- Пойду-ка я спать, - решил он. - Разбуди пораньше, на рыбалку поеду.
* * *
Сон был странным и пугающим. Всю ночь доктор шевелил губами, корчил страшные рожи и размахивал огромным ланцетом.
И вот Эдуард Петрович проснулся. Кошмар, как паук по паутине, засеменил по солнечному лучу и исчез в раскрытой форточке. Повеяло прохладой.
Наскоро позавтракав, Эдуард Петрович побросал посуду в раковину, схватил рюкзак, удочки и выскочил на улицу.
Народу в электричке было мало. Сонные и злые, они неодобрительно косились на Бабыкина, будто это он, чуть свет, заставил их куда-то ехать. Прислонившись к окну, Эдуард Петрович вспоминал вчерашние события, вспоминал сон и удивлялся, что не может провести между ними четкую грань. Все смешалось, и было непонятно, где кончается одно и начинается другое. В конце концов он решил, что все это глупости, а посему не стоит и голову ломать. Наверняка жена скажет, что он пришел с работы и все время проспал. Эдуард Петрович повеселел, хотя в глубине души и ворочалось неприятное чувство.
За стеклом проносились деревья, тянулись поля, мелькали столбы. Ритмично стучали колеса. Они говорили:
- Не так... Не так... Не так...
"Все так, - убеждал себя Бабыкин. - И вагон обыкновенный, и пейзаж будничный, и люди как люди. А доктор заливал про чужую вселенную. Придумал тоже!"
Но колеса упрямо твердили свое, и он невольно косился на попутчиков, примечая боковым зрением, не разложился ли кто втихаря на атомы. Однако никто не исчезал, и это да еще жесткое сиденье вселяли уверенность в прочности окружающего мира.
Эдуард Петрович никогда особенно тщательно к рыбалке не готовился. Удовольствие получал не от конечного результата, который чаще всего не радовал, а от самого процесса ловли.
Расположившись на знакомом месте у поворота реки, он забросил удочку, сел на рюкзак и погрузился в состояние сладостного оцепенения. Рыба признаков жизни не подавала, но это не имело никакого значения. Вокруг было тихо, над рекой плыл туман, а где-то далеко кричали поезда.
Прошел час. Бабыкин зябко повел плечами и впервые за сегодняшнее утро подумал, что было бы неплохо поймать какую-нибудь глупую плотвичку. Поплавок тут же дернулся и уверенно ушел под воду. Сердце рыбака екнуло, он рванул удилище, и жирная рыбина, мелькнув в воздухе, затрепыхалась в траве.
Следующие минут двадцать Бабыкин как заведенный размахивал удочкой, и всякий раз ему сопутствовала удача. Рыба клевала даже на пустой крючок. Тяжело дыша, он вскоре остановился. Серебром и ртутью переливались сваленные у рюкзака караси, карпы, окуни и щуки. Глаза Бабыкина горели шальным огнем, и ему стало до обидного жаль, что никто не видит его рыбацкого счастья.
Вдруг затрещали кусты, и оттуда вышли двое в высоких болотных сапогах. В руках - удочки, за плечами - вещмешки.
- Ух ты! - сказал один.
- Вот это да-а... - протянул другой.
- Молодец мужик!
- Везет же некоторым!
Бабыкин расплылся в улыбке и сделал приглашающий жест. Рыбаки быстренько размотали снасти, закинули удочки и замерли, вперившись в поплавки. Ревностно поглядывая в их сторону, Эдуард Петрович затолкал добычу в рюкзак.
Когда гости оставили никчемное занятие и растерянно уставились на счастливчика, Бабыкин самодовольно сощурился. Сегодня везло ему одному, что было особенно приятно.
