– Это игра, Аслан? – вскричал юноша. И тотчас же игра началась. Однако, похоже, каждый имел своё представление о том, во что играет. Может быть, это были салки, но Люси так и не поняла, кто водит. Отчасти это походило на жмурки, только каждый вёл себя так, словно именно ему завязали глаза. Это могли быть прятки, только никто никого не нашёл. Вдобавок ко всему, человек на ослике, старый и неимоверно толстый, возгласил: «Освежающее! Самое время освежиться!» – и упал с ослика, а все остальные принялись взваливать его обратно, отчего у ослика создалось впечатление, что всё это цирк, и он тоже попытался показать номер, пройдя на задних ногах. И с каждой минутой всюду всё больше и больше разрастались виноградные листья! Вскоре это были не одни листья, но целые лозы. Они поднимались отовсюду, они оплетали ноги древесных людей и сбивали им шаг. Люси подняла руку – отбросить волосы с лица – и обнаружила, что отбрасывает виноградную лозу. Ослик превратился в сплетение лоз. Его хвост совершенно запутался, что-то тёмное повисло между ушами. Люси присмотрелась и увидела, что это виноградная гроздь. Везде было множество гроздьев – над головой, под ногами, повсюду.
– Освежающее! Освежающее! – ревел старик. Все начали есть виноград, и даже если у вас на родине есть превосходные оранжереи, такого винограда вы никогда не пробовали. Ягоды были чудесные, твёрдые и тугие на ощупь, а во рту они взрывались свежей сладостью. Девочкам никогда прежде не доводилось наесться ими вволю, а тут винограда было сколько угодно, и никто не требовал, чтобы они ели прилично. Кругом мелькали липкие, измазанные соком пальцы и, хотя все рты были набиты, смех не умолкал, и повсюду разносилось гортанное «эван, эван, эвоэ», покуда все внезапно не почувствовали, что игра (как бы она ни называлась) и праздник окончены. Тогда все бросились на землю и обратили лица к Аслану, ожидая, что он скажет.
В эту самую минуту взошло солнце. Люси кое-что вспомнила и прошептала Сьюзен:
– Сью, я знаю, кто они.
– Кто?
– Мальчик с диким лицом – это Вакх, а старик на осле – Силен. Помнишь, мистер Тумнус говорил нам о них, давным-давно?
– Да, конечно. Только знаешь, Люси…
– Что?
– Я бы не чувствовала себя в безопасности с Вакхом и его дикими девушками, если бы встретила их без Аслана.
– Я тоже думаю, что нет, – ответила Люси.
Глава двенадцатая Колдовство и внезапное отмщение
Тем временем Трам и двое мальчиков подошли к тёмному низкому сводчатому проходу, который вёл внутрь кургана, и два часовых-барсука (белые полосы на их щеках – вот всё, что Эдмунд мог разглядеть) поднялись, обнажив зубы, и ворчливо спросили: «Кто идёт?»
– Трам, – отвечал гном, – и с ним Верховный Король Питер из далёкого прошлого.
Барсуки обнюхали руки мальчиков.
– Наконец, – сказали они. – Наконец.
– Дайте нам света, друзья, – попросил Трам.
Барсуки нашли факел сразу за аркой, Питер взял его и передал Траму.
– Пусть предводительствует Д.М.Д., – сказал он. – Мы не знаем дороги.
Трам взял факел и первым вошёл в тёмный туннель. Там были холод, тьма, плесень и паутина, порою в свете факела проносилась летучая мышь. Мальчикам, которые с самого утра на железнодорожной станции находились на открытом воздухе, показалось, что они попали в ловушку или тюрьму.
– Слушай, Питер, – прошептал Эдмунд. – Посмотри на эти закорючки по стенам. Им ведь уйма лет. А всё-таки мы старше. В наше время их ещё не было.
– Да, – согласился Питер, – тут призадумаешься.
