Пока гоблин Димочка, неодобрительно косясь на свою хозяйку, зашедшую, по его мнению, в своем братании с народом слишком далеко, приводил в чувство «Лексус», его клон-напарник, не выражавший, к счастью, никаких эмоций, помогал нам устроиться на заднем сиденье с максимальным комфортом. Учитывая размеры салона, субтильные телосложения Светки и Илонки, успешно претворенную мною недавно в жизнь кремлевскую диету – разместились мы очень даже неплохо.
В общем, когда машина пришла в себя, самое страшное для нее уже случилось. Салон был полон. Впереди сидели две прелестные гранитные глыбы – гоблины, а сзади – ее обожаемая хозяйка и остальной мусор. Обреченно ворча, «Лексус» заколыхался по узкой лесной дороге с плебейским корявым покрытием к такому вожделенному скоростному шоссе, чтобы слиться с ним в экстазе.
А тем временем Илонка, рассмотрев вблизи наши слегка (надеюсь!) деформированные физиономии, нажала какую-то кнопочку, и из переднего сиденья выехал мини-бар. И это было весьма кстати, не буду врать. И Светка не будет. А лучше будем дегустировать Илонкину заначку.
Не сговариваясь, мы со Светкой остановились на красном сухом вине. Илонка, потягивая кампари, какое-то время рассматривала пейзаж за окном. Ей это быстро надоело, да и немудрено, пейзажик был так себе, иллюстрация к учебнику по природоведению, раздел «Растительность средней полосы России», и она (Илонка, не растительность), повернувшись к нам, поинтересовалась:
– А вот интересно, девчонки, почему вы не взяли мои визитки? Неужели комплексы какие присутствуют? Ни за что не поверю! Я хоть и мало с вами общалась в институте, но прекрасно помню, что Лощинина и Топорец (не пугайтесь, это Светка в девичестве) тюхами никогда не были. А твой язычок острый, Анюта, до сих пор вспоминаю с удовольствием.
– Да при чем тут комплексы! – улыбнулась Светка. – Мы же все люди взрослые, вроде умные, сами визитки имеем и прекрасно знаем, какие именно координаты указываются на тех, которые раздаются неограниченно. Небось там только телефон приемной твоего Дома Дизайна и факс, правильно?
– Точно! – звонко расхохоталась Якутович. – Жесткий отбор моей секретарши проходят очень немногие. А ты что, тоже такой фокус используешь?
– Разумеется, – ответствовала Светлана Леонидовна, невозмутимо смакуя сухетик, – людей обижать не стоит, и если кто-то слишком настойчиво жаждет со мной пообщаться – пожалуйста, вот вам визитка. Звоните. Удачи. Эй, – толкнула меня локтем она, – а ты чего притихла? Голова болит?
– Сижу вот, – скромно потупила глаза я, – стесняюсь.
– Что делаешь? – непонимающе уставилась на меня заместитель директора металлургического комбината.
– Стесняюсь, говорю. Уж очень важные дамы сидят справа от меня. А я зубы не почистила, и платье у меня примялось! А такой шанец только раз в жизни выпадает, когда еще такие небожители ко мне снизойдут! Мужчина рядом с Димой! – завыла я совсем уж заполошно, отчего искомый мужчина нервно дернулся. Машину качнуло, а я продолжала буянить: – Вам говорю, мужчина рядом с Димой! Немедленно повернитесь и сфотографируйте меня с этими важными дамами! И не вздумайте вешать мне лапшу на уши, что у вас нет фотоаппарата! Он у вас встроен в лацкан пиджака, я знаю!
– Илона Сергеевна, может, ее высадить? – прогудел, не оборачиваясь, гоблин. – Доберется, тут уже пригородные автобусы ходят.
– Еще чего удумал, Боренька, – вытирая выступившие от смеха слезы, простонала Илонка. – Я тебя самого высажу! Это девушка так резвится, не нервничай.
– А кто нервничает, – буркнул гоблин Боренька. – Резвится она!
