— Несомненно. Господину Риберу досталось истинное сокровище. За вами он будет как за каменной стеной.
— Напомните ему об этом при случае, — сказала Женечка.
— Почту за честь.
— Считайте, что долг вежливости вы отдали сполна, господин Ванзаров. Можете переходить к вашему делу.
— Благодарю за прямоту, — сказал он. — Что вы слышали о Лунном Лисе?
Женечка подняла голубые глазки, словно на потолке была подсказка.
— Что-то такое говорили… Ах, да, Бобби упоминал его в тосте.
— А ваш жених никогда не говорил о Лунном Лисе?
— Рибер? — переспросила она, как будто у нее было несколько кандидатов на выбор. — Уверяю вас, нет. Он все больше изливается в любезностях. Он имеет к этому Лису какое-то отношение?
— Трудный вопрос, — ответил Ванзаров. — Господин Рибер чрезвычайно удачно спорил с князем Бобби на похищение мелких драгоценностей. И всякий раз выигрывал пари. Не считая вчерашнего случая, мне известно о пяти кражах. Два случая — невеста Бобби Олимпиада Звягинцева и его пожилая тетка княгиня Мария Кирилловна. Еще две пропажи — алмазный кулон и кольцо у дам уважаемых аристократических фамилий. Одну жертву найти не удалось.
— У меня была украдена подвеска, — сказала Женечка.
— Как это произошло?
— Рибер устраивал у себя в особняке прием. Было много гостей, шумно и весело. Я не сразу обратила внимание, что с платья пропала подвеска. А когда обнаружила, подумала, что она оторвалась. Искала на полу, но так и не нашла.
— Вы сказали об этом Риберу?
— Конечно, это же был его подарок.
— И он посоветовал не обращать внимания на такие пустяки, — сказал Ванзаров.
Женечка выразила полное согласие.
— Ах, я была не права, — добавила она. — Рибер тогда пошутил: дескать, наверно, Лунный Лис срезал подвеску. Но я даже в голову это не брала.
— На платье случайно не прицепилась бумажка вместо подвески?
— Да вы мастер угадывать. В самом деле, какой-то сор подцепила.
— Бумажку разглядели?
— Что за странность, мусор рассматривать! — сказала Женечка. — Стряхнула и думать забыла. А почему так подробно об этом расспрашиваете?
— Отвечу вам искренно… Позавчера, когда я занялся одной пропажей и Лунным Лисом, я объехал всех, кто пострадал от его шуток. И знаете, какая странность: на всех приемах, где блистал мастерством Лунный Лис, был Григорий Иванович Рибер. Не знаю, что и подумать.
— Хотите сказать: Григорий Иванович Рибер — это Лунный Лис? Вор, который крадет драгоценности у женщин? — Женечка показала улыбку, которую можно было расценить как снисходительную. — Рибер — правая рука министра Витте. У него блестящая карьера и перспективы. И вы считаете, он ловкий вор? Это просто смешно.
— У приличных господ развлечения могут быть столь необычны, что и сказать стыдно, — ответил Ванзаров. — Трудно объяснить регулярные выигрыши… Кстати, а в каком платье вы были вчера?
Женечка удивленно приподняла бровку: она не встречала мужчин, которых волновали бы платья. Ванзаров заверил ее, что интерес его сугубо частный: невеста его хочет необыкновенное платье, вот он и присматривает. Сраженная такой заботой, Женечка позвонила в колокольчик и приказала горничной принести вчерашнее, которое висит для чистки. Приказание было исполнено стремительно. Горничная внесла платье на руках, как драгоценность. Ничего примечательного в нем не было: темное, в ярких бутонах, неглубокий лиф и широкая, не по моде, юбка. Ванзаров отвесил комплимент и выразил полное удовлетворение.
— Чем я могу еще вас порадовать?
Голубые глазки делали свое дело мягко, но точно и сильно.
— Почему же покинули дом Бобби так стремительно? — Ванзаров держал удар.
— Ненавижу толпу и панику, — ответила Женечка. — Люди как с ума посходили. Как это неприлично: дамы визжали, падали в обморок, и мужчины не лучше, вели себя как напуганные крысы. Я не могла оставаться в такой обстановке.
— Вам подали карету?
— Нет, я приехала с дядей. Меня Паша Чичеров проводил и поймал извозчика. Он что-то вроде секретаря и помощника у дядюшки. Милый мальчик…
— А что же господин Рибер?
— Господину Риберу было не до меня. Я к этому привыкла. Если выбирать участь жены государственного мужа, надо быть готовой, что он будет изменять мне с государством.
