Мужик поелозил по столу кружкой и заявил:
– Если наркота – всех из вертолета выкину. Вместе с вашей дурью.
– Ты сказал, я услышал. Все?
– Когда лететь-то надо?
– Скоро. Через пару-тройку дней. Времени мало.
– Тогда ладно.
Пограничная зона19 февраля 2015 годаПосле разговора Ислама Раппалова с генералом в тюрьме появились военные. Они забрали его оттуда, повезли в Джелалабад, там избили и бросили в какой-то зиндан. Даже не в камеру, а в глубокую яму, дыру, вырытую в земле.
Исламу было страшно, но он крепился. Парень очнулся уже в яме, его бросили туда без сознания. Омерзительный запах сырости, гнили, испражнений вонзился в нос молодого чеченца, как острое шило. Он пошевелился, застонал, затем, держась за стенки, поднялся и осмотрелся. Даже глядеть было больно.
В яме, кроме него, находились еще двое узников. Коренастый крепкий бородач лет тридцати стоял на одной ноге у самой стены, закрыв глаза и шевеля губами. Второй, примерно того же возраста, в грязной белой рубахе и широких пушунских шароварах сидел у стены, прислонившись к ней спиной и поджав под себя ноги. У него была неаккуратная борода средней длины.
– Аллах велик! – сказал он, увидев, что Ислам посмотрел на него. – Ты пришел в себя, брат?
– Салам алейкум! – приветствовал Ислам незнакомца.
– Ва алейкум салам! – проговорил второй и поинтересовался: – Есть хочешь? У нас остался кусок лепешки.
Волна тошноты поднялась к горлу, и Ислам отрицательно покачал головой.
– Тогда давай познакомимся. Я Габбас. А это Ибрагим. Он так встает на намаз, потому что пол грязный, а совершать молитву в дерьме не годится.
– Меня зовут Ислам.
– Очень хорошее имя. – Габбас замолчал, хотя разговор вроде как не был закончен.
Тем временем Ибрагим завершил намаз, с подозрением посмотрел на новичка, сел у противоположной стены и подобрал под себя ноги точно так же, как и Габбас. Пленники не разговаривали друг с другом.
Через некоторое время им принесли еду. Просто кто-то откатил в сторону колесо, которое прикрывало зиндан сверху, бросил в яму лепешку и три пакета с водой. Такие штуковины появились тут относительно недавно, до этого они были распространены лишь в Африке. Просто прозрачный пакет с чистой водой. Надкусываешь край и пьешь.
– Жрите, дети свиньи!
Ибрагим промолчал и даже не двинулся с места. Габбас забрал еду и воду, разломил лепешку на две части, протянул одну из них Исламу вместе с пакетом воды.
– Ешь, брат. Пусть Аллах накормит нас чем-то лучшим в раю.
Ислам посмотрел на Ибрагима, который так и сидел у стены, закрыв глаза. На еду он никак не прореагировал.
– А Ибрагим почему не ест?
– Он постится, – сказал Габбас. – Хочет предстать так перед Аллахом. Ибрагим очень усердный в вере.
Ислам с сомнением посмотрел на бородача, который теперь сидел у стены на корточках, закрыв глаза.
– И сколько он так постится?
– Сегодня начал.
– Шариат запрещает держать пост больше суток без перерыва.
– Аллах простит его и всех нас. Тем более что осталось совсем немного.
Ислам с сомнением посмотрел на Габбаса и уточнил:
– О чем ты, брат?
– А ты не знаешь? Завтра нас убьют. Мы все увидим Аллаха.
Утром за ними и в самом деле пришли. Спустили лестницу вниз и приказали вылезать. Они вскарабкались наверх. Яму окружали афганские коммандос. У них было оружие, два пластиковых щита и электрические стрекала для скота, которые сюда привезли американцы. Руки пленников сковали одноразовыми пластиковыми браслетами.
– Пошли! – раздалась команда.
