- Но она же считала себя живой?
- Конечно, считала. За что и получила. Наверное, она видела нас на экране своей Машины.
- Подожди, сказала Магдочка, - если я считаю себя живой и вижу её на экране, а она считает себя живой и видит меня на экране, то кто из нас настоящая?
- Но ведь я же её убил, а не она меня? Значит, она не существовала.
- А если бы она первая нажала кнопку? И здесь бы тоже появился летающий кулак?
- У неё бы не получилось. Мои программы слушаются только меня. Забудь эти глупости.
- Хорошо, - сказала Магдочка, - теперь пускай мне будет восемнадцать лет.
Нет, лучше семнадцать с половиной.
Она превратилась в худую миловидную девушку высокого роста. Девушка была одета в тяжеловатые черные туфли и в очень пушистую белую кофту. Ниже - короткая юбка, тоже белая.
- А зачем мне этот бант в волосах? - спросила Магдочка.
- Значит, он тебе будет нравиться тогда.
- Да, но этот бант я сожгла. Твоя картинка неточная.
Магдочка присмотрелась и осталась довольна всем, кроме носа. Нос был слишком острым.
- А теперь посмотри, каким я стану в будущем, - сказал Манус. - Через двадцать лет.
Он превратился в довольно некрасивого мужчину с залысинами и тонированными очками на носу. Волосы уже начинали седеть. Мужчина был в белой рубашке, под которой заметно круглился живот. Под животом был ремень, небрежно застегнутый.
В руках мужчина держал чемоданчик: одной рукой за ручку, выставив указательный палец, а второй за застежку, - просто, чтобы держаться за что-то. Мужчина стоял, широко расставив ноги и чуть покачивался. Потом он потряс левой рукой, чтобы рукав рубашки сполз вниз, и этой же рукой расстегнул кармашек на груди, но ничего из кармашка не достал. Кармашек был застегнут на маленькую медную пуговицу с надписью по кругу. Приблизив лицо к экрану, можно было даже прочитать надпись.
- Это точный портрет? - спросил он.
Четыре секунды тишины.
- Нет, - ответила Машина.
- Покажи точный.
Еще четыре секунды тишины. Машина медлила.
- Может быть, не стоит? - предположила Машина.
- Покажи.
Экран потемнел и показал нечто, напоминающее горстку пыли.
- Это я через двадцать лет?
- Прости, но это точный портрет, - извинилась Машина, - через двадцать лет ты будешь мертв.
- Не верь ты ей. Никто не может знать на двадцать лет вперед. А ты испугался? Какие игры у тебя есть? - спросила Магдочка.
- Одна очень интересная. Я играл уже тринадцать раз. Сейчас мы с тобой сыграем в четырнадцатый. Чем больше раз ты играешь, тем интереснее играть. Ты можешь выбрать любое время и пространство, любой размер и скорость, можешь выбрать даже что-нибудь выдуманное. Называется "Девять и один".
- Ничего не поняла, - сказала Магдочка.
- Ну, например, ты можешь попасть к динозаврам, если выберешь двести миллионов лет назад. А если ты боишься динозавров, то можешь сделать их маленькими, как ящериц.
- Спасибочки, чтобы они меня за ногу укусили, как эту виртуальную, ненадушки мне такого.
- Я же сказал, ты можешь выбрать скорость - ты можешь двигаться в десять раз быстрее любого динозавра, он тебя не поймает.
- А если их будет много?
- Не хочешь динозавров, тогда отправимся к рыцарям.
- Хорошо, тогда я буду прекрасной дамой, - согласилась Магдочка.
- Прекрасные дамы были грязнулями и сморкались в рукава.
- Все равно. Я буду ходить среди рыцарей, а они...
- Нет, все так не бывает. Ты будешь только наблюдать и чуть-чуть вмешиваться. Тебя никто не заметит.
- Так же не интересно!
- Это все равно, что смотреть фильм. Но самое главное то, как сжимается время. Ты, например, можешь прожить с динозаврами неделю, для тебя это точно будет кино длиной в целую неделю. А когда ты выйдешь обратно, пройдет всего минута. Ты представляешь как можно наиграться?
Магдочка представила.
- А это не вредно для зрения? - спросила она.
- Нет, ты просто надеваешь шлем и смотришь. Вообще-то, эта система была сделана для обучения. Ты надеваешь шлем и попадаешь на урок. Ты сидишь целый день в школе и учишься, а потом снимашеь шлем, а прошла только одна минута. Ты можешь за один день пройти целый семестр.
- Тогда почему тебя не учат на этой штуке?
- Потому что спрашивать в такой школе не могут. Тебя ведь нет. И делать мне больше нечего, как только проходить за один день целый семестр. Я лучше поиграю. Сейчас я обьясню тебе правила.