Гном шёл впереди, потом повернул направо, потом налево, потом спустился на несколько ступенек, потом опять повернул налево. Тогда наконец они увидели свет – свет из-под двери. Теперь они были у двери центрального помещения и могли различать голоса – громкие и сердитые. Говорили так громко, что приближение мальчиков и гнома прошло незамеченным.
– Не нравится мне этот шум, – шепнул Трам Питеру. – Давайте послушаем минутку.
Все трое безмолвно застыли у дверей.
– Вы прекрасно знаете, – сказал голос («Это король», – прошептал Трам), – почему в Рог не протрубили на рассвете в то утро. Разве вы забыли, что Мираз напал чуть ли не раньше, чем ушёл Трам? И мы сражались за свою жизнь часа три-четыре, если не больше. Я затрубил при первой же передышке.
– Вряд ли я это забуду, – донёсся сердитый голос, – когда главный удар приняли мои гномы и каждый пятый из них сражён. («Это Никабрик», – прошептал Трам.)
– Стыдись, гном, – прозвучал низкий бас («Боровик», – сказал Трам). – Мы все сделали столько же, сколько гномы, и все меньше, чем король.
– Болтай что хочешь, мне всё равно, – ответил Никабрик. – Или в Рог затрубили слишком поздно, или он не волшебный, но, так или иначе, помощь не пришла. Вы, вы, великий учёный, магистр магии, вы, всезнайка, – вы всё ещё предлагаете возложить надежды на Аслана, и короля Питера, и всех остальных?
– Должен сознаться… я не могу отрицать, что я глубоко разочарован результатами предпринятой операции, – донёсся ответ («Это будет доктор Корнелиус», – прошептал Трам).
– Короче, – сказал Никабрик, – ваша котомка пуста, ваши яйца разбиты, ваша рыба не поймана, ваши обещания не сбылись. Тогда отойдите в сторону и не мешайте другим. Вот почему…
– Помощь придёт, – отвечал Боровик. – Я – за Аслана. Имейте терпение, как мы, звери. Помощь придёт. Может быть, она уже у дверей.
– Пф-ф! – фыркнул Никабрик. – Вы, барсуки, уговорите нас ждать, пока небо упадёт и мы все сможем ловить жаворонков. Говорю вам, мы не можем больше ждать. Продовольствие на исходе, в каждой стычке мы несём слишком большие потери, наши сторонники разбегаются.
– А почему? – спросил Боровик. – Я отвечу. Потому что между ними ходят слухи, что мы вызвали королей из далёкого прошлого, а короли не откликнулись. Последнее, что сказал Трам уходя (скорее всего навстречу смерти), было: «Если вы протрубите в Рог, пусть войско не знает, зачем это и на что вы надеетесь». Однако, похоже, все узнали в то же самое утро.
– Лучше сунь своё серое рыло в осиное гнездо, чем намекать, будто это я проболтался, – сказал Никабрик. – Возьми свои слова обратно или…
– Прекратите же, вы оба, – сказал король Каспиан. – Я хочу знать, к чему Никабрик клонит. Что такое мы должны сделать? Но прежде я хочу знать, кто эти двое посторонних, которых он привёл на совет и которые стоят здесь, открыв уши и закрыв рты.
– Это мои друзья, – отвечал Никабрик. – А какое право у вас самого находиться здесь, кроме того, что вы друг Трама и барсука? А этот старый дурак в сером балахоне – какое право у него? Только то, что он – ваш друг. Почему же мне одному нельзя привести своих друзей?
– Его величество – король, которому ты обязан верностью, – сурово произнес Боровик.
– Придворные манеры, ага, – ухмыльнулся Никабрик. – Однако в этой норе мы должны говорить начистоту. Вы знаете – и он знает, – что этот мальчишка-тельмарин будет королем нигде и ни над кем, если мы не поможем ему выбраться из ловушки, в которую он попал.
– Может быть, – сказал доктор Корнелиус, – ваши друзья хотят высказаться сами? Отвечайте, кто вы и что вы?
