Конечно, и раньше бывало, что Аля ложилась поздно: читала до утра, засиживалась в гостях. Да мало ли почему может не спать до утра девушка девятнадцати лет!
Но теперь она почти ежедневно ложилась спать под утро, и это происходило как-то само собою. В том состоянии растерянности, тревоги, счастья, в котором она находилась с первой ночи, проведенной у Ильи, Аля даже не заметила, как быстро и прочно установился новый образ ее жизни.
Если Илья не ехал вечером по каким-нибудь, как он говорил, представительским делам, то он заезжал за ней или звонил, договариваясь встретиться по дороге. И они ехали на какую-нибудь презентацию, или на празднование дня рождения одного из его многочисленных друзей, или в ночной клуб, где шла сольная программа его приятеля, или просто в гости в такие дома, которых Аля прежде не могла себе и представить.
Она сама не понимала, нравится ли ей такая жизнь, и не успевала спрашивать себя об этом. Так же, как не успевала запоминать людей, с которыми встречалась на этих бесчисленных тусовках.
Где-то в самом начале их совместной жизни Илья сказал ей:
– Алечка, если ты устаешь, говори мне. Ты совсем не обязана сопровождать меня повсюду, если тебе не хочется. Все это является частью моей жизни, хочу я того или нет. Но тебе…
– Ну что ты, Илюша! – горячо возразила она. – Мне хочется быть с тобой.
– Мне тоже, – кивнул он. – Надоест – скажешь.
Желание везде быть с Ильей – это было единственное объяснение, которое не вызывало у Али сомнений.
Сказать, что шумные сборища вызывали у нее жгучее любопытство, было бы неправдой. Конечно, она не была искушенной светской дамой, но не была и наивной провинциалочкой, чтобы боязливо восхищаться всем и вся.
Сказать, что эта новая жизнь оставляет ее совершенно безразличной, – было бы еще большей неправдой. У нее не захватывало дух на пороге ресторана, но легкое, будоражащее чувство приятно холодило сердце, когда она входила с Ильей в зал какого-нибудь закрытого клуба для избранных и слышала приветственные возгласы знакомых, расспросы, рассказы.
Пожалуй, первый вечер в ресторане «Репортер» был точным слепком всех будущих вечеров. И чувства, испытанные ею тогда, повторялись почти без изменений. Але даже казалось иногда, что все вечера она проводит одинаково, хотя и в разных местах.
Может быть, ее просто несло по течению. Но, оглядываясь вокруг, она понимала, что это течение ей не чуждо. Пожалуй, ее жизнь текла бы в том же русле, даже если бы Аля не встретилась с Ильей, а просто поступила в ГИТИС.
Всюду, где они бывали, тусовалось множество актеров – бывших, настоящих, будущих; все они мало отличались друг от друга.
Аля и предположить не могла, что их так много! Когда она поступала, ей как-то не приходила в голову простая мысль: что же будут делать все те счастливчики, которые дойдут до победного конца на конкурсах в ГИТИСе, Щуке, Щепке, Школе-студии МХАТ? Что делают те, которые закончили театральные вузы в прошлом году? А в позапрошлом? А три года назад?
Теперь она видела всех этих людей ежедневно, и ей становилось не по себе. Она невольно сравнивала себя с ними и не знала, что думать – о себе, о них, о будущем… И ловила себя на том, что говорит себе: не думай об этом, не надо об этом думать!
…Короткий осенний день клонился к вечеру, но Аля этого почти не чувствовала. Она только недавно проснулась, выпила кофе и шла теперь по Страстному бульвару, то и дело останавливая свои мысли, возвращая их в тот мир, где были только она и Илья, где даже тревоги были родные, необходимые.
Впрочем, тревог оказалось гораздо меньше, чем она предполагала.
В первый день, проведенный у Ильи, Аля ужаснулась тому, что совершенно не умеет готовить.
Она вышла на кухню, сделала бутерброд с нашедшейся в холодильнике колбасой, сварила кофе в кофеварке «Мулинекс»… И вдруг поняла: вот он вернется вечером, надо будет сесть ужинать – и что? Снова намазывать бутерброды и варить кофе?
Она так растерялась от этой мысли, что застыла посреди кухни с фарфоровой чашечкой в руке. Наверное, надо сварить суп, сделать какое-нибудь второе – котлеты, что ли. Но как их сделать, из чего?
Только теперь до нее дошло, что она понятия не имеет о тех последовательных мелких действиях, после выполнения которых получается суп. Какое взять мясо, сколько налить воды, чтобы получился крепкий бульон, сколько положить крупы, чтобы не вышла каша, и надо ли вообще класть крупу, может, лучше капусту?
