Резиденцию «Магдален» от улицы отделяла высокая стена с железными зубцами. Я миновала три массивные двери, зорко охраняемые смертными стражами в алых туниках, и, опустив голову, двинулась по указанному номером 33 маршруту. Вокруг было темно и безлюдно, не горел ни один фонарь. Наконец впереди показалось некое подобие центра. Слева вырисовывались две махины зданий. Ближайшее – с колоннами и фронтоном, прямо как Большой музей в когорте I. Пройдя еще немного, я очутилась на Брод-стрит. На каждом крыльце горели крохотные плоские свечи. Судя по звукам, жизнь за закрытыми дверями кипела вовсю.
В центре, освещаемые тусклыми фонарями, выстроились ветхие конюшни и палатки с едой. По бокам тянулись лачуги, хижины и шалаши из ржавого железа, фанеры и пластика. Словом, настоящие трущобы.
А еще сирена. Допотопная модель с заунывным механическим завыванием. Ничего общего с современным электронным аналогом на случай национальной тревоги. Лишь бы при мне эта штуковина не сработала. Только кровожадных чудовищ здесь и не хватает для полного счастья.
Меня как магнитом потянуло к трущобам, откуда доносился запах жареного мяса. Желудок моментально скрутило от голода. Я шагнула во мрак, направляясь точно на запах. Бараки соединялись крытым переходом из фанеры и, местами, из тряпья. Редкие окна освещались свечами и керосиновыми лампами. У меня у одной была белая туника, остальные же носили грязные лохмотья. Людей здесь роднил нехороший цвет лица и измученные, налитые кровью глаза. Все выглядели нездоровыми. Наверное, это и есть уличные артисты – люди, провалившие испытания и обреченные развлекать рефаимов до самой смерти, а может, и после. Основная масса несчастных – гадалки и прорицатели, их среди ясновидцев пруд пруди. Некоторые косились на меня и сразу отворачивались, словно зрелище коробило их до глубины души.
Соблазнительный запах шел из просторной комнаты с дырой в крыше вместо дымовой трубы. Я присела в уголке, стараясь не привлекать внимания. Мясо резали тонкими, почти прозрачными ломтиками. Розовая сердцевина даже не успела прожариться. Артисты передавали тарелки с мясом и овощами и черпали сметану из серебряной супницы. В очереди дрались за сочные куски, глотали не жуя и слизывали ароматный соус с пальцев. Не успела я открыть рот, как мне в руки сунули тарелку.
Добрым самаритянином оказался тощий словно скелет ясновидец, облаченный в немыслимое отрепье. На костлявом носу сидели потрескавшиеся очки с толстыми линзами.
– Мэйфилд все еще заседает на Стач-Хаус-лейн?
Я приподняла бровь:
– Простите?
– Абель Мэйфилд, – повторил мой собеседник по слогам. – Он по-прежнему верховный инквизитор?
– Ваш Мэйфилд давным-давно умер.
– А кто вместо него?
– Фрэнк Уивер.
– Ах да, верно. У вас, конечно, нет свежего «Десенданта»?
– Конфисковали вместе со всеми вещами. – Я повертела головой, высматривая, где бы присесть. – Вы и впрямь думали, что Мэйфилд до сих пор у руля?
Уму непостижимо, чтобы кто-то не знал инквизитора, это воплощение Сайена! После Скарлет Берниш, разумеется.
– Нечего удивляться, дорогуша. Откуда мне знать, что там и как. Новости до нас доходят раз в десять лет. – Ясновидец схватил меня за локоть, увлекая в темноту. – «Бунтаря» разрешили снова печатать?
– Нет. – Я тщетно пыталась высвободиться из мертвой хватки.
– А Синатра по-прежнему в черном списке?
– Да.
– А «Шапито»? Его хоть нашли?
– Сирил, отстань от девчонки! Дай ей спокойно поесть.
Сирил моментально переключился на мою заступницу – миниатюрную девушку с воинственно вздернутым подбородком.
