Только на борту судна маленький сингалез пришел наконец в себя; он сидел, уткнув подбородок в колени, и дрожал всем телом. Капитан отослал всю команду прочь и уселся напротив него, широко расставив ноги.
– Ну, давай, валяй, – сказал он. – Что ты там видел.
– Джиннов, сагиб, – прошептал маленький сингалез; у него задрожали даже веки, а все тело начало покрываться гусиной кожей.
Капитан ван Тох хрипло откашлялся и сплюнул:
– Ну… а как они выглядят?
– Как… как… – Глаза сингалеза опять начали закатываться.
Капитан ван Тох с неожиданной ловкостью ударил его по обеим щекам – ладонью и тыльной стороной руки, – чтобы привести в чувство.
– Thanks, сагиб, – прошептал маленький сингалез, и из-под его век снова показались зрачки.
– Ну что, лучше стало?
– Да, сагиб.
– Раковины там были?
– Да, сагиб.
Капитан Я. ван Тох продолжал допрос, демонстрируя немалую терпеливость и обстоятельность. Да, там черти. Сколько? Многие тысячи. Ростом с десятилетнего ребенка, сэр, и почти полностью черные. Они плавают в воде, а по дну ходят на двух ногах. На двух, сагиб, ровно так, как вы или я, но при этом раскачиваются туда-сюда, туда-сюда… Да, господин, руки у них тоже есть, совсем как у людей; нет, когтей никаких нет, их руки больше похожи на детские. Нет, сагиб, рогов и шерсти у них нет. Да, хвост у них есть, немного похож на рыбий, только без плавников. А голова у них большая, круглая, как у батаков. Нет, они ничего не говорили, сэр, но как будто чавкали. Когда сингалез срезал раковину на глубине около шестнадцати метров, он почувствовал, что его спины коснулось что-то вроде маленьких холодных пальцев. Он оглянулся – и увидел вокруг себя многие сотни. Сотни, многие сотни, сэр, они плавали, стояли на камнях и все смотрели, что же там делает сингалез. Тогда он выронил нож и раковину и попытался выплыть на поверхность. При этом он натолкнулся на нескольких чертей, которые плыли над ним, – а дальше ничего не помнит.
Капитан Я. ван Тох задумчиво смотрел на по-прежнему дрожавшего маленького ныряльщика. От этого парня уже вряд ли когда-либо будет польза, подумал он, придется отправить его из Паданга домой на Цейлон. Бурча себе что-то под нос и пыхтя, капитан отправился в свою каюту. Там он высыпал из бумажного пакетика на стол две жемчужины. Одна была маленькой, как песчинка, а вторая – большой, как горошина, и отливала серебристым и розовым цветом. Капитан голландского судна фыркнул себе под нос и потянулся к шкафчику за бутылкой ирландского виски.
В шестом часу он снова приказал спустить на воду шлюпку, направился в кампонг и пошел прямо к метису от кубу и португальца.
– «Тодди»[4], – сказал он, и это было единственное произнесенное им слово; он сидел на веранде, крытой гофрированным железом, сжимал толстыми пальцами стакан из массивного стекла, и пил, и сплевывал, и глядел, щурясь, из-под косматых бровей на желтых тощих кур, которые что-то клевали в грязном и вытоптанном дворике между пальм. Метис воздерживался от разговоров и только подливал. Постепенно глаза капитана налились кровью, а пальцы перестали его слушаться. Уже почти спустился сумрак, когда он встал, подтягивая брюки.
– Изволите отчалить на боковую, капитан? – вежливо спросил его метис от черта и дьявола.
Капитан выставил палец перед собой.
– Я бы посмотрел, – сказал он, – что это за такие черти, с какими я еще не знаком. Эй, где тут этот поганый северо-запад?
– Там, – махнул рукой метис. – А куда вы, сэр?
– К чертям, – хрюкнул капитан Я. ван Тох. – Прокачусь-ка я в залив Дьявола.