Аля и сама не могла понять, как же это получилось, что она совершенно не умеет готовить. Вроде дома у нее не было ощущения, что родители ее балуют или что ей позволено жить в свое полное удовольствие. Родители относились к ней так, как относятся к своим детям все любящие и разумные родители: чего-то требовали, за что-то ругали, чем-то гордились и из-за чего-то расстраивались.
Но суп при этом варился без Алиного вмешательства, и она только краем глаза наблюдала, как это происходит. Может быть, мама считала, что Аля потихоньку и сама усваивает, как это делается. А может быть, думала, что все это пригодится дочке еще не скоро и она ведь всегда сможет вовремя расспросить маму, что к чему; невелика премудрость! Кто мог знать, что даже позвонить маме будет невозможно…
Если бы кто-нибудь сказал Але, что она будет с ума сходить из-за отсутствия обеда, – она просто расхохоталась бы такому человеку в лицо. Она нисколько не притворялась, все это действительно так мало значило в ее жизни… И вот все вдруг перевернулось, и она сидит на почти незнакомой кухне, совершенно ошеломленная. И все из-за какого-то несчастного супа!
Аля заглянула в морозильник – он был пуст. Заглянула в шкаф, встроенный под подоконник, – к счастью, там стоял небольшой пакет с картошкой. Забыв про кофе, как была, в велюровом халате, Аля бросилась ее чистить. Нервы ее были напряжены, ей казалось, что она ничего не успеет к приходу Ильи. Она даже представляла, какое выражение будет на его лице, когда он обнаружит, что в доме нечего есть. Хотя откуда ей было знать его поведение в такой ситуации?
Только начистив полную кастрюльку, Аля сообразила, что делает это, пожалуй, рановато: Илья ведь еще даже не звонил, и она не знает, когда он придет. И хватит ли крошечного кусочка сливочного масла, чтобы поджарить картошку? Где находится растительное масло и есть ли оно дома вообще, Аля понятия не имела.
Она залила картошку водой и расплакалась. Испуганная Моська вертелась рядом, заглядывала ей в лицо и пыталась слизнуть слезы со щек.
В таком состоянии и застал ее Илья.
– Алечка, что случилось? – удивленно спросил он, входя на кухню.
То ли он открыл дверь бесшумно, то ли звуки гасились в длинном коридоре, то ли Аля слишком громко шмыгала носом, – но она не услышала, как щелкнул замок входной двери. При виде Ильи она зарыдала в голос.
– Да что с тобой, маленькая? – Он отодвинул ногой стоящую на полу кастрюльку и присел перед Алей на корточки. – Вот тебе и раз! Я лечу домой в обед, радуюсь, что тебя увижу – а ты…
Услышав про обед, Аля закрыла лицо руками.
– Какой обед, Илюша?! – пробормотала она сквозь слезы. – Я же ничего не умею…
Наконец он понял, в чем дело, и расхохотался так, что Моська радостно залаяла.
– Алечка, – смеялся Илья, – да за кого ты меня принимаешь? Я что, по-твоему, полный кретин? Думаешь, я рассчитывал, что ты приготовила обед? Хотя… – он перестал смеяться. – Встреть я тебя лет пять назад – черт его знает… Да, видела бы все это Светка! Это моя жена бывшая, Светка, – пояснил он, поймав Алин вопросительный взгляд.
– Та, на которой ты в восемнадцать лет женился? – вытирая слезы, спросила она.
– Нет, вторая жена. На ней я, к сожалению, женился несколько позже и до сих пор никак не могу развестись, – ответил Илья. – Господи, как вспомню, какие были скандалы! Я орал: в доме срач, а ты только и можешь, что медитировать под кофе с сигаретой! Она мне: ты восточный деспот, по-твоему, у женщины не должно быть других забот, кроме кухни! А я ей: моя мать для всего находила время, а уж она актриса – не чета тебе! Ну, и так далее. Чуть до драки не доходило, особенно когда ребенок родился.
Аля слушала его, забыв про обед. Ведь она так мало знала о его прежней жизни… Да что там о прежней – она и о нынешней его жизни имела самое приблизительное представление! Даже о его работе, не то что о ребенке.
– Вы поэтому развелись? – спросила Аля.
– Да нет, наверное. Или, вернее, не только поэтому. Ладно, это отдельный разговор, – нехотя ответил он. – Проблемы немытой посуды, нестираной рубашки и неприготовленного обеда как раз оказались самыми простыми… А тогда, помню, до того дошел, что ночами, бывало, об этом думал. Сам теперь поверить не могу, – усмехнулся он. – Мысли были – что надо! Для чего нужна жена, и прочее в таком духе.
– И для чего же? – с любопытством спросила Аля; слезы высохли на ее щеках.
– И для чего же? – с любопытством спросила Аля; слезы высохли на ее щеках.