В электричке Эдуард Петрович был предметом всеобщего внимания. Его хвалили, похлопывали по плечу, восхищались уловом и, не стесняясь, откровенно завидовали. Все сгрудились вокруг рюкзака, прикидывали на вес рыбу, причмокивали. Какой-то бородатый здоровяк пытался было рассказать что-то аналогичное из своей жизни, но его никто не слушал, и он, стушевавшись, исчез за спинами пассажиров. Его быстрое исчезновение почему-то обеспокоило Бабыкина, но все подозрения тут же развеялись какой-то старичок, не в меру усердствуя, выхватил из рюкзака рыбину и ткнул ею в лицо Эдуарда Петровича. Распаляясь, старичок громко доказывал, что щучку надо непременно засушить, и никак иначе.
- С пивом, с пивом! - восклицал он, и его глазки возбужденно искрились.
* * *
Дома Эдуарда Петровича встретили, как он и ожидал, роскошным обедом. На кухне вкусно пахло жареным, пареным и чем-то еще. Жена - само воплощение домовитости.
После обеда Бабыкин прилег на диван и весь оставшийся день шуршал газетами, поглядывал в телевизор, позевывал и подремывал. Домашними заботами его никто не отвлекал, и он смог вволю поблагодушествовать. Все было так, как и должно быть, по глубокому убеждению инженера Бабыкина.
Вечером показывали футбол, и Эдуард Петрович прочно приклеился к телевизору. Поджарые футболисты бегали по полю, сталкивались друг с другом, беззвучно ругались, падали, пачкали красивую форму, пинали мяч, который, летая туда-сюда, иногда залетал в ворота. Зрелище было захватывающим, гипнотическим, и Бабыкин впал в глубокую неподвижность.
Вдруг что-то произошло. На поле по-прежнему бушевали страсти, приковывая к себе внимание, но в душе Эдуарда Петровича возникло смутное томление. Где-то в дремучих глубинах собственного "я" он уловил робкий сигнал о том, что вокруг не все благополучно. Возможно, это пробудился атавистический инстинкт, который помогал древним пращурам выживать во враждебном окружающем мире. Сознание Бабыкина раздвоилось. Одна половина продолжала следить за игрой, а другая билась над задачей, условие которой даже не было сформулировано.
Решение пришло внезапно. Так бывает, когда человек, идущий глухой ночью по незнакомой тропе, вдруг останавливается в полной уверенности, что перед ним яма. Присев на корточки, он шарит рукой и натыкается на край обрыва. "Стоило сделать шаг, - думает он, - и я бы полетел вниз, во тьму, и, вполне возможно, что-нибудь бы себе сломал или даже убился. Бр-р-р!"
Бабыкин понял, что у него за спиной яма. Это было глупо, но это было так - сразу за спиной ощущалась очень глубокая яма. Даже не яма, а пропасть... Даже не пропасть, а...
Эдуард Петрович резко обернулся.
Он увидел то, что и должен был увидеть - свою квартиру.
Однако глаза цепко ухватили и более раннее изображение. Видение было быстрым, призрачным, неверным и потому особенно жутким. Диван, шкаф, желтоватый свет торшера, жена в дверях - все это возникло с некоторым опозданием. Может, на долю секунды, может, на долю мгновения, но не сразу. А до этого не было ничего. Мрак и ощущение холода, как если бы заглянул в колодец.
Эдуард Петрович испугался так сильно, что на его лице не дрогнул ни один мускул. Посеревшее, оно казалось вырубленным из крепкой породы дерева. Дуба, например, или корабельной сосны. Пожалуй, все-таки сосны, ибо глаза Бабыкина походили на застывшие смоляные капли.
- Эдик, ты чего? - Жена подошла и ласково обняла за плечи.
Эдик был недвижим, как на фотографии.
- Эдюша! - капризно позвала Вера и легонько дунула в ухо.
Вначале Бабыкин отреагировал внутренне, затем дернул шеей и лишь потом зашевелился весь. Оглянулся, крутнул лопатками, чмыхнул носом и принялся нервно тереть руки. Это был страх. Тот самый, что минуту назад сковал все тело, а теперь заставлял совершать бессмысленные движения.
