Абрахам Меррит Сквозь драконье стекло
Херндон помогал грабить Запретный Город, когда союзники превратили подавление восстания боксеров в самый веселый со времен Тамерлана фестиваль мародеров. Шесть преданных матросов помогали ему воплотить в жизнь его пиратские фантазии. Русская княгиня, с которой он баловался в Нью-Йорке, помогла ему без помех добраться до яхты. Поэтому Херндон сумел провезти через проливы не меньше сокровищ Сына Неба, чем самый усердный работник пекинского посольства.
Кое-что из этих сокровищ он подарил очаровательным дамам, которые жили или по-прежнему живут в солнечных областях его сердца. Большую часть он превратил в обстановку двух поразительных китайских комнат в своем доме на Пятой авеню. Еще чуть-чуть, следуя ленивому религиозному импульсу, он подарил Метрополитен-музею. Ему казалось, что таким образом он как бы узаконивает свой статус владельца сокровищ…
Но драконье стекло — ничего более удивительного он никогда не видел — Херндон поселил в своей спальне, чтобы встречаться с ним первым утренним взглядом. Он устроил специальные светильники, чтобы можно было, проснувшись среди ночи, глядеть на стекло. Удивительное? Оно более чем удивительно, это драконье стекло! Тот, кто сделал его, жил в те времена, когда боги ходили по земле и каждый день создавали что-нибудь новенькое.
Я был на Гавайях, когда телеграф сообщил о первом исчезновении Херндона. Сведения были крайне скудны. Слуга пришел утром будить хозяина, но Херндона не было. Вся одежда оказалась на месте. Все говорило, что Херндон где-то в доме. Но его не нашли.
Человек, который стоит десять миллионов, не может растаять в воздухе, не вызвав большого смятения. Газеты подняли дикую суматоху, но оперировали они, в сущности, только двумя незатейливыми фактами: Херндон вернулся домой вечером, а утром исчез.
Я был в море, возвращался домой, собираясь принять участие в поисках, когда радио принесло новость о его возвращении. Херндона нашли на полу спальни в странных шелковых лохмотьях, тело его было искалечено, как будто его терзал старательный тигр. Но появление Херндона объяснялось не более внятно, чем исчезновение.
Вечером его еще не было — утром он появился. Когда Херндон обрел дар речи, он отказался рассказать что-нибудь даже врачам. Я отправился прямо в Нью-Йорк и терпеливо ждал, пока медики не решили, что лучше пустить меня к нему, чем заставлять его беспокоиться из-за того, что он меня не видит.
Херндон встал мне навстречу с инвалидной коляски. Глаза у него были ясные и яркие. Ни в приветствии, ни в рукопожатии я не почувствовал слабости. Сестра выскользнула из комнаты.
— Что это было, Джим? — воскликнул я. — Я не думал, что на этой земле с вами что-нибудь может произойти.
— Я не уверен, что на земле, — он кивнул на что-то похожее на высокий пюпитр, накрытый куском тяжелого шелка с вышитыми на нем китайскими рисунками. Несколько мгновений он колебался, потом подошел к шкафу. Достал оттуда два тяжелых ружья, — я вспомнил, что в последний раз он охотился с ними на слонов.
— Вы не сочтете меня сумасшедшим, если я попрошу вас держать одно из них наготове, пока мы будем разговаривать, Уорд? — извиняющимся тоном спросил он. — Ведь то, что со мной произошло, вполне реально.
Он распахнул халат и показал перевязанную грудь. Я без лишних вопросов взял одно ружье. Потом Херндон подошел к пюпитру и снял покрывало.
— Вот оно.
Так я впервые увидел драконье стекло.
Я уверен, что ничего подобного ему никогда не существовало. Сначала вы видите только зеленоватую мерцающую прозрачность, как в море, когда плывешь в спокойный летний день под водой и смотришь вверх… По краям всплески алого и золотого, сияние изумруда, сверкание серебра и блеск слоновой кости. А в основании — топазовый диск, обрамленный красным пламенем, искрящимся маленькими желтыми язычками.