Чуть в стороне стоял небольшой микроавтобус, за ним бело-желтое такси и внедорожник. Солдаты загнали арестантов в микроавтобус и захлопнули дверь. Кузов был отделен от водительского места глухой перегородкой, ручки на дверце внутри не было.
Сначала было тихо, потом заработал двигатель.
– Что это? – спросил Ислам, стараясь контролировать свой голос.
– Видел такси, брат? – осведомился Габбас.
– Да.
– Эта машина – бомба.
– Откуда ты знаешь?
– Я сам ее сделал. Солдаты вывезут нас за город, посадят в такси и подорвут. Они часто так делают, говорят потом, что машина взорвалась при перевозке заключенных. Скоро мы увидим Аллаха, брат.
Ислам промолчал, потому что не знал, что и сказать.
– Боишься, брат?
– Нет… нет.
– Это правильно. Нам нечего бояться. Мы все станем шахидами и попадем в рай. Пусть они боятся!
Фургон какое-то время катился по колдобинам, сильно трясясь. Видимо, это была территория военной базы. Потом тряска резко прекратилась, гул двигателя стал выше. Значит, машина выбралась на шоссе и прибавила скорость.
– Ты знаешь символ веры, брат?
– Да, знаю, – ответил Ислам.
– Давай почитаем его вместе. Мне тоже надо быть сильным.
Они ехали около получаса, потом остановились. Исламу было страшно как никогда в жизни, но он читал шахаду, символ веры, и крепился. Габбас тоже читал, а Ибрагим сидел молча. О его присутствии в этой темноте говорили только дыхание и тяжелый, звериный запах тела.
Потом послышались шаги, раздался лязг, и дверь открылась.
– Выходите, сыны свиньи!
Пленники переглянулись, потом полезли наружу.
– Аллах покарает вас огнем за бесчестие, – негромко сказал Габбас и получил удар током от стрекала.
– Пошел!
Такси уже стояло на обочине. Арестантов пинками погнали до него, сняли с них наручники и запихали внутрь. Чуть подальше замер тяжелый бронетранспортер, в каких обычно ездил афганский спецназ. Откуда он тут взялся – неизвестно. Солдаты сгрудились возле него.
Исламу досталось переднее пассажирское место, где ему было почему-то очень неудобно. Он взглянул себе под ноги и выяснил причину этого. На полу машины стоял большой тяжелый аккумулятор от грузовика. Провода от него уходили назад, к багажнику.
На востоке, над горами открытой раной багровел рассвет. Габбас негромко читал молитву.
Первый выстрел прозвучал как удар камешком по железу. Звук был хлестким и четким. Только когда загремел автомат, а за ним еще один, пленники поняли, что дело неладно.
– Стреляют!
Ислам открыл глаза. Он сидел впереди и хорошо видел, что один афганский коммандос лежал на дороге ничком, другой стрелял, спрятавшись за массивную тушу бронемашины.
– Выбей стекло!
– Что?
– Разбей стекло! – заорал Габбас с заднего сиденья.
Ислам ударил по лобовому стеклу кулаком раз, потом второй, но ничего не добился, лишь раскровенил руку. Все дверцы машины были заблокированы.
– Боковое! Разбей локтем!
– Что?
Ислам ударил локтем по стеклу, руку прострелило болью. Его тошнило. Спереди глухо загремел крупнокалиберный пулемет, установленный на тяжелом броневике.
– Давай!
Пуля ударила по лобовому стеклу машины, срикошетила от стойки. Ислам почувствовал, как теплая кровь поползла по лбу.
– О, Аллах!..
– Давай!
Габбас полез вперед. В этот момент Ислам, собрав в кулак все свои силы и мужество, ударил левой рукой по лобовому стеклу, ослабленному попаданием пули, и оно вдруг неожиданно легко вывалилось почти на две трети.
Воля к свободе и сильнейшее, звериное желание жить подсказали парню, что надо делать. Ислам был щуплым, невысоким, легко пролез в дыру и вывалился на капот. Афганские коммандос не видели, что происходит. Они были заняты подавлением огня снайперов, работавших по ним.