Но вокруг были родные стены, добрая жена, привычные предметы, и Эдуард Петрович постепенно успокоился, хотя и продолжал настороженно поглядывать по сторонам. Он походил на забитого средневекового простолюдина, которому сказали, будто в его доме завелась нечисть. Но только похож, ибо в действительности имел высшее образование и точно знал, что никакой такой-сякой нечисти нет и быть не может. В конечном итоге это и решило исход всех сомнений. Эдуард Петрович досмотрел футбол, поужинал и лег спать. Ночью ему приснилась какая-то дрянь, а в понедельник началось...
* * *
Вначале все было как обычно. Явившись на работу, Бабыкин с удовлетворением убедился, что он, как всегда, первый. Сняв пиджак и напустив на себя сосредоточенный вид, встал за кульман. Постепенно подходили сослуживцы, и Эдуард Петрович сдержанно приветствовал их, как бы нехотя отрываясь от работы. Это был его излюбленный утренний прием - у людей создавалось впечатление, что он здесь давно и все выходные, наверное, его снедали гениальные конструкторские замыслы. Когда в комнату вошел молодой специалист Лабутько, Эдуард Петрович строго взглянул на часы и, хмыкнув, неодобрительно покачал головой. По мнению Бабыкина, вчерашний студент вел себя чересчур вызывающе и совсем не признавал правил приличий.
Вот и теперь, пересекая комнату, он задержался, скосил глаза на кульман Бабыкина и издал тихий неприличный звук. Поднимать скандал не имело смысла, ибо хитрый Лабутько хрюкнул так, что услышал лишь тот, кому это хрюканье предназначалось. Внешне Эдуард Петрович остался невозмутим, но внутри у него полыхнуло ацетиленовое пламя мести. Подобными выходками Лабутько давно донимал Бабыкина, демонстрируя свое к нему пренебрежение. Самым обидным было то, что начальство ценило молодого сотрудника и взять его голыми руками было трудно.
Эдуард Петрович привычно подумал о том, что рано или поздно все равно отыграется. Работа, которую он заканчивал, должна вызвать благожелательный отклик начальства, а может, и повышение. Бабыкин был убежден в своей незаурядности как специалиста и в особой ценности своей новой разработки.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел главный. Иногда он делал обход своих подчиненных.
"Сейчас или никогда!" - решился Бабыкин и, смущенно кашлянув, произнес:
- Здравствуйте, Виктор Андреевич.
Начальник кивнул.
- Виктор Андреевич, - Бабыкин подхалимски задвигал нижней губой. Взгляните, пожалуйста, мне бы хотелось с вами посоветоваться.
Главный подошел к кульману.
- Хм... По-моему неплохо.
Бабыкин просиял.
- Вот здесь, здесь, - засюсюкал он, тыча карандашом в ватман.
На мгновение ему показалось, что начальник не имеет понятия, как себя повести дальше. Виктор Андреевич замер, и в его лице промелькнуло что-то неуловимое, отразив, вероятно, титаническую работу мысли. Такое лицо бывает у робкого студента первокурсника, вытащившего несчастливый билет. Студент и рад бы сказать что-нибудь путное, но не знает что и, мучительно краснея, ждет подсказки.
"Ну же!" - мысленно прикрикнул Бабыкин, затылком ощущая презрительный взгляд Лабутько.
- Здорово! - с напряжением выдохнул главный, после чего заметно расслабился, как будто внутри него были какие-то колесики, которые заели, туда-сюда подергались и снова закрутились в нужном направлении.
- Нет, вы посмотрите, это же гениально! - восторгался начальник, призывая окружающих в свидетели.
Все послушно столпились у чертежа, обсуждая бесспорные преимущества новой конструкции. Лабутько выглядел растерянным, и Эдуард Петрович торжествовал.