Скромная барышня обладала не только голубыми глазками и крепким характером, но и быстрым умом. Такое сочетание качеств в одной девушке кажется невероятным. Ванзаров это отметил.
— Кажется, вам не жалко князя Бобби, — только сказал он.
— Милый, но беспорядочный человек, — ответила Женечка. — И такой жалкий конец.
— Что же в нем жалкого?
— Спортсмен, и умер от сердечного приступа. Это так неприлично…
— Кто вам сказал, что у князя был сердечный приступ?
— Если человек, выпив бокал, наливается краской, что же еще, как не слабое сердце?
— Кажется, вы были вблизи Бобби, когда это случилось, — сказал Ванзаров. — Заметили что-нибудь необычное?
Женечка не нашлась, что ответить.
— Это был обычный тост в стиле Бобби, — только сказала она.
— А что случилось с портфелем?
— С портфелем? — переспросила Женечка.
— Тот, что Бобби не выпускал из рук до последнего мгновения, — пояснил Ванзаров.
Голубые глазки заволок туман задумчивости.
— Наверное, я не обратила на него внимания, — ответила Женечка. — Началась такая суматоха. Представьте, у меня бокал из рук выбили, залила платье, невозможно было оставаться в такой атмосфере. Я так испугалась. Спасибо Чичерову, что вывел меня. Единственный джентльмен.
Ванзаров встал, чтобы отдать прощальный поклон.
— Жаль, что меня там не было, — сказал он. — Я не позволил бы напугать вас.
27
На приватные встречи граф Толстой соглашался нечасто, но от этого приглашения отказаться не мог из любопытства. Завтрак был накрыт в знаменитом ресторане «Кюба». Для прочих посетителей в этот час он был недоступен, портьеры опущены, швейцар отгонял от дверей не в меру настойчивых господ.
Большой зал пустовал. Важные гости прошли в отдельный кабинет, в котором обычно собиралось до двенадцати человек и еще оставалось место для плясок цыган. Но большой стол, сервированный по высшему разряду, предназначался для двоих. Меню завтрака лежало на отдельной тарелке и состояло из пяти перемен блюд. Встреча была подготовлена исключительно достойно.
Граф Толстой ел нежнейший паштет и внимательно слушал. Человек, который сидел напротив него, был интересен ему как враг. Он признавал за ним ум, ловкость и пронырливость, но от этого милее он не становился. Министр финансов Витте казался ему воплощением всего того, что министр внутренних дел ненавидел: реформы ради реформ. Но сейчас, слушая его правильную мягкую речь, граф Толстой поймал себя на том, что не испытывает к Витте никаких враждебных чувств. Напротив, в словах Сергея Юльевича мелькнул некоторый смысл. Он так просто и доступно обрисовал, что именно собирается сделать с рублем, привел такие надежные аргументы в пользу введения золотого обращения, что граф Толстой только удивился: как же сам не понял таких простых вещей? И чего боялся? Опасность, с которой он хотел бороться, оказалась мнимая. Теперь он это видел так же ясно, как своего собеседника. Никакого вреда для России введение золотого рубля не принесет, а польза, напротив, будет огромной. Рубль станет твердой валютой наравне с британским фунтом, франком и немецкой маркой. Что приведет к росту промышленности, благосостояния народа и процветанию империи.
Но сдаться вот так просто, за завтраком, граф Толстой не мог. Не хватало самого главного. И Витте, умелый интриган, надавил на нужную педаль. Графу Толстому со всей сердечностью было заявлено: именно он — министр внутренних дел — есть та незыблемая основа, на которой реформа может иметь успех. Без поддержки графа Толстого Витте отныне и палец о палец не ударит. Он видит, какие невероятные таланты и мудрость скрываются в министре, какие созидательные силы в нем таятся и какая державная мощь сосредоточена в его руках. Он милостиво просит поддержать его начинания на грядущем 16 марта Государственном совете и дать свое личное одобрение ради того, чтобы Российская империя стала во главе Европы, а имя графа Толстого было выбито золотыми буквами на страницах истории.
Такой напор не оставил от мрачной стены недоверия камня на камне. Граф Толстой увидел, какой замечательный человек этот Витте: умный, тонкий, прозорливый. Но больше всего министра соблазнила прагматичная выгода. Он наглядно убедился, что такому напору противостоять невозможно, недаром молодой государь так околдован этим Витте. И если нет возможности остановить нарастающую лавину, надо стать ее частью, а лучше встать во главе. Этот вывод стал последней каплей. После отличного завтрака граф Толстой и Витте расстались совершенными друзьями. Хотя бы внешне.