Потом вы начинаете понимать, что эта зеленая прозрачность — овальный кусок полированного камня. Вспышки и отблески превращаются в драконов. Их двенадцать. Глаза у них изумрудные, клыки из слоновой кости, когти — из золота. Драконы чешуйчатые, и каждая чешуйка у основания зеленая, как первобытные джунгли, потом становится ярко-алой, а на конце алое сменяется золотым. Крылья — серебристые и зеленые — тесно прижаты к бокам.
И эти драконы — живые. Никогда не было столько витальной силы в металле и дереве со времен Аль-Ахрама, скульптора древнего Ада, который изваял крокодила, и в наказание за дерзость ревнивый Всемогущий вдохнул в его творение жизнь.
Наконец вы замечаете, что топазовый диск, обрамленный маленькими желтыми огоньками, является вершиной металлической сферы, вокруг которой обвивается тринадцатый дракон, тонкий и красный, и кусает свой скорпионий хвост.
Первый же взгляд на драконье стекло заставляет затаить дыхание. Да и второй, и третий взгляды тоже.
— Где вы его взяли? — потрясенно спросил я.
Херндон спокойно ответил:
— Оно стояло в маленьком тайном помещении во дворце императора. Мы обнаружили эту комнату, — он немного помолчал, — скажем, по чистой случайности. Как только я его увидел, я понял, что оно должно быть моим. Что вы о нем думаете?
— Думаю! — воскликнул я. — Я теряю способность думать! Да это чудеснейшая вещь, какую когда-либо сотворил человек! Что это за камень? Гагат?
— Не уверен, — ответил Херндон. — Но идите сюда. Встаньте передо мной.
Он погасил в комнате свет, повернул другой выключатель, и три скрытые электрические лампы бросили свои лучи на зеркальный овал.
— Смотрите! — сказал Херндон, — И говорите мне, что видите.
Я посмотрел в стекло. Вначале я ничего не видел, кроме лучей, уходящих все дальше, дальше — казалось, в бесконечность. Но потом…
— Милостивый Боже! — вскричал я, застыв от ужаса. — Джим, что это за адское существо?
— Спокойней, старина, — раздался голос Херндона. В нем слышалось облегчение и даже какая-то странная радость. — Спокойней. Скажите мне, что вы видите.
— Мне кажется, я смотрю в бесконечность, — ответил я, — и все же то, что я вижу, находится близко, как будто по другую сторону стекла. Я вижу расщелину, которая разделяет два темно-зеленых массива. Я вижу лапу, гигантскую отвратительную лапу, протянутую через расщелину. У лапы семь когтистых пальцев, они разжимаются и сжимаются, разжимаются и сжимаются. Милостивый Боже, какая лапа, Джим! В аду лам такие лапы хватают пролетающие мимо слепые души!
— Смотрите, смотрите дальше, в ущелье… Что вы видите?
— Я вижу невероятно высокую гору, вздымающуюся в небо, как гигантская пирамида. За нею вспышки пламени, гора четко вырисовывается на их фоне. Вижу, как большой светящийся шар, похожий на луну, медленно выходит из огня. Другой шар движется поперек горы. И третий плывет в пламени на дальнем краю…
— Семь лун Рака, — неожиданно прошептал Херндон. — Семь лун, которые купаются в розовом пламени Рака. Это пламя жизни, и оно окружает Лалил как диадема. Тот, кто знал свет семи лун Рака, привязан к Лалил на всю жизнь, на десять тысяч жизней.
Он протянул руку и повернул выключатель. В комнате вспыхнул свет.
— Джим, — беспокойно сказал я, — это не может быть реальностью! Что за дьявольская машинка упрятана в этом стекле?
Джим размотал бинты на груди.
— На лапе, которую вы видели, семь когтей, — холодно сказал он. — Посмотрите на это.
