Вопросы сыпались четкие, продуманные, требующие безобидных на первый взгляд ответов. И еще Анатолию показалось, что Эдвард достаточно широко и глубоко информирован по личному составу резидентур КГБ и ГРУ в Алжире, обстановке в советской колонии, закупкам товаров ее обитателями и даже по местным сплетням. Вся эта информационная мощь, словно обильным водопадом, обрушилась на гостя, не давая опомниться и сосредоточиться на разумных логических ответах.
Майор уступал молча. Загнанный, как ему казалось, в тупик, он видел перед собой только стену. И вот, наконец, он сдался…
Перед уходом Кэйн подарил «русскому другу» дорогую зажигалку, заметив не без лирического оттенка:
— Пусть она не только поджигает сигареты, но и согревает озябшие ладони, делающие полезные друг другу дела.
Договорились встретиться здесь же через десять дней. Кэйн пообещал кое-что раскрыть в их взаимоотношениях.
Срок до очередного свидания пролетел быстро. Это были кошмарные дни и ночи раздумий. Однако ровно в 20.00, как и договорились, россиянин пришел к американцу. По дороге на конспиративную встречу с американцем офицер успокаивал себя: «Будем обмениваться информацией, это делают на грани фола многие разведчики мира. Важного ничего давать не буду, а от американца даже незначительные материалы всегда будут оценены руководством достойно. Главное, их легализовать — Эдвард подскажет».
В то же время он понимал, что дорога, на которую его вывела Нади, не вымощена благими пожеланиями. Она скорее всего может привести к чему-то страшному и непоправимому.
Филатов нажал на звонок, и гостеприимный хозяин тут же открыл дверь.
— Проходите. На этот раз мы поговорим в кабинете. Никого из знакомых не встретили по дороге? — поинтересовался Кэйн.
— Нет…
— Ну и хорошо. Прошу в комнату, а здесь можете повесить плащ. — Движением руки Эдвард показал на вешалку из красного дерева.
В комнате царил полумрак. В углу под фиолетовым колпаком тускло горел торшер. На круглом журнальном столике из толстого тонированного стекла стояла плоская бутылка виски и лежали почти такие же бутерброды, какими не так давно угощала его коварная красавица.
— Предлагаю для аппетита и снятия стресса виски со льдом, — хлебосольно предложил американский разведчик.
Выпили за встречу. Разговор начался с погоды, экологии — загрязненности города, урбанизации, проблем нарастания панисламистских настроений в отдельных регионах страны.
— Ничего страшного не произошло, Анатоль, — начал Кэйн. — Давай на брудершафт. Он придаст еще больше откровенности.
— Давайте, — стеснительно выдавил из себя Анатолий.
— Конечно, ты вправе считать, что мы поступили не по-джентльменски. Но что делать? Нередко обстоятельства диктуют форму акции. — Он улыбнулся, прищурив хитро бегающие глаза. — Я думаю, твоя служба поступила бы аналогичным образом. Советские партийные органы строго следят за нравственностью в армейских рядах. Я буду откровенным: мы внимательно наблюдали за твоими действиями и поведением. Они вписывались в нормы морали янки.
— Чем же? Какие это нормы?
— Прежде всего отсутствие закомплексованности на приемах, свобода личных поступков, коммуникабельность, прагматизм с высоким чувством реальности, увлеченность и тяга к знаниям, приобретение модных и дорогих вещей и другое. В последнем вы, — Кэйн снова почему-то перешел на «вы», — как и я, очевидно, руководствуетесь пословицей «Мы не такие богатые, чтобы покупать дешевые вещи». Но, увы, на многие желаемые товары денег у вас не хватало. Или я ошибаюсь?
— Нет, все правильно, — подтвердил офицер.
— Таким образом, как сказал один мудрый человек, настоящий мужчина характеризуется тремя страстями: к красивым женщинам, терпким винам и большим деньгам. Если с первыми двумя показателями у вас все нормально, то с деньгами никак не клеится. Мы готовы помочь, будем хорошо платить. Работа совершенно безопасная, причем обоюдовыгодная. Мы заинтересованы в вашей конспирации не меньше, чем вы сами.
— Я должен все взвесить, — промямлил вербуемый. — Я прекрасно понимаю, в какую сторону вы меня ведете.
