– Стрельба не всегда является наилучшим выходом из опасной ситуации, – возразил робот.
– На Земле является.
– А на Дарбисе-4 – нет. Наиболее безопасная модель поведения – неподвижность.
– Вопрос в том, – сказал Мишкин, – на что больше похоже это место: на Землю или на Дарбис?
– Если бы мы знали, – отозвался робот, – мы бы располагали весьма ценной информацией.
Новая угроза воплотилась в оранжевом червяке двадцати футов в длину, сегменты которого украшала черная полоса. С одного конца червяка гроздью росли пять голов. Каждая голова была снабжена одним, зато большим многофасетчатым глазом и огромной беззубой слюнявой пастью.
– Любая зверюга такого размера опасна, – сказал Мишкин.
– Только не на Дарбисе, – возразил робот. – Там чем больше животное, тем оно дружелюбнее. А опасаться надо всяких мелких пронырливых ублюдков.
– Ну и что ты предлагаешь? – поинтересовался Мишкин.
– А черт его знает! – ответил робот.
Червяк тем временем оказался на расстоянии десяти футов от них. Пасти дружно распахнулись.
– Стреляй! – закричал Мишкин.
Робот вскинул бластеры и выстрелил в грудь червяку. Некоторые из голов чудища заморгали и приобрели раздраженный вид. Больше никаких заметных перемен не произошло. Робот снова поднял бластеры, но Мишкин приказал ему остановиться.
– Это не действует, – сказал он. – Что ты еще можешь предложить?
– Неподвижность.
– Ну уж нет! Я считаю, что нам следует удирать со всех ног.
– Уже поздно, – констатировал робот. – Замри!
Мишкин заставил себя застыть, и тут над ним нависли головы червя. Он изо всех сил зажмурился и оказался вынужден выслушать следующую беседу:
– Давай его съедим, а, Винс?
– Заткнись, Эдди. Мы только вчера вечером слопали целого ормитунга. Ты че, хочешь заработать несварение желудка?
– А я не наелся.
– И я тоже.
– И мы.
Мишкин открыл глаза и увидел, что это переговариваются между собой пять голов червяка. Голова по имени Винс располагалась посередине и была заметно крупнее остальных.
– Парни, меня уже тошнит от вас и от вашей прожорливости! – сказал Винс. – Я несколько месяцев гробился с этой гимнастикой, чтобы привести наше тело в приличный вид, а вы опять рветесь набить пузо. Уймитесь!
– Мы можем есть все, что захотим и где захотим! – заныла одна из голов. – Наш папенька, упокой господи его душу, говорил, что это наше общее тело, и мы можем пользоваться им на равных правах.
– Папенька также велел мне присматривать за вами, уроды поганые, потому что у вас ума не хватит даже на то, чтобы влезть на дерево! И кроме того, папенька никогда не ел незнакомцев.
– А ведь правда, – одна из голов повернулась к Мишкину. – Меня зовут Эдди.
– А меня – Луччо, – повернулась вторая.
– А я – Джо.
– Я – Чико. А это Винс. Ладно, Винс, теперь мы его съедим, потому что четверо из нас голодны. И еще нам надоело, что ты вечно командуешь только потому, что ты старше. Теперь мы будем делать то, что сами захотим, а если тебе это не понравится, ты можешь пойти и повеситься. Ясно, Винс?
– Заткнитесь! – взревел Винс. – Если кто-нибудь из вас сожрет здесь что-нибудь, он будет иметь дело со мной!
– А как же мы? – захныкал Чико. – Папенька говорил...
– Все, что ем я, идет нам всем, – отрезал Винс.
– Но мы не можем почувствовать вкус пищи, пока не съедим что-нибудь сами, – сказал Эдди.
– Не нуди, – огрызнулся Винс. – Я буду чувствовать вкус за всех.
Мишкин решил, что стоит рискнуть и подать голос.
– Прошу прощения, Винс...
– Для вас – мистер Пальотелли! – оборвал его Винс.
– Я только хотел привлечь ваше внимание к тому факту, что я являюсь формой разумной жизни, а там, откуда я прибыл, разумные существа не едят друг друга, разве что в чрезвычайных обстоятельствах.
– Вы что, будете меня манерам учить? – возмутился Винс. – Да кто вы такой, чтобы делать мне замечания? Между прочим, вы напали первым.
– Да, но я тогда еще не знал, что вы разумны.
– Вы что, собрались тут валять дурака? Я – разумный? Да я даже школу не окончил! После смерти папеньки мне пришлось работать по двенадцать часов в день продавцом в магазине, чтобы прокормить малышню. Но у меня по крайней мере хватает ума понять, что умом я не блещу.