От левого плеча к правым нижним ребрам тянулись семь глубоких царапин. Как будто поперек груди провели острым стальным гребнем. Как будто провели бороной.
— Это следы знакомой вам лапы, — сообщил Джим.
— Уорд, — продолжал он, прежде чем я смог что-нибудь сказать, — я хотел, чтобы вы увидели то, что вы видели. Я не знал, получится ли у вас. И не знаю, поверите ли вы мне даже сейчас. Если бы я был на вашем месте…
Он подошел к пюпитру и набросил покрывало на драконье стекло.
— Я расскажу вам все по порядку, — сказал он. — Но я хотел бы, чтобы меня… не прерывали. Поэтому я и закрыл его… Не думаю, Уорд, что вы когда-нибудь слышали о Раке-Чудотворце, который стоял у истоков вещей, и о том, как Великий Чудотворец изгнал его за пределы мира.
— Не слышал, — коротко ответил я, все еще потрясенный невероятным зрелищем.
— Конечно, вы решите, что это вздор, — продолжал Джим, — но… впервые я встретился с этой легендой в Тибете. Потом снова — имена, конечно, назывались другие, — когда уходил из Китая. Боги еще были очень близки с людьми, когда родился Рак. Происхождение у него какое-то скандальное. Став старше, Рак перестал удовлетворяться наблюдением за тем, как другие совершают чудеса. Он сам хотел их совершать и… гм… как-то узнал технологию творения. Немного погодя Великий Чудотворец обнаружил некоторые вещи, сотворенные Раком, и нашел их восхитительными — даже слишком восхитительными. Он не хотел уничтожать нежданного коллегу, потому что — как утверждает сплетня-легенда — чувствовал за него определенную ответственность. И он отвел Раку место где-то за пределами мира и дал ему власть над десятками миллионов рождений — научил ловить души человеческие, уводить их в свои владения, так чтобы у него был свой народ — и над этим народом Раку дано безраздельное господство.
И Рак ушел за пределы мира. Он оградил свои владения облаками. Он поднял гигантскую гору и на ее склоне выстроил город для мужчин и женщин, которые должны были принадлежать ему. Он окружил город удивительными садами и разместил в садах множество вещей — одни прекрасные, другие… ужасные. Вокруг горы он, как диадему, расположил семь лун, а за горой разжег огонь — огонь жизни, через который вечно должны проходить луны…
Херндон перешел на шепот.
— И через этот огонь проходят луны. И с ними — души людей Рака. Они проходят через огонь и рождаются заново. И живут десять тысяч жизней. Я видел луны Рака и души, которые идут в огонь. В этой земле нет солнца. Только луны льют изумрудный свет на город и сады.
— Джим! — воскликнул я. — О чем это вы говорите? Проснитесь! Какое отношение этот лунный вздор имеет к этому… прибору?
И я указал на драконье стекло.
— Вы о стекле? — переспросил он. — Ну, как же, через него пролегает дорога в сады Рака!
Тяжелое ружье выпало у меня из рук. Я переводил взгляд с Джима на стекло и обратно. Он улыбнулся и вновь указал на свою перевязанную грудь.
— Вместе с союзниками я побывал в Пекине. Я представлял себе масштаб операции и хотел в ней участвовать. Одним из первых я оказался в Запретном Городе. Как и все, я собирался разбогатеть. Это зрелище сводило с ума, Уорд! Солдаты над грудами драгоценностей, которые даже Морган не может позволить себе купить; солдаты с удивительными ожерельями на волосатых шеях, с карманами, наполненными баснословно дорогими камнями; солдаты, рубашки которых набиты сокровищами, — Сыны Неба собирали эти сокровища многие столетия. Мы были готами, грабящими имперский Рим. Войском Александра, набросившимся на увешанных золотом куртизанок в царском Тире! В таком грандиозном масштабе воровство превращается в эпический подвиг.