Ислам повернулся, протянул руку. Габбас изо всех сил ухватился за нее и полез из машины. Ему тоже довольно легко удалось выбраться. Он был среднего роста, худой. А вот коренастый здоровяк Ибрагим, сидевший за рулем, застрял в машине. Еще одна пуля камешком щелкнула совсем рядом.
Габбас рванул Ислама за руку.
– Нет времени, бежим!
Дорога здесь шла по насыпи высотой в несколько футов. От падения с нее машины предохранял бетонный отбойник. Беглецы перевалились через него и под грохот автоматных и пулеметных очередей покатились вниз, обдирая кожу о камни. Когда они уже были у самого низа, машина взорвалась.
Грохнуло так, что Ислама, который только начал подниматься на ноги, сшибло на землю. Оглушенный, ошеломленный, не понимающий, что происходит, он лежал на земле. В ушах его шумели многие миллионы цикад. Обломки металла, камни падали рядом и прямо на парня. Все кругом заволокло дымом.
Потом кто-то потянул его за руку. Он увидел, что это Габбас. Его товарищ по несчастью тоже выжил. Габбас открывал рот, но говорить у него почему-то не получалось.
Отплевываясь кровью, Ислам последовал за ним. В нескольких метрах от этого места текла небольшая грязноватая речушка. Зеленка, окружающая ее, скрыла их и сделала невозможными поиски по следу.
– Похоже, брат, Аллах не оставил нас, услышал наши молитвы. Правильно говорят, что обращение угнетенного Всевышний принимает немедленно.
Они брели невдалеке от дороги, но старались, как говорится, не отсвечивать. Все зависело от того, видели ли что-то афганские коммандос, уцелел ли кто из них. Если кто-то из солдат заметил, как они сбежали, если кто-то видел хотя бы выбитое стекло машины в последний момент перед взрывом и остался жив, то власти начнут их поиски, могут поднять беспилотники. Если нет, просто спишут со счетов. Они должны были умереть, так и получилось. В любом случае какое-то время будут идти разборки на месте подрыва, и это время у них есть.
Они брели невдалеке от дороги, но старались, как говорится, не отсвечивать. Все зависело от того, видели ли что-то афганские коммандос, уцелел ли кто из них. Если кто-то из солдат заметил, как они сбежали, если кто-то видел хотя бы выбитое стекло машины в последний момент перед взрывом и остался жив, то власти начнут их поиски, могут поднять беспилотники. Если нет, просто спишут со счетов. Они должны были умереть, так и получилось. В любом случае какое-то время будут идти разборки на месте подрыва, и это время у них есть.
– Я не верил в знамения Аллаха. Напрасно!
– Да, брат.
Они немного пришли в себя и брели, поддерживая друг друга.
– Откуда ты, брат? Ты не местный?
– Да… Я чеченец.
– Вот как.
– А что такого?
– Да ничего, брат. Просто я ни разу не видел чеченцев. Ты давно на джихаде?
– Два года.
– Я дольше.
За горой был слышен шум машин.
– Надо уходить, – сказал Ислам.
Бородач остановился, вытер лицо рукавом и проговорил:
– Это, наверное, первое шоссе. Пошли. Ты спрячешься у дороги, а я поймаю машину.
– Нет. Надо идти пешком. В машине нас поймают.
– Не поймают. Если Аллах помог нам избежать верной смерти, неужели ты думаешь, что Он не поддержит нас и сейчас?
Машину Габбас остановил почти сразу. Первый же водитель тяжелого грузовика тормознул и показал беглецам назад, на полку. Там было тепло, имелись одеяло, чтобы прикрыться, и занавеска. Грузовик был китайского производства, потому в кабине сильно пахло дешевой пластмассой.
Дорога была вполне хорошей, без колдобин, и ехали они очень быстро, под сто километров в час.
Потом машина начала замедлять ход, и водитель прошипел:
– Граница! Сидите тихо.