– Боря! – моментально заледенел голос Илонки.
– Извините, Илона Сергеевна! – Да, уважают, видно, свою хозяйку бодигарды, вон как прижух, даже уши поджались вместо хвоста.
– А ты, Анюта, – повернулась ко мне Якутович, – не скромничай. Это нам со Светкой фоткаться нужно для престижу, а вовсе не наоборот.
– Это почему, интересно? – суровым взглядом ввергла меня в нервную дрожь Светка. – Или я чего не знаю, дорогая моя подруга? А ну, признавайся, что ты от меня утаила?
– Ничего я не утаивала, – попыталась сконструировать удивленное лицо я. Получилось, судя по всему, неважнецки, Светкины брови выразили еще большее неодобрение моей дилетантской попытке лицедейства. Но я не сдавалась. – То, что я пишу иногда тексты песен, так это ты знаешь. А в остальном – все как и раньше. Инженером я отработала три года, нынче пасусь на вольных журналистских хлебах. Вот недавно любопытную статейку опубликовала, хотите, расскажу?
– Не заговаривай нам зубы, госпожа Майорова, – ехидно усмехнулась Илонка. – Я все знаю.
– Кто тут у нас Майорова? – все больше свирепела Светка. – Ты что, замуж вышла и ничего мне не сказала?
– Никакая я не Майорова, я Лощинина, вы что! – попыталась я избежать боя на ограниченном пространстве. – Что ты напридумывала, Илонка!
– Ой-ой-ой, Штирлиц в юбке! – хихикнула эта рыжая зануда. – Какие мы все из себя засекреченные! Ты что, забыла, кто я и в каких кругах вращаюсь? Ты что, думаешь, вам с Алексеем удалось скрыть от столичного бомонда вашу свадьбу, всего лишь устроив ее в Париже? Не смеши меня, дорогуша!
– Стоп-стоп, я уже ничего не понимаю! – Возмущению заместителя директора металлургического комбината не было предела. – Какой еще Алексей? Та-а-а-ак. – Понимание, на секунду появившееся в ее глазах, было тут же пинками выброшено вон, уступив место ярости берсерка. – Алексей, значит? Госпожа Майорова? Ты что, умудрилась окольцевать этого бабника, этого папуаса в блестках? Нашу мегазвезду шоу-бизнеса? Этого кривляку?
– Я тебе сейчас в нос заеду! – Плохо прилепленная шкурка непонимания и святой простоты мигом слетела с меня, стоило только Светке плохо отозваться о моем Лешке. – Сама ты папуас в блестках, я бы даже уточнила – шимпанзе в перьях! Что ты знаешь про Майорова, только сплетни собирать горазда! Сиди вот у себя на заводе, давай стране металл и меньше читай желтую прессу!
– О, видали, – победно улыбнулась Якутович. – Понеслась махать шашкой, муженька защищать.
– Никакого не муженька, я просто за справедливость, – вяло попыталась продолжить сопротивление я. Но сопротивлению это все осточертело, оно послало меня подальше и гордо удалилось. Не-е-ет, сбежало, как крыса с тонущего корабля. Ну и фиг с ним, буду гордо и молча тонуть.
– Так вот, – не обратив никакого внимания на мой прощальный бульк, приготовилась к разоблачению Илонка, – помнишь, зимой был жуткий скандал вокруг Майорова, его еще обвиняли в похищениях детей?
– Ну да, помню, – кивнула Светка. – Трудно было не обратить внимания, тогда любую газету откроешь – обязательно на физиономию этой звездули наткнешься. А про телевидение я вообще молчу.
– Предупреждаю, не прекратишь хамить – навешаю этих самых звездулей, – угрюмо проворчала я.
– Не дура, поняла, – усмехнулась Жеймовская, – постараюсь. Хотя сама виновата, нечего было Мату Хари разыгрывать.