– Превосходительный господин доктор, – донёсся тонкий, жалобный голос. – С вашего разрешения, я только бедная старуха и очень обязана его превосходительному гномству за дружбу, уверяю вас. Его величество, благословенно его прекрасное лицо, не должен бояться бедной старухи, скрюченной от ревматизма и не имеющей пары поленьев, чтобы подложить под котелок. Я владею маленьким жалким искусством, не таким, конечно, как ваше, господин доктор, – немножечко чар и заклинаний, которые я с радостью применю против ваших врагов, если на то будет общее согласие. Потому что я их ненавижу. О да. Никто не умеет ненавидеть, как я.
– Это все очень интересно и… э… удовлетворительно, – сказал доктор Корнелиус. – Кажется, я теперь знаю, кто вы, мадам. Может быть, ваш другой друг, Никабрик, тоже расскажет о себе?
Серый, тусклый голос, от которого у Питера мороз пробежал по коже, ответил:
– Я алчу. Я жажду. Укусив, я вцепляюсь насмерть, и даже после моей смерти захваченное вырезают из тела моего врага и погребают вместе со мной. Я могу голодать сотни лет и не умру. Я могу лежать сотни лет на льду и не замерзну. Я могу выпить реку крови и не лопну. Укажите мне ваших врагов.
– И в присутствии этих двоих ты хочешь открыть свой план? – спросил король.
– Да, – отвечал Никабрик. – И с их помощью собираюсь его осуществить.
Прошла минута или две. Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей переговариваются тихими голосами, но слов различить не могли. Затем Каспиан заговорил громко.
– Хорошо, Никабрик, – сказал он, – мы выслушаем твой план.
Наступила пауза, такая долгая, что мальчики засомневались, собирается ли Никабрик вообще начать; когда же он всё-таки начал, то так тихо, словно ему самому неприятно было это говорить.
Прошла минута или две. Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей переговариваются тихими голосами, но слов различить не могли. Затем Каспиан заговорил громко.
– Хорошо, Никабрик, – сказал он, – мы выслушаем твой план.
Наступила пауза, такая долгая, что мальчики засомневались, собирается ли Никабрик вообще начать; когда же он всё-таки начал, то так тихо, словно ему самому неприятно было это говорить.
– В конце концов, – бормотал он, – никто из нас не знает правды о древних временах Нарнии. Трам и вовсе не верил в эти рассказы. Я готов был им поверить. Мы испытали Рог, и ничего не вышло. Если даже и были Верховный Король Питер, и королева Сьюзен, и король Эдмунд, и королева Люси, значит, они не услышали нас, или не смогли прийти, или они наши враги…
– Или они в пути, – вставил Боровик.
– Ты можешь твердить это, пока Мираз не скормит нас всех собакам. Как я сказал, мы потянули за одно звено в цепочке древних легенд, и ничего не вышло. Ладно. Когда у вас ломается меч, вы хватаетесь за кинжал. Истории рассказывают о других силах, правивших прежде королей и королев. Что если мы вызовем их?
– Если ты про Аслана, – сказал Боровик, – так это одно и то же – вызвать его или королей. Если он не пришлёт их (а я убежден, что пришлёт), что толку звать его самого?
– Тут ты прав, – отвечал Никабрик. – Аслан и короли – примерно одно и то же. Или Аслан умер, или он против нас. Или его не пускает кто-то более могущественный. А если он и придёт – где уверенность, что он станет на нашу сторону? Судя по тому, что мне говорили, нас, гномов, он временами не жаловал. Да и не только нас. Спросите волков. Во всяком случае, как я слышал, он был в Нарнии только однажды, и то недолго. Можете сбросить Аслана со счетов. Я говорил кое о ком ином.
Ответа не было. Несколько минут стояла такая тишина, что Эдмунд слышал тяжёлое и шумное дыхание барсука.
– О ком же? – спросил наконец Каспиан.