— Ответ в данном случае может быть только один — положительный. Думать некогда — вместе с тем думать всегда надо. Или вы даете подписку о сотрудничестве сейчас, или ваше руководство завтра же будет знать все подробности недостойного поведения помощника военного атташе майора Филатова. — Американец умышленно назвал должность и воинское звание жертвы. — Стоит ли объяснять, что произойдет с вами потом.
Офицер и на этот раз сломался…
Договорились, что Кэйн тоже будет «подпитывать» Филатова необходимой информацией.
Кабинет резидента ЦРУ США в Алжире погрузился в табачный смог. Хозяин апартаментов сидел, развалившись в кресле, время от времени затягиваясь сладковато-пахучим дымом трубки. Он курил только табак «Черный капитан», что не мешало ему внимательно слушать прибывшего на доклад полковника Кэйна.
— Вербовка Филатова проведена согласно плану. Он окончательно стал на позиции сотрудничества с нами. Я думаю, компромат и деньги сыграли не последнюю роль. То, что русский рассказал о себе и своей службе, само по себе закрепляет вербовку, не говоря уже о письменном согласии.
— Сейчас главное в работе с агентом, — заметил резидент, — деликатная напористость и напористая деликатность. Используйте метод постепенного втягивания для получения серьезной информации — вспомните, как удав медленно проталкивает в себя жертву. Но не пытайтесь форсировать события — можете подавиться. Не загружайте агента с первых шагов сложными заданиями. Вместе с тем чаще встречайтесь, но не переусердствуйте. Надо создать такие условия, чтобы он был сам заинтересован в добывании сейфовых материалов. Помните о материальном интересе. Агент должен чувствовать нашу заботу. Подчеркивайте его весомость, больше хвалите, но только не переборщите. Вы опытный человек, пусть мой общий инструктаж вас не коробит. Я вынужден по службе говорить эти прописные истины и говорю каждому сотруднику, заимевшему конкретный оперативный результат в форме агента.
Кэйн праздновал победу. В штаб-квартиру ЦРУ полетела шифровка за подписью резидента о вербовке советского офицера Филатова под кличкой «Алекс». Он прекрасно понимал значение удачного финала: была выполнена главная задача командировки — приобретение агента. Резидент не раз его критиковал за бездеятельность и отсутствие конечного результата. Если бы не эта победа, уехал бы он из Алжира «холостым» — без вербовки агента, а Центр за такую пассивность по головке не гладит. Могли и уволить. А сейчас оценят и дадут еще послужить за границей. Эти мажорные размышления прервал шеф, как будто уловивший нить рассуждения подчиненного.
— Эдвард, — обратился по имени резидент к полковнику, — придется продлить срок вашей командировки здесь, но одновременно считаю полезным с материалами дела на «Алекса» ознакомить вашего сменщика. Пять-шесть встреч с агентом проведите сами, исподволь готовя его к продолжению работы с коллегой. Это закрепит вербовку и создаст дополнительные гарантии его работы после возвращения в СССР. Сменщик должен будет подготовить агента к «выводу его в Россию» уже обученным и с необходимою экипировкой.
— Я вас понял, сэр, — отчеканил Кэйн и с разрешения шефа покинул кабинет.
Так в посольстве СССР в Алжире заработал «крот» — агент ЦРУ «Алекс». Конспиративные встречи с ним проходили только на вилле Кэйна. Агент, как заправский офеня, носил товар, за который купец платил ему щедрые деньги — правда, не из своего кармана. Подкармливался средствами из оперативной кассы и сам Эдвард, завышая расходы на «подарки и представительские мероприятия» с обилием спиртного и продуктов питания. Подозрения возникли у самого агента, о чем он скажет на следствии.
Параллельно с этим шло постижение шпионского ремесла: давались подробные инструктажи о линии поведения, разъяснялись способы выполнения заданий, оговаривались сроки встреч и формы конспирации. Гонорары за «творчество» выплачивались регулярно — в долларах, рублях, динарах, а также дорогостоящими сувенирами.
На очередной встрече Кэйн начал интересоваться конкретными советскими гражданами, находящимися в Алжире по линии КГБ и ГРУ. Затем проявил интерес к сведениям по алжирской армии. После того как американец приручил Филатова, дальнейшая работа с агентом была перенесена с виллы на конспиративную квартиру, где впервые Кэйн почти в категоричной форме потребовал принести какой-нибудь документ о работе советского посольства. Задание «Алекс» выполнил, как говорится, качественно и в срок. Он сделал ксерокопию «Политического отчета Посольства СССР в Алжире».
