— Ты тоже. Совсем не изменился.
Какой сволочью был такой и остался.
— Вот и чудно. Не люблю разочаровывать маленьких девочек. Какого черта вы делали в этом гадюшнике? Я бы вас обеих выдрал за эту выходку по задницам и нахрен дома закрыл под замок.
— Мне уже не шестнадцать, Максим. И выдрать меня уже нельзя. Я сама решаю где и с кем проводить время.
— Кто сказал, что нельзя? Тебя выдрать? — на секунду взгляд стал еще тяжелее, и я снова сделала вдох без выдоха. Слова прозвучали очень двусмысленно, грубо и возбуждающе настолько, что мне показалось кровь пульсирует не в венах, а в нервах. Я вся сжалась, а он продолжал смотреть в глаза.
— Значит так, ты сейчас подождешь меня снаружи, а я узнаю куда этот ублюдок мог увезти Карину.
Макс достал пачку с кармана и сунул в рот сигарету, а я наконец-то выдохнула. Перевела взгляд на отблеск от огня зажигалки, осветивший его длинные ресницы и ровную переносицу, и чувственные губы, зажавшие фильтр. Макс затянулся сигаретой, выпуская дым кольцами и поманил пальцем все того же вышибалу. Я спрыгнула с высокого стула и, одернув короткое платье, поймала скользнувший по моей ноге взгляд его прищуренных глаз за облаком сигаретного дыма.
Охранник подошел к нам и прежде чем он успел что-то сказать, Макс резко схватил его за затылок и завалил на барную стойку, придавив голову парня к столешнице с такой силой, что тот поморщился от боли. Я судорожно сглотнула, бросив взгляд на ствол в кобуре у вышибалы.
— Я тебе сказал ее вывести отсюда?
— Она не захотела. Я ж не потащу насильно, Зверь, — охранник морщился и кривился, но попытки вырваться не делал.
Макс бросил взгляд на меня потом снова на бритоголового охранника, прижав сильнее, надавливая на ухо, наклонился к его покрасневшему лицу.
— То есть кроме как насильно никакие другие идеи твою тупую голову не посетили? Ладно, черт с тобой. Выведи на улицу и присмотри за ней. Где здесь обитает импрессарио этого патлатого гавнюка?
Отпустил парня и тот, потирая ухо, кивнул на дверь с неоновыми наклейками.
— Ясно, — Максим снова посмотрел на меня, — на улице жди. Я быстро.
* * *Он вернулся спустя полчаса потряхивая рукой и снова отобрал у меня сигарету, затянулся, а я нервно сглотнула, увидев сбитые костяшки и кровь на воротнике рубашки. Проследил за моим взглядом:
— Не сговорчивый был вначале импресарио, пришлось умащивать, уговаривать. Давай в машину, малыш. Домой отвезу.
— Что значит домой? Без Карины?
— Да. Ты домой, а я поеду привезу эту маленькую ведьму пока Андрей не узнал об этой выходке. У патлатого козла концерт в пригороде, они там в местном отеле остановятся.
Макс достал сотовый, набрал чей-то номер и зажав аппарат между ухом и плечом, щелкнул по пульту на ключах. В ответ черный мерс подмигнул нам голубоватыми фарами.
— Фима, я свалю на сутки проследи, чтоб у Лёвы там все выгорело. Да так по одному делу. Не надо — справлюсь один.
Подхватил меня под руку, но я вырвалась и Макс нахмурил брови.
— Что такое, мелкая?
— Я с тобой.
Усмехнулся, прикрывая трубку ладонью.
— Сама. Домой. В постель в обнимку с плюшевым медведем, которого я тебе прислал в прошлом году. Давай, пошла, не зли меня, — снова взял под руку, сильно сжав пальцами и увлекая к машине, — Да, Фим. Давай отзвонись мне как все на мази будет.
Я резко выдернула руку.
— Никуда я не поеду с тобой!