– О силе, которая настолько превосходит Аслана, что заколдовала Нарнию на долгие годы, если истории говорят правду.
– Белая Колдунья! – воскликнули три голоса, и по шуму Питер догадался, что король, барсук и Корнелиус вскочили на ноги.
– Да, – отвечал Никабрик очень тихо и отчётливо, – Колдунья. Не пугайтесь этого имени, вы же не дети. Нам нужна сила – могущественная сила, которая встанет на нашу сторону. Что до могущества – разве истории не говорят, что Колдунья победила Аслана, связала его и убила на этом самом камне, который стоит тут рядом, за кругом света от факела?
– Но они же рассказывают, как он возвратился к жизни, – резко ответил барсук.
– Рассказывают, – согласился Никабрик, – но ты замечал, как мало говорится о том, что он потом делал? Он словно выпадает из истории. Как ты это объяснишь, если он действительно ожил? Не проще ли предположить, что никто не оживал, а истории ничего не рассказывают, потому что рассказать нечего?
– Он возвёл на престол королей и королев, – возразил Каспиан.
– Король, который только что выиграл великую битву, может взойти на престол и без помощи дрессированного льва, – сказал Никабрик.
Кто-то, наверное Боровик, свирепо зарычал.
– И вообще, – продолжал Никабрик, – что сталось с королями и их царством? Тоже исчезли. Иное дело – Колдунья. Говорят, она правила сто лет – сто лет зимы. Вот это сила, если хотите. Это нечто практическое.
– Небо и земля! – вскричал король. – Разве не говорили нам всегда, что она была самым худшим врагом? В десять раз хуже Мираза?
– Возможно, – холодно отвечал Никабрик, – для вас, людей, если кто-то из вас существовал здесь в те дни. Возможно, для кого-то из зверей тоже. Слышал, что она истребляла бобров – во всяком случае, сейчас их в Нарнии нет. Однако она всегда хорошо относилась к нам, гномам. Я гном и стою за свой народ. Мы не боимся Колдуньи.
– Но вы присоединились к нам, – сказал Боровик.
– Да, и много добра принесло это моему народу! – огрызнулся Никабрик. – Кого посылают в самые опасные вылазки? Гномов. Кому достаётся меньше всего еды, когда начинают урезать рацион? Гномам. Кто…
– Ложь! Всё ложь! – вскричал барсук.
– И потому, – продолжал Никабрик, срываясь на пронзительный крик, – если вы не можете помочь моему народу, я пойду к тому, кто поможет.
– Это открытое предательство, гном? – спросил король.
– Спрячь меч в ножны, Каспиан, – сказал Никабрик. – Убийство на совете, да? Вот какие ваши игры? Попробуйте на свою голову! Уж не думаете ли вы, что я вас боюсь? Вас трое против нас троих.
– Что ж, подойдите, – прорычал Боровик.
– Стоп, стоп, стоп, – сказал доктор Корнелиус. – Не торопитесь. Колдунья мертва. Все истории согласны в этом. Как это Никабрик собрался вызвать Колдунью?
Тот серый и ужасный голос, который прежде прозвучал только раз, произнес:
– Мертва ли?
Затем тонкий, плачущий голос начал:
– О, благословенно его сердце, его дорогое маленькое величество может не беспокоиться. Белая госпожа – так мы её называем – не умерла. Превосходительный доктор просто шутит над бедной старушкой. Любезнейший господин доктор, учёнейший господин доктор, кто и когда слышал, чтоб хоть одна колдунья действительно умерла? Её всегда можно вернуть.
– Вызовите её, – потребовал серый голос. – Мы все готовы. Очертите круг. Разожгите синий огонь.
Заглушая нарастающее рычание барсука и резкое «Что-о?» Корнелиуса, прогремел голос Каспиана:
– Так вот твой план, Никабрик! Чёрным колдовством призвать проклятый призрак. И я вижу, кто твои спутники – ведьма и волк-оборотень!
