Задний двор был очень длинный, почти сто футов от внутреннего дворика до забора, старые доски которого были почти не видны за зарослями помидоров. Иногда он переживал, что посадил помидоры слишком далеко. Ближе к дому было бы безопаснее. Но там был хороший, толстый слой пахотной почвы. Листья авокадо опадали круглый год и, сгнивая, превращались в темную сопревшую массу. Когда Вилкинс вскапывал землю в первый раз, то обнаружил там шестидюймовый слой лиственного перегноя, так что помидоры, посаженные на такой плодородной почве, могли бы вырасти почти такими же большими, как грейпфрукт.
Все же он был ужасно длинным, этот путь по тропинке мимо вращающихся как ветряные мельницы отпугивателей сусликов. Он не мог не спускать глаз с того, что росло здесь. Как ни был он бдителен, червяки съедали помидоры один за другим. Сначала он посадил в феврале немного Ранней Красавицы, но было слишком холодно, и растения не прижились. В первую неделю марта червяки за одну ночь сожрали пять из шести растений, и Вилкинсу пришлось ехать в питомник за Ранней Красавицей. В итоге он купил дополнительно по шесть маленьких стебельков Бифстейка и Лучшего Парня, рассудив, что, имея эти восемнадцать и плюс тот, что червяки пропустили, он хоть что-нибудь соберет.
Сейчас, в середине июня, у него оставалось только девять здоровых растений. Большая часть Ранней Красавицы пропала, червяки очень жестоко обошлись с ней. А на Бифстейке завязались какие-то деформированные, похожие на луковицу плоды, совершенно безвкусные.
Лучший Парень, однако, набирал силу. Опустившись на колени, Вилкинс терпеливо выпрямлял стебли и ставил под них подпорки, отщипывал возле соцветий лишние листья, рыхлил землю у основания растений и сгребал ее в маленькие холмики, чтобы удержать влагу возле корней. Скоро ему понадобится еще одна связка шестифутовых колышков.
Среди листьев и стеблей была какая-то темная круглая тень, почти касающаяся кольев забора; на фоне белой краски Вилкинс уловил оранжево-желтую вспышку. Какое-то время он ждал, пока глаза привыкнут к путанице теней. Это, должно быть, гроздь помидоров.
Уткнувшись лицом в стебли и вдыхая горьковатый аромат листьев, Вилкинс протянул руку. Он наткнулся на кол в заборе и вслепую шарил, пока не нащупал их.
Нет. Его.
Там, в глубине, был только один помидор, один Лучший Парень.
Он был громаден и созрел только наполовину. Вилкинс медленно развернул руку, проведя своим толстым розоватым пальцем по периметру помидора.
– Боже праведный, – сказал он громко.
Диаметр этого чертова помидора не меньше восьми дюймов, может быть, даже десять. Вилкинс просунул голову дальше, вглядываясь в зеленые дебри. Помидор теперь был виден лучше. Он внушительно висел на стебле толщиной с большой палец Вилкинса.
Тук-тук, – подумал он.
Кто там?
Эфир.
Какой еще эфир?
Эфирные кролики.
– Сегодня никакого бейсбола, – решил Вилкинс. – Никакого кроссворда.
Он выбрался из стеблей и большими шагами целеустремленно двинулся в гараж. В этом году он не собирался использовать эфирные сети, но такой помидор нужно спасти. Вилкинс вполне мог представить, как червяки разглядывают громадного Лучшего Парня из своих – гнезд? лежбищ? – и строят планы на вечер. Повязывают воображаемые салфетки вокруг шеи и вытаскивают столовые приборы.
Он рывком открыл покоробленную дверь гаража и посмотрел на большой холодильник в углу и на свисающие со стен сети с мелкими ячейками. Кристаллы могут быть не совсем готовы, но сегодня придется ими воспользоваться.
Он прочел работы профессора Дейтона С. Миллера, коллеги Эдварда Вильямса Морли, и, так же, как и Миллер, Вилкинс пришел к выводу, что Эйнштейн не прав – свет не был корпускулярен, а представлял собой волны, распространяющиеся в среде, которую физики девятнадцатого века называли эфиром, световым эфиром.
«Световой эфир». Он с чувством произнес эту фразу, прислушиваясь к волшебству, заключенному в ней.
Обычные предметы, например, планеты, люди и бейсбольные мячи, двигались в эфире, не подвергаясь его воздействию. Эфир проходил сквозь них, как вода проходит через сетку в бассейне. Но все, что отклоняло свет, что-нибудь вроде увеличительного стекла, призмы или просто бутылки из-под кока-колы, немного отделялось от эфира и, следовательно, испытывало определенную нагрузку.