Вернувшись к себе в министерство, Дмитрий Андреевич увидел, что ситуация решительно изменилась. И портить возникший союз мелкими интригами нецелесообразно. Он потребовал срочно разыскать начальника охранного отделения.
Полковник Секеринский прибыл, чтобы доложить о скором завершении операции. Но слушать его не стали. Граф Толстой обрушил на него молнии.
— Вы что себе позволяете, полковник? — говорил он тихим голосом. — Устраивать расстрелы ни в чем не повинных людей? Вы что думаете, вам все позволено? Я быстро приведу вас в чувство. Что это вы там за кашу заварили? Как смели подвергать обыску достойного человека, блестящего чиновника министерства финансов и помощника уважаемого Сергея Юльевича Витте? Погонов лишиться хотите? Так я не посмотрю на ваши предыдущие заслуги. Вылетите из столицы в глухую провинцию, будете там свиней гонять. Немедленно все прекратить! То, что наделали, немедленно закончить. Господину Риберу принести личные извинения. И чтобы духу от ваших блестящих успехов не осталось. У вас есть вопросы?
Секеринский стоял перед министром навытяжку, бледный и совершенно несчастный. К такому обороту он готов не был. Новая перспектива открывалась ясно: никаких приказов у него нет, все было сказано устно и полунамеками. Значит, во всем виноват только он. Запустил рискованную операцию по собственной воле. И поставил под удар достойных, и самое главное — ни в чем не повинных людей. Да за такое в Сибирь могут отправить руководить глухим жандармским округом. Тут уж надо постараться, чтобы свою шкуру спасти. Слишком хотел выслужиться, слишком хотел стать нужным и полезным лично министру, и вот результат. Стоило приблизиться к «горнилу власти», как обжег крылышки. Как бы теперь не сгореть совсем.
Полковник отрапортовал, что приказ будет выполнен немедленно и в точности.
— Очень на это надеюсь, — сказал граф Толстой. — Поторопитесь, полковник. И чтобы никаких глупостей больше.
Про себя же Дмитрий Андреевич решил: если из-за этого субъекта возникнут неприятности с Витте, принесет Секеринского в жертву новой и такой выгодной дружбе. Без сожалений. На алтарь, так сказать, золотого рубля.
28
Эхо выстрела неслось мимо обнаженных деревьев. Стая ворон разлеталась, каркая в панике, кружась невысоко и снова рассаживаясь на сырых ветвях. В Лесном парке было сыро и промозгло. На дорожках лежала корка подмороженного льда, здесь было холоднее, чем в столице. Ванзаров шел, ориентируясь на эхо. Миновав поворот тропинки, он заметил фигуру с ружьем, нацеленным в стаю ворон. Чтобы не мешать, Ванзаров помедлил.
Оружейный ствол выплюнул снопы огня и пороховой дым. Вороны подняли грай, но одна черная тень свалилась в дальний сугроб.
— Отличный выстрел! — крикнул Ванзаров и пошел по снегу прямиком к стрелку.
Немуров вытащил стреляные гильзы, пускавшие дымки, бросил под ноги и зарядил новые.
— Как меня нашли?
— В министерстве сказали, что были утром и сразу уехали, сославшись на отпуск. У вас дома меня направили сюда. Ну а в парке шел по телам несчастных ворон.
Ружье было вскинуто. Последовал быстрый прицел и двойной залп.
— Поздравляю, еще одна птичка пала, — сказал Ванзаров.
— Олимпиада потеряна, надо как-то поддерживать форму, — ответил Немуров. — Хотите расспросить, что я видел вчера вечером? Напрасно потратите время…
— Рассчитывал потратить его с пользой.
— Очень зря. Я ничем вам не помогу… Признаюсь сразу: ничего не видел. Куда больше меня интересовал виски, чем тост Бобби и его счеты с Лунным Лисом. Больше мне сказать нечего.
Дробовые патроны вошли в дуло, ружье защелкнулось.
— Не заметили, что случилось с портфелем, который держал Бобби?
Вместо ответа Немуров прицелился и выстрелил, уменьшая воронью стаю еще на одну особь.
— Трудно смотреть по сторонам, когда наслаждаешься старым виски, — сказал он.
Ванзаров согласно кивнул.
— Выдержанный виски — приятная вещь. Особенно когда им убивают.
Немуров забыл про стреляные гильзы.
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что вашего друга убили изощренным способом, — ответил Ванзаров.
— Князь мне не друг, — сказа Немуров. — Вернее, он всем друг.
— И Риберу?
— Ему в особенности, — винтовка изготовилась к стрельбе.
— Полагаете, Рибер мог убить Бобби?