На одной из встреч Филатов закапризничал — сказалось перенапряжение. От двойной нагрузки стали сдавать нервы. Угрозы прекращения сотрудничества с янки чередовались с нытьем оставить его в покое — таков был диапазон его «бунта». Он умолял сократить время и число встреч, мотивируя тем, что частые отлучки не смогут долго оставаться не замеченными для окружающих.
— Вашу машину знает каждая собака в городе! А мое появление рядом с ней в определенном месте в городе чего стоит? Никакой конспирации. Так и до прокола недалеко, — раздраженно кидался колючими фразами Филатов.
Кэйн с пониманием отнесся к тревогам агента. Очередная встреча была назначена в городе у фонарного столба, заранее известного по условиям связи, где Эдвард должен был «подхватить» агента и вывезти на новую конспиративную квартиру.
Филатов после работы вышел из посольства и, тщательно проверившись, направился к месту встречи. Ждать долго не пришлось. Через минуту он услышал шум мотора. Оглянулся и… замер от неожиданности. Под фонарным столбом остановился не автомобиль вербовщика, а старенький «жучок»-«Фольксваген». За рулем сидел бородач. И вдруг через опущенное окошко дверцы донесся знакомый голос Кэйна.
«Загримировался, хорек. Видать, подействовали мои замечания — испугался потерять место», — самодовольно отметил про себя Анатолий.
«Алекс» нырнул, надвинул на лоб клетчатую кепку, извлеченную из целлофанового пакета, и откинулся на спинку заднего сиденья. Вскоре приехали на незнакомую виллу, затененную зеленой стеной декоративного кустарника. Прошли в комнату на втором этаже. Агент принес очередной товар по алжирской армии, а Кэйн — гонорар. На этой встрече он намекнул «Алексу», что скоро его командировка заканчивается и он должен покинуть Алжир.
— Я надеюсь, что наши отношения на этом прекратятся? — спросил Филатов.
— Дорогой Анатолий! Мои отношения с вами перестали быть только нашими. О вас знает Центр — знает, замечу, с лучшей стороны. В швейцарском банке на ваше имя открыт счет. Туда перечисляются немалые деньги. О вас уже осведомлен мой сменщик. Он хочет с вами познакомиться на следующей встрече.
— Никакой встречи не будет. Хватит, наелся… мы же договаривались, — взорвался агент.
— Успокойтесь, прошу. Успокойтесь.
— Я говорю вам вполне серьезно.
— Не горячитесь, господин Филатов. Вы слишком много секретной информации передали нам, чтобы по живому рвать наши отношения.
— В Союзе я для вас ничего делать не буду, — в сердцах выпалил офицер.
— Будете, иного выхода у вас нет, — с уверенной наглостью рявкнул Кэйн. — Не в ваших интересах ссориться с нами.
Завербованный не узнавал вербовщика, сделавшегося внезапно одержимым, нахрапистым и грубым. Таким он его никогда не видел и не на шутку перепугался.
— Я бы не хотел, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном, — заметил сконфуженный агент.
— Прости, Анатоль, погорячился, но ради твоего же благополучия. Я думаю, мы с вами найдем общий язык? — Кэйн тоже от волнения то «выкал», то «тыкал».
Общий язык они в конце концов нашли. Договорились, что на очередную встречу он прибудет с коллегой полковником Майклом Джеферсоном…
Встреча с Майклом состоялась на вилле Эдварда. Анатолий успокоился и окончательно принял решение продолжать сотрудничество с американской разведкой, боясь наказания уже не только за моральное разложение.
— Мой коллега полковник Майкл Джеферсон, — отрекомендовал хозяин.
— Майор Филатов… Анатолий, — словно своему начальнику, представился советский офицер, внимательно наблюдая за действиями и манерой разговора нового патрона.
— Майкл, — встав с кресла, назвал себя полковник. — Будем знакомы, — и первым протянул руку. Обменялись рукопожатиями, и вскоре троица уже мирно беседовала за журнальным столиком с бутылкой виски и чашками кофе.