– Зануда проклятая, Реймор, вот ты кто. Опять сегодня выпала Десятка Мечей?[2]
– Ага, стоило вспомнить тебя, и пожалуйста, – парировала Реймор.
Фыркнув, Сирил выхватил у меня тарелку и смылся. Я попробовала удержать его за шиворот, но какое там! Бледная немочь двигалась на редкость проворно.
Девушка лишь покачала головой. Ее миловидное, с тонкими чертами личико обрамляли смоляные кудри. Накрашенный алой помадой рот казался открытой раной на светлой коже.
– Хватит с тебя, сестренка, – чуть картаво проговорила она. – Побереги желудок.
– Но я не ела со вчерашнего дня, – возразила я, готовая рассмеяться.
Так забавно было слышать покровительственное «сестренка» от этой субтильной девчушки.
– Дело во «флюиде». От него здорово корежит мозг. – Она с опаской огляделась по сторонам. – Идем.
– Куда?
– У меня своя комната. Там и поговорим.
Идти за незнакомкой не хотелось, но перспектива поговорить заглушила страх.
– Веди, – кивнула я.
Мы направились к выходу. Моя провожатая прекрасно ориентировалась в толпе, то и дело обменивалась рукопожатиями, но краем глаза пристально следила за мной, чтобы не отставала. На фоне прочих ее наряд смотрелся вполне сносно: вытертая блузка с рукавами-фонариками и коротковатые брюки. Бедняжка, должно быть, постоянно мерзла. Наконец она откинула ветхую занавеску.
– Сюда, пока никто не увидел.
Внутри царил полумрак, сквозь который пробивалось пламя горелки. Постелью служила груда грязных одеял и подушка.
– Всегда подбираешь бродяжек? – спросила я, усаживаясь.
– Случается. Просто на своей шкуре знаю, каково быть новенькой. – Миниатюрная хозяйка устроилась рядом с примусом. – Добро пожаловать в Семью.
– Ого, я теперь член семьи?
– Отныне – да. У нас тут не секта, не подумай. Семью мы основали лишь для того, чтобы выжить. – Она занялась примусом. – По-моему, ты из Синдиката.
– Возможно.
– А я вот нет. Мои таланты им без надобности. – На ее губах заиграла слабая улыбка. – Меня привезли в прошлый Сезон костей.
– Это когда?
– Десять лет назад. Мне было тринадцать. – Девушка приветливо протянула мне огрубелую ладонь. – Лисс Реймор.
Помешкав, я протянула свою в ответ:
– Пейдж.
– Номер двадцать пятьдесят девять сорок?
– Да.
Заметив выражение моего лица, Лисс виновато спохватилась:
– Извини. Привычка. Или результат зомбирования, как вариант.
Я пожала плечами:
– Ничего страшного. А какой номер у тебя?
– Девятнадцать сорок девять один.
– Откуда знаешь мой?
Лисс плеснула спирта в горелку.
– Новости здесь быстро расходятся, и это неудивительно. Нас тщательно изолируют от известий из свободного мира. Если Сайен можно назвать свободным. – Вспыхнуло голубоватое пламя. – Кстати, сейчас только о тебе и говорят.
– Это еще почему?
– Ты не в курсе? Арктур Мезартим прежде не брал людей в резиденцию. Более того, никогда ими не интересовался. А тут такое событие! Вот что случается, когда общество лишают самой примитивной прессы.
– Не знаешь, зачем он меня выбрал?
– Думаю, тебя приметила Нашира. Арктур – принц-консорт, ее жених. Ему лучше не попадаться на пути. Хотя его из башни хлебом не выманишь. – Лисс поставила на горелку котелок. – Поешь, и продолжим. Сразу извиняюсь за неудобства – арлекины давно отвыкли есть за столом.
– Арлекины?
– Так «алые туники» прозвали уличных актеров. Они нас явно недолюбливают. – Хозяйка налила в плошку горячий бульон, но брать в уплату кольца отказалась. – За счет заведения. Угощайся.
