И вот в ворота прошел человек Тенгиля с фонарем в руке. Тогда я тихонько заплакал, и заплакал не потому, что боялся, а из-за Урвара. Как это могло случиться! Какое жестокое невезение! И надо же им явиться именно сейчас и схватить его!
— Урвар из Долины Терновника, готовься к смерти! — произнес человек Тенгиля. — Скоро тебя отведут к Катле. Черные гонцы уже в пути.
При свете его фонаря мы увидели большую деревянную клетку с толстыми прутьями и поняли, что в ней и держали, как зверя, пленного Урвара.
Человек Тенгиля поставил фонарь на землю рядом с клеткой.
— Тенгиль в великой милости своей дозволил дать тебе фонарь в твой последний час. Чтобы ты мог снова привыкнуть к свету и увидеть Катлу, когда встретишься с ней. Ты, верно, мечтаешь об этом?
Он расхохотался во все горло, а затем исчез за воротами, которые снова со страшным скрежетом захлопнулись за ним.
А мы стояли у клетки, где томился Урвар, и глядели на него при свете фонаря. Это было жалкое зрелище. Он едва мог шевелиться, но все-таки подполз ближе и протянул к нам руки сквозь деревянную решетку клетки.
— Юнатан Львиное Сердце, — сказал он. — Я много слышал о тебе дома, в Долине Терновника. А теперь ты вдруг пришел сюда!
— Да, теперь я пришел сюда! — подхватил Юнатан, и тут я снова услышал, как он чуточку всхлипнул, да, и он тоже, из-за жалкого вида Урвара.
А потом, вытащив нож из-за пояса, ринулся на клетку.
— Давай, Сухарик! Помоги мне! — сказал он.
И я тоже стал наносить удары ножом по перекладинам решетки. Хотя что мы могли сделать двумя ножами? Нам нужны были бы топор и пила.
Мы расщепляли дерево ножами, пока не начали кровоточить руки, и плакали. Ведь Урвар тоже чувствовал нашу беспомощность. Но он, быть может, все-таки верил, что это не безнадежно. Он тяжело дышал от нетерпения в своей клетке и порой бормотал:
— Скорее! Скорее!
И мы работали так, что все руки у нас были в крови. Мы рубили ножами как безумные, каждую минуту ожидая, что ворота отворятся и войдут черные гонцы, и тогда настанет конец и Урвару, и нам, и всей Долине Терновника.
Они заберут с собой не только одного Урвара. Нынче вечером Катле достанутся трое!
Я чувствовал: больше мне не выдержать; мои руки дрожали так, что я едва мог держать нож.
И Юнатан кричал от ярости, он был страшно зол на эти перекладины, которые не желали поддаваться, как мы ни надрывались. Он пинал их ногами, он кричал и снова долбил их ножом, и снова пинал, и вот тут-то наконец одна перекладина треснула и сломалась. А потом еще одна. Но этого было достаточно.
— Ну вот, Урвар, ну вот… — повторял Юнатан. Но в ответ он услышал лишь тяжелое дыхание. Тогда он влез в клетку, и вытащил оттуда Урвара, который не мог ни стоять, ни ходить. Я тоже едва стоял, но все же, шатаясь, побрел вперед, освещая путь фонарем. А Юнатан потащил Урвара к нашей спасительной пещере. Теперь и он устал и тоже задыхался. Да, мы все трое задыхались. Мы дышали, как загнанные звери. Да и ощущали мы себя точно так же, по крайней мере я. Как уж ему, Юнатану, это удалось, не знаю, но он протащил Урвара по всей пещере, затем протиснулся вместе с ним в узкий лаз и каким-то удивительным образом пропихнул Урвара, который был ни жив ни мертв. И я был почти в таком же состоянии, когда настал мой черед протискиваться через лаз. Но я так и не успел это сделать. Потому что мы услыхали, как в отдалении заскрежетали ворота, и тут мне показалось, что силы покинули меня. Я вообще не мог шевельнуться.