Быстро направилась к стоянке такси. Черта с два он будет диктовать мне что делать. Обойдусь и без него. Это я виновата в том, что Карина уехала мне и возвращать ее домой, да еще в глаза посмотреть — за что так подставила.
Я помахала рукой таксисту, ускорив шаг. Внезапно меня подхватили под руки и впечатали в стену здания клуба.
— Совсем охренела, да? Куда собралась?
Макс уперся в стену чуть выше моей головы. Очень близко. Злой. На скулах играют желваки.
— На такси за Кариной, — ответила я и попыталась проскользнуть под его рукой, но он толкнул меня обратно, удерживая за плечо.
— Тебя таксист в таком виде бесплатно только в одно место подкинет и тебе там не понравится…хотя… черт тебя знает. Ты ж говоришь, что выросла уже.
Насмешливо глянул на мое декольте и потом снова в глаза.
— Я все равно не буду сидеть дома и поеду. То, что Карина сбежала с этим уродом — на моей ответственности. Не хочу сидеть в четырех стенах и с ума сходить.
Он вдруг придавил меня к стене сильнее, заставляя зажмуриться:
— А чего ты хочешь? Таскаться со мной и мешаться под ногами? Заварили херню вдвоем дуры малолетние, так не мешай расхлебывать.
Глаза вспыхнули яростью, а меня пронизало током от этой близости и от его запаха. Захотелось зажмуриться и вдохнуть полной грудью. Перед глазами все поплыло, бабочки уже не трепещут они жалят. И я вдруг поняла, что мне нравится это сумасшедшее ощущение, от которого дух захватывает и внутри нарастает нечто мощное похожее на голод. Там, где его пальцы сжимали мое плечо начало жечь и перед глазами проносились картинки от которых стало нечем дышать.
— Я. Все. Равно. Поеду, — процедила сквозь зубы, не отводя взгляда.
— Поедешь, мать твою.
Согласился он, глядя мне в глаза несколько секунд, а потом, оттолкнувшись от стены, пошел к машине, а я так и осталась стоять, глядя ему вслед. Макс вдруг обернулся ко мне:
— В машину иди. Одно неверное слово брошу там нахрен. Можешь не сомневаться.
Наверное, в этот вечер впервые улыбнулась я. Потому что знала точно — не бросит.
4 глава
АНДРЕЙ
Чем дольше я сидел на жесткой койке, наблюдая, как камера постепенно погружалась в предзакатную серость, тем больше убеждался, что все происходящее — театр. Даже не так, скорее «маски-шоу». Весь этот ажиотаж в аэропорту, ореол напускной жесткости — вот, посмотрите, дорогие зрители, перед законом все равны. И нам не важно, это олигарх, простой обыватель или чиновник — на чистую воду выведем любого…
Мне до сих пор не выдвинули обвинения, не вызвали на допрос, не посадили к отморозкам — все это мы проходили и на данный момент я оставался спокоен. По крайней мере, насколько это возможно. Напрягало только то, что отняли телефон, а это автоматически делало меня узником. Не решетки на окнах, не замки на дверях — а невозможность связаться с нужными людьми. Поэтому, единственное, что я мог делать — это ждать, прекрасно зная все нюансы этих задержаний и методов психологического давления. К тому же то представление, которое было разыграно для любопытных зевак, поможет не только им, но и мне. Уверен, что информация давно дошла если не к Максу, то к отцу — точно, и то, что я до сих пор не веду душевные разговоры с одним из наших маститых адвокатов, лишь подтверждает факт применения морального прессинга.
Только среди этих людишек, получающих очередные награды и звездочки на своих погонах, кланяясь изображению президента в массивной рамке на стене, так мало тех, кто догадывается, что их жалкие попытки выбить мне почву из-под ног — нелепы и смешны. Для этого меня не нужно закрывать на засов, а достаточно просто оставить наедине с самим собой.