В этот вечер и начались чудачества капитана ван Тоха. В кампонг он вернулся только на рассвете; не сказал ни слова и отправился к себе на судно, где заперся в своей каюте и не вылезал из нее до самого вечера. Это еще никому не бросилось в глаза, поскольку «Кандон-Бандунг» должен был загрузиться дарами острова Тана-Маса (копрой, перцем, камфарой, каучуком, пальмовым маслом, табаком и рабочей силой); однако, когда вечером ему доложили, что погрузка завершена, он только зафырчал и сказал:
– Шлюпку. В кампонг.
Вернулся он опять только на рассвете. Швед Йенсен, который помогал ему подняться на палубу, спросил его – просто так, из вежливости:
– Ну что, сегодня отчаливаем, капитан?
Ван Тох резко обернулся, будто кто-то уколол его в зад.
– Твое какое дело? – набросился он на шведа. – Занимайся своей поганой работой!
Весь следующий день «Кандон-Бандунг» провел на якоре на расстоянии полумили от берега Тана-Маса в полном бездействии. Вечером капитан выкатился из своей каюты и приказал:
– Шлюпку. В кампонг.
Тощий грек Запатис смотрел на него во все глаза – одним слепым, другим косым.
– Ребята, – прокукарекал он, – или наш старик завел там себе девчонку, или совсем рехнулся.
Швед Йенсен нахмурился.
– Твое какое дело? – набросился он на Запатиса. – Занимайся своей поганой работой!
После этого вместе с исландцем Гудмундссоном они сели в маленькую шлюпку и отправились по направлению к заливу Дьявола. Спрятавшись вместе со шлюпкой за скалами, они начали ждать. Капитан расхаживал по берегу залива. Казалось, он кого-то ждет. Иногда он останавливался и издавал странные звуки, нечто вроде «тс-тс-тс».
– Смотри! – сказал Гудмундссон и показал на море, которое в эти минуты было ослепительно-алым и золотым от закатных лучей.
Йенсен насчитал два, три, четыре, шесть плавников, острых как лезвие, которые двигались к заливу Дьявола.
– Дьявол! – пробормотал Йенсен. – Сколько же тут акул!
Время от времени такой плавник погружался в воду, над волнами появлялся хвост, а в воде что-то начинало бешено бурлить. Тогда капитан Я. ван Тох принялся бешено метаться по берегу, извергать проклятия и грозить акулам кулаком. Спустились короткие тропические сумерки, над островом взошла луна. Йенсен взял в руки весла и подвел шлюпку к берегу на расстояние одного фарлонга[5]. Капитан сидел на большом камне и по-прежнему говорил: тс-тс-тс. Вокруг него что-то шевелилось, но что – нельзя было толком разглядеть. «Пожалуй, похоже на тюленей, – подумал Йенсен, – но тюлени ползают по-другому». Это «что-то» выныривало из воды между скалами и шлепало по берегу на двух лапах, качаясь из стороны в сторону, как пингвины. Йенсен тихо подгреб к берегу, остановив шлюпку всего лишь в половине фарлонга от капитана. Ну да, капитан что-то говорит, но что именно – сам черт не разберет; наверное, по-малайски или по-тамильски. Размахивает руками, как будто кидает что-то этим тюленям (но ведь это не тюлени, – еще раз убедился Йенсен), и при этом бормочет по-китайски или по-малайски. В этот момент у Йенсена из рук выскользнуло поднятое весло и шлепнулось в воду. Капитан поднял голову, встал и сделал шагов тридцать по направлению к воде; вдруг раздался треск и блеснуло пламя: капитан открыл огонь из браунинга по шлюпке. Почти сразу же во всем заливе что-то зашумело, завертелось, заплескалось – будто бы тысяча тюленей одновременно попрыгали в воду, но Йенсен и Гудмундссон уже схватились за весла и погнали шлюпку за ближайшую скалу с такой скоростью, что только ветер свистел в ушах. Вернувшись на судно, они не сказали никому ни слова о своей экспедиции. Да, северяне умеют держать язык за зубами!
Капитан вернулся под утро; был он мрачный и явно разозленный, однако не сказал ни слова. Только когда Йенсен помогал ему подняться на палубу, две пары голубых глаз обменялись холодными и внимательными взглядами.
– Йенсен! – сказал капитан.
– Да, сэр.
– Сегодня отчаливаем.
– Да, сэр.