— Быстрее, быстрее, давай фонарь! — задыхаясь, шепнул Юнатан, и я протянул ему фонарь, хотя руки у меня дрожали.
Фонарь нужно было спрятать, малейшего лучика света было достаточно, чтобы выдать нас.
Черные гонцы — они были уже в пещере. Там были и люди Тенгиля с фонарями в руках. Сразу стало ужасно светло. Но в нашем отдаленном углу — совсем темно. Юнатан наклонился, схватил меня за руки и втянул меня обратно в лаз, в темную галерею. И там мы лежали, задыхаясь, все трое, и слышали крики:
— Он сбежал! Он сбежал!
14
В ту ночь мы провели Урвара через подземелье. Это сделал Юнатан. Он протащил Урвара через преисподнюю, иначе это не назовешь. Я протащился сам, но еле-еле.
— Он сбежал! Он сбежал! — кричали они, а когда все стихло, мы стали ждать преследователей. Но никто не приходил. Ведь даже воин Тенгиля мог сообразить, что из пещеры Катлы есть лаз, из которого мы исчезли! А найти его было не так уж трудно. Но они, эти люди Тенгиля, наверняка были трусливы, они осмеливались нападать на врагов только всей гурьбой, но ни один из них не смел проползти первым в узкую галерею, где их ожидал неизвестный враг. Нет, они попросту были слишком трусливы, иначе почему бы они позволили нам так легко уйти? Никому никогда не удавалось прежде бежать из пещеры Катлы, и мне было страшно любопытно, как стражники объяснят Тенгилю бегство Урвара.
— Ну, это их забота, — сказал Юнатан, — у нас и своих предостаточно.
Только миновав длинный узкий проход, мы посмели остановиться и перевести на миг дыхание. Это было необходимо Урвару. Юнатан дал ему уже прокисшее козье молоко и отсыревший хлеб, и все-таки Урвар сказал:
— Вкуснее этого я ничего в жизни не ел!
Юнатан долго и тщательно растирал ему ноги, чтобы вернуть их к жизни, и Урвар стал чуточку бодрее. Хотя идти он все равно не мог, только ползти.
Он узнал от Юнатана, какими дорогами нам предстояло ехать, а Юнатан спросил его, хочет ли он все же пробираться дальше этой же ночью.
— Да, да, да, — сказал Урвар. — Если это необходимо, я на коленях поползу домой, в Долину Терновника. Не хочу я спокойно лежать здесь и ждать, пока кровавые псы Тенгиля с воем ринутся на нас в этом пещерном лабиринте.
Мы уж поняли, кто он такой. Вовсе не какой-нибудь сломленный узник, а мятежник, борец за свободу. Урвар из Долины Терновника! Когда я увидел его глаза, я понял, почему Тенгиль боялся его. Как он ни был слаб, в нем горел какой-то необыкновенный огонь, и только благодаря этому огню он смог пережить нынешнюю адскую ночь. Потому что из всех ночей в мире ни одна не могла быть хуже.
Длинная, как вечность, была эта ночь, полная опасностей. Но когда устаешь по-настоящему, то уже не в силах думать о чем-либо. Даже о том, что вот-вот могут нагрянуть кровавые псы Тенгиля. Да, ясное дело, я слышал, как они идут, — с воем и лаем, — но я не в силах был бояться. А вообще-то они быстро смолкли. Даже эти кровавые псы не осмеливались углубляться в страшные лабиринты пропастей, где мы ползли наугад.
Долго, долго ползли мы, пока наконец не выбрались на свет божий, к Гриму и Фьялару, — исцарапанные, окровавленные и промокшие насквозь, мертвые от усталости. Ночь кончилась, и настало уже утро. Урвар простер руки, желая обнять землю, и небо, и все, что он видел, но руки его бессильно упали — он уже спал. Мы погрузились в дремоту, все трое, и ничего не осознавали и не чувствовали почти до самого вечера. Наконец я очнулся. Это Фьялар толкал меня своей мордой. Он, верно, решил, что я уже выспался.
Юнатан очнулся тоже.