- Зайдите ко мне, - обратился к Бабыкину главный. - Сейчас же! Немедленно!
В кабинете Виктор Андреевич долго жал руку Эдуарду Петровичу, говорил что-то о научно-техническом прогрессе, сетовал на пошатнувшееся здоровье, а в заключение предложил принять свою должность.
- Знаете, староват я уже стал, на пенсию пора. - Он вздохнул. - Надо уступать дорогу молодым и сильным. Вот вам, например.
Все было в точности так, как множество раз прокручивал в своем воображении терпеливый Бабыкин, мечтавший о молниеносном продвижении по службе. Мечта о должности главного конструктора настолько прочно въелась в его сознание, что иногда, забываясь, он даже покрикивал на своих коллег. Итак, справедливость восторжествовала. И хотя Эдуард Петрович прекрасно знал, что так и будет, он все равно радовался, как ребенок.
- Вы проделали большую работу, - говорил начальник. - Я думаю, вам следует взять пару отгулов и отдохнуть перед принятием дел...
И это соответствовало желаниям Бабыкина. Отдохнуть, поделиться новостью с родными, знакомыми и - чего греха таить - похвастать малость.
Эдуард Петрович по-хозяйски осмотрел кабинет и только тут заметил некоторую странность. Внутреннее убранство и сами стены напоминали не очень удачные декорации. Все казалось каким-то зыбким, пористым, в общем ненастоящим. За окном плавал настолько густой туман, что разобрать что-либо не представлялось возможным.
"Лондонский туман", - определил Бабыкин, хотя ни разу не бывал в Лондоне. Он повернулся к Виктору Андреевичу, дабы поделиться своими соображениями, и вздрогнул так, что лязгнули зубы.
В кресле, где только что находился главный конструктор, восседал доктор. Тот самый!
- А-а-ва?.. - спросил Бабыкин. - А вы?.. А где Виктор Андреевич?
- Ушел, - отрывисто бросил доктор.
- Куда? - полюбопытствовал Бабыкин.
Доктор неопределенно махнул рукой и принялся раздраженно выговаривать:
- Я же вас просил не выходить из квартиры. Зачем на работу приперлись? Мало вам семейного уюта? Рыбную ловлю еще затеяли!
Бабыкин втянул голову в плечи и затравленно оглянулся.
- Вам наплевать! - Доктор рубанул рукой, и стены кабинета рассыпались в пыль. - Вы только о себе и думаете! - Исчез потолок. - Ничем не хотите жертвовать! - Тяжелого сейфа как не бывало. - Не забывайте, что мы спасли вам жизнь!
Бабыкин вжался в кресло, которое висело прямо в воздухе. Напротив висело такое же кресло, и в нем сидел доктор.
Вокруг клубился плотный туман.
- Ну ладно, - врач успокоился. - Я тоже погорячился, - он развел руками. - Но уж такова человеческая натура!
- Ради бога! - затрясся Бабыкин. - Объясните, что происходит? Где Виктор Андреевич?
- Далековато, - доктор ухмыльнулся. - Вашего так называемого начальника мы в один миг разложили на частицы. Теперь отношение его массы к объему, который он занимает, настолько мало, что им вполне можно пренебречь. Вам это не доставляет удовольствия?
- Так это... - Эдуард Петрович запнулся, ошарашенный внезапным прозрением. - Это все ваша разреженная материя?!
- Наконец-то! - насмешливо протянул медик. - Все, что вас окружало последние три дня, все наше. Хорошо, что вы еще в загранкомандировку не намылились, - он хохотнул. - Представляю, каких бы мы иностранцев понаделали!
- А жена? - упавшим голосом произнес Бабыкин.
- Разлетелась на мелкие кусочки, - явно потешаясь, пояснил доктор. Вот с Лабутько пришлось повозиться. А все из-за вас. Вы слишком много уделили внимания этому проходимцу, и он приобрел индивидуальность.