…Мы достигли тронного зала. Влево вел узкий коридор, и я со своими людьми пошел по нему. Мы оказались в небольшой восьмиугольной комнате. В ней ничего не было, кроме необыкновенно скорчившейся статуэтки из гагата. Она стояла на полу спиной к нам. Один из моих людей наклонился, чтобы поднять ее. Поскользнулся. Статуэтка вылетела из его руки и ударилась в стену. И часть стены отодвинулась! Так по счастливой случайности мы узнали тайну восьмиугольной комнаты.
Я посветил в отверстие. И увидел другое помещение — в форме цилиндра. Круглый пол футов десяти в диаметре. Стены покрыты типично китайскими росписями: странного вида животные и предметы, о назначении которых догадаться невозможно. По стенам на высоте примерно в семь футов шла картина, изображающая остров, плывущий по воздуху. Облака вокруг него напоминали замерзшее море, полное радуг. На острове высилась гигантская пирамидообразная гора. Вокруг вершины семь лун, а над ними — лицо!
Я ни с чем не могу сравнить это лицо. Я не мог оторвать от него взгляда. Это не был китаец или представитель другой известной мне расы. Лицо — милостивое и злобное, жестокое и доброе, жалостливое и безжалостное, мрачное, как у Сатаны, и радостное, как у Аполлона. Глаза желтые, как лютики или солнечный камень на голове крылатого Змея, которому поклоняются в тайном храме Тюлуна. И мудрые, как Судьба.
«Здесь что-то есть, сэр», — сказал Мартин. Помните Мартина, моего первого помощника? Он указал на некий закутанный предмет. Я вошел и развернул ткань. Это было драконье стекло! Как только я его увидел, я понял, что оно должно быть моим. И знал, что оно будет моим. Я хотел эту вещь, но и она хотела быть моей. Вначале мне показалось, что она живая. Такая же живая, как вы и я. Ну, я ее забрал. Добрался до яхты, и тут произошло первое странное происшествие.
Помните Ву-Синга, моего слугу на лодке? Помните, как ужасно он говорил по-английски? Драконье стекло было у меня в каюте. Я забыл закрыть дверь. Услышал резкий звук. Бросился в каюту и увидел Ву-Синга. Ну, вы знаете, про Ву-Синга нельзя сказать, что он выглядит интеллигентно. Но тут что-то как будто коснулось его лица… Глупое выражение исчезло, словно его стерли губкой. Он не поднял взгляда, но сказал — обратите внимание — на превосходном английском: «Хозяин подумал о стоимости своего приобретения?»
Я молча смотрел на него.
«Может быть, — продолжал он, — хозяин никогда не слышал о знаменитом Хао-Цзане? Ну, он сейчас услышит».
Уорд, я не мог ни шевельнуться, ни заговорить. Но теперь я знаю, что удерживало меня не просто изумление. Я тупо застыл на месте, а Ву-Синг гладкими фразами излагал ту самую легенду, которую я слышал в Тибете, только там героя звали Рак, а не Хао-Цзан. Но история была та же самая.
«И перед дальней дорогой, — закончил он, — знаменитый Хао-Цзан сотворил великое чудо. Он назвал его Вратами. — Ву-Синг указал на драконье стекло. — Это чудо теперь у хозяина. Но посмеет ли тот, кто увидел Врата, войти в них? Не лучше ли оставить Врата?»
Он замолчал. Я тоже молчал. И пытался сообразить, каким образом этот парень вдруг так хорошо заговорил по-английски? И тут Ву-Синг распрямился. Он посмотрел мне прямо в глаза. Глаза у него были желтые, как лютики, Уорд, и такие мудрые! Я вспомнил маленькое помещение за тронным залом — я видел эти глаза на лице, что нависало над горой с семью лунами!
Через мгновение лицо Ву-Синга приобрело привычно-глупое выражение. Глаза стали черными и тусклыми. Я вскочил со стула.
— Эй ты, желтый мошенник! — закричал я. — Зачем ты притворялся, что не знаешь английского?