– Во всяком случае, не для того, чтобы заниматься хозяйством. Для этого есть домработница, – пожал плечами Илья. – Оказалось, что дело всего-навсего в такой презренной вещи, как деньги, – хмыкнул он. – Если бы я тогда мог покупать продукты без очереди в валютке, купить приличную стиральную машину, посудомоечную машину, еще хрен знает какую машину, взять помощницу, няню… Хотя, – снова оборвал он себя, – едва ли нам тогда и это помогло бы. Ладно, милая. – Он потрепал Алю по щеке. – Одевайся, поедем обедать. Как ты ни хотела приготовить обед из воздуха, все-таки любовь не всегда творит чудеса. Да я же тебе и денег даже не оставил, – добавил он. – Так что расслабься, Алечка, не переживай. Ты умница, все схватываешь на лету. Научишься как-нибудь, если захочешь.
Аля и сейчас улыбнулась, вспомнив эту, почти полугодовой давности, сцену. Не то чтобы она стала за это время асом кулинарного искусства – хотя особенных проблем теперь все-таки не возникало, потому что она действительно довольно быстро освоила самое необходимое, да к тому же они часто обедали или ужинали в ресторане. Но дело было в другом. Тогда ее впервые поразило, как легко Илья умеет обходить те подводные камни совместной жизни, которые ей самой казались смертельными рифами…
Он во всем был такой, не только в домашних делах. Во всем его поведении чувствовалась та насмешливая отстраненность, то изящество и умение держаться, которые отличали его в любой тусовке.
Аля чувствовала, что у Ильи сложился определенный кодекс поведения, от которого он никогда не отступает. И видела, что он умеет заставить окружающих с уважением относиться к принятым им для себя правилам.
Он, например, совершенно спокойно мог сидеть в пьяном угаре ночного клуба и пить минералку с лимоном – и ни один знакомый не приставал к нему с вопросом: «Ты меня уважаешь?» – и с требованием немедленно выпить.
– А почему ты не пьешь, Илья? – как-то решилась спросить Аля.
Они как раз и сидели в ночном клубе, куда их пригласила знакомая певица Нателла. Нателла недавно заняла второе место на конкурсе с умопомрачительным названием «Супер-Ялта-де-транзит» и теперь добивалась, чтобы Илья взялся делать ее первый клип. Это было престижно, чтобы Илья Святых поучаствовал в раскрутке новой звезды, это почти наверняка означало признание. Все давно знали, что Илья занимается только теми, кто имеет реальные шансы на успех, и что чутье у него безошибочное.
Но именно поэтому он был очень осторожен.
– Репутация зарабатывается годами, а теряется в ноль секунд, – любил он повторять, и Аля была с ним согласна.
В тот вечер на Илье был твидовый пиджак с большими замшевыми заплатами на рукавах, который – Аля уже знала – он особенно любил надевать. Не отвечая на ее вопрос, он смотрел на сцену, где под приветственный свист появилась Нателла.
Але нравилось, как она поет. Даже не сами песни нравились, они-то как раз были обычные и ничем не отличались от всех других песен, предназначенных для того, чтобы служить фоном танцев и выпивки. Но голос у Нателлы был необычный – чуть хрипловатый, с каким-то волнующим обещанием. К тому же она обладала выразительной внешностью: высокая, с длиннющими и стройнющими ногами, с роскошной гривой черных волос.
Аля даже удивлялась, почему Илья до сих пор не говорит Нателле ни да ни нет.
– Пьет много, – объяснил он, глядя на сцену, где Нателла уже раскланивалась с поклонниками. – Смотри, и сейчас даже поддатая, а ведь знает, что я смотрю. Ненадежно это, Алечка. План покуривает, потом еще ширяться начнет – что я с ней буду делать? Знаешь, сколько стоит съемочный день? А она с похмелья или ломка у нее… Опасно связываться!
Нателла спустилась со сцены и быстро подошла к их столику. На ней было маленькое черное платье, все расшитое стразами. Их блеск оттенял безупречность Нателлиных открытых плеч и ног. Не хуже стразов блестели пышные волосы. Но глаза у нее действительно были мутноватые, и все лицо выглядело из-за этого каким-то расплывшимся, несмотря на правильность черт.
– Ну как, Илюша? – спросила Нателла.
Аля видела, что она старается говорить небрежным тоном, но это ей не удается.
– Блеск, старушка, – ответил Илья. – Тем более ты сегодня дергалась мало. Тебе идет статичность, возьми на вооружение.
Нателла рассмеялась. Смех у нее был такой же, как голос – хрипловатый, заманивающий.
– Да просто перебрала сегодня, силы не рассчитала, – объяснила она. – Боялась, не брякнуться бы со сцены, вот и не дергалась.