У Молли была коллекция стеклянных и стеклянных зверюшек – не один раз ей предлагали за них приличные деньги – и Вилкинс заметил, что через определенные промежутки времени некоторые сдвигались со своего места, и на полках оставались следы, не покрытые пылью. Дальше всех, как казалось, передвинулся набор из забавных кроликов, который они приобрели в Атлантик-Сити, наверное, в пятьдесят четвертом году. Вилкинс пришел к выводу, что эффект был вызван углом наклона и длиной ушей кроликов.
Кристалл соответствующей формы, заключил Вилкинс, будет просто остановлен вечно неподвижным эфиром и сорван с поверхности движущейся Земли, как… как брюки, которые были содраны с его тела, когда стойка зеркала зацепила их.
И поэтому Вилкинс накупил в местном магазине «Сделай сам» массу комплектов для выращивания кристаллов и «засеял» плошки с раствором пространственными фигурами в виде кроликов, которые он согнул из медной проволоки. Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы сделать уши правильно. Получившиеся кристаллы двуокиси кремния до тех пор не проявят свою способность якорем цепляться за эфир, пока будут находиться в воде, преломляющей свет – в данном случае, в замороженной воде – и Вилкинс собирался использовать их не раньше будущего года.
Но сегодня ему понадобится якорь. Нужно спасать Лучшего Парня. Этот год, со всеми его потерями и унижениями, не будет прожит напрасно. Он улыбался, думая о висевшем в тени Парне, круглом и невероятно большом. Ломтик его на гамбургере…
Тук-тук.
Кто там?
Самоа.
Что за Самоа?
Эфирные кролики острова Самоа.
Он насвистывал незатейливую песенку, любуясь солнечным светом, косо падавшим в пыльное окно. Ранней Красавицей и Бифстейком придется пожертвовать. Он развесит под ними сети. Пускай червяки попируют в космосе, если у них теку слюнки, как сказал Томас Мор.
Испанская тетушка Молли однажды прислала им кружевное покрывало с ручной вышивкой. Очевидно, монахини целого монастыря провели большую часть жизни, плетя его. Даже Френк Синатра не мог бы позволить себе купить эту вещь за ту цену, которую она заслуживала. Вилкинсы очень старались, застилая свою скромную постель пышным покрывалом, и блаженствовали, лежа под ним во время чтения чего-нибудь соответствующего – сонетов Шекспира, насколько он помнил.
В ту же ночь кошка вскочила на кровать, и почти тут же из нее извергся живой ленточный глист длиной, должно быть, в ярд. Глист извивался на постели, вставая несколько раз прямо на голову, и Вилкинс в ужасе скомкал покрывало вместе с ним, бросил на пол, несколько раз топнул по покрывалу ногой и потом выбросил ком во двор. Наконец Вилкинсы заснули. Той ночью дождь шел восемь часов подряд, и к утру покрывало имело такой вид, что ему было стыдно видеть его даже в мусоре.
Когда мутный лед растает, кристаллы в виде кроликов будут поплавками наподобие стеклянных шаров, которыми полинезийские рыбаки пользуются, чтобы поддерживать по периметру сети. Кристаллы, подобно хорошим шинам, сцепляющимся с асфальтом, будут пытаться захватить космический эфир, и кружевные сети, полные томатных червяков, запустивших зубы в плоть несчастных Бифстейков и Ранних Красавиц, улетят в пространство.
«Теперь пусть ползут», – злорадно думал Вилкинс. Он искал какие-нибудь просчеты, но не находил. В его теории все правильно. Она нуждалась только в применении. Сегодня вечером он сделает это.
Все еще одетый в выходные брюки, Вилкинс искусно обвязал морскими узлами кубики льда и положил их обратно в холодильник. Несколько раз в гараж приходила Молли, умоляя его бросить все и пойти домой. Увещевала, как он называл это. «Не увещевай меня!» – в конце концов закричал он на Молли, и она в гневе ушла. Поскольку работа была прервана, он почти сразу остыл и вскоре смог посмотреть на случившееся иначе. Черт побери, нельзя ожидать, что она увидит смысл в этих сетях и кубиках льда. Они наверняка кажутся ей большой глупостью. Интересно, стоит ли около полуночи, когда сети поднимутся, разбудить Молли и позвать ее на улицу…
К счастью, Вилкинс сделал много кроликов. Этого будет достаточно. А завтра ему придется купить еще несколько комплектов кристаллов.
Тук-тук.
Кто там?
Расходы.
Какие расходы?
Расходы на всех этих эфирных кроликов.
Какие расходы?
Расходы на всех этих эфирных кроликов.
Он громко расхохотался.