Потому что стоило мне остановиться, замереть в водовороте вечных дел и суеты, которыми я забивал до упора каждую минуту своей жизни, как в голове проносились картинки… и самая жуткая из них в очередной раз возникла перед глазами.
* * *Больничная палата… в нос ударил резкий запах хлорки, а в ушах звучит противное пиликанье приборов. Тонкая рука лежит на белоснежной простыне, время от времени сжимая ткань в хрупком кулачке, а в синеватую вену, проглядывающую сквозь бледную кожу, воткнут катетер капельницы.
Я стоял у двери, рассматривая Карину, и мне казалось, грудная клетка сейчас разорвется, с треском, от той боли, которая накатывала, словно лавина. Разрасталась, набирала скорость, смешиваясь с ненавистью и яростью, выбивая из легких воздух, и я вдруг почувствовал, что еще секунда — и я, черт возьми, не выдержу и завою. Перед глазами поплыло, но я продолжал смотреть, замечая запекшуюся кровь в уголке рта, закрытые веки, которые время от времени дергались от беспокойного сна, мотание головы, словно она продолжат кричать «Нет… нет… нет… не надо», наивно полагая, что ее уговоры могут хоть как-то помочь. Я не сделал пока ни одного шага вперед, трусливо оттягивая момент, когда придется посмотреть ей в глаза. Черт возьми, как? Как мне сказать ей, что Лены… ее просто нет. Еще пару дней назад улыбалась, примеряя свадебное платье, не веря своему счастью, а сейчас ее нет! И не будет никогда…не будет. Некому больше сказать “мама”, разве что фотографиям, которые она будет хранить, как последние воспоминания.
Тихим шагом направился в сторону постели, стараясь не потревожить — с сегодняшнего дня она часто будет жалеть о том, что проснулась. Реальность окажется уродливой, холодной и пустой — словно город после стихийного бедствия. Вместо домов — обгоревшие дотла руины, вместо воды — ржавая жижа, и только небо останется таким же синим, но оно настолько далеко, что к нему никогда не дотянутся.
Пробежался взглядом вниз, по хрупким ключицам, тонким рукам с прозрачной кожей, истерзанной багровыми кровоподтеками, спустился к угловатой коленке, туго примотанной эластичным бинтом к шине. Простыня была откинута, позволяя смазанным мазью ссадинам подсыхать, и, то, что я увидел, походило на пронзительный свист хлыста… Разлитые синяки и четкие фиолетовые отпечатки от пальцев, снаружи и на внутренней стороне бедер… Дьявол!!! Нет!!! Нет!!!!
Однако правда, уродливая и жестокая, ледяными пальцами сжимала горло, не давая дышать, и издевательски скалилась, с наслаждением наблюдая, как я корчусь от дикой агонии. Упивалась моим отчаянием, разрывающим изнутри при каждом кивке ее головы и издевательском: “Да…Смотри… Они сделали с ней это… Ты виноват… Смотри, не отворачивайся…”
Это невыносимо… Я чувствовал себя зверем, запертым в клетку с железными прутьями, которые с бешеной скоростью сдвигаются, приближаясь к телу и впиваясь в кожу. Еще немного — и услышу, как с хрустом ломаются мои кости. Схватил подвернувшийся под руку стул и, ослепленный кровавой пеленой, заслонившей все, что было перед глазами, со всей силы швырнул его о стену.
Карина резко проснулась и подскочила на кровати, дернув руками сорвала катетер — на пол мелкими каплями полилось лекарство. Черт! Я же напугал ее до смерти… не сумел справиться с болью и яростью, которые превращали душу в месиво. Я прильнул к Карине, вдыхая аромат ее волос, и дочь обвила руками мою шею:
— Папа, папочка…. — кинжалом по сердцу, потому что она впервые назвала меня не Андреем. — Как хорошо, что вы пришли… Боже… я думала, что умру… там…
Я чувствовал, как она всхлипывает, крепче сжимал ее худенькие плечи, которые подрагивали в такт вырывавшимся из груди рыданиям. Я не хотел делать ей больно, но сжимал в объятиях еще сильнее, боясь оторваться, чтобы посмотреть на лицо и вытереть слезы. Потому что знал, эти несколько мгновений — последние… пока она не начнет меня ненавидеть. Это все, что у меня осталось от тех незначительных фрагментов жизни, когда мы были счастливы.