– В Сурабае получите расчет.
– Да, сэр.
Вот и все. В тот же день «Кандон-Бандунг» вышел в Паданг. Из Паданга капитан Я. ван Тох отправил своей компании в Амстердам посылку, застрахованную на тысячу двести фунтов стерлингов. А вместе с ней, по телеграфу – прошение о годовом отпуске: настоятельная необходимость поправить здоровье и так далее. После этого капитан отправился бродить по Падангу, пока не нашел человека, которого он искал. Это был дикарь с острова Борнео, даяк[6], которого английские туристы иногда нанимали в качестве охотника на акул – ради зрелища. Дело в том, что даяк использовал в работе дедовские методы и шел на акул, вооруженный одним только длинным ножом. Вероятно, он был каннибалом, однако работал по четкому тарифу: пять фунтов за акулу, не считая питания. Надо признаться, на него было страшно смотреть: кожа на обеих руках, на груди и на бедрах у него была ободрана акульей чешуей, а нос и уши – украшены акульими зубами. Его, собственно, и звали Шарк[7].
И вот с этим-то даяком капитан Я. ван Тох отправился на остров Тана-Маса.
Глава 2 Пан Голомбек и пан Валента
Стояло жаркое редакционное лето, то есть время года, когда ничего, то есть совсем ничего не происходит, когда не делается политика и нет даже никаких конфликтных ситуаций в Европе. Однако и в это время читатели газет, лежа в агонии скуки на берегах водоемов или под редкой сенью дерев, утомленные зноем, природой, деревенским покоем и вообще простой и здоровой жизнью отпускников, каждый день ждут, все время обманываясь в своих ожиданиях, что, по крайней мере, хоть газеты принесут что-то новое и освежающее: какое-нибудь убийство, войну, землетрясение – короче говоря, Что-нибудь; а если этого чего-нибудь в газете не оказывается, они трясут ею и оскорбленно заявляют, что в этих газетах ничего, то есть совсем Ничего нет, и что их вообще не стоит читать, и что они прекращают свою подписку на них. А в редакции сидят пять или шесть всеми покинутых людей, потому что их коллеги тоже разъехались по отпускам, где разочарованно трясут газетами и жалуются, что в них ничего, то есть совсем Ничего нет. И вот они сидят в своей редакции, пока из наборной не приходит метранпаж и говорит с укоризной: «Господа, господа, у нас на завтра еще нет передовицы…»
Глава 2
Пан Голомбек и пан Валента
Стояло жаркое редакционное лето, то есть время года, когда ничего, то есть совсем ничего не происходит, когда не делается политика и нет даже никаких конфликтных ситуаций в Европе. Однако и в это время читатели газет, лежа в агонии скуки на берегах водоемов или под редкой сенью дерев, утомленные зноем, природой, деревенским покоем и вообще простой и здоровой жизнью отпускников, каждый день ждут, все время обманываясь в своих ожиданиях, что, по крайней мере, хоть газеты принесут что-то новое и освежающее: какое-нибудь убийство, войну, землетрясение – короче говоря, Что-нибудь; а если этого чего-нибудь в газете не оказывается, они трясут ею и оскорбленно заявляют, что в этих газетах ничего, то есть совсем Ничего нет, и что их вообще не стоит читать, и что они прекращают свою подписку на них. А в редакции сидят пять или шесть всеми покинутых людей, потому что их коллеги тоже разъехались по отпускам, где разочарованно трясут газетами и жалуются, что в них ничего, то есть совсем Ничего нет. И вот они сидят в своей редакции, пока из наборной не приходит метранпаж и говорит с укоризной: «Господа, господа, у нас на завтра еще нет передовицы…»
– Ну что ж, давайте тогда… ну, вот это… об экономической ситуации в Болгарии, – предлагает один из покинутых всеми людей.
Метранпаж отвечает с тяжелым вздохом:
– Да кто ж это станет читать, пан редактор? Так ведь во всем номере опять не будет Ничего, Что Можно Читать.
Шесть покинутых мужчин поднимают взоры к потолку, будто бы там можно найти Что-нибудь, Что Можно Читать.
– Вот если бы Что-нибудь случилось… – неуверенно предлагает один из них.