К обеду Вилкинс закрепил по краям сеток желтые и красные шнурки, скрученные вместе. Будет очень легко прицепить к ним эфирных кроликов, когда придет время. Под всеми помидорами, растущими вокруг того, который породил изумительного Парня, он расстелил сети, вытаскивая или обламывая мешающие стебли соседних растений. Вилкинсу совсем не нравилось уничтожать помидоры, но сейчас на карту было поставлено все. Если хочешь сделать дело, то и делаешь дело. Разве не так всегда говорит Кейси Сейнджел? Полумеры не остановят томатных червей. Это открытие далось Вилкинсу с большим трудом.
Молли приготовила его любимый обед: запеченная в грибном соусе свиная отбивная с картофельным пюре и овощной салат, положенный с края. Тарелку украшала веточка петрушки, совсем как в хорошем ресторане. Он снял ее и положил на скатерть. Потом, намазав маргарином кусок белого хлеба и обмакнув его в подливку, стал с удовольствием жевать, разглядывая свою кухню, свои владения. За стенами дома был мир, кишащий ужасами. Это действительно Вавилон. Но Вилкинс, овеваемый легким летним ветерком, залетающим в окно, вдыхая аромат обеда, совсем не проклинал этот Вавилон.
Он разглядывал ряд сувенирных тарелок, висевших на стене, припоминая, где они с Молли купили их. Вот тарелка с изображением Споканы, купленная на международной выставке семьдесят четвертого года, вон Большой Каньон, а рядом с ним – плоская гора Верде на тарелке с чуть отколотым краем. Черт возьми, что это такое? Немного клея «Супер»…
Во всем этом было волшебство: в тарелках на стене, в ломтиках хлеба, сложенных небольшой стопкой на блюдце, в моркови и горошке, примешивающихся к картофельному пюре. Вокруг таких вещей было что-то особенное, похожее на гравитационный купол над лунным городом в фантастическом рассказе. Неважно, чем оно было, это самое волшебство, но оно не пускало сюда Вавилон.
Ни с того, ни с его Вилкинсу вспомнилась кошка и испанское покрывало, и он положил вилку. Но, черт побери – эфирные кролики, спасение огромного помидора – сегодня все будет иначе.
Он опять взял вилку и стал вылавливать из грибной подливки ломтик моркови, стараясь одновременно подцепить пару горошин.
Надо не забыть положить спортивное одеяло в сумку. Боб Додж… Даже в имени этого человека есть намек на совершенство. Если бы Господь сошел с небес, что, как написано в Библии, он делал в прошлые времена, и сказал: «Найдите мне хоть одного праведного человека, или я разнесу это чертово племя в клочья», Вилкинс указал бы на Боба Доджа, а потом всем можно было бы расслабиться и вернуться к своим свиным отбивным.
– Еще пюре? – спросила Молли, врываясь в его мечты.
– Да, пожалуйста. И подливки.
Она подошла к плите, зачерпнула ложкой большую порцию картошки, шлепнула ее на тарелку и сделала в середине картофельного холма ямку. Все получилось так, как надо. Вилкинс улыбнулся, наблюдая, как она наливает в углубление подливку.
– Соль?
– Не надо, – сказал он. – Все отлично.
Молли наклонила голову и взглянула на него:
– Пенни?
Вилкинс неловко улыбнулся:
– За мои мысли? Да они не стоят и пенса… или стоят слишком много, чтобы назначать цену. Я просто думал обо всем этом. О нас. – Он повел рукой вокруг, показывая на сувенирные тарелки на стене и на полные тарелки, стоящие на столе.
– Да, я понимаю, – сказала она, скрывая недоверие.
– Мы могли бы жить хуже.
Молли кивнула, как будто имела в виду именно это. Он готов был рассказать ей об эфирных кроликах, о том, зачем он купил старый холодильник и сетки, об Эйнштейне и Миллере, но оказалось, что вместо этого он рассказывает ей о Норме и о том, что сегодня на стоянке его чуть было не сбили. Когда перед обедом он взял ее ключи и ушел, чтобы забрать машину, Молли не о чем не спросила. Вилкинс решил, что она дуется, но теперь он знал, что это не так. Просто она давала ему возможность перевести дух.
– Извини, что я накричал на тебя, когда вернулся, – сказал он, когда кончил рассказывать о своих злоключениях. – Я был здорово потрясен.
– Конечно. Все-таки, лучше бы ты мне сказал. Кому-нибудь следовало вызвать полицию.
– Бесполезно. Я даже не запомнил номер. Все случилось слишком быстро.
– Кто-нибудь в кафе мог запомнить.