В следующее мгновение всё смешалось. Слышалось рычание и лязг зубов. Мальчики и Трам ворвались внутрь. Питер успел увидеть ужасное, серое, тощее существо, получеловека-полуволка, в тот миг, когда оно прыгнуло на мальчика примерно его лет, а Эдмунд – барсука и гнома, которые катились по полу, как дерущиеся коты. Трам оказался лицом к лицу с ведьмой. Её нос и подбородок смыкались, как клещи, грязные серые космы развевались, пальцы держали доктора Корнелиуса за горло. Трам взмахнул мечом, и её голова покатилась по полу. Тут свеча погасла, сбитая на землю, и секунд шестьдесят в темноте мелькали только мечи, зубы, когти, кулаки и ботинки. Потом наступила тишина.
– Ты в порядке, Эд?
– На-наверное, – пропыхтел Эдмунд. – Я поймал этого гада Никабрика, но он ещё жив.
– Гирьки-графинчики! – раздался сердитый голос. – Это вы на мне сидите. Слезайте. Вы прямо слонёнок.
– Простите, Д.М.Д., – сказал Эдмунд. – Так лучше?
– М-м-м! Нет! – промычал Трам. – Вы заехали мне в рот ботинком. Отойдите.
– Здесь ли король Каспиан? – спросил Питер.
– Я здесь, – произнес совсем слабый голос. – Меня кто-то укусил.
Все услышали, как кто-то чиркнул спичкой. Это был Эдмунд, слабый огонёк осветил его бледное и грязное лицо. Он огляделся, нашёл подсвечник (они тут больше не пользовались лампами, потому что кончилось масло), поставил его на стол и зажёг. Когда пламя разгорелось, остальные устало поднялись на ноги. Шесть лиц уставились друг на друга в свете свечи.
– Кажется, никто из врагов не уцелел, – сказал Питер. – Вот ведьма, мёртвая. (Он торопливо отвёл глаза.) И Никабрик, тоже мёртвый. А вот и волк-оборотень. Давненько я их не видел. Волчья голова на человеческом теле. Значит, его убили в момент превращения. А вы, я полагаю, король Каспиан?
– Да, – отвечал другой мальчик. – Но я не могу догадаться, кто вы.
– Это Верховный Король Питер, – сказал Трам.
– Искренние приветствия вашему величеству! – произнёс Каспиан.
– А также вашему величеству, – отвечал Питер. – Я пришёл не для того, чтобы занять твой трон, а чтоб помочь тебе на него вступить.
– Ваше величество, – произнёс другой голос у Питера под локтём. Мальчик обернулся и оказался лицом к лицу с барсуком. Он обнял зверя и поцеловал его в меховую голову, и это было вовсе не по-девчачьи, а очень по-королевски.
– Лучший из барсуков, – сказал он, – что бы ни было, ты в нас не усомнился.
– Не хвалите меня, ваше величество, – отвечал Боровик. – Я ведь зверь, а мы не меняемся. Более того, я барсук, а мы упорны.
– Мне жаль Никабрика, – сказал Каспиан, – хоть он и возненавидел меня с первого взгляда. Он озлобился из-за долгих лишений. Если бы мы победили быстро, он, быть может, в дни мира стал бы хорошим гномом. Не знаю, кто из нас его убил, и рад, что не знаю.
– Вы в крови, – сказал Питер.
– Да, меня укусили, – отвечал Каспиан. – Вот оно – эта серая мерзость.
Промывание и перевязывание раны заняло много времени, а когда всё было закончено, Трам сказал:
– Ну вот. Прежде всего остального надо позавтракать.
– Только не здесь, – произнес Питер.
– Да, – отвечал Каспиан, содрогаясь. – И надо прислать кого-нибудь, чтобы убрали трупы.
– Пусть эту пакость свалят в яму, – распорядился Питер, – но гнома мы отдадим его братьям, пусть похоронят по своему обычаю.