- А что будет со мной? - спросил Эдуард Петрович, не ощущая, впрочем, особого беспокойства за свою судьбу. Ему стало все безразлично. Окружающий мир был настолько эфемерным, что цепляться за него не имело смысла.
Доктор сразу отбросил игривый тон и серьезно произнес:
- Мы нашли способ, как вернуть вас домой.
- Как?
- Видите ли... - Доктор запнулся. - Вы ведь знакомы с понятием вероятности?
Нахмурив брови, Бабыкин кивнул.
- Так вот, - продолжал врач, - в мире то и дело возникают вероятностные возмущения. Это как стихия, а причина неизвестна. Да вы и сами должны были заметить, что одни события происходят чаще, другие реже, а иногда ждешь чего-то одного, а происходит совсем другое. Замечали?
Бабыкин снова кивнул.
- Вероятностные возмущения, - доктор покрутил пальцем в воздухе, точно нарисовал винтовую лестницу, - вызывают вероятностные аномалии. Если бы их не было, все события были бы равновозможными. Однако мы повсеместно наблюдаем нарушение вероятностного баланса, что доказывает реальность существования возмущений. Согласны?
Бабыкин согласился.
- Вот и прекрасно. Прохождение вероятностных волн всегда сопровождается побочными явлениями, которые у развитых цивилизаций называются плохими приметами. У вас, например, есть вероятностные коты, а у нас - вероятностные элементарные частицы...
Эдуард Петрович зевнул и посмотрел вниз. Под ногами плавал туман, что выглядело несколько неестественно.
- ...Собрав из этих частиц черного кота, - продолжал доктор, - можно проиграть обратную ситуацию. То есть вы как ни в чем не бывало пойдете домой, а остальное решит случай.
- Домой? - в глазах Бабыкина мелькнул интерес к жизни.
- Домой, домой, - успокоил доктор. - Когда кот перебежит дорогу, смело ступайте вперед. Вас всосет в межпространственный тоннель, и по законам вероятности вы попадете туда, куда больше всего хотите.
- Ну да? - удивился Бабыкин.
- Точно, - подтвердил врач. - За волной отрицательной всегда следует положительная. Она-то и доведет значение вероятности любого желаемого события до единицы, и событие станет неизбежным.
- Я готов! - Бабыкин рванулся из кресла, но вовремя опомнился.
Доктор смотрел прямо на него и, кажется, что-то обдумывал.
- Можете остаться у нас, - неожиданно сказал он.
- Как у вас? - не понял Бабыкин. - Здесь, что ли? - Он указал на туман под ногами. - Нет, лучше домой.
- Если вам не нравится данная субстанция, ее можно заменить. - Доктор посмотрел вниз. - Просто она удобнее, поскольку не имеет четкой формы.
- Нет, нет, - заволновался Бабыкин. - Ничего не меняйте. Мне у вас нравится, но знаете, в гостях хорошо, а дома лучше.
- Как хотите, - сказал доктор. - А вообще могли бы остаться, - он вздохнул. - Должен признаться, что мы так и не поняли, что из себя представляет ваш мир. Нет, в общих чертах ясно, но в деталях... Все ваши чувства находятся в жутких противоречиях. Желаемое, действительное, воображаемое, ожидаемое, реальное, полуреальное, нереальное... Уф! Я уж не знаю, как назвать остальное, но все это настолько перепутано, перекручено и размазано, что выяснить истину невозможно. Да вы и сами не знаете, что такое истина. У вас этих истин, как вселенных в макрокосмосе. Вы же в стадии хаоса! Как вы живете?!
Эдуард Петрович пожал плечами, не посчитав нужным отвечать на столь риторический вопрос.
- А у нас! - Доктор повел рукой, призывая воочию убедиться. - У нас хорошо! Оставайтесь, будете участвовать в общем мыслительном процессе. Разложим на атомы, развеем по вселенной - только диву будете даваться!