Он непонимающе уставился на меня. Что-то прохныкал на своем ломаном английском. Я ничего не смог от него добиться, хотя напугал до полусмерти. Пришлось поверить, что он ничего не помнит. К тому же я видел его глаза…
Ну, вначале я просто испытывал любопытство и желание как можно скорее доставить стекло домой. Я привез его сюда, установил и устроил лампы, которые вы видите. У меня было смутное ощущение, что стекло ждет… чего-то. Не мог сказать, чего именно. Но знал, что ждет оно чего-то очень важного…
Неожиданно он обхватил голову руками, начал раскачиваться и причитать.
— Сколько еще, — простонал он, — сколько еще, Санту?
— Джим! — воскликнул я. — Джим! Что с вами?
Он выпрямился.
— Скоро поймете.
И продолжал так же спокойно, как раньше:
— Я чувствовал, что стекло чего-то ждет. В ту роковую ночь я не мог уснуть. Выключил верхний свет, включил лампы у стекла и сел перед ним. Не знаю, сколько времени я просидел. Вдруг мне показалось, что драконы зашевелились. Закружили вокруг стекла. Двигались все быстрей и быстрей. Тринадцатый дракон начал обвиваться вокруг топазового шара. Драконы кружили все стремительнее, пока не превратились в ореол алого и золотого пламени. Само стекло затуманилось, туман быстро густел, пока ничего не стало видно, кроме зеленой дымки. Я подошел и коснулся стекла. Рука моя прошла сквозь него…
Я просунул туда руку — по локоть, по плечо. Почувствовал, что руку мою схватили маленькие теплые пальцы. Я сделал шаг вперед…
— Вы прошли сквозь стекло? — воскликнул я.
— Я прошел сквозь стекло и тогда… другая рука коснулась моего лица. Я увидел Санту!
Глаза у нее были синие, как васильки, как большой сапфир, что сияет на лбу Вишну в его храме в Бенаресе. Широко расставленные. Иссиня-черные волосы двумя длинными прядями опускались меж маленьких грудей. Золотой дракон увенчивал ее голову. Другой золотой дракон опоясывал ее. Она рассмеялась мне в глаза, притянула к себе мою голову… наши губы соприкоснулись. Она была стройна и податлива, как тростник, который растет перед храмом Хатор на краю пруда Джибы.
Кто такая Санту, откуда она пришла — не знаю. Но знаю: женщины прекраснее не было на земле! И не будет!
Она повела меня за собой. Я осмотрелся. Мы стояли в ущелье между двумя большими скалами мягкого зеленого цвета, как оттенок драконьего стекла. Сзади — зеленая дымка. Впереди я увидел сквозь ущелье огромную гору в виде пирамиды, высоко-высоко вздымающуюся в небо цвета хризопраза. Мягкое сияние лилось из-за горы, а прямо перед ней плыл большой шар зеленого огня. Мы шли медленно, рука об руку. И тут я понял: Уорд, я был в том самом месте, что было запечатлено на картине в комнате драконьего стекла!
Мы вышли из ущелья и оказались в саду. Сады многоколонного Ирама, затерянные в пустыне, потому что были слишком прекрасны, могли выглядеть именно так. Странные огромные деревья с ветвями, похожими на перья; они переливались и сияли огнями, как одеяния танцовщиц Индры. Странные цветы росли вдоль нашей тропы, они мерцали, как светящиеся черви, что живут на радужном мосту Асгарда. Ветер вздыхал среди крылатых деревьев, и разноцветные тени проплывали мимо их стволов, Я слышал девичий смех. Мужской голос что-то пел…
Мы продолжали идти. Однажды в саду послышался низкий вой, и девушка бросилась передо мной, широко расставив руки. Вой тут же прекратился, и мы пошли дальше. Гора приближалась. Я увидел, как другой большой зеленый шар выполз из розовых всплесков справа от горы. Еще один входил в это сияние слева. За ним тянулся странный туманный след. Туман как бы состоял из множества маленьких звездочек. И все тонуло в мягком зеленом свете — как если бы вы жили внутри изумруда.