– Или если бы был… какой-нибудь… интересный репортаж… – продолжает другой.
– О чем?
– Да не знаю…
– Или выдумать… какой-нибудь новый витамин… – ворчливо предлагает третий.
– Сейчас, летом? – возражает четвертый. – Витамины – это для образованных, это лучше осенью…
– Как же жарко-то, господи! – зевает пятый. – Вот бы что-нибудь про полярные области…
– Но что?
– Хоть что-нибудь. Вот как был этот эскимос Вельцль. Отмороженные пальцы, вечная мерзлота и все такое.
– Легко тебе говорить, – перебивает шестой. – А откуда это сейчас-то взять?
В редакции воцаряется безнадежная тишина.
– Я тут в воскресенье ездил в Йевичек… – нерешительно произносит метранпаж.
– Ну и что?
– Говорят, там сейчас отдыхает какой-то капитан Вантох. Говорят, что он там, в Йевичке, родился.
– Какой еще Вантох?
– Толстый такой. Говорят, что он морской капитан, этот Вантох. Еще говорят, что он где-то там добывал жемчуг.
Пан Голомбек обменялся взглядами с паном Валентой.
– А где «там»?
– На Суматре… На Целебасе… Ну, в общем, там где-то. Говорят, что он там тридцать лет прожил.
– Дружище, а ведь это идея! – сказал пан Валента. – Мог бы получиться первоклассный репортаж. Поедем, Голомбек?
– Ну, попробовать можно, – согласился Голомбек и слез со стола, на котором сидел.
– Вон там он, – сказал хозяин пивной в Йевичке.
В садике за столом сидел, широко расставив ноги, толстый господин в белой фуражке, пил пиво и задумчиво водил толстым указательным пальцем по столу. Оба журналиста подошли к нему.
– Редактор Валента.
– Редактор Голомбек.
Толстый господин поднял на них глаза:
– What? Что?
– Я – редактор Валента.
– А я – редактор Голомбек.
Толстый господин с достоинством привстал со своего места.
– Captain van Toch. Very glad. Присаживайтесь, братишки.
Оба журналиста с радостью подсели к столику и положили перед собой блокноты.
– А пить что будете, братишки?
– Газировку с малиновым сиропом, – сказал пан Валента.
– С малиновым сиропом? – не веря своим ушам, произнес капитан. – Это зачем? Эй, хозяин, принесите им пива! А кстати – что вам вообще нужно? – спросил он, опершись локтями о стол.
– Правда ли, пан Вантох, что вы здесь родились?
– Ja. Родился.
– Скажите, пожалуйста, а как вы попали на море?
– Через Гамбург, понятное дело.
– А как долго вы уже капитан?
– Двадцать лет, братишка. Бумаги у меня все с собой, – уверенно сказал капитан, похлопывая по своему нагрудному карману. – Могу показать.
Пану Голомбеку захотелось было познакомиться поближе с бумагами капитана, но он подавил в себе это желание.
– И за эти двадцать лет вы, пан капитан, конечно, бороздили моря во многих частях света?
– Ja. Бороздил. Ja.
– А где именно вы побывали?
– Ява. Борнео. Philippines. Fidji Islands. Solomon Islands. Carolines. Samoa. Damned Clipperton Island. A lot of damned islands, братишка. А что вы все время спрашиваете?
– Ну, просто… Ведь это интересно. Мы бы хотели услышать от вас побольше, понимаете?
– Ja. Услышать побольше – просто так, что ли? – капитан поднял на них свои светло-голубые глаза. – Вы что, из police, ну, из полиции?
– Нет-нет, пан капитан! Мы из газеты.
– Ага, из газеты. Reporters, да? Ну, пишите тогда: Captain J. van Toch, капитан судна «Кандон-Бандунг»…
– Как?
– «Кандон-Бандунг», порт Сурабая. Цель поездки: vacances – черт возьми, как это сказать?
– Отпуск.
– Ja, к свиньям, отпуск. Ну вот так и напечатайте в сообщениях о том, кто прибыл. А теперь, братишки, убирайте эти свои notes. Your health.