Жидкий, без запаха бульон оказался чрезвычайно мерзким на вкус, но согревал хорошо. Лисс наблюдала, как я жадно хлебаю.
– Вот. – Она протянула краюшку черствого хлеба. – Чем богаты. Баланда и сухари – пища наша. Со временем привыкнешь. Кураторы решили дружно забыть, что нас следовало бы кормить по-человечески.
– А мясо? – кивнула я в сторону большого зала.
– Пир по случаю нового Сезона. Баланда, кстати, из мясных соков. Успела урвать. – Лисс налила себе бульона. – Спасибо невидцам с кухни. Не будь их, сдохли бы с голоду. Это тоже от них. – Она кивнула на горелку и котелок. – Вообще, они готовят исключительно для «алых туник», но всегда стараются отложить нам кусочек. Правда, энтузиазм у них заметно поугас после того, как одну девчушку застукали с поличным.
– И что с ней сталось?
– Избили до полусмерти. Ясновидец, кого она подкармливала, получил четыре дня бессонницы и съехавшую крышу в придачу.
В качестве наказания бессонницу начали применять относительно недавно. Сознание ясновидцев функционирует на двух уровнях – жизни и смерти. Весьма утомительное занятие. Если еще и не спать четыре дня, можно запросто рехнуться.
– Как сюда доставляют еду? – поинтересовалась я.
– Без понятия, – ответила Лисс. – Наверное, поездом. Он идет из Лондона прямиком к нам. Но где находятся туннели, никто не знает. – Она придвинулась к огню. – Как думаешь, сколько длилась фантасмагория?
– Вечность!
– На самом деле пять дней. Именно столько паранормалы проводят в аду и лишь на пятые сутки получают антидот.
– Для чего?
– Чтобы сразу узнали свое место и не рыпались. Здесь ты никто, просто номер, пока не заработаешь знак отличия. Вернее, если заработаешь. – Лисс глотнула бульону. – В «Магдален» поселилась?
– Да.
– Небось, уже тошнит? Но повторю: тебе повезло. В «Магдален» для смертных относительно безопасно.
– Сколько их всего?
– Смертных?
– Нет, резиденций.
– Ах, это. Давай считать. Каждая резиденция – своего рода район. Человеческих из них семь: «Баллиол», «Корпус», «Эксетер», «Мертон», «Ориел», «Куинс» и «Тринити». Нашира живет в «Сюзерене», где проводили собрание. Дальше на юге – «Дом» и «Замок», точнее КПЗ, а эта дыра – Трущобы. Улица называется Брод-стрит, она идет параллельно бульвару Магдален.
– А что за пределами города?
– Пустырь, в просторечье – Безлюдье. Там все нашпиговано минами и капканами.
– Кто-нибудь пытался его пересечь?
Лисс заметно напряглась.
– Да. – Помолчав, она вдруг спросила: – Долго парилась в Тауэре?
От неожиданности я чуть не подавилась баландой.
– Вообще там не была.
– Ты что, с луны свалилась? – Видя мое недоумение, Лисс покачала головой. – Ясновидцев сюда привозят из Тауэра. Иной бедняга десятку там отмотает, прежде чем попадет в Шиол.
– Не может быть! – Теперь понятно, почему мой сокамерник бормотал про девять лет.
– Очень даже может, – вздохнула Лисс. – Рефаиты – прошаренные ребята, знают, как держать нас в узде, как усмирять. За десять лет Тауэр кого угодно обломает.
– Кто они такие?
– Без понятия, но не люди – точно. – Лисс макнула хлеб в баланду. – Строят из себя богов и требуют, чтобы перед ними преклонялись.
– А мы, выходит, их почитатели, – хмыкнула я.
– Не просто почитатели – им мы обязаны жизнью. Рефаиты любят напоминать, что защищают нас от жужунов. Мол, рабство – это ради нашей же пользы. Говорят, лучше быть рабом, чем покойником. Попасть в лапы к инквизитору – тоже мало радости.
– Что еще за жужуны?