— Нам необходимо выбраться из Карманьяки до темноты, — сказал он. — Позже мы не найдем дорогу.
Он разбудил Урвара. И когда Урвар вернулся к жизни и сел, и вспомнил все, что с ним было, и понял, что он уже на воле, слезы выступили у него на глазах.
— Я свободен, — пробормотал он, — я свободен!
И, взяв руки Юнатана, он долго держал их в своих.
— Ты вернул мне мою жизнь и свободу! — сказал он.
Он поблагодарил и меня, хотя я ничего не сделал, а только путался под ногами.
Урвар чувствовал себя хорошо, точь-в-точь как я, когда, избавившись от всех своих бед, оказался в Долине Вишен. И я от всей души желал, чтобы он тоже, живой и свободный, добрался бы до своей долины. Но до нее мы еще не добрались. Мы были еще в горах Карманьяки, где, верно, кишмя кишели солдаты Тенгиля, искавшие Урвара. Пожалуй, нам просто повезло, что они не нашли нас в нашей расселине, пока мы спали.
Мы сидели там, в этой расселине, и доедали остатки нашего хлеба. И время от времени Урвар повторял:
— Подумать только, я жив! Я жив и свободен!
Потому что он был единственный из узников пещеры Катлы, кто остался в живых. Всех остальных, одного за другим, принесли ей в жертву.
— Однако я верю в Тенгиля, — сказал Урвар. — Вот увидите, уж он-то позаботится, чтобы пещера Катлы не пустовала.
И снова на глазах его выступили слезы.
— О ты, моя Долина Терновника, — сказал он, — долго ли еще ты будешь томиться под властью Тенгиля?
Ему хотелось услышать обо всем, что случилось в долинах Нангиялы, пока он был в плену. Услышать о Софии, и о Маттиасе, и обо всем, что сделал Юнатан. И Юнатан рассказал ему обо всем, также и о Юсси. Я был почти уверен тогда, что Урвар тут же умрет, прямо на наших глазах. Это когда он узнал, что ему так долго пришлось страдать в пещере Катлы из-за Юсси. Прошло некоторое время, пока он снова стал самим собой и мог снова говорить. И тогда он сказал:
— Моя жизнь не стоит ничего. Но зло, что Юсси принес Долине Терновника, никогда нельзя ни искупить, ни простить.
— Прощенного или нет, его, верно, уже постигла заслуженная им кара, — произнес Юнатан. — Юсси ты, Урвар, никогда больше не увидишь.
И тут Урвар впал в страшную ярость. Он хотел тотчас отправиться в путь. Казалось, он хотел сегодня же вечером снова начать борьбу за свободу. Он проклинал свои ноги, которые так плохо слушались его. Однако он вновь и вновь пытался подняться, и под конец ему все же удалось встать на ноги. Он был очень горд, когда смог показать нам, что держится на ногах. И это было поразительное зрелище — Урвар, качавшийся взад-вперед, словно его вот-вот сдует и собьет с ног ветром. Это зрелище вызывало улыбку.
— Урвар, — сказал Юнатан, — нетрудно догадаться, что ты — узник пещеры Катлы.
И это правда. Хотя мы, все трое, были грязны и окровавлены, но Урвар выглядел хуже. Его одежда превратилась в лохмотья, а лицо едва можно было разглядеть, так оно обросло бородой. Видны были только глаза. Его удивительные, горящие глаза.
Через нашу расселину протекал ручей, и там мы смыли с себя всю грязь и всю кровь. Все снова и снова окунал я лицо в холодную воду. Это было чудесно. Казалось, смываешь весь ужас пещеры Катлы.
Затем Урвар взял мой нож и срезал большую часть бороды и волос, так что стал чуть меньше похож на бежавшего узника. А Юнатан вытащил из своего вещевого мешка тот самый шлем и плащ, которые спасли его и помогли выбраться из Долины Терновника.
— Вот, Урвар, надень это, — сказал он. — Тогда, может, они решат, что ты — человек Тенгиля, который захватил двух пленников и куда-то с ними спешит.
