое, а прошлое ей не друг.
Разбить проблему на части и разобраться с каждой частью по отдельности. Так ей удалось пережить болезнь Брюса. Сейчас же ей первым делом надо решить вопрос с деньгами.
Шона медленно закрыла дверь и снова развернула письмо. Добрые вести – в некотором роде. Однако если дать волю сентиментальности – новости хуже некуда. Но сентиментальность – удел дураков и тех, кому без надобности богатые американцы.
Боже правый, ей сгодился бы кто угодно, у кого водятся деньги.
Некогда ее гардеробная была доверху набита платьями и изысканным кружевным бельем. Она носила драгоценности, мерцавшие в свете свечей. Она жила в особняке, который вписывался в пейзаж гармонично, как на картинах Джона Констебля.
Однако времена меняются. В последние два года она знала об этом не понаслышке.
Какое же потрясение довелось ей пережить, когда она узнала, что у нее нет ни гроша!
Она знала, что поместье Брюса после его смерти должно перейти по правилу майората его внучатому племяннику, Раналду Донеголу, но наивно полагала, что у нее будет какой-никакой собственный доход. Однако ни ей, ни Раналду ничего не досталось. Брюс умер банкротом.
Он ни разу словом не обмолвился о своем затруднительном положении, равно как и не предупредил ее, что его внучатый племянник – на редкость неприятный тип. Раналд был на двадцать лет старше ее, однако ни то, что они были родственниками, ни то, что он сам состоял в законном браке и прижил семерых детишек, не мешало ему лапать ее при каждом удобном случае. Она поспешно освободила дом, где они с Брюсом жили, и сбежала сюда, в Инвернесс, чтобы тут доносить траур. Две недели назад он официально подошел к концу.
Две недели назад ей стало известно, что Раналд едет сюда, в Инвернесс, чтобы поселиться в доме, который два года служил ей убежищем.
С каждой минутой шансов у нее становится все меньше и меньше.
Стоит ли ей остаться здесь и попробовать договориться с Раналдом? Позволит ли он жить здесь Фергусу? Она не наивна. Жизненного опыта у нее предостаточно. Рано или поздно такая ситуация приведет к тому, что она станет либо служанкой без содержания, либо его любовницей и будет вынуждена делить с ним ложе, живя под одной крышей с его женой и ее братом. Она сомневалась, что Фергус согласится на такой расклад, даже если она сама позволит чему-то подобному произойти.
Или же ей стоит искать другое жилье – не имея средств, даже намека на средства, и никакой возможности изыскать эти средства в ближайшем будущем?
Драгоценности, которые дарил ей Брюс, были распроданы еще в первый год – чтобы на столе была еда, а в камине уголь. За последующие семь месяцев она продала все – все! – что имело хоть какую-нибудь ценность.
Шона тяжело вздохнула и еще раз перечитала письмо.
Ее адвокат наконец-таки сделал то, о чем она умоляла его еще год назад. Он нашел решение ее финансовых проблем – решение, которое подразумевало продажу Гэрлоха, замка, принадлежавшего клану Имри.
Так случилось, что она несет ответственность не только за себя, но и еще за двоих людей. А значит, ей придется принимать решения быстро.
Вошла Хелен, и Шона, сложив письмо, сунула его в карман платья.
– Нам предстоит настоящее приключение, Хелен, – улыбнулась она.
Хелен кивнула и осторожно спросила:
– А что за приключение?
– Мы едем в Гэрлох.
Она устроит Фергуса, а потом вернется домой, к своему прошлому, в последний раз.
В голове Гордона роились сотни вопросов, и все они так или иначе касались графини Мортон. И вряд ли он в ближайшее время получит ответ хотя бы на один из них.
Тем не менее кое-что он должен был увидеть, узнать или выспросить прежде, чем позволит ей выпроводить его из дома. Этого нельзя отрицать.
Приступ ностальгии, охватившей его, – чистый идиотизм. Равно как и ярость, которую он испытал, увидев, что она принимает в гостиной полуголых мужчин.
Девчонка, которую он некогда знал, была упряма, горда и бесшабашна, она волновала сердце и ум. Рядом с ней он чувствовал себя живым. Благодаря ей он перестал избегать отца и стал открыто бросать ему вызов. Она была такой дерзкой, такой отчаянно смелой – он просто не мог ей в этом уступить. Он смеялся, когда смеялась она, утешал ее, когда она плакала. Вместе они исследовали тайны долины Инвергэр и собственных тел.
Она была его первой любовью.
А потом она стала графиней Мортон и сделалась очень осмотрительной. О ней не ходило слухов, ни одной сплетни не долетело из Инвернесса в Лондон. Она либо повзрослела, либо научилась более искусно скрываться, чтобы соответствовать новому почетному статусу.
За эти годы он видел ее только дважды, оба раза издалека. Он ушел на войну и нашел в этом даже какое-то облегчение: так у него не было возможности ее повстречать, увидеть вместе с мужем.
Надо было рассказать ей, что он задумал, но он привык держать язык за зубами, по крайней мере рядом с Шоной.
Возможно, когда-то он и любил ее – но не доверял ни на йоту.
Глава 2
– Решительно не понимаю, – заявил Фергус, – почему это мне нельзя поехать с тобой.
– Потому что дорога будет слишком утомительна для тебя, – пояснила она, укутывая его колени одеялом. Она изо всех сил старалась не потревожить бедро в том месте, где его поразил заряд картечи. – А я хочу быть уверена, что с тобой все хорошо.
Фергус прищурился – он всегда так делал, когда не верил ее словам.