– Так мы называем эмитов.
– Почему?
– Традиция. Слово придумали «алые туники», они и воюют с этими тварями.
– И часто?
– По сезону. В основном зимой. Услышишь сирену, будь осторожна. Один гудок созывает «туник». Если гудит непрерывно, прячься. Значит, жужуны наступают.
– Можешь рассказать о них? – Я сунула в рот сухарь.
– Разные ходят слухи, – задумчиво проговорила Лисс. Отблески пламени падали ей на лицо. – «Алые» обожают нас пугать. Поговаривают, будто эмиты умеют принимать разные формы и убивать одним своим присутствием. Еще болтают, что с виду они – ходячие скелеты и им нужна кожа. Сам черт не разберет, что здесь правда, но до человеческой плоти они точно жадные. Жить без нее не могут. Если наткнешься на обглоданные конечности или калеку без рук и ног, не удивляйся.
Меня не затошнило, зато внутри все похолодело. Разум отказывался поверить в реальность происходящего.
Лисс потянулась поправить занавеску, и тут в глаза мне бросился клочок яркого шелка.
– Постой! Ты та самая гимнастка?
– Понравилось мое выступление?
– Очень.
– Так я зарабатываю на хлеб. Благо быстро научилась, а до этого балаганила у подмостков. – Лисс вытерла губы. – Видела тебя вчера с Плионой. Кстати, твоя аура наделала шуму.
Я промолчала. Обсуждать свою ауру с посторонним человеком небезопасно. Особенно в нынешних обстоятельствах.
Лисс вперила в меня пристальный взор:
– Ты зрячая?
– Нет. – Тут я не погрешила против истины.
– За что тебя взяли?
– Убила подземщика. – Снова правда.
– Как?
– Ножом. В состоянии аффекта. – Вот теперь наглая ложь.
Лисс не сводила с меня глаз. Зрячая, как и все гадалки, она безошибочно видела мою алую ауру. Будь у нее побольше информации, сразу догадалась бы, кто я и что.
– Не думаю. – Она рассеянно постукивала пальцами. – Ты не проливала кровь. – (Да, гадалка она явно неплохая.) – На оракула тоже не тянешь, – бормотала Лисс задумчиво, – не тот тип. Для фурии слишком спокойная, не медиум точно. Выходит, ты… – Гимнастка встрепенулась. – Ты странница. Верно?
Я выдержала ее взгляд. Лисс кивнула и расслабилась.
– Вот тебе и ответ.
– На какой вопрос?
– Почему Арктур выбрал именно тебя. Нашира давно мечтала заполучить призрачного странника, но ей не везло. Теперь она с тебя глаз не спустит. Решила подстраховаться: под защитой Арктура тебя никто не посмеет тронуть. Но если Нашира убедится, кто ты есть, живо подомнет под себя.
– Каким образом?
– Лучше тебе не знать.
Но меня уже было трудно удивить или напугать.
– У Наширы особый дар, – нехотя пояснила Лисс. – Заметила, какая у нее необычная аура?
Я кивнула.
– Так вот, у нее целый спектр способностей. Ей известно несколько путей в эфир.
– Чушь! Дар один для всех.
– Это в нормальном мире. Здесь его правила не работают. В Первом Шиоле свои законы. Заруби себе на носу, и жить станет проще. – Лисс подтянула ободранные колени к груди. – У Наширы пять ангелов-хранителей. Не спрашивай, как она их удерживает.
– Получается, она сборщик?
– Вряд ли. Скорее всего, была раньше, но потом ее аура деформировалась.
– Кем?
– Ангелами. – Заметив, что я непонимающе нахмурилась, Лисс подавила вздох. – Это только предположение, но мы считаем, она вобрала в себя дар всех пятерых, когда те были живы.
– Сборщикам такое не под силу.
– Вот именно. – Лисс косо посмотрела на меня. – Послушай мой совет: сиди тише воды, ниже травы и не высовывайся. Если Нашира догадается, что ты странница, тебе крышка.