- Ну-ну.
- Ты попадаешь куда-нибудь и выбираешь людей, которые участвуют в игре. Не людей, так динозавров или вообще что попало. Можно блох, если ты хочешь уменьшиться в размерах. Но людей интереснее. Выбираешь их штук десять. В игре есть четыре уровня: нулевой - это обычная жизнь; первый уровень - это у них все начинает не получаться и слышно гудение, которое действует им на нервы - они начинают злиться и драться, и сильные побеждают; потом есть второй уровень - на втором они начинают драться ещё сильнее и остаются самые сильные; а на третьем уровне - там начинаются такие ужастики, что я даже пересказать не могу. Поседеешь, когда увидишь. Потом из всех остается в живых только один. И этот один все помнит. Он потом переходит в следующую игру. Он называется черным человечком. Он одет во все черное.
- А остальные?
- Остальные одеты в разные цвета, но у каждого свой цвет. Те, которые одеты нормально, те в игре не участвуют. Поэтому ты своих игроков увидишь сразу.
- А почему следующую игру интереснеее играть? - спросила Магдочка.
- Потому что черный человечек все помнит. Никто ещё ничего не знает, а он уже все помнит. Он знает, что должен всех победить и остаться один. Он начинает драться ещё на нулевом уровне. Там такая начинается заварушка! И, главное, никто же ничего не понимает.
- Тогда черный человечек должен во всех играх оставаться один и тот же?
- Не-а. Обычно кто-нибудь его разгадывает и убивает. Это намного интереснее, чем фильм. И главное, намного длинее. Пока они друг друга все побьют проходит недели две, а то и больше - а у тебя проходит только несколько минут. Ты все это видишь. Самое интересное знаешь что? Они все уверены, что они настоящие. Они по-настоящему боятся умереть! Они даже на меня злятся. Они не могут понять простой логики: если я заставляю их играть, а они подчиняются, то это я настоящий, а они нет. Я пробовал объяснить им, что они смоделированы, но они не верят.
- Может, Машина слишком хорошо моделирует?
- Еще бы!
- Это для мальчиков игра, - сказала Магдочка, - ничего интересного смотреть, как люди дерутся. Вот если бы была любовь!
- А мы любовь тоже можем смоделировать.
Манус поудобнее сел в кресло и стал возиться. У него не получалось.
- Не можешь?
- Просто папа поставил блокировку - я слишком много занимался машинным сексом. Меня теперь живые женщины не волнуют. А он говорит, что хочет внуков.
Я хоть сейчас могу сделать ему внуков из пробирки, но он хочет настоящих, из женского тела. Как будто это большая разница! Поэтому я сейчас лечусь и мне весь машинный секс нельзя. Если любовь, то они ж это самое... - сказал Манус.
- Ничего нельзя сделать?
- Можно, конечно, попробовать - если влюбятся два старичка, которые уже ничего не могут. Блокировка стоит от десяти до шестидесяти. Если они младше шестидесяти лет, они влюбляться не будут.
- А если младше десяти?
- Кто ж влюбляется, если он младше десяти?
- Я вот я в первый раз влюбилась в семь лет, - гордо заявила Магдочка.
Пускай они будут младше десяти. Так даже интереснее. Получается?
- Получается. Любовь будет.
- Тогда давай начинать.
- Выбирай время.
- Пораньше, - сказала Магдочка.
- Джинн, - сказал Манус, - время пораньше.
Экран сначала потемнел, потом пошел полосами. Довольно долго ничего не происходило.
- Что это он?
- Нужно много времени чтобы рассчитать на миллиарды лет назад.
Они подождали ещё немного и экран высветил:
R E A D Y
Магдочка надела шлем и увидела только звездное небо:
- Ой, как красиво!
- Десять миллиардов лет назад, - ответил Манус, - Земли ещё и в помине не было.
- Все равно красиво! Я только посмотрю, а потом подвинимся ближе.
Она посмотрела несколько минут и мальчик сократил время вдвое.
- Ух ты! - сказала девочка, - что это?
- Это наша Земля. В то время она была только комком огня. Правда, красиво?
- Просто прелесть. Но почему огонь не переливается?
- Он переливается, просто мы смотрим с двух тысяч километров. Это все равно что смотреть на солнечные протуберанцы. Они тоже кажутся неподвижными.
Магдочка насмотрелась и Манус снова сменил время.
В этот раз они увидели океан. Океан бушевал.
- Это ужасно красиво, - сказала Магдочка, но мне это на нервы действует.
Кажется, что я куда-то падаю. В этом море кто-то живет?
- Не знаю.
- А давай в будущее?
- Далеко в будущее Джин запрыгнуть не сможет.
- Тогда пусть запрыгивает так далеко, как сможет.