– А мне кажется, что вы разговариваете весьма разумно, – попытался подлизаться к собеседнику Мишкин.
– Ну, естественно, мне присуща природная проницательность. Возможно, я ничуть не глупее всех прочих червяков-эмигрантов, которые не сумели получить образование. Но вот те, кто сумел...
– Польза формального образования зачастую переоценивается, – позволил себе заметить Мишкин.
– Не знаю, не знаю, – проворчал Винс. – Но как без него пробить себе дорогу в жизни?
– Да, это действительно трудновато, – признал Мишкин.
– Вы, может, будете смеяться, но чего бы мне действительно хотелось, так это научиться играть на скрипке. Смешно, да?
– Вовсе нет, – возразил Мишкин.
– Вы можете себе представить меня, большого глупого Винса Пальотелли, играющего первую скрипку в «Аиде»?
– А почему бы нет? – сказал Мишкин. – Вы вполне можете обладать талантом.
– Когда-то я мечтал об этом, – признался Винс. – Потом жизнь стала полна ответственностью, и я сменил прозрачную вуаль мечты на грубую серую одежду... э-э...
– Заботы о хлебе насущном? – предположил Мишкин.
– Долга? – спросил Чико.
– Ответственности? – подсказал робот.
– Нет, это все не то, – отмахнулся Винс. – Необразованный дурень вроде меня не должен связываться с параллельными построениями.
– Возможно, вам стоит изменить ключевое слово, – предложил робот. – Что нибудь вроде: «Сменил вуаль поэзии на грубые мирские одежды».
Винс сердито взглянул на робота, потом поинтересовался у Мишкина:
– Это что за умник?
– Это СНОС-робот, – объяснил Мишкин. – Только его прислали не на ту планету.
– Ну так скажи ему, чтобы он следил за своим языком. Я не позволю, чтобы какой-то дурацкий робот разговаривал со мной подобным образом.
– Прошу прощения, сэр, – быстро сказал робот.
– Ладно, замяли. Полагаю, я не стану вас есть. Но на вашем месте я бы был начеку. Не все тут такие мягкосердечные и доверчивые, как я. Другие жители этого леса сожрут тебя, как только на тебя посмотрят. Или, скорее, сначала сожрут, а потом посмотрят, потому что чего на тебя смотреть?
– А чего нам следует опасаться особенно? – спросил Мишкин.
– Особенно? Да всего, – откликнулся Винс.
Глава 8
Мишкин и робот поблагодарили доброго червяка, вежливо кивнули его невоспитанным братьям и двинулись через лес – похоже, другого пути просто не было. Сначала путешественники шли медленно, потом прибавили шагу. Они по-прежнему чувствовали, что смертельная опасность дышит им в затылок и хрипло кашляет за спиной. Робот сказал об этом вслух, но Мишкин не обратил внимания на его слова.
Они прошли мимо группы огромных растений. Янтарные глаза деревьев из-под полуприкрытых зеленых век исподтишка следили за путниками.
– Ну и странная же парочка, – заметил большой вяз.
– Я полагаю, это оптические иллюзии, – сказал дуб. – Особенно вон та металлическая штука.
– Ох, бедная моя головушка! – заныла плакучая ива. – Ну и ночка выдалась! Вы только послушайте...
Мишкин и робот все больше углублялись в омуты тьмы, где среди слабых испарений еще жили былые остатки великолепия древесного мира, смутные, подобные призракам воспоминания прошлого. В священных лучах неясного сияния, сползавшего по ветвям плачущих деревьев, сквозил дух умирания.
– Ну и мрачное же местечко! – сказал Мишкин.
– Меня подобная чепуха не волнует, – заявил робот. – Мы, роботы, склонны к отсутствию эмоциональности. Однако в нас встроена способность к сопереживанию, следовательно, мы можем разделять чувства другого, а это то же самое, как чувствовать самому...
– Тсс! – шикнул Мишкин.
– А потому я склонен согласиться с тобой. Здесь очень мрачное место. Как раз подходит для привидений.
Робот был существом добросердечным, а вовсе не такой бездушной железякой, как можно было предположить, исходя из его внешности. Много лет спустя, когда он уже стал красным от ржавчины, а конечности его покрылись трещинами из-за усталости металла, он рассказывал о Мишкине другим, молодым роботам:
– Он был человеком тихим, спокойным, на первый взгляд, даже немного глуповатым. Однако в нем существовала некая прямота и способность мириться с обстоятельствами – очень приятные качества. Одним словом, это был настоящий человек. Подобных нам уже не встретить.