— Пап…. А где мама? — посмотрела мне в глаза, и мне казалось, что я сейчас сгорю, еле выдерживая ее взгляд, в котором еще светилась уверенность… — Позови ее, почему она не заходит?
— Карина, она не придет… — каждое слово словно колючей проволокой по горлу, разрывая его изнутри…
— Как не придет? Почему? Что ты такое говоришь? Мамаааа… Мамааа… Позови ее… сейчас! Позови! — она била кулаками по моей груди, вкладывая в эти движения последние силы. В голосе пронзительным аккордом зазвучали отголоски паники и злости.
— Доченька, родная… прости, — толчки кулаками все яростнее, в ее глазах — страх, ужас и отрицание. Грудь вздымается от срывающегося дыхания, а по щекам тонкими ручейками катятся слезы.
— Где моя мама??? Что ты с ней сделал?? Что??? Я хочу ее видеть… позови… позови немедленно… Мамааа… Мамочкааааа!
В палату прибежали врачи и, еле удерживая ее тело, пока она выгибалась и билась в истерике, вкололи ей какой-то препарат.
— Что ты с ней сделал… Боже… почему она не пришла… Приведи мне ее… Да что же это такое??? Мама… почему ты не идешь… Мамочкаааа!
Она вырывалась, кричала, плакала, выкрикивая гневные слова, билась в истерике, постепенно успокаиваясь — только такой искусственный покой коснется лишь ее тела…
И ей не станет легче от того, что каждый ублюдок, который к ней притронулся, подох, как мразь. Я выследил каждого. Первого нашел спустя пару часов. Он лакал в баре дешевое пойло, а уже через мгновение хрипел, хватаясь рукой за перерезанное горло, с недоумением пытаясь повернуться, чтобы увидеть, кто стоит за его спиной. Второго я застал в его собственной норе — тварь… он даже не думал прятаться, был уверен, что все сойдет ему с рук. На дикие вопли не сбежались ни соседи, ни милиция — никому не было дела до того, что происходит за тонкими стенами этого гадюшника. Третьего пришлось поискать — трусливый ублюдок уже понял, что на него открыта охота. Только это не помогло ему избежать последнего полета в его жизни — вниз головой, в открытый коллектор, где он захлебнулся таким же дерьмом, которым являлся сам.
* * *- Анастасия Сергеевна, я привел подозреваемого!
Услышав знакомое имя, я еле сдержал ухмылку. Похоже, сегодня удача решила со мной позаигрывать, задорно улыбаясь и подмигивая. Это фарт — по-другому не назовешь. Неожиданное и крайне желанное совпадение.
Анастасия Сергеевна… сколько официоза и пафоса — субординация, подчиненные, карьера. В то время как для меня она была просто Настей. В свои немного за тридцать она умудрилась занять серьезную должность в следственном комитете. Цепкая, умная, образованная и четко понимающая, чего хочет от своей жизни. К моменту нашей первой встречи она уже успела сходить замуж, родить сына, а также четко понять, что не создана для семьи и уюта. Она была не из тех, кто занимается самообманом и закрывает глаза на собственные желания, жертвуя ими во благо других. Именно поэтому, признавшись самой себе, что муж давно стал для нее лишь балластом, она разорвала эту рутинную и уже ничего не значащую для нее связь, а сына отправила на воспитания к бабушкам и нянькам. Сама же Настя полностью отдалась главному устремлению всей жизни — блистательной карьере.