Машина теперь двигалась рывками, видимо, на границе скопилась очередь. Ислам лежал так, что перед его глазами был узенький просвет между занавесками, и он кое-что видел. Машины и автобус за окном тоже перемещались лишь время от времени. Потом Ислам разглядел колонны и высокую крышу, самый краешек здания пограничного поста. Кабины таможенников были дополнительно защищены бетонными блоками, расписанными черными и желтыми полосами. Перед самым постом дорога поднималась. Там было устроено что-то вроде «лежащего полицейского».
Двигатель бормотал на холостых оборотах. Стукнула дверь.
– Салам алейкум, господин!
– Салам. Пустой идешь?
– Да, эфенди. Возьму груз в Пешаваре и двинусь обратно.
Дверца захлопнулась. Двигатель взял более высокую ноту, и грузовик снова тронулся в путь.
– Прошли! – раздался голос водителя.
– Аллаху акбар! – Габбас первым полез на пассажирское место. – Пусть милостивый и милосердный воздаст тебе благом за добрые дела…
– У меня дядя в Пешаваре, – сказал водитель, разгоняя грузовик. – Если хочешь, он тебя спрячет, брат. И твоего друга тоже. Даст работу.
– Нет, ты и так был добр к нам. Останови на выезде из Торкхама. Там, где базар, на котором запчасти продают. Дальше мы сами разберемся.
– Храни вас Аллах.
Город Торкхам стоял у самой границы Пакистана и Афганистана. Его обитатели жили в основном за счет транзитных перевозок и торговли. На окраине города, у самого шоссе, ведущего на Пешавар, кишел народом самопальный базарчик. Там торговали всяким металлом и разбирали машины на запчасти. Водитель остановил грузовик. Беглецы спрыгнули на обочину, еще раз поблагодарили его и пошли к базару. В этом же направлении и обратно прямо по обочине шагали люди. Эти прохожие видели их, оборванных, грязных, в крови, но смотрели равнодушно, как будто не замечали. Здесь не Германия, не США – никто не будет звонить в полицию.
Беглецы шли медленно, быстро просто не могли.
Какой-то мужчина, несущий довольно большую, на вид очень даже тяжелую сумку, обгоняя их, поинтересовался вполголоса:
– Помочь, братья?
– Рахмат, брат, мы знаем, куда идем.
– Тогда храни вас Аллах.
– И тебя, брат.
У самого края базарчика они свернули направо и углубились в лабиринт самодельных строений, служивших как лавками, так и складами. Все они были одноэтажными, слепленными из чего попало. То, что в них не поместилось, хранилось рядом, навалом у стен, и было весьма похоже на груды металлолома.
В Пакистане имелось свое автомобильное производство, правда, только сборочное, а вот в Афганистане не было вообще ничего. Поэтому торговцы, собирающиеся на этом базарчике, ориентировались в основном на покупателей из Афганистана. Здесь можно было купить все, от любого болта до двигателя в сборе, в том числе и для тех моделей машин, которые сейчас не производились. Здесь же мастера ремонтировали автомобили. В том числе и так, как было «усовершенствовано» то самое такси, в котором афганские солдаты хотели взорвать беглецов.
– Куда мы идем? – спросил Ислам, шагая за Габбасом.
– К одному хорошему другу. Он нам поможет.
– А если тут полиция?
– Тут нет полиции, никто ее сюда не пустит. Если бы она была, я давно уже увидел бы это.
Они свернули и пошли по улице, где на импровизированных подъемниках и ямах, выкопанных в земле, производился капитальный ремонт машин. Пахло соляркой, горячим металлом, мелькали искры сварки.
У одного из таких мест Габбас резко свернул, обогнул машину, двигатель которой висел на талях, и схватил со спины человека в сером комбинезоне, который что-то делал с этим мотором.
– Салам, Джамал! Бросай свои дела. Всех денег все равно не заработаешь!
Механик резко повернулся. У него были грубые черты лица и небольшой шрам у виска.