Вилкинс пожал плечами. Даже в тот момент он не послал проклятие вслед парню из «Турина». В некотором смысле там не было никакого парня, а была просто… просто какая-то физическая сила, похожая на силу тяготения или холод, или на манеру вещей пропадать ко всем чертям, если не быть настороже. Он проделал в картофельном пюре небольшие щели, чтобы подливка могла стекать к краям тарелки подобно кипящей лаве, вытекающей из вулкана, и внимательно следил за тем, чтобы она не вытекла вся. Вилкинс отправил в рот полную вилку, взял свиную отбивную, держа ее за косточку, и обгрыз оставшееся мясо.
– Ничего страшного, – произнес он. – Всего несколько долларов…
– Что тебе нужно было сделать, когда ты добрался до дома и надел другие брюки, так это поехать на 17-ю улицу. Твои штаны, скорей всего, валяются где-нибудь на обочине.
– Самое первое, что сделаю утром, – пообещал он, оттягивая поиски, хотя до наступления темноты оставалась еще пара часов.
Но потом Вилкинс вдруг понял, что Молли права. Конечно, именно это он и должен был сделать. У него была слишком забита голова. Мужчина не любит вспоминать о затруднениях такого рода, во всяком случае, не так скоро. Теперь, когда он сидел в безопасности на своей кухне и поглощал вкусный обед, мир был достаточно далеко, чтобы позволить ему попытку философского отношения к происшедшему. Теперь Вилкинс мог порассуждать об этом, рассказать все Молли. В этом не было позора. Черт возьми, ведь было смешно. Если бы он видел все это из окна кафе, то тоже смеялся бы над собой. Он ничуть не пострадал. Если не считать того, что исчезли его изобретательские брюки.
Внезапно насытившись, он отодвинул тарелку и встал.
– Посидим, поговорим? – спросила Молли.
– Не сегодня. Мне еще нужно кое-что сделать до наступления темноты.
– Тогда я сварю кофе и принесу в гараж.
Он улыбнулся и подмигнул ей, потом нагнулся и поцеловал в щеку:
– Возьми фильтр. И свари в той большой немецкой пивной кружке, что на целую кварту, хорошо? Хочу чтобы хватило. Нет ничего вкуснее, чем кофе с молоком и сахаром через час после того, как он остынет. Молоко образует на поверхности что-то вроде гало. Проявление броуновского движения.
Молли с сомнением взглянула на него, и Вилкинс опять подмигнул ей, прежде чем направиться к задней двери. – Я просто съезжу в Билдерз-центр, – сказал он уже на пороге. – Пока не закрыто. Оставь мне кофе на скамейке, если не возражаешь.
Выйдя, он тут же обошел вокруг дома, сел в машину и отправился к 17-ой улице.
Вилкинс медленно ехал на восток, не обращая внимания на автомобили, сердито перестраивающиеся в соседние ряды, чтобы обогнать его. Кто-то что-то крикнул, и Вилкинс буркнул в окно: «Хорошо!», хотя не имел ни малейшего представления, что было сказано.
Обочина была усыпана мусором: консервными банками, бутылками и использованными салфетками. Раньше он никогда этого не замечал, вернее, никогда не смотрел туда. Вид был угнетающий. Поиск вдруг потряс его своей безнадежностью. Его брюки, наверное, висели на ветке дерева где-нибудь в горах Санта-Аны. Полиция могла бы послать на поиски своих лучших парней – ничего бы из этого не вышло. Вилкинс медленно переехал через железнодорожные пути, нарочно пропустив зеленый светофор на этой стороне тоннеля, и ему пришлось остановиться и долго ждать, пока не погаснет красный свет. Зазвенел звонок, и пассажирский поезд из Ампрекса промчался мимо за его спиной, сотрясая автомобиль и заслонив заднее стекло пролетающей со свистом сталью. Неожиданно Вилкинс ощутил себя изолированным и отрезанным от мира, как будто он сорвался с якоря, и он решил на следующем углу развернуться и поехать домой. В этих тщетных поисках не было никакой пользы.
Но именно тогда он увидел брюки, валяющиеся, как дохлая собака, в тусклом бетонном полумраке перед поездом. Когда затих шум поезда и зажегся зеленый свет, он быстро поехал вперед, свернул на боковую дорогу и припарковался на стоянке возле уже закрытой ремонтной мастерской.
Выбравшись из машины, Вилкинс подернул свои выходные брюки и крупными шагами пошел по пешеходной дорожке, а машины неслись мимо, и водителям не было никакого дела до Вилкинса и его цели.
Брюки являли собой живую рану, безнадежно разодравшись после того, как они отполировали асфальт трех кварталов. Кошелек и ключи исчезли.
Вилкинс вытряхнул брюки. Одна штанина висела на ниточке, выражаясь литературным языком. Задняя часть совершенно исчезла. То, что осталось, было покрыто засохшей грязью. Какое-то мгновение Вилкинс готов был выбросить их, главным образом, от злости.