Мы познакомились во время моего очередного «визита» в прокуратуру — за последние несколько лет нашей семейке хотели пришить столько дел, что я сбился со счета. Но в нашей жизни нет проблемы, которую нельзя решить. Связи, деньги, влияние, готовность делиться — и вот на очередном протоколе о закрытии дела красуется отсвечивающая влажным блеском печать.
Наше знакомство не ограничилось стенами казенных помещений и общением в присутствии адвокатов. Женский интерес в ее глазах был слишком красноречив, чтобы я упустил такую возможность. Мы были полезны друг другу, а когда кроме трезвого взгляда на вещи мужчину и женщину объединяет секс и взаимовыгодное сотрудничество, такая связь словно создана для того, чтобы ее продолжили.
Дождавшись, когда смазливый юнец в милицейской форме захлопнет за собой дверь, и закрывая ее на ключ, Настя подошла ко мне и уже через секунду послышался характерный щелчок наручников, а я потирал запястья, растирая кожу на онемевших руках.
— Андрей, мне скоро придется фабриковать дела, чтобы ты соизволил зайти…
Она обошла меня и, упершись ягодицами о стол, с прищуром посмотрела в упор, расстегивая при этом верхнюю пуговицу на своей блузке.
Я хорошо помнил все, что скрывает ее одежда, и сейчас, глядя в ее сверкающие темные глаза, чувствовал, как плоть уже отозвалась тянущим позывом к действию. Да. Это не просто удача, это именно то, что мне сейчас нужно.
— Так вот чьих это рук дело… — я приподнялся со стула и подошел к ней вплотную, обхватив руками талию и усаживая на стол. — Могла просто позвонить, — разводя коленом ноги и сдвигая подол узкой юбки вверх по бедрам… — ты же знаешь, как мне нравятся… наши… встречи…
— Вот, пришлось напомнить о себе, — обняла за шею и, не отрывая взгляда, продолжила, — ты же знаешь, что я могу держать тебя в плену целых 72 часа….
Выдернул заколку из собранных в пучок волос и зарылся в них пятерней, набрасываясь на губы в жадном поцелуе и ловя ртом вырвавшийся из ее груди стон.
Моментальное желание отыметь ее прямо здесь, на этом столе, порвать чертовы тряпки, которые прикрывает ее роскошное сочное тело. Забыться, снять напряжение, взять, получить кайф от ее несдержанных стонов. Есть женщины, которые возбуждают… Не силиконовыми губами или грудью пятого размера — таких кукол вокруг меня сотни. В ней было нечто другое — умение наслаждаться похотью и отдавать. Понимание, чего она хочет, и напрочь отсутствующее чувство стыда. В каждом вздохе и движении — желание. Неприкрытое, будоражащее кровь и заставляющее терять голову от того, насколько ей удается излучать секс.
Горячая до одури… Мне всегда нравилось, как она преображалась во время наших встреч. Холодная, расчетливая и циничная во всем, что касалось дел, и такая податливая и страстная, когда дело доходило до секса. Она выгибалась мне на встречу, отвечая на поцелуй с таким же голодом, томясь от нетерпения и вздрагивая, когда остальные пуговицы ее блузки покатились по полу, а чашки бюстгальтера рывком были сдвинуты вниз. Жадные пальцы ловко справились с моими брюками, не задержавшись привычно на пряжке ремня — спасибо ее коллегам из приемного. Через секунду я рывком ворвался в нее, за какую-то минуту уже полностью готовую для меня, просто от того, что я рядом. Настя сжимала ладонями свою упругую грудь, подставляла под мой рот твердые возбужденные соски, которые я прикусывал, вдалбливаясь в ее тело, а она кусала губы и еле удерживала крики.
— Черррт…как же я соскучилась… Андрей. Еще… Дааааа…Сильнее, Андрей… Да! Вот так…