Аля видела, что Нателлу так и подмывает спросить, какой результат будет иметь сегодняшний вечер. Но Илья должен был заговорить об этом сам, это-то певица понимала.
– Ну, раз такое дело, – сказала она наконец, не дождавшись ничего определенного. – Раз, ты говоришь, блеск – надо это дело запить. У меня с собой, – добавила она, заметив, что Илья обернулся, ища глазами официанта.
Она достала из крошечной, тоже расшитой стразами сумочки «мерзавчик» коньяка и, мгновенно открутив пробочку, припала к нему, как к живительному источнику. Илья невозмутимо смотрел, как она пьет.
– Вот теперь норма, – удовлетворенно сказала Нателла, отрываясь от «мерзавчика». – Свои двести баксов поимела – могу отдыхать. Ты знаешь, что у меня ставка за песню повысилась после Ялты? – мимоходом спросила она слегка заплетающимся языком.
– Поздравляю, – кивнул Илья и замолчал.
Наверное, Нателла чувствовала неловкость, сидя за столом с человеком, который смотрит на нее в упор, молчит и изредка прихлебывает воду из бокала.
– Ну, Илюша, я пойду? – вопросительным тоном произнесла она. – Всего тебе, и Алечке тоже!
Илья кивнул, и, слегка покачнувшись, Нателла поднялась из-за стола. Але было ее почти жаль – пьяную, красивую, заискивающую даже перед ней, Алей…
– Нет, проехали, – сказал Илья, когда Нателла исчезла среди танцующих. – Пусть поищет другого дурачка, а у меня не собес.
У Али у самой голова уже кружилась от выпитого и от грохота музыки, хотя она всегда пила мало.
– А все-таки, почему ты сидишь здесь, а совсем не пьешь? – повторила она, чтобы отвлечься от мыслей о Нателле.
Она смотрела на Илью с тем упрямым вниманием, которого сама в себе не любила.
– Потому что завтра с утра работаю, – объяснил Илья. – Потому что напиваться можно только за закрытыми дверями, которые никто не откроет без твоего разрешения. Потому что это просто стильно, – закончил он. – И мне нравится так жить. Вот именно сидеть в ночном клубе и пить минералку с лимоном.
Але стало стыдно – и за свою кружащуюся голову, и за жалость к Нателле, и за то, что саму ее несет, как щепку по течению, а она понятия не имеет, как ей хочется жить и чем она отличается от всех, кто пьет за соседними столиками.
Зеленый свет загорелся на углу Большой Дмитровки и Страстного.
«Опять ты об этом! – сама на себя рассердилась Аля. – Ты же уже поняла, что пока не можешь в этом разобраться! К чему травить себе душу понапрасну?»
– Пойдем, Мосечка, – позвала она. – Нагулялись, пора домой.
Глава 2
Жизнь Ильи Аля узнавала постепенно и как-то мимоходом. Это не было так, чтобы он усадил ее напротив на стул и рассказал: я занимаюсь тем и этим, я получаю столько и столько денег, у меня такой и сякой круг интересов.
О существовании его сына она узнала случайно.
Так же случайно выяснилось, что, кроме студии «Арт-стиль», у него есть еще собственный ночной клуб под названием «Зеркало». Для Али это прозвучало так же ошеломляюще, как если бы Илья сказал, что он владеет зоопарком или Белым домом. Ей почему-то казалось, что в ночной клуб можно только заходить. А как быть его хозяином?..
Она постаралась не показать Илье своего изумления, но он все-таки заметил, как переменилось выражение ее лица.
– Что ты, чижик? – спросил он. – Это кажется тебе неприличным – иметь ночной клуб?
– Нет, что ты, – смутилась Аля. – Совсем не неприличным! А почему же мы никогда туда не ходим? – спросила она.
– Пойдем как-нибудь, если ты хочешь, – пожал он плечами. – По правде говоря, я совершенно остыл к этому заведению. В первые два года – да, всем занимался сам, каждую мелочь в руках держал. Ни одна группа без моего ведома там даже чихнуть не могла, не то что спеть.
– А потом что же случилось? – удивилась Аля.
– А потом он постепенно превратился в такую тинэйджерскую тусовку. Танцпол для детишек отмороженных, – объяснил Илья. – Черт его знает, почему, я и сам не понимаю. Я старался, чтобы все было стильно, чтобы ходили приличные люди. Вроде получалось. Когда я его только открыл, народ по три часа готов был на морозе топтаться, чтоб туда попасть. А теперь вот… Я сначала переживал, а потом плюнул. Правильно Венька говорит: бабки капают – и ладно. Хорошего менеджера нанял, он управляет. Ну, и служба безопасности следит, чтобы «экстази» не внутри продавали, а хотя бы за углом да не весь бы зал под кайфом трясся. А я там практически не бываю.