– О, Аллах! Мохандес, это ты!? Ты же в Афганистане!
– Слава Аллаху, я здесь, брат!
– Слава Аллаху! – Механик бросил инструмент на капот, обнял Габбаса и даже оторвал его от земли.
– Тише!..
– Как ты здесь?..
– Волей Аллаха, брат. Позволишь зайти?
– Конечно, брат! Мой дом – твой дом. А это кто с тобой?
– Один брат. Мы вместе сбежали.
– Слава Аллаху! Идите сюда. У меня что-то осталось от обеда.
– Почему тебя тут зовут Мохандес? – спросил Ислам через десять минут, жадно поглощая самые обычные макароны с кетчупом, совсем не мусульманскую еду, но сытную и вкусную.
– В переводе с арабского «мохандес» означает «инженер». Такую кличку братья дают тем, кто хорошо разбирается в механике и может в этом помочь.
– Так ты инженер?
– Да, брат, в обычной жизни. А у тебя какая кличка?
– А у меня нет клички.
– Почему же? Как так?
– Мы только вышли на пути Аллаха. Нас схватили, я волей Всевышнего остался в живых и не стал мучеником за веру, как другие братья.
– Почему же тебя не убили?
– Не знаю, брат, – искренне ответил Ислам. – Может, потому, что я чеченец. Они допрашивали меня. Но я ничего не сказал! Аллах свидетель!
– Да, брат, я верю. Иначе бы тебя не посадили к нам в яму. Стукачей оставляют в живых. Ты по-прежнему хочешь идти по пути Аллаха?
– Да, брат, хочу, – сказал Ислам и опять был почти искренен.
Да, именно так. Почти.
Габбас почесал бороду.
– Полагаю, я могу тебе в этом помочь. Скоро за мной приедут, я скажу за тебя слово. Где ты хочешь сражаться?
Ислам пожал плечами.
– Не знаю, брат. Мой джамаат… все они теперь в раю. Кому я нужен? Если здесь есть чеченские амиры, я примкнул бы к ним. Проще, когда рядом свои. Я даже язык толком не знаю.
– Надо учить! – наставительно сказал Габбас. – Все братья должны знать языки друг друга. Предупреждаю тебя, смотри не на то, кто какой национальности, а на то, кто и как сражается, кто по-настоящему искренен и усерден в вере. Мы все братья-мусульмане, и в этом наша сила. Насаждая национализм, неверные хотят расколоть наши ряды.
– Брат, я и не думал о национализме. Просто очень тяжело, когда тебя не понимают, ты один говоришь на таком языке.
Габбас понял руку.
– Брат, не оправдывайся. Я и не обвиняю тебя ни в чем, просто говорю, что лучше выучить язык. Так тебе будет проще. Думаю, здесь есть чеченские амиры. Они с радостью примут тебя в свой джамаат, тем более после того, что я расскажу им. Но тебе нужна кличка, брат. Не дело представляться своим подлинным именем. Ты бы какую хотел?
Ислам пожал плечами.
– Я не знаю, брат.
– Тогда кличку дам тебе я. Ты теперь Эхбааль. Пусть Аллах улыбнется, когда ты предстанешь перед Ним и назовешь себя.
– Эхбааль? А что это значит, брат?
– Это означает «счастливчик». Пусть Всевышний даст тебе на джихаде нечто большее, чем то, что ты сделал до сих пор. Аллаху акбар!
Когда они уже приканчивали свою еду, дверь комнатушки, размещенной в задней части мастерской, открылась. Вошел человек, который не снимал очки даже в темных помещениях. Он был лысоват и чисто выбрит в отличие от многих амиров. Из-под легкой куртки сбоку что-то выпирало. Людям, знавшим его, было известно, что он всегда носил с собой короткоствольный автомат.
– Мохандес, ты здесь! Мы думали, что тебя уже не вытащить, даже не знали, где ты находишься.
– Аллах не дал нам стать шахидами, эфенди.