– Ты бы лучше про хари-то вообще не упоминала, – громким шепотом, от которого уши сидящих впереди гоблинов явственно зашевелились, прошипела я. – Все-таки две из них с нами едут. Горазда ты оскорблять всех подряд, мадам директриса!
– Грмх! – раздалось где-то в районе рулевого колеса.
– И как ты их понимаешь, Илонка? – пригорюнилась я.
– Так, дорогуша, ты опять решила разговор в сторону увести? – прищурилась Якутович. – На-ка, – плеснула она мне в бокал еще винца, – займись лучше этим и помолчи. Дай мне посвятить Светку в твои тайны.
– Но ведь это же мои тайны!
– Пей. – Илонка была непреклонна. – В общем, – продолжила она, – если помнишь, тогда оказалось, что все это затеяла безумная фанатка этого самого Майорова, желавшая уничтожить отвергшего ее кумира. И у нее почти получилось. Но потом каким-то образом появились похищенные дети, и все стало на свои места.
– Да, помню, – тоже добавила себе вина в бокал Светка, – тогда еще довольно быстро все затихло. Обычно в таких случаях подробности смакуются долго, а тут – пара статей, правда, достаточно насыщенных информацией, реабилитирующей Майорова, с фотографиями, но и все! Грязью в него кидали более самозабвенно, если честно.
– Так это же гораздо увлекательнее, чем такая скукота, как порядочный мужик, – усмехнулась Илонка. – Но ты не знаешь одного – во всей этой истории непосредственное участие принимала наша с тобой однокурсница, вот эта вот скромница.
– Но я что-то не припомню, чтобы о ней упоминалось в прессе!
– Майоров подсуетился, не хотел привлекать внимания к главному действующему лицу. Оберегал свое вновь обретенное сокровище!
– Илонка, если уж ты решила продемонстрировать осведомленность, постарайся свой сарказм спрятать в сумочку хотя бы, – сквозь сжатые зубы проговорила я. – Я по-прежнему считаю, что личная жизнь Алексея Майорова никого не касается, но если иначе ты не можешь унять чешущийся язык, то хотя бы прояви больше уважения.
– Илонка, если уж ты решила продемонстрировать осведомленность, постарайся свой сарказм спрятать в сумочку хотя бы, – сквозь сжатые зубы проговорила я. – Я по-прежнему считаю, что личная жизнь Алексея Майорова никого не касается, но если иначе ты не можешь унять чешущийся язык, то хотя бы прояви больше уважения.
– Извини, – покладисто ответила Якутович. С переднего сиденья раздался отчетливый скрип – это повернулся Боренька, слегка обалдев от поведения своей хозяйки. Она? Извиняется?? А Илонка продолжила: – Короче, скандал быстро замяли, Майорова реабилитировали, виновных отправили шить телогрейки и валить лес, и все затихло. В праздничных концертах, посвященных дню 8 Марта, Майоров уже снова принимал участие, публика снова его обожала и засыпала цветами. Но мало кто обратил внимание, что на левой руке певца появилось новое кольцо. Да и где там заметить, ведь Майоров постоянно носит кольца. Но если присмотреться, то это колечко с бриллиантиками уж очень смахивало, – тут эта зараза ухватила меня за левую руку, – вот на это!
– Ну и что, – вернула руку на место я. Хватают тут всякие, конечностей не напасешься! Только утром пересчитывала. – Кольцо-то на левой руке.
– Ой, конспираторы, – рассмеялась Илонка, – устроили свадьбу в Париже, а там обручальные кольца на левой руке носят.
– Ничего не докажешь, мало ли колец похожих, – твердо решила стоять на своем я. Свое, правда, в восторг от этого не пришло, вес все же немаленький, но куда оно денется. Свое ведь!
– Видишь, упирается, не хочет говорить, – констатировала факт Якутович.
– Жаба ты, – укоризненно посмотрела на меня Светка. Я старательно прикинулась слепоглухонемой.