Через какое-то время Кэйн улетел в Штаты. Он выполнил задание по вербовке. Основная нагрузка — вышколить агента перед возвращением его в Союз — теперь лежала на новом «воспитателе», который весьма успешно справился с поставленной задачей. «Алекс» дал согласие выполнять задания ЦРУ на территории СССР…
На последней встрече Майкл передал агенту шпионскую экипировку, состоящую из традиционных средств. В частности, в ее набор входили: два листа копировальной бумаги для тайнописи, шесть заранее подготовленных так называемых «писем-прикрытий», две инструкции по сбору и условиям передачи интересующих разведку США сведений, специальная авторучка для тайнописи, шифроблокнот, мини-фотоаппарат, закамуфлированный под газовую зажигалку, стереофонические головные телефоны-наушники с укрытыми в них кассетами для мини-фотоаппарата, электрический фонарь с оборудованной в его батарейке приставкой для настройки радиоприемников на заданные частоты.
Агенту за проданный товар в феврале 1976 года было вручено 10 000 алжирских динаров, которые он обменял на инвалютные рубли. На этой же встрече от Джеферсона он получил 40 000 рублей и 24 золотые монеты царской чеканки, достоинством в 5 рублей каждая. Шпионскую экипировку, деньги и ценности Филатов сумел провезти в обход таможенного контроля по фиктивной справке о своей принадлежности к дипломатическому персоналу. Фальшивка была получена от друга, работавшего в консульском отделе посольства.
В начале августа 1976 года в городе Алжире в условленном месте по заданию он поставил сигнальную метку, уведомляющую Майкла о его отъезде в Советский Союз…
Начальник 1-го отдела 3-го управления КГБ полковник И.А. Ермолаев вызвал руководителей отделений и сообщил информацию о том, что в конце января 1976 года радиоконтрразведывательная служба госбезопасности зафиксировала новый канал односторонних радиопередач одного из американских разведцентров на территории ФРГ. Лепесток устойчивого приема накрывал районы Тульской, Калужской и Курской областей.
— Итак, товарищи, есть две версии: агент уже начал действовать или он еще находится за рубежом, — рассуждал начальник отдела, — а сигнал идет для отвода глаз. Противник пытается ввести нас в заблуждение. Вместе с тем не думаю, чтобы он сидел в границах треугольника вышеупомянутых областей. По всей вероятности, он москвич. Сигнал через приставку к радиоприемнику «вытянуть» в столице технически возможно. Необходимо принять меры по выявлению офицеров, прибывших и прибывающих в этом году из загранкомандировок. Искать будем в первую очередь среди этой категории военнослужащих. Меня волнует ваш объект, Николай Петрович, — с этими словами он обратился к подполковнику Петриченко, отделение которого, как уже известно читателю, вело контрразведывательную деятельность в ГРУ. — Еще раз пересмотрите материалы сигналов и дел оперативного учета.
…Прошел почти год поиска полумифического агента «втемную». Многие оперативники видели шпиона чуть ли не в каждом военнослужащем, проходившем по делам и сигналам. Но то, что случилось в феврале 1977 года, еще больше накалило обстановку поиска.
Дело в том, что в ходе работы по выявлению возможных шпионских отправлений на канале почтовой переписки был отобран подозрительный конверт. Содержание вложения вынудило специалистов проверить лист на тайнопись. После необходимой обработки на бумаге отчетливо проявился зашифрованный цифровой текст с коротким словом на русском языке «Конец». Шпионское послание сфотографировали, а тайнопись снова «спрятали» — она исчезла. Письмо без задержки отправили по указанному на конверте адресу, который подсказал «флаг» спецслужбы. Контрразведчикам стало ясно, что они имеют дело с агентом ЦРУ США…
Начался многомесячный марафон разыскных мероприятий, который завершился успехом — исполнитель был вычислен. А до этого контрразведчики перелопатили горы дел, анкет, автобиографий и других материалов. Подозрение пало на майора Филатова Анатолия Николаевича — сотрудника института, который еще недавно обслуживал Стороженко.
Майор сразу же был взят в активное оперативное изучение. То, что перед чекистами был шпион, не вызывало сомнений. Но для суда нужны доказательства.
Начальник отделения Петриченко вызвал в кабинет Стороженко.
— Николай Семенович, вы институт еще не забыли? — неожиданно спросил он.
— Как же забыть «первую любовь»!
— Ну, тогда и карты в руки. Я включаю вас с майором Пашкиным в оперативную группу. Будете работать по вероятному шпиону. Одно прошу: об этом никто не должен знать, даже в отделении. Конспирация превыше всего! Ясно?
— Понятно…
Он обрисовал некоторые детали обстановки, поставил конкретные задачи и потребовал ежедневных докладов. Стороженко гордился высоким доверием, оказанным ему руководством отделения и отдела.