Кажется, что я куда-то падаю. В этом море кто-то живет?
- Не знаю.
- А давай в будущее?
- Далеко в будущее Джин запрыгнуть не сможет.
- Тогда пусть запрыгивает так далеко, как сможет.
Манус дал команду. Экран снова потемнел и пошел полосами. Машина вычисляла.
R E A D Y
Время: январь, 476 год новой эры.
Место: город с населением сто тысяч человек.
Количество фигур: десять.
Цвета: розовый
синий
белый
светло-зеленый
темно-зеленый
фиолетовый
коричневый
серый
красный
пестрый
Место действия ограчичено пределами девяти кварталов.
- Они что, все мальчики? Как же тогда любовь?
- Нет, девочка синяя; она в другой комнате.
- А где же черный человечек?
- Не вижу, - ответил Манус, - какая-то неточность. Придется кое-что подправить. Мы одного сотрем, а черного человечка вставим. Которого стирать?
- Светло-зеленого, - ответила Магдочка, - зачем нам два зеленых? Ты его быстро сотрешь?
- За несколько секунд. Но в игре пройдет несколько часов. Смотри и ты все увидишь сама. Пока включен нулевой уровень и они не чувствуют опасности.
Смотри.
- Но они так похожи на настоящих, - сказала девочка, - мне жаль, что все они убьют друг друга.
- Все потому что ты девочка. Они только похожи на настоящих. Они только изображения на экране. Они только комбинации символов в памяти Машины. Их не существует.
- Точно?
- Точно. А знаешь, что заявил мне один из них вчера? Не поверишь - он сказал, что доберется до меня.
- А если доберется?
- Сюда попадет, что ли? Чушь.
- А если вдруг ты окажешься там? За экраном.
- За экраном может оказаться только мое изображаение. А самое похожее изображение это всего лишь картинка. Я-то все равно останусь здесь. Поехали!
Стираем Светло-зеленого.
15
Светло-зеленый ощутил боль в тот момент, когда заперся в душевой. Душевая имела восемь кабинок, три из которых вообще не работали, а оставшиеся пять работали непостоянно, время от времени занимаемые под раздевалку вечно что-то ремонтирующими работниками. Работники оставляли запах машинного масла и обрывки мокрых газет в углах. Рядом, через дверь, помещалась комната с двумя большими зеркалами, в которые можно видеть себя в полный рост. Он имел ключ и от этой комнаты - выточил надфилем из алюминиевой пластинки, не зря же в школе учили держать напильник.
Светло-зеленый защелкнул замок, прошел мимо кабинок, шлепая по голубому дымчатому кафелю (не забыть стереть отпечатки подошв на обратном пути), поскользнулся и вышел в комнату с зеркалами. Тапочки он оставил на пороге, чтобы не наследить. В комнате лежали ковры. Еще здесь стояли шкафчики, в которых врачи оставляли одежду, сумочки и деньги в карманах одежды. Шкафчики не запирались. На подоконнике лежали часы, прижимая вдвое сложенную записку, от кого-то кому-то.
Он стал перед зеркалом, поднял руки и положил ладони за голову. Он слабо представлял, как нужно танцевать - так, видел несколько раз в фильмах. Он приходил в эту комнату уже третий раз, всегда опасаясь, что кто-нибудь застанет его за этим постыдным занятием. Светло-зеленый был уверен, что мужчина должен танцевать хорошо, а если он учится, то он не мужчина. Он повернулся, виляя бедрами по-женски, потом сделал один большой поворот, подняв руку над головой.
Рука изогнулась вполне грациозно. Интересно, на что это похоже? Кажется, нужно сильнее переступать ногами. Он оторвал от портьеры красный бархатный цветок и попробовал прикрепить к пуговице. Нет, ерунда, так никто не танцует. Я никогда не научусь. В этот момент сдавило сердце.
Боль была фиолетовой, похожей на язычок газовой горелки. Не обжигающей, а давящей, как будто кто-то очень сильный вдвигал в тело длинный гвоздь, вместо того чтобы вбивать. Светло-зеленый два раза глубоко вдохнул, но горелка продолжала ровно гореть. Пламя поднялось к плечу и пошло в руку. Стало тяжело дышать и рубашка сразу промокла. Откуда во мне столько пота? Надо позвать на помощь, - подумал он, - но как объяснить?
Светло-зеленый наклонился к подоконнику и оперся руками. Потом одной рукой, свесив левую, - левая была в огне. Если закричать сейчас, - думал он, - то услышат и придут и успеют спасти, - но я не смогу объяснить. Отдышаться и выйти и в коридоре позвать на помощь. У них должна быть хорошая таблетка. У них должно быть хоть что-то. Они ведь лечат, их этому учили. Даже если это инфаркт, то я не обязательно умру, ведь не все же умирают. Но они никогда не говорили, что у меня больное сердце...