За окном тем временем замелькали окраины нашего города. Илонка достала блокнотик, ручку и записала наши телефоны и электронные адреса. Потом дала нам свои личные. Ишь ты, удостоились! С нами мадам Илоне Утофф общаться не стыдно, нас можно принять в узкий круг ее знакомых. Ладно, она в принципе баба неплохая, так что почему нет?
Высадив нас возле моего дома (Светка остановилась на время у меня, плюнув на гостиницу), «Лексус» брезгливо передернул золотистой шкурой и радостно сорвался с места. Мелькнуло в открытом окне Илонкино улыбающееся лицо, она помахала нам рукой и исчезла.
Светка угрожающе повернулась ко мне.
ГЛАВА 4
– Ну, и как это понимать?
– Не бузи на улице, – потянула ее в подъезд я. – Ты же все-таки дама при солидной должности, тебе по рангу не положено дорогих подруг таскать за волосья на глазах неискушенной публики.
– Так это если дорогих подруг, – шипела Светка, мстительно толкая меня в спину указательным пальцем, – а ты у меня с этого момента сие почетное звание утратила, поэтому готовься, брехуха, к жестокой мсте!
– Как ты меня назвала? – тщетно пытаясь увернуться от начальственного перста, влетела я первой в лифт. – Выхухолью, что ли? Это которая тоже не спит в лесу и ощущает боль в определенной части своего организма? В принципе похоже. Только я благодаря твоему мускулистому пальцу чувствую боль в основном в спине и боках, а не там, где выхухоль.
– Во-первых, тебя нарекли не выхухолью, а брехухой, брехлом, если угодно, – продолжала шипеть Светка, выходя следом за мной из лифта, – а во-вторых, прекрати свои жалкие попытки сменить тему. Это же надо! – бушевала Жеймовская уже в квартире. – Выставить меня такой идиоткой! Я, считавшаяся в институте лучшей подругой этой ренегатки, стала теперь так, бывшей однокурсницей, с которой в лучшем случае обмениваются поздравительными открытками!
– Ну все, все, успокойся, – с тревогой наблюдала я за тем, как невысокая худенькая Светка мечется из угла в угол моей однокомнатной квартиры. – Ты же сейчас разгромишь мое уютное холостяцкое гнездышко. – Я захлопнула рот ладонью, но было поздно.
– Холостяцкое? – подлетела ко мне злобная фурия. – Ты опять??
Ужом проскользнув мимо обстоятельства непреодолимой силы, я вбежала в ванную и заперлась изнутри. Ну ее, Жеймовскую, с ее темпераментом, пусть угомонится. Она и так своим дурацким тыканьем синяков мне наставила в самых неожиданных местах, как я все это Лешке объясню? Кстати, пора бы включить мобильник, который я отключила и оставила дома, уезжая на встречу. Я заранее предупредила об этом Лешку, пришлось, правда, выдержать мощный прессинг с его стороны – еще чего, целых два дня я буду вне его контроля! Никогда в жизни! Не подумайте, что муж у меня такой ревнивый, просто очень уж непростой период жизни выпал на нашу долю, он терял меня уже дважды. Причем в последний раз почти похоронил. Что обошлось моей половинке в несколько седых прядей, которые теперь приходится тщательно закрашивать. А что делать, профессия обязывает.
Потому и потащил меня Майоров к алтарю сразу же, как только закончилась история с Жанной Кармановой, не слушая никаких робких попискиваний с моей стороны. Во время общей с нашими друзьями Левандовскими поездки в Париж, в День святого Валентина мы поженились в маленькой церквушке на окраине города. Свидетелями были Артур и Алина, а Кузнечик, их дочь и моя маленькая подружка, с энтузиазмом осыпала нас с Лешкой цветами и рисом. Все произошло так скоропалительно, что я еще долго не могла привыкнуть к мысли, что мы стали двумя половинками одного целого не только друг для друга, а отныне перед Богом и людьми. Хотя что касается людей, то мы очень старались скрыть ото всех перемену в жизни кумира многих. Для своих поклонниц Алексей Майоров должен был оставаться холостым, это шоу-бизнес, что поделаешь. Но все же, смотрю, слухи просочились. Интересно, каким образом?