– Пан Вантох, мы как раз к вам приехали, чтобы вы рассказали нам какие-нибудь истории из своей жизни.
– А зачем это?
– Мы об этом напишем в газете. Люди очень любят читать о далеких островах и о том, что там повидал и пережил их соотечественник, чех родом из Йевичка…
Капитан покивал:
– Ну да, конечно. Я ведь, братишка, один-единственный Captain на весь Йевичек. Это точно. Говорят, правда, отсюда родом еще один капитан… Капитан… в общем, он на карусели лодочками управляет, но я считаю, – понизив голос, добавил ван Тох, – что это ненастоящий капитан. Тоннажу ему недостает, понимаешь?
– А какой тоннаж у вашего судна?
– Двенадцать тысяч тонн, братишка.
– Так что вы были большим капитаном? С большой буквы К?
– Ja, с большой, – с достоинством ответил капитан. – Братишки, у вас деньги есть?
Журналисты поглядели друг на друга с некоторой неуверенностью.
– Вообще-то есть, но мало. Вам, пан капитан, нужны деньги?
– Ja. Точно. Нужны.
– Ну вот. Если вы нам что-нибудь расскажете, – только побольше, поподробнее, – то мы напишем об этом в газету и вам за это заплатят.
– Сколько?
– Ну, пожалуй… Да, может быть, и тысячу, – решился на щедрость пан Голомбек.
– Это в чем же? Pounds of sterling?
– Нет, только в кронах.
Капитан ван Тох покачал головой:
– Так дело не пойдет. Такого добра, братишка, у меня самого навалом. – Капитан вытащил из кармана брюк толстую пачку банкнот. – See? – После этого он оперся локтями о стол и наклонился к обоим собеседникам: – Господа, я хочу вам предложить big business. Как это сказать?
– Крупную сделку.
– Ja. Вот. Крупную сделку. Вам нужно дать мне пятнадцать… нет, погодите, – не пятнадцать, шестнадцать millions крон. Как вам это?
Журналисты опять обменялись неуверенными взглядами. У кого у кого, а у них-то было достаточно опыта общения с самыми удивительными типами сумасшедших, мошенников и изобретателей.
– Стоп, – сказал капитан. – Я вам кое-что могу показать.
Он порылся толстыми пальцами в кармашке своей жилетки, достал оттуда что-то и положил на стол. Это были пять розовых жемчужин, величиною с косточку черешни.
– Вы вообще в жемчуге разбираетесь?
– Сколько это может стоить? – в волнении выдохнул пан Валента.
– О, lots of money, братишка. Но я это ношу с собой только… как образец, чтобы было что показывать. Ну так что, по рукам? – спросил он, протягивая широкую ладонь через стол.
Пан Голомбек вздохнул:
– Пан Вантох, столько денег…
– Halt! – перебил его капитан. – Я понимаю, ты меня не знаешь; но спроси о Captain van Toch любого в Сурабае, в Батавии, в Паданге или где хочешь. Поезжай туда и спроси, и каждый тебе ответит: ja, Captain van Toch, he is as good as his word.
– Пан Вантох, мы вам верим! – энергично замахал руками пан Голомбек. – Но…
– Постой, постой! – не унимался капитан. – Я понимаю, ты свои денежки не хочешь отдать просто так, за здорово живешь; ну и правильно делаешь, братишка. Но ты их отдашь не просто так, а за судно, see? Ты купишь пароход и сможешь сам на нем ходить в море – будешь ship-owner. Да, ты сможешь пойти в плавание со мной, чтобы самому видеть, как я веду дело. А все, что мы заработаем, мы разделим fifty-fifty. Честный business, правда же?
– Но послушайте, пан Вантох, – сумел наконец выдавить из себя пан Голомбек с некоторым смущением, – ведь у нас нет таких денег!
– Нет? Ну, что поделаешь, – сказал капитан. – Sorry. Но тогда мне непонятно, господа, какое у вас ко мне дело.
– Чтобы вы рассказали нам что-нибудь, капитан. У вас ведь должно быть столько опыта…
– Опыта? Это у меня есть, братишка. Опыт, черт подери, у меня есть.
– Вы когда-нибудь терпели кораблекрушение?