– Да, дедушка, конечно, – соглашались роботята, а отойдя, хихикали себе под нос. Молодые роботы были блестящими, подвижными, остроумными и считали себя первыми по-настоящему современными роботами. Им и в голову не приходило, что были роботы и до них, и будут после них. А если бы им сказали, что наступит день, когда их отправят на склад вместе с другим ненужным хламом и устаревшими товарами, они бы померли со смеху. Так уж мыслят молодые роботы, и ни одному программисту не под силу это изменить.
Но пока что все это оставалось делом отдаленного будущего. А тем временем робот и Мишкин вместе шли через лес. Оба они были напичканы множеством знаний, но здесь все их знания никуда не годились. Возможно, именно тогда Мишкин пришел к своей великой догадке – что знания никогда не удается применить для своей пользы. Всегда оказывается, что вам нужны какие-то другие знания, и умный человек строит свою жизнь на знании того, что его знания бесполезны.
Мишкина беспокоили мысли об опасности. Он хотел, столкнувшись с опасностью, поступать правильно. Но он не знал, какие действия будут здесь уместными, и это его сильно беспокоило. Сильнее смерти Мишкин боялся показаться смешным.
– Слушай, – сказал он роботу, – нам надо пошевелить мозгами. Мы в любое мгновение можем встретиться с опасностью, а до сих пор не решили, как следует с ней управляться.
– У тебя есть какие-нибудь предложения? – поинтересовался робот.
– Мы можем бросить монетку.
– Это – явственное проявление фатализма, – назидательно изрек робот, – прямо противоречащее научному подходу к жизни, который мы с тобой представляем. Поставить себя в зависимость от воли случая – и это после того, как мы уже проделали такой путь? Нет, это немыслимо.
– Мне и самому не очень нравится, – признал Мишкин, – но мне кажется, ты не станешь возражать, что отсутствие плана действий может очень плохо закончиться.
– Возможно. Однако стоит попробовать принимать решение в каждом конкретном случае, исходя из обстоятельств, – предположил робот.
– А у нас будет на это время? – спросил Мишкин.
– Сейчас узнаем.
Мишкин посмотрел вперед и увидел нечто плоское, тонкое и широкое – простыня, да и только. Эта самая мышино-серая простыня парила в трех футах над землей и направлялась прямехонько к ним – похоже, подобное поведение становилось традицией местных жителей.
– Как, по-твоему, что нам следует делать? – спросил Мишкин.
– Чтоб я лопнул, если знаю, – ответил робот. – Я собирался спросить об этом тебя.
– Похоже, удрать от этой штуки мы не сумеем.
– А мне кажется, что неподвижность нам тут тоже не поможет, – сказал робот.
– Может, ее подстрелить?
– Почему-то на этой планете бластеры работают не очень хорошо. А что, если мы только разозлим ее?
– А что, если мы просто пойдем себе дальше и будем думать о своих делах? – предложил Мишкин. – Может, эта штука не обратит на нас внимания?
– Блажен, кто верует, – сказал робот.
– У тебя есть другие предложения?
– Увы, нет.
– Тогда пошли дальше.
Глава 9
Мишкин и робот по лесу гуляли в веселом месяце мае, пару глазок кровавых они повстречали в веселом месяце мае.
И ничего смешного в этом нет, особенно когда такие глазки смотрят на вас сверху.
– По порядку рассчитайся! – сказал как-то Мишкину его папа. Том встал и рассчитался по порядку, но оказалось, что порядок состоит из него одного. Толку от этого было мало, и потому Мишкин никогда больше не рассчитывался по порядку.
Давайте теперь посмотрим на события с точки зрения чудовища, к которому приближался Мишкин. Надежные источники утверждают, что никакое чудовище не осознает своей чудовищности. Наше чудовище испытывало беспокойство. В такой ситуации кто угодно забеспокоился бы, кроме тех, конечно, кто в доску пьян или очень крут. Поэтому на случай странных встреч запомните: чудовищу тоже не по себе. А потому, если вам удастся убедить чудовище, что вы (с его точки зрения – сущий монстр) тоже беспокоитесь, считайте, что полдела сделано. Разделенная тревога – первый шаг к взаимопониманию.
Мишкин ойкнул.
– Что случилось? – спросил робот.
– Я споткнулся.
– Так ты никогда отсюда не выберешься.
– Ну и что мне теперь делать?
– Лучше всего – продолжать делать вид, что мы просто гуляем.
Сверху падали солнечные лучи. Лес переливался множеством оттенков. Мишкин был сложным человеческим существом со своим прошлым, сексуальной жизнью и разнообразными невротическими комплексами. Робот был сложным подобием человека, и в данной ситуации тоже мог считаться человеком. Приближавшееся к ним существо представляло из себя полную загадку, но, предположительно, и ему была присуща определенная сложность. Так что все присутствующие являлись натурами сложными.