Стволы дрогнули, выстрел пришелся по веткам. Вороны отметили промах торжествующим карканьем. Немуров положил ружье на плечо.
— Это уж как придется…
Ванзаров скинул с ботинка налипший комок снега.
— Скажите, Немуров, что вас заставляет играть роль дрессированной собачки Григория Ивановича Рибера? Он же вас за собой в заоблачные выси не потащит. Воспользуется и выбросит как ненужную вещь.
— Спасибо за откровенность.
— Не за что, — ответил Ванзаров. — Сами это знаете. Вы уверены, что Рибер подстроил все эти дурацкие пари с Бобби, а когда ему стало невыгодно, хладнокровно отравил его?
— Вы слишком резво взяли…
— А как по-вашему?
Немуров потоптал ботинками снежную корку, оставляя след от каблука.
— Вы плохо представляете себе Рибера, — сказал он. — Это человек, который пойдет на все ради осуществления своих желаний. И так во всем. В спорте, в денежной реформе, в… ну, во всем. Люди нужны ему только для того, чтобы добиваться своего. Он требует рабской верности, а взамен обещает райские кущи. Трудно устоять перед таким соблазном.
— Хотите сказать, что Риберу не было нужды убивать Бобби потому, что он ему был нужен?
— Вам видней.
— Я имел честь общаться с его невестой, Женечкой Березиной, барышней милой, строгой и очень правильного воспитания… — сказал Ванзаров, наблюдая за тем, как Немуров реагирует на его слова. — У меня сложилось твердое убеждение: Женечка не только не любит своего жениха, но, откровенно говоря, презирает его.
— Я не желаю это обсуждать, — сказал Немуров, стиснув ружье. — И вам не советую.
— Благодарю за откровенность, — Ванзаров поклонился. — В таком случае можно сделать единственный вывод: Олимпиада Звягинцева, невеста князя Бобби, имеет роман с Рибером.
— Это вы сказали, а не я… Да что там… Ладно, скажу откровенно: это никто особо не скрывает. Я же говорил, что мой начальник всегда добивается того, чего хочет.
— Такое положение всех устраивает?
— Что в нем плохого? Любовница будет неплохо пристроена. Доброму другу, кроме приданого невесты, была обещана выгодная должность в министерстве, правда, в обмен на поездку в Афины. Липа получает титул и мужа, который будет закрывать глаза на ее похождения. И все довольны.
— А Женечка?
— Оставьте ее в покое! — закричал Немуров. — Она тут совершенно ни при чем.
— Предпочитаю не спорить с человеком с ружьем, — сказал Ванзаров. — Вы сказали более чем достаточно. Благодарю вас, вы мне очень помогли. Кстати, вас случайно никто не расспрашивал про Лунного Лиса?
— Граве вчера приставал. Все выспрашивал: кто такой, да не Рибер ли это случайно?
— И что ему ответили?
— Сказал, чтобы не приставал с глупостями. Он что-то в блокнотике черкнул и удалился с чрезвычайно загадочным выражением на физиономии. Вот его Рибер откровенно презирает. Из всей команды его одного держат на некотором отдалении. Лучше бы тренировками занимался.
— Перед Олимпиадой тренировки обязательны, — сказал Ванзаров, старательно рассматривая снег.
Немуров отвернулся, показывая, что разговор исчерпан, и занялся перезарядкой.
— Позвольте последний вопрос…
— Только поскорее, вороны заждались.
— Припомните, кто из членов команды увлекался химией?
— У нас все больше специалисты по бегу или гимнастике, — ответил Немуров. — Хотя… князь Урусов, кажется, закончил химический факультет. Но это так, от лени…
Остывшее ружье поднялось на позицию и ударило по вороньей стае. Парк в Лесном затрясло от птичьих криков.
29
Чемоданы словно смеялись над ним, раззявив рты. Граве с досады пнул крышку одного из них ногой. Чемодан захлопнулся, но легче не стал. Он так легко поддался на шантаж Стеньки-Обуха потому, что надеялся на козырь в рукаве. Сегодня утром поезд должен был уносить его в Одессу, а дальше в Грецию. Куда воровской старшина никогда не дотянется. А потом все как-нибудь утряслось бы. Нашли бы воры Лунного Лиса и без его помощи. Козырь оказался бит. Олимпиада прикрылась, покидать столицу запрещено. От воров Граве еще бы попробовал скрыться. Тут бы любой поезд в любое направление сгодился. Но играть в догонялки с полицией не хотелось. Чего доброго, повесят всех собак. Придется продолжать игру в сыщика. Хотя игра эта ему порядком поднадоела.