И Урвар надел на себя шлем и плащ, но ему это не понравилось.
— В первый и последний раз ты видишь меня в этой одежде, — сказал он. — От нее несет насилием и жестокостью.
— Пусть несет чем угодно, — сказал Юнатан, — только бы она помогла тебе добраться домой, в Долину Терновника.
Нам пора было в путь. Через несколько часов зайдет солнце, а когда в горах станет темно, никто не сумеет ступить на тамошние опасные тропки.
Юнатан был серьезен. Он знал, что нас ожидает, и я слышал, как он сказал Урвару:
— Думаю, в ближайшие два часа решится судьба Долины Терновника. Ты в силах так долго продержаться на лошади?
— Да, да, да, — ответил Урвар. — Хоть десять часов, если тебе угодно!
Ему предстояло ехать на Фьяларе. Юнатан помог ему взобраться на спину лошади. И он тотчас же стал совсем другим Урваром. Он словно вырос в седле и стал сильным. Да, Урвар был из породы храбрых и сильных людей, точь-в-точь как Юнатан. Один я был вовсе не храбрым. Но когда мы взобрались на лошадь и я уселся, обхватив руками Юнатана и приникнув лбом к его спине, казалось, часть его силы заструилась в меня, и я больше так не боялся. И все-таки я не мог избавиться от мысли, как было бы прекрасно, если бы нам не надо было постоянно оставаться такими сильными и мужественными. Подумать только, если бы нам хоть на несколько дней оказаться снова такими, как в те первые дни в Долине Вишен. О, как давно это было!
И вот мы двинулись в путь. Мы ехали навстречу солнечному закату, в той стороне находился мост. Правда, нехоженых тропинок в горах Карманьяки было множество, и никто, кроме Юнатана, не мог бы разобраться в их путанице.
Нам повезло, что он каким-то удивительным образом умел находить нужные тропки.
Я следил, не покажутся ли люди Тенгиля, так, что у меня в глазах рябило. Но никого не было, кроме Урвара, который ехал за нами в своем ужасном шлеме и черном плаще. Во мне все замирало от страха всякий раз, когда я ненароком поворачивал голову и видел его. Вот до чего я дошел, привыкнув бояться этого шлема и всех, кто его носил!
Мы скакали и скакали верхом, и ничего не случалось. Все было так мирно, и спокойно, и красиво повсюду, где бы мы ни проезжали. «Эту картину нужно было бы назвать „Тихий вечер в горах“», — подумал я. Если бы это не было так обманчиво. Все, что угодно, могло бы вынырнуть из этого молчания и тишины. Даже Юнатан был обеспокоен и каждую минуту начеку…
— Только бы нам перебраться через мост, — сказал он, — тогда самое страшное останется позади.
— Скоро мы будем там? — спросил я.
— Через полчаса, если все будет хорошо, — сказал Юнатан.
И вот тут-то мы их и увидели. Шестеро людей Тенгиля, шесть копьеносцев на вороных конях — целый отряд. Они вынырнули там, где тропинка петляла вдоль горного склона и сбегала прямо к нам.
— Теперь речь пойдет о жизни и смерти, — сказал Юнатан. — Сюда, Урвар!
Урвар быстро ехал рядом с нами, а Юнатан перебросил ему свои поводья, чтобы мы как можно больше походили на пленников.
Они нас еще не заметили. Но бежать было слишком поздно. Да и некуда было бежать. Единственное, что мы могли сделать, это скакать прямо на них, надеясь, что плащ и шлем Урвара обманут солдат.
— Живым я никогда не сдамся, — сказал Урвар. — Хочу, чтоб ты это знал, Львиное Сердце!
Как можно спокойней поехали мы навстречу нашим врагам. Мы подъезжали все ближе и ближе. У меня мерзла спина, и я успел подумать, что если нас сейчас схватят, то мы с таким же успехом могли бы остаться в пещере Катлы и избежать страшных мук этой долгой ночи, которые оказались совершенно бесполезны.