Когда Мишкин подходил к чудовищу, в голове у него мелькало множество фантазий, но ни одна из них не заслуживала того, чтобы ее записали.
У чудовища тоже было достаточно своих фантазий.
Что касается робота, то он никогда не позволял себе фантазировать. Он был старомодным, прямолинейным роботом, наделенным этикой протестантского типа, и потому никогда не валял дурака.
На зеленых губах, капризно сложенных бантиком, дрожали капли кристально чистой воды. На самом деле это были вовсе не капли, а шарики, сделанные на отвратительной фабрике в Йонкере. Такими дети украшают деревья.
Чудовище приблизилось. Оно вежливо кивнуло Мишкину, а робот вежливо кивнул чудовищу, и они разошлись.
Чудовище посмотрело вслед незнакомцам.
– Что это за чертовщина такая была? – спросило оно.
– А черт его знает, – ответило дерево-шагомер. Дерево возвращалось с севера в надежде прибить кого-нибудь при замене ствола.
– Похоже, эта тактика сработала, – сказал Мишкин.
– На Дарбисе-4 обычно так и получается, – заметил робот.
– Полагаешь, что это годится и для Гармонии?
– А почему бы и нет? В конце концов, если поведение оказалось правильным в одном случае, оно вполне может оказаться правильным бесконечное число раз. Если быть точным, это число равняется n минус один, что можно считать достаточно большой величиной. Оно содержит одну возможность ошибки на бесконечное количество правильных действий.
– И как часто будет выпадать эта самая одна возможность? – поинтересовался Мишкин.
– Чертовски часто, – признал робот. – Вопреки теории вероятности, но зато в полном соответствии с законом подлости.
– Ну, тогда твоя формула может оказаться неверной, – сказал Мишкин.
– Ни в коем случае! – возмутился робот. – Эта теория верна, хоть она и не всегда срабатывает на практике.
– Неплохо бы это выяснить, – сказал Мишкин.
– Конечно. Ориентироваться в ситуации – всегда полезно. Так или иначе, но сейчас нам представится случай проверить эту теорию. К нам приближается еще одно чудовище.
Глава 10
Никто из жителей этого леса не умел находить утешение в философии. Раэмит, например, погряз в тумане отвращения к себе. Раэмит знал, что он до крайности одинок. Частично это было вызвано тем, что он являлся единственным представителем своего вида, а это усиливало чувство одиночества. Но раэмит также знал, что индивидуум всегда сам виноват в своем одиночестве и любые обстоятельства, не важно насколько непреодолимые, служат лишь нейтральной почвой, на которой произрастают внутренние комплексы данного индивидуума. Эта мысль была угнетающей и вгоняла раэмита в смущение. Ему казалось, что он несколько не в себе, словно марихуаны накурился, и что он – единственный раэмит на всей Гармонии (что, собственно, было правдой).
– А это еще что за фигня? – спросил раэмит у себя. Он мрачно и пристально посмотрел на два странных существа, потом сказал: – Галлюцинации, что ж еще. Вот что бывает с тонко чувствующими натурами вроде меня!
Тем временем два странных существа или две галлюцинации продолжали идти своей дорогой. Раэмит быстро припомнил свою жизнь.
– Мир – дерьмо! – сделал он свой вывод. – Простой раэмит вкалывает всю жизнь, и что в результате? Он вляпывается в неприятности с копами, его бросает подружка, потом от него уходит жена, потом он начинает страдать галлюцинациями. Если мне уже сейчас мерещатся инопланетяне, то что же будет дальше?
Глава 11
– Лично я собираюсь дать обет! – сказала герцогиня Мельба.
– Да бога ради! – воскликнул герцог Мельба. – Давай что хочешь и кому хочешь на здоровье, только перестань болтать об этом.
– Я в тебя больше не верю, – сказала герцогиня Мельба.
В то же мгновение герцог Мельба исчез, словно бесплотный призрак, каковым он и являлся. И, насколько это зависит от меня, таковым он останется и впредь.
Мишкин припомнил один случай, который произошел с ним в детстве, когда он жил на ранчо неподалеку от Эбилена. Но он не стал развивать эту мысль, так как не видел, чем это может им помочь в нынешних обстоятельствах.
– Интересно, почему некоторым может быть смертельно скучно, даже когда они находятся в смертельной опасности? – задумчиво спросил робот.
– Интересно, почему некоторым роботам лезет в голову всякая чушь? – ответил Мишкин вопросом на вопрос.
Лес умер. Наверное, это было проявление растительного аналога чумы – что еще могло произвести такое опустошение в окрестностях? Ну, ничего не поделаешь, придется нам обойтись без леса.