Стало немного легче и он пошел к душу, опираясь на стену. Бархатный цветок упал под ноги, цветок станет уликой, но нет сил наклониться. У самой двери он задохнулся и не почувствовал, что падает, и оказался на операционном столе. Он удивился тому, как прыгнуло время.
- Лежи, лежи, не дергайся, - сказал врач. - Мы ещё не начинаем. Как ты там оказался?
- Просто так.
Все произошло так быстро, что Светло-зеленый не успел придумать версии.
- Просто так не выпиливают ключ. Хотел украсть?
- Что?
- Это ты должен знать что. Вещи из шкафчика, деньги из карманов. Да?
- Да, - сказал Светло-зеленый.
- И много раз воровал?
- Первый.
- Так я и поверил, что в первый. Там уже лазили на прошлой неделе.
- Третий.
- Вот какие сволочи пошли, - удивился врач. - А ты их лечи после этого.
Лежи, лежи, не шевелись. Потом разберемся.
Пациента усыпили и и стали готовить к операции. Зонд, введенный в артерию, сообщал все нужные данные. И так все ясно, но подождем кардиограмму. Врач снял трубку и набрал внутренний номер 21.
- Готово? Что значит, ничего нет? Что значит - здоровое сердце? Ах, принесете, так принесите!
Он посмотрел на экран и задумался. Лаборатория говорит, что с сердцем все в порядке. Но симптомы - я ведь не первый год работаю. Я не могу так ошибиться.
Если не сердце, то что?
122 - показывал экран. Верхнее давление в норме. Пусть меня уволят, если с такими симптомами может быть НЕ сердце. Но давление...
Точка поползла вниз.
118, 110, 105, 101...
Давление падало необъяснимо. Пациенту уже перелили полтора литра крови и продолжали переливать, но давление остановилось на семидисяти и не росло. Пульс оставался в норме. Медсестра Феста, с её средним техническим незаконченным - и та удивленно поднимала глаза, но спрашивать не решалась. Даже ребенок понимает, что полтора литра не могут просто так взять и исчезнуть. Если их вкачали в вену, то они там и остались... Разве что...
- Внутреннее кровотечение, - сказал врач, - вскрываем брюшную полость.
Он прекрасно знал, что никакого внутреннего кровотечения нет. Но не может ведь кровь просто исчезать - настоящая, живая кровь? Он неаккуратно отвернул бинт и бинт оставил красную полоску на его халате.
- Посмотрите, посмотрите! - сказала Феста и выронила тихо звякнувший зажим.
Полоска крови на халате исчезала - так, будто её кто-то стирал ластиком.
16
Доктор Мединцев в этот вечер задержался на работе. Состояние необычнго пациента стабилизировалось, хотя и оставалось тяжелым. Феста слишком глупа и не слишком разговорчива, думал доктор, - она не станет болтать, а если и станет, то ей не поверят. Уходя из операционной, доктор Мединцев взял бинт, испачканный необычной кровью.
Пациента отвезут в общую палату, как только он проснется. Ведь по показаниям приборов он здоров. Давление уже поднялось, дыхание и пульс в норме.
Температура слегка понижена. Совсем немного.
Доктор Мединцев спустился на второй этаж, в свой кабинет, положил бинт на белый пластик стола и стал ждать. Ничего не происходило. Он достал из портфеля бутерброд и сжевал, раскрошив хлеб. Ничего не происходило. Кровь не исчезала.
Потом почитал газету, внимательно осмотрел бинт - снова ничего. Но доктор
Мединцев знал, что то необычное, что он видел в операционной, ему не почудилось.
Ему никогда ничего не чудилось. Доктор Мединцев был человеком, вполне уверенным в себе. Немного самоуверенным. Немного спесивым. Умерено умным поэтому коллеги частенько сбивали с него спесь. Например как тогда, после конференции.
Подождем еще.
В госпитале регулярно проводились научные конференции, с целью поднять профессиональный уровень работников. На последней доктор Мединцев выступил с докладом "Новые подходы к лечению серповидной анемии". Коллеги восприняли доклад холодно, а Томский даже сказал, в личной беседе, что более явной чуши он давно не слыхал. Еще сказал, что это не только его мнение, но и официальное мнение руководства. Мединцев перечитал доклад и убедился, что некоторые пункты действительно слабы и бездоказательны. Если бы он сейчас заговорил о такой странной, невозможной и даже мистической вещи, как исчезновение крови, то все сразу бы вспомнили злополучный доклад. Поэтому доктор Мединцев решил подождать и собрать документальные свидетельства.
Но бинт, испачканный кровью, уже сорок минут оставался таким же испачканным. Кровь не исчезала.