Меня не так-то просто выбить из колеи. За три года в Синдикате невольно научишься смотреть в лицо опасности. Но это место все равно пугало. Слишком много неизведанного и неясного.
– Есть шанс сбить ее со следа?
– Есть, но ничтожный. Вам же предстоит пройти испытания, чтобы проявить дар. По результатам выдают тунику. После первого испытания – розовую, после второго – красную.
– Но ты ведь не прошла!
– И слава богу. Теперь вот служу под началом надсмотрщика.
– А кто был твоим куратором?
Лисс отвернулась к огню.
– Гомейса Саргас.
– Кто такой?
– Тоже наследный правитель. Их всегда двое: мужчина и женщина.
– Но Арктур…
– Обручен с Наширой, да, но к наследным не принадлежит, – презрительно фыркнула Лисс. – Только династия Саргасов вправе наследовать корону. Вот только, будучи кровными родственниками, они не могут вступить в брак – получится инцест. А Арктур из другой семьи.
– Выходит, он королевский избранник?
– По-здешнему принц-консорт. Хочешь еще бульона?
– Нет, спасибо.
Лисс плюхнула миску в таз с грязной водой.
– Почему ты провалила испытание?
– Осталась человеком. – Девушка чуть улыбнулась. – Рефаиты – не люди. Несмотря на внешность и повадки, они – не мы. Здесь, – она выразительно приложила руку к груди, – у них пусто. Чтобы поработить человека, им прежде всего нужно лишить его души.
– В смысле?
Не успела Лисс ответить, как занавеску внезапно отдернули и на пороге возник худой рефаит.
– Эй, ты! – рявкнул он на девушку.
Та испуганно отпрянула, прикрывая голову руками.
– Вставай, ничтожество! Дрянь убогая! Да у вас, мэм, гости! Королевой себя возомнила?
Лисс поднялась. Вся ее энергия куда-то исчезла, плечи ссутулились, руки задрожали.
– Прости, Сухейль. Номер сорок – новенькая. Я хотела объяснить ей правила Первого Шиола.
– Номеру сорок пора самой знать правила, – огрызнулся тот.
– Прости, господин, – пролепетала Лисс.
Сухейль замахнулся рукой в перчатке, словно хотел ударить.
– Переодевайся.
– Но у меня сегодня нет выступлений, – забормотала та и попятилась. – Ты говорил с надсмотрщиком?
Я исподтишка разглядывала тирана. Он был высокий и смуглый, как все рефаиты, вот только в глазах не равнодушие, а всепоглощающая ненависть.
– Мне нет нужды говорить с надсмотрщиком, бестолковая марионетка. Пятнадцатый по-прежнему не в себе. «Туники» требуют своего любимого шута ему на замену. – Сухейль вдруг оскалился. – Выступление через десять минут. Поторопись, если не хочешь присоединиться к своему дружку в КПЗ.
Лисс вздрогнула и резко поникла:
– Да, господин.
– Хорошая рабыня. – С этими словами он исчез, напоследок сорвав ветхую занавеску с петель.
Мы с Лисс бросились ее поднимать. При этом миниатюрная гимнастка тряслась как осиновый лист.
– Кто это был? – шепотом спросила я.
– Сухейль Шератан. Надсмотрщик отвечает перед ним, если что-то не так. – Она вытерла слезы рукавом. – Пятнадцатый – тот самый, кто заработал бессонницу. Его зовут Джордан. Он тоже акробат.
Я потянулась забрать у нее занавеску, как вдруг заметила алое пятно на рукаве блузки.
– Ты поранилась!
– Ерунда.
– Вовсе нет, – возразила я, по опыту зная, что кровь – это не шутки.
Лисс снова принялась тереть глаза, оставляя на щеках багровые полосы.
– Просто Сухейль подпитался мной.
– Чего?! – Я думала, что ослышалась.
– Подпитался мной, – повторила она. – Тебя не предупредили, что рефаиты питаются нашей аурой? Вечно они забывают.