Он был старше ее на три года. Когда он вернулся из Индии, она взяла на себя заботу о нем, а он постоянно твердил, что с такой сиделкой ему приходится туго.
– Быть твоей младшей сестрой тоже непросто, Фергус, – отвечала она, заставляя его умолкнуть на какое-то время.
Впрочем, в данный момент у нее не осталось времени на ласковые увещевания.
– Фергус, прошу тебя. Мне необходимо ехать, а ты не в том состоянии, чтобы предпринимать длительные путешествия.
– Я не хочу, чтобы ты продавала замок.
Шона с самого начала не скрывала от него своих планов. Неужели он думал, что до этого попросту дело не дойдет? Или что не найдется человека, у которого хватит денег на покупку замка?
Она могла бы рассказать ему, что у них совсем нет средств к существованию, но тогда он взял бы на себя ответственность за их благополучие – а сейчас у него нет возможности нести такую ношу.
Он уже достаточно настрадался. Уже доказал свою смелость. Хватит с него тревог, тем более сейчас, когда он еще не оправился от ран.
– Если ты не хочешь ехать к Гордону, только скажи, – проговорила она, тщательно скрывая панику в голосе. – Я договорюсь с другими людьми. Он будет здесь с минуты на минуту. Чего ты хочешь?
Он внимательно смотрел на нее – глазами того же оттенка серого, что и у нее. Он улавливал каждое ее движение. В прошлом он частенько дразнил ее, но после возвращения с войны делал это все реже и реже.
– Я поеду к Гордону. Но я не хочу, чтобы ты продавала Гэрлох.
Стук в дверь избавил Шону от необходимости продолжать тягостный разговор.
Хелен открыла. Вошел Гордон, одетый на этот раз в черное шерстяное пальто, подчеркивавшее его рост и стать. С ним был еще один человек, такой же высокий. Под одеждой незнакомца бугрились мускулы.
– Ну, ты готов? – спросил Гордон Фергуса, не удостоив Шону даже взглядом.
Фергус кивнул.
– Это твои вещи? – спросил Гордон, указывая на пару чемоданов в углу.
Фергус кивнул.
Гордон подал знак своему спутнику, и тот без всяких видимых усилий подхватил чемоданы, как будто они ничего не весили, и исчез за дверью.
– Помочь тебе? – спросил Гордон.
Фергус широко улыбнулся – впервые за день.
– Подняться помоги, а дальше уж я сам.
Гордон взял Фергуса под локоть и поставил на ноги. Он явно ловил каждое движение друга.
Они шли к двери, а Шона стояла не шелохнувшись и сжимала руки перед собой.
– До скорой встречи, – сказала она, но Фергус не обернулся, только кивнул, очевидно, все еще сердитый на нее.
А вот Гордон посмотрел на нее, и, судя по выражению его лица, он понимал, как ей сейчас больно. Как будто он знал, до чего ей претит полагаться на его милость. Или о том, с каким трудом она сейчас удерживается от слез.
Ну уж нет. Рыдать у него на глазах она не станет.
Молчание далось ей нелегко, однако она справилась с собой. Фергуса усадили в карету Гордона. Гордон стоял рядом с ней на крыльце. Он оказался выше, чем она помнила, и шире в плечах. От него пахло каким-то мужским парфюмом – а может быть, это был его собственный запах.
Ей хотелось придвинуться ближе к нему. Вместо этого она обхватила себя за талию и терпеливо ждала с безмятежной улыбкой на губах.
Гордон вытащил из кармана жилета карточку и протянул ей. Шона взяла ее, ощутив пальцами отголосок тепла его тела, и уставилась на строчки, написанные его незабываемым почерком.
«Давай сегодня встретимся. Думаю о тебе. Скучаю».Сколько лет они обменивались подобными записками…
– Это мой адрес, – сказал он.
– Да.
Он, кажется, хотел добавить что-то еще, но передумал и вместо этого сказал:
– Сегодня холодно.
Сколько раз ей говорили, что, если сказать нечего, говори о погоде – не ошибешься!
Гордон окинул ее взглядом с головы до ног – того же рода взглядом она наградила его всего несколько дней назад. Шона надеялась, что ей удалось раздосадовать его хотя бы вполовину так сильно.
– Я совсем не замерзла.
Она не хотела, чтобы он демонстрировал какую-то заботу, или вел себя по-джентльменски, или – упаси, Господи! – напоминал ей, каким добрым он может быть, когда захочет.
«Просто уезжай. Забери с собой Фергуса и помни, что когда-то называл его лучшим другом».
Гордон сел в карету. Хелен тепло простилась с Фергусом, а Шона отступила назад и помахала рукой. Она заняла выигрышную позицию, учитывая, что с такого расстояния никто не мог разглядеть слез в ее глазах.
Гордон откинулся на сиденье. В последний раз они ехали вместе с Фергусом из Индии, и тот все путешествие провел в лихорадочном бреду.
Даже сейчас, спустя полгода, Фергус был слишком бледен и худ, но Гордона гораздо больше беспокоило даже не физическое состояние друга, не его вид, а то, что воодушевление и азарт, всегда сиявшие во взгляде Фергуса, куда-то исчезли. В Севастополе он в любой ситуации первый находил, над чем посмеяться. Даже в Индии он то и дело отпускал такие шуточки и комментарии, что все вокруг разражались дружным хохотом. Острый язык не давал Фергусу продвинуться по службе. Сколько раз он высмеивал глупость генералов, их приказов, кампаний в целом! Сколько раз Гордон страстно желал, чтобы Фергус просто заткнулся!