И вот мы встретились. Они придержали своих лошадей, чтобы удобнее было проехать мимо по узкой тропе. А тот, что ехал впереди, был наш старый знакомый. Это был не кто иной, как тот самый Перк.
Но Перк не смотрел на нас. Он смотрел только на Урвара. И как раз, когда они поравнялись, он спросил:
— Ты не слыхал, нашли они его или нет?
— Нет, я ничего не слыхал, — ответил Урвар.
— А ты куда? — спросил Перк.
— Да вот, везу двух пленников, — сказал Урвар, и больше Перк ничего не узнал. А мы поскакали дальше с такой быстротой, на какую только осмелились.
— Обернись незаметно, Сухарик, и погляди-ка, что они делают, — попросил Юнатан.
И я сделал, как он велел.
— Они уезжают, — сказал я.
— Спасибо, слава Богу, — Юнатан облегченно вздохнул.
Но он обрадовался слишком рано. Я увидел вдруг, что они остановились и долго глядели нам вслед.
— Они начали соображать, — заметил Юнатан.
И они в самом деле начали…
— Погоди! — закричал Перк. — Послушай-ка, я хотел бы немного ближе рассмотреть тебя и твоих пленников!
Урвар сжал зубы.
— Скачи, Юнатан! — сказал он. — А не то мы погибли!
И мы поскакали.
Тут Перк и весь его отряд повернули назад. Да, они повернули и припустили за нами следом так, что гривы их лошадей развевались на ветру.
— Ну, Грим, покажи, на что ты способен! — сказал Юнатан.
«И ты тоже, мой Фьялар», — подумал я, испытывая одно-единственное желание, чтобы мне самому еще довелось когда-нибудь ехать верхом на Фьяларе.
Лучших скакунов, чем Грим и Фьялар, ни у кого не было. О, они просто летели по тропинке; они знали, что речь идет теперь о жизни и смерти. Преследователи мчались за нами. Мы слышали стук копыт, иногда ближе, иногда далеко позади, но стук настойчивый и упорный. Он не затихал. Потому что теперь Перк знал, за кем он гонится, а такую добычу люди Тенгиля упустить не могли, они должны были непременно приволочь ее Тенгилю в замок.
Они скакали за нами по пятам, когда мы галопом промчались по мосту, и нам вслед просвистело несколько копий. Но они нас не задели.
Мы были уже на другом берегу реки, в Нангияле, и теперь все самое страшное должно было остаться позади, — так говорил Юнатан. Но я как-то этого не заметил, наоборот. Дикая погоня продолжалась и потом, вдоль реки. На самой высокой вершине берегового откоса змеилась лошадиная тропа, которая вела в Долину Терновника, по ней-то мы и помчались вперед.
Здесь мы уже проезжали однажды совсем другим летним вечером, но это было, верно, целую тысячу лет тому назад. Тогда мы ехали верхом в сумерках, Юнатан и я. Медленно ехали по дороге к нашему первому ночному костру. Вот так и нужно ездить вдоль речного берега, а не так, как теперь, когда лошади просто падают от усталости. Неистовей всех мчался Урвар. Потому что он ехал теперь домой, в Долину Терновника. Юнатан не мог поспеть за ним. И Перк выигрывал расстояние; я не мог понять почему. Пока наконец до меня не дошло, что это — моя вина. Более быстрого всадника, чем Юнатан, на свете не было, никто не смог бы его перегнать, будь он один на лошади. Но теперь он вынужден был все время думать обо мне, и это ему мешало. Эта скачка и предопределила судьбу Долины Терновника, сказал Юнатан.
Ну, а чем она должна была кончиться, это зависело от меня, и это было ужасно! Она должна была кончиться скверно, это я понимал все ясней и ясней. Каждый раз, когда я оборачивался, чтобы взглянуть назад, оказывалось, что эти черные шлемы еще немного приблизились к нам. Иногда их заслонял какой-нибудь пригорок или несколько деревьев, но потом они неуклонно появлялись вновь, все ближе и ближе к нам.