Сидя на краю ванной, я терпеливо ждала, пока Светка угомонится. Та периодически подбегала к двери, дергала за ручку и требовала открыть. Я отмалчивалась. Постепенно буря стихала. Послышался звяк чайника и шум наливаемой воды.
– Эй, там, на палубе! – подала голос я. – Ты что, воду из-под крана льешь?
– А другой я не вижу, – раздалось ворчание, в котором еще перекатывались отдаленные раскаты грома, но гроза явно ушла.
– Там, в холодильнике, пластиковая бутыль с питьевой водой, возьми ее, – все еще не рискуя высунуться, выдала ценное указание я.
– Хватит орать из ванной, выйди и сама приготовь кофе, кто тут хозяйка, в конце-то концов!
– А у тебя как, приступ бешенства уже иссяк? – бочком просочившись в кухню, робко поинтересовалась я у сидевшей за столом Светки. – Чего ты так раздухарилась, не понимаю?
– Не понимает она, – буркнула Жеймовская, отвернувшись к окну. – Нервы ни к черту, если честно, на моей должности свихнуться можно. Пашешь без отдыха по 12–14 часов в сутки, на планерках без мата не обходится. Знаешь, все чаще забываю, что я женщина.
– И немудрено забыть, – поставила я перед ней чашечку ароматного кофе. – Отправила мужа и дочь в Германию, сама в России, вкалываешь одна на всю семью – кто напомнит, что ты женщина? Только подруга.
– Ага. – Пригубив кофе, Светка блаженно зажмурилась. – Эта подруга тоже, по-моему, забыла о данном факте. Ни слова, ни полслова о своей личной жизни в письмах, так, общая информация, и все.
– Ну не дуйся, Светяка, – села я напротив грустной-прегрустной Жеймовской. – Ну сама посуди: одно дело, когда болтаешь о своем, о женском, вот так, за чашечкой кофе, тет-а-тет. И совсем другое – электронная почта. Она сама по себе не располагает к интимности, нет ощущения уединенности, верно ведь?
– Вообще-то да, – тяжело вздохнула Светка. – Есть в этом зерно истины.
– Да еще какое! – обрадовалась я.
И в этот момент зазвонил телефон.
Я виновато ойкнула. Мобильник-то я так и не включила! Ну что же, милочка, готовься. Сейчас получишь. В том, что это звонит Лешка, я не сомневалась ни секунды. Я всегда знаю, когда он звонит.
Я осторожно взяла трубку:
– Алло.
– Больше ни на какие уступки гадким толстым хомякам я не иду! – завопил с ходу Майоров. – Никогда! Я тут краску для волос уже скоро в ведре разводить буду, чтобы закрасить весь урон, нанесенный моей бесподобной шевелюре твоим гнусным и разнузданным поведением!
– И вовсе даже мое кроткое и ангельское поведение тут ни при чем, – хихикнула я. – Возраст, Лешенька, возраст, от этого никуда не деться. А будешь так наезжать на тихую и забитую женушку, то попомни – вот выпадут у тебя зубы, я тебе жевать не буду! Вот.
– Приплыли, – загрустил Лешка. – Наглость отдельных особей женского пола границ не знает!
– Откуда же ей, наглости, границы-то знать? – философски протянула я. – Она же не знанием, она наглостью и берет.
– Ох, зайцерыб, – громко вздохнула моя половинка, – я в самом деле больше не позволю тебе пропадать на целых два дня. Мне тут черт знает что в голову лезло, чуть с ума не сошел.
– Надеюсь, черт знает что не имело эротической подоплеки? – возмущенно засопела я. – Иначе за такие подозрения нос откушу. И выброшу. И пришить будет нечего. Или нет – найду донора-негра, и пришьют тебе черный расплющенный